Глава четырнадцатая

Зря я договорилась встретиться с Мелани. Во-первых, Жизнь всю ночь храпел и не дал мне выспаться, во-вторых, Мелани тусуется в жутко дорогих и выпендрежных местах, которых я давно избегаю. И сегодня она работает в самом крутом клубе города, во всяком случае, в этом месяце он признан таковым. У клуба даже названия нет – куда уж круче. И про него говорят «тот, на улице Генриетты». Смешно.

Это закрытое заведение. Точнее, так оно было задумано, но грабительские цены – за идиотский антураж, призванный убедить посетителей, будто они не в Старом Дублине, а в Голливуде, – привели к тому, что сюда пускают всех без разбора. На неделе заходи кто хочешь, главное, плати втридорога. Но по выходным вход только для тех, кого здесь считают потрясающе крутыми, запредельными и сногсшибательными. Сегодня вечер пятницы – вход только для запредельных, так что у моей Жизни шансы невелики.

Я слышала, модные тусовщики жалуются – с каждой неделей народу здесь все меньше и меньше. Они подозревают, что это примета времени. По мне, так примета времени в том, что шикарный клуб без названия устроили на месте бывших трущоб, самых жутких в Европе. Раньше тут жили нищие, по десять-пятнадцать человек в комнате, и у каждого дюжина болезней. Крысы, вши, уборная на улице.

Я нажала на кнопку и ожидала, что крошечная створка сбоку большой красной двери откроется, а оттуда выйдет гном. Но вместо этого дверь распахнулась и наружу вышел мужик в черном, лысый, как шар для боулинга. На посетителей он смотрел, как Прекрасный Принц, выискивающий свою Принцессу, пока злой папаша не успел женить его на богатой людоедке.

Я его вполне устроила, зато моя Жизнь нет, и в этом заключается горькая ирония: не надо приходить в клуб со своей жизнью. Ее надо оставлять дома, в ванной, рядом с феном и кремом для загара и всеми прочими прибамбасами, с помощью которых можно перестать быть собой.

Шар для боулинга смотрел на мою жизнь так, точно по случайности проглотил кусок дерьма. Жизнь полез было в карман за бумагами, подтверждающими, что он может всюду сопровождать меня, но я его остановила:

– Не надо.

– Почему?

– Не здесь. – И попросила охранника: – Не могли бы вы вызвать сюда Мелани Саакян?

– Кого?

– Диджея Тьму. Мы ее гости.

– Ваше имя?

– Люси Силчестер.

– А его как зовут?

– Космо Браун, – громко ответил Жизнь. Все это его исключительно забавляло.

– Его нет в списке, он идет как плюс один.

– Здесь не бывает плюс один.

Он говорил так, словно в памяти его планшет-блокнота хранятся ответы на все тайны мироздания. И что, интересно, думает его планшетник о пророчествах майя касательно конца света в 2012 году? Или если этого нет в списке, то этого нет вообще?

Охранник подозрительно наблюдал за Жизнью, но тот, ничуть не смущаясь, облокотился о перила, отполированные задницами трущобных детишек, которые сотни раз скатывались по ним, и наслаждался происходящим.

– Это недоразумение. Вы не могли бы позвать Мелани?

– Мне надо закрыть дверь. Вы можете подождать здесь, а он пусть выйдет за ограду.

Я вздохнула:

– Хорошо, мы подождем.

Одна я могла войти в клуб, а вместе со своей жизнью – нет. Жестокий, жестокий мир. Мимо нас прошла компания, и я услышала обрывки их разговора. Этих пропустили без проблем, но что было бы, заявись они со своими жизнями? Клуб оказался бы пуст, вот что. И это тоже примета времени.

Минут через пять дверь распахнулась и появилась Мелани в черном платье размером с носовой платок. Загорелые руки увешаны браслетами от локтя до запястья, волосы собраны в высокий хвост, а скулы смуглые и блестящие, как у египетской царицы.

– Люси! – Она раскрыла руки, чтобы обнять меня.

Я попыталась встать так, чтобы в процессе объятий она не обратила внимания на Жизнь.

– А ты с кем?

Я поспешила внутрь, на ходу представив ей своего спутника. Мелани окинула его молниеносным взглядом из-под густых ресниц. Он даже не заметил, что его успели просканировать, занятый тем, что отдавал свой потертый пиджак гардеробщице. Вешалками в этом клубе служат золотые мускулистые руки, торчащие из стены, и его пиджак гардеробщица повесила на поднятый вверх средний палец. Символично, нечего сказать. Он закатал рукава рубашки и выглядел очень неплохо, но, конечно, его мускулам далеко до золотых.

– Ах ты, скрытная девица, – подколола меня Мелани.

– Да нет, господи. Это совсем не то. – Я аж передернулась.

– А, – разочарованно сказала она и протянула Жизни руку, увешанную браслетами: – Привет, я Мелани.

– Привет, Мелани. – Он сиял, как лампочка на сто мегаватт. – Рад познакомиться, я столько о вас слышал. Я Космо Браун.

– Прикольное имя. – Она рассмеялась. – Это ведь из…

– Да, из фильма. Слушай, Мел, он здесь никогда не был и жаждет все посмотреть, проведи нас везде! – Я изобразила крайнее воодушевление, и Мелани тоже воодушевилась до крайности и торопливо принялась нам все показывать. Куда бы мы ни заходили, мужчины обрывали разговор на полуслове и восхищенно на нее смотрели – дурачки, не по адресу пялитесь, здесь вам ничего не светит.

Б шестнадцать, когда мы только начинали тусоваться, я вовсю этим пользовалась: поняв, что Мелани совершенно не интересуется ими, мужчины переключались на меня, и я ничуть не возражала, потому что напрочь лишена гордости, а в шестнадцать и подавно об этом не задумывалась.

Для оформления клуба дизайнеры взяли идею основных элементов жизни, и четыре из них мы уже видели, но вот наконец подошли к двери с большой цифрой пять.

Жизнь вопросительно глянул на меня.

– Пятый элемент, – пояснила я.

– То есть… любовь?

– Романтик, – хмыкнула Мелани. – Но нет, – она распахнула дверь и весело ему подмигнула, – алкоголь!

В гигантском бокале шампанского извивалась стриптизерша в крошечном лифчике, едва прикрывавшем соски. Больше на ней ничего не было – вероятно, все растворилось в шипучке.

Я думала, Мелани сразу займется делом и на разговоры времени не будет, ведь чтение по губам и односложные ответы разговором не назовешь, но было еще рано, ее сет начинался после двенадцати, так что мы сели за столик, и Мелани, оглядев Жизнь, с интересом спросила:

– Итак, откуда же вы друг друга знаете?

– Мы вместе работаем, – сказала я.

Он посмотрел на меня, и я услышала, как он мысленно произнес: помни наш уговор.

– То есть можно это и так назвать, – добавила я.

– Вы работаете в «Мантике»? – спросила Мелани.

– Нет. – Соврешь, я скажу правду.

– Нет, – рассмеялась я, – он там не работает. Он… он вообще тут проездом. – Я посмотрела на Жизнь, ища одобрения. В принципе это не вранье. Он попытался это осмыслить.

Затем кивнул, но: ты ходишь по тонкому льду.

– Ну, клево, – сказала Мелани и обратилась к нему: – А где вы познакомились?

– Он мой кузен, – выпалила я. – Он болен. Смертельно. Хочет провести со мной остаток жизни, чтобы написать статью о современной женщине. Это его последнее желание.

– Вы родственники? – удивилась Мелани.

Жизнь расхохотался.

– Вас удивил только тот факт, что я ее кузен?

– Я думала, я их всех знаю. – Она скорбно понизила голос. – Печально слышать. Значит, вы журналист. С вами все в порядке?

И они принялись хохотать.

– Слушайте, я же ее всю жизнь знаю. Я сразу могу сказать, когда она врет, – пояснила ему Мелани.

Да, знала бы она правду.

– Ты никак не можешь удержаться, верно? – сказал мне Жизнь. – Ладно, тогда моя очередь. – Он наклонился к Мелани, и я внутренне сжалась. Она подалась ему навстречу и одарила самой обольстительной улыбкой. – Люси не нравится ваша музыка. – Он откинулся на спинку стула.

Ее улыбка погасла, и она тоже откинулась назад. Я уронила голову в ладони.

Жизнь невозмутимо заявил:

– Пойду возьму что-нибудь выпить. Ты что будешь, Люси?

– Мохито, – пробормотала я, не поднимая головы.

– Мне тоже.

– Отлично.

– И скажите, пусть запишут на меня, – добавила Мелани.

– Все в порядке, я впишу это в счет издержек, – усмехнулся он и отошел.

– Кто этот кошмарный типчик?

Я поежилась. Нет, я не могу сказать ей прямо сейчас.

– Мел, я никогда не говорила, что мне не нравится твоя музыка. Я говорила, что она мне не близка, но это разные вещи. Я просто не воспринимаю такой ритм.

Она не отрывала от меня взгляд, моргнула и повторила:

– Люси, кто он такой?

Я опять закрыла лицо ладонями. Новое изобретение: я вас не вижу, вы меня. Потом убрала руки и перевела дух. Достала мобильник, посмотрела в синие глаза Дона.

– Уф-ф, ну ладно. Дело в том, что этот типчик – моя Жизнь.

Она широко распахнула глаза.

– Как романтично.

– Нет, ты не поняла. Не в нем моя жизнь, а он сам – моя Жизнь. Не так давно я получила письмо из «Агентства Жизни», и вот, это он.

У Мелани открылся рот.

– Ты меня дуришь. Он – твоя жизнь?

Мы обе оглянулись. Он встал на цыпочки у стойки, чтобы его заметили и обслужили. Я поежилась.

– Он… ну, он…

– Жалкий, – договорила я за нее. – Ты назвала его кошмарным типчиком.

Глаза Мелани, ласковые, как у олененка Бэмби, с тревогой смотрели на меня.

– Ты несчастлива, Люси? – спросила она.

– Я? Нет, это не так. – Я не врала. Я не чувствовала себя несчастной, разве что немного расстроенной, с тех пор как объявился Жизнь и ткнул меня носом в мои недостатки. – Зато он чертовски несчастлив.

– Расскажи мне, как это у вас складывается.

– Он Ватсон, я Холмс. Он – рентгеновские лучи, а я – сломанная нога. Ну как бы тебе объяснить? Он зависит от меня. И теперь повсюду со мной таскается.

– Почему?

– Наблюдает и старается, чтобы дела пошли на лад.

– У кого? У тебя?

– И у него.

– Например, какие дела? Что не так?

Я порылась в памяти в поисках максимально правдивого ответа. Мне почти ничего не пришло в голову. Газет Мелани вообще не читает, телевизор не смотрит, так что о происшествии со Стивом ей наверняка неизвестно.

– Ну, например. У нас на работе случилась веселая история. Одного сотрудника уволили, на другой день он пришел в офис с пистолетом – не бойся, пистолет был водяной, правда, в тот момент мы об этом не знали – и сильно нас напугал, а потом еще пара неприятностей приключилась, и поэтому моя Жизнь какое-то время побудет рядом со мной. – Я, кажется, сумела поведать это весьма правдиво и максимально расплывчато.

И тут сработала пожарная сигнализация. Я было обрадовалась, что сейчас всех начнут эвакуировать и наш неприятный разговор на этом закончится, но ошиблась: это была не сигнализация, а сирена, как на американских полицейских машинах. Вууп, вууп – она завывала и мигала на подносе у официантки, которая принесла нашу выпивку.

– Скромненько и со вкусом, – отметила я.

– Привет, ребята, – пропела официантка. – Ваш мужчина сказал, что он пока побудет в баре.

– Спасибо. – Мелани оглядела ее снизу доверху и расплылась в соблазнительнейшей улыбке. Когда девушка отошла, Мелани нагнулась ко мне и пояснила: – Новенькая. Клевая.

Я проводила официантку взглядом:

– Красивые ноги.

Мы были подростками, когда Мелани сказала мне, что она лесба, и я немедленно напряглась, хоть и попыталась это скрыть. Я вовсе не была гомофобкой, но мы с ней очень тесно общались всю жизнь: часто мы вместе ели, спали, делили душ и туалет – словом, были как родные сестры. И я не очень понимала, как мы и дальше будем так жить, после того что она мне сообщила. А вскоре, когда я попыталась забаррикадироваться от нее в туалете, она очень четко и очень громко (дело происходило на автозаправке, и очередь из трех человек с удовольствием ее слушала) растолковала мне, что ни-ког-да, ни-ког-да я не стану объектом ее сексуального интереса. После этого мне не стало лучше. Особенно меня поразило это дважды повторенное «никогда». Что ж она, никакого шанса мне не оставляет? Но я ведь могу измениться с годами, так что зря она проявляет такую твердолобость.

Мы потихоньку пили мохито. Я надеялась, что Мелани сменит тему, но, зная ее упертость, не сильно на это рассчитывала.

– И что именно приключилось? Какие неприятности? – продолжила она. Ровно с того места, где мы остановились.

– Ерунда. Небольшие проблемы, ничего особенного.

Она прищурилась.

– Какие проблемы?

– А, слегка приврала в своем резюме. – Я небрежно махнула рукой.

Мелани это позабавило, и она рассмеялась:

– Да ладно!

Пока что ей смешно, но если она узнает, в чем суть… нет, этого нельзя допустить. Я обдумывала, как бы половчее ей все это подать, когда Жизнь вернулся обратно за столик. Почуял, не иначе.

Мелани по-новому, с восхищением смотрела на него:

– Люси мне только что сказала, что вы ее Жизнь.

Он был очень доволен, что я сказала ей правду.

– Замечательно.

– Это так круто, можно я вас обниму?

Не дожидаясь ответа, Мелани подошла к нему и нежно обвила руками за шею. Браслеты радостно звякнули. Жизнь млел от удовольствия. Он даже глаза закрыл.

– Погодите-ка.

Она отстранилась и взяла сумочку. Покопалась там и достала мобильник.

– Хочу сделать фото.

Опять прижалась к Жизни, вытянула руку с телефоном как можно дальше и щелкнула себя с ним. Он улыбнулся, обнажив горчично-желтые зубы, особенно кошмарные по сравнению с белоснежными зубками Мелани.

– Выложу в «Фейсбуке». Да, так Люси мне рассказала, что малость приврала в своем резюме. – Мелани безмятежно хмыкнула и радостно ждала продолжения занятной сплетни. Она жадно тянула полными, сочными губами свой мохито через соломинку.

– Вот как? – Он был поражен. Еще одна галочка в списке моих хороших поступков.

– Угу. – Я потерла переносицу. – Я написала, что знаю один язык, а на самом деле я его не знаю.

Вот, все очень просто. Давайте посмеемся и как можно скорее об этом забудем. Есть масса более интересных тем. Но нет, так легко мне не отделаться.

– Что за язык, – весело поинтересовалась Мелани, – суахили?

– Нет, – мрачно ответила я.

– Ну а какой, какой язык-то? Вы знаете, Космо, – пожаловалась она, – мне вечно силком приходится вытягивать из нее любую мелочь.

– Испанский.

Карие глаза Мелани чуть потемнели, но она все еще улыбалась, хоть и не так оживленно.

– Ты знаешь испанский даже хуже, чем я.

– Да.

Я хотела сменить тему, но никак не могла придумать, как сделать это легко и непринужденно.

– А если б тебя попросили перевести что-нибудь на испанский?

– Меня просили. – Я глотнула мохито. – Постоянно. Наши основные языки – английский, французский, голландский и итальянский.

– И испанский, – сказала она.

– И испанский, – подтвердила я.

Она медленно тянула алкоголь через соломинку, не сводя с меня глаз.

– И что же ты делала? – Похоже, она уже обо всем догадалась. Хотя, может, это моя паранойя?

– Я… мне немножко помогали.

Жизнь тревожно переводил взгляд с нее на меня и обратно, поняв, что дело неладно. Я подумала, что сейчас он достанет свой комп и отыщет там ответ, но он просто вежливо помалкивал.

– Кто тебе помогал? – жестко спросила Мелани и напряженно ждала ответа.

– Мелани, ну прости. Извини меня, пожалуйста.

– Не извиняйся. Просто ответь на вопрос, – холодно велела она.

– Ну да. Да. Прости меня.

– Тебе помогала Мариса.

– Да.

Это ее потрясло. И хоть она уже была готова к такому ответу, все-таки не могла в это поверить. Я думала, она выплеснет мне в лицо остатки своего коктейля, но ее гнев тут же угас, и она лишь с горечью на меня смотрела.

– И ты все это время с ней общалась?

Мариса была ее огромной любовью, и она разбила сердце Мелани самым жестоким образом, после чего мы дружно ее возненавидели. И я тоже, но затем она прислала мне имейл, спрашивая, как у Мелани дела. Я ответила ей очень сухо, коротко сообщив, что у Мелани все прекрасно. А потом ситуация изменилась, и мне понадобилась ее помощь.

– Да я не общалась, только насчет переводов. Ничего личного.

– Ничего личного?

– Ну так, минимально. Она всегда о тебе спрашивала, я ей отвечала, что ты в полном порядке, рассказывала о твоих успехах, о том, что у тебя куча друзей и поклонников. Я ни разу не написала ей ничего, что тебе бы не понравилось. Клянусь. Она волновалась за тебя.

– Да уж, она волновалась… Сколько ты там уже работаешь?

– Два с половиной года, – промямлила я. Мне было мерзко, оттого что все это происходит у него на глазах, а главное, что это вообще происходит.

– И два с половиной года ты с ней поддерживаешь отношения. Люси, я поверить не могу.

Она вскочила и нервно начала шагать взад-вперед, потом подошла обратно к столику, но осталась стоять.

– Каково бы тебе было, если бы я без твоего ведома общалась с твоим бывшим парнем, о котором ты ничего не знала с того момента, как вы расстались? Я сотни раз думала, как она живет, что делает, а ты всю дорогу знала и ни слова не сказала мне. Что бы ты чувствовала, если бы я с тобой так поступила?

Жизнь настойчиво смотрел на меня. Я понимала, он хочет, чтобы я рассказала ей о Блейке. Но сейчас я никак не могу этого сделать. Нет, сейчас не время. Но и врать я не могу.

– Я понимаю. Мне тоже было очень тяжело. – Я нервно сглотнула. – И ты тоже все время общалась с Блейком, – попыталась защититься я.

Она поглядела на меня как на дуру.

– А при чем тут Блейк? Это совершенно другое дело. Ему же не взбрело в голову вдруг ни с того ни с сего растоптать твое сердце и разбить его на тысячу кусков. Ты сама его бросила. И ты понятия не имеешь, что я чувствую.

Жизнь сверлил меня взглядом: «Если вам есть что сказать, скажите это сейчас или храните молчание до конца своих дней». Я выбрала второе.

Она замолчала, опасаясь, что может наговорить лишнего. Впрочем, и так уже было сказано достаточно.

– Я выйду на минуту, мне надо воздуху глотнуть.

Она сгребла со стола сигареты и быстро ушла.

– Теперь ты счастлив?

– Мне немного лучше.

– Похоже, чем лучше тебе, тем хуже всем остальным. Какая мне от этого польза, можешь объяснить?

– Пока очень маленькая, но постепенно ты убедишься, что все делаешь правильно. Люди должны узнать тебя.

– Они и так меня знают.

– Ты сама себя плохо знаешь, а они и подавно.

– Да ты философ.

Я взяла сумочку.

– Ты куда?

– Домой.

– Но мы же только пришли.

– Она не хочет, чтобы я осталась.

– Она ничего такого не сказала.

– А ей и не надо говорить.

– Ну так предоставь ей самой решать.

– Как?

– Останься. Ты никогда еще так не поступала.

– И что мне делать, если я останусь?

Он задрал бровь.

– Танцевать.

– Я не желаю с тобой танцевать.

– Глупости, давай. – Он встал и схватил меня за руки. Я пыталась высвободиться, но он оказался неожиданно сильным.

– Я не танцую, – упорствовала я.

– Неправда. Раньше ты всегда танцевала с Блейком. Вы с ним даже два года подряд побеждали на конкурсе «Грязные танцы».

– А теперь не танцую. И вообще, на площадке никого нет, мы будем выглядеть, как два кретина. Все у меня хорошо, не хватает только грязные танцы со своей Жизнью танцевать.

– Не обращай ни на кого внимания. Танцуй себе, и все. И они не будут на нас смотреть.

Но они, конечно, смотрели. И Мелани тоже наблюдала за нами, стоя в полумраке у дверей. Значит, она не так безумно злится на меня? Мне показалось, что у меня с души сняли тяжкий груз. Какое счастье, что теперь мне не надо притворяться перед ней.

Жизнь танцевал как Траволта в «Криминальном чтиве» и как пьяный дядюшка на разудалой свадьбе, но он был счастлив, и я невольно повеселела. И выдала нечто а-ля Ума Турман, и танцевала так, словно никто на нас не смотрит, и мы последние ушли с площадки и из клуба.

Он проявил настойчивость и добился своего. Жизнь всегда добивается своего, когда знает, чего хочет.

Дата добавления: 2015-11-16