Глава девятнадцатая

Он бросил их на полку, и я проснулась. Дон подскочил рядом со мной. Спросонья он, видно, не разобрался, где находится, и немедленно приготовился к обороне.

– Все в порядке, – лениво протянула я, – это он.

– Кто? – Дон так напрягся, точно явился мой тайный любовник. Теоретически в этом не было ничего невозможного, но вряд ли тот стал бы распевать «Песню Земли» Майкла Джексона.

– Моя Жизнь, – пояснила я с виноватой улыбкой.

– В шесть утра? – Он посмотрел на часы.

– Он ранняя пташка.

– Ясно. – Дон улыбнулся. – Как он, одобрит все это?

Неожиданно пение смолкло и пластиковые пакеты перестали шуршать.

– Я слышу, кто-то разговаривает? – пропел Жизнь. – Я слышу мужской голос? Мужчина в постели крошки Люси?

Я закатила глаза и нырнула под одеяло. Дон крякнул и прикрылся простыней.

– О-о-о, Лю-у-си-и, – голосил Жизнь во все горло, все ближе к нам, – ты плохо себя вела-а, я наде-е-е-юсь? О, вот и вы. – Жизнь встал у изножья кровати. – Да!

Я расхохоталась, потому что Жизнь громко заулюлюкал от радости.

– Смотри-ка, одобрил, – ухмыльнулся Дон.

– Конечно одобрил, ведь теперь нам не придется платить за чистку ковра, не так ли? Люси, твой план сработал. Эх, видели бы вы, что она сотворила с мойщиком окон.

– Я не потому провела с ним ночь, что не хотела платить за ковер. Хотя это очень любезно с твоей стороны, Дон, спасибо большое.

Дон рассмеялся. Жизнь присел на кровать. Я спихнула его ногой, и он покорно удалился, но через две минуты вернулся с подносом, который поставил Дону на колени.

– Не знаю, что вы любите: мармелад, джем или мед. Поэтому я принес все.

– А как насчет меня?

– Ты сама о себе позаботься.

Дон весело присвистнул:

– Вы со всеми ее мужчинами так обращаетесь?

Жизнь прилег у нас в ногах и захихикал.

– Дон, на свете не хватит хлеба, чтобы сделать тосты всем ее любовникам.

Дон заржал.

– Он тебя не раздражает? Ничего, что он тут болтается? – Я была удивлена.

– Ну, он же часть тебя, верно? – Дон намазал тост джемом и протянул мне.

Жизнь многозначительно задрал бровь и посмотрел на меня. Он был очень мил, но я хотела, чтобы он ушел, и чтобы Дон тоже ушел. Я должна подумать о поездке к мужчине, которого люблю.

– Ты выглядишь всклокоченной, – сообщил Жизнь, потянувшись за тостом. Затем он по-приятельски посмотрел на Дона. – Вы, наверное, думаете, что она черт знает как выглядит? Не стесняйтесь, мы оба знаем, что это правда. Она отнюдь не жаворонок. Да что там, она и в час дня бывает кошмарновата.

Дон засмеялся.

– Люси прекрасна, – сказал он и сделал мне еще один тост.

Жизнь не стал спорить, он просто внимательно меня изучал, слегка наклонив голову.

– Спасибо, – поблагодарила я Дона, но аппетит пропал. Он очень славный, но все это совсем некстати. Чем милее он себя вел, чем паршивее я себя чувствовала.

– Не означает ли это, что наше небольшое путешествие отменяется? – спросил Жизнь, словно нарочно решил затронуть больную тему.

– Нет, – хмуро ответила я, разозлившись, что он упомянул об этом при Доне. – И вообще, не мог бы ты оставить нас вдвоем?

– Не мог бы, – вызывающе отказался он.

– Если ты не уйдешь, ты об этом пожалеешь.

– Ты мне угрожаешь?

– Да.

Он откусил половину тоста и даже не шелохнулся.

– Отлично. – Я сбросила одеяло и голышом направилась в ванную – он аж поперхнулся, а Дон весело, как мальчишка, гикал и хлопал себя по коленке.

В залитой светом ванной я стояла под душем и переживала, что они остались вдвоем. Что они там обсуждают, интересно. Не важно, черт с ними. Мне не хотелось выходить к ним, и я так долго плескалась и напустила столько пару, что уже даже двери было не видно. Мне невмоготу смотреть Дону в глаза. Что бы ни было этой ночью между нами, по сравнению с чувствами к Блейку все это не имеет значения. Намылив голову шампунем в третий раз, я подумала: а почему, собственно, я решила, будто Дон хочет от меня чего-то большего? Возможно, его полностью устроит одна ночь, проведенная вместе? Эта мысль меня приободрила, и я наконец выключила воду.

Снаружи было тихо. Я выбралась из ванны и прислушалась. Они негромко о чем-то говорили, слов не разобрать. Тогда я протерла зеркало полотенцем и воззрилась на красное распаренное лицо, хмуро взиравшее на меня. Лицо скривилось и вздохнуло.

– Прекрати, Люси, – строго велела я отражению. – Наплюй на все и верни Блейка.

Почему-то это меня не вдохновило, а слегка напугало. Я не знала точно, чего же я хочу, и, кажется, у меня потерялась цель.

Когда я пришла к ним на кухню – полностью одетая, – они умолкли. На столе стоял омлет и две чашки кофе. Они посмотрели на меня: Дон ласково, а Жизнь искоса. Мистер Пэн встретил меня из гнезда в туфлях на подоконнике очень неодобрительным взглядом – я сама так смотрю на него, когда он писает где не надо, – видимо, он считал, что я не права.

– Понятно, меня обсуждаете, – сказала я и включила чайник.

– Я твоя жизнь, а он только что провел с тобой ночь, что ж нам еще обсуждать? Он оценил тебя на четверку по десятибалльной шкале, кстати говоря.

– Не слушай его, Люси.

– Не буду.

– В кофеварке тебе кофе остался, – мимоходом заметил Жизнь.

– Вот спасибо. Кофе ты мне оставил, а завтрак не сделал?

– Завтрак готовил не я, – фыркнул он.

– О, прости. – Я посмотрела на Дона.

– Он в микроволновке, разогревается.

– Спасибо.

Не очень обнадеживающее поведение для человека, который больше не хочет с тобой общаться, но все же шанс есть. В задумчивости я открыла дверцу, чтобы взять омлет.

– Осторожно, тарелка горячая, – предупредил Дон, но я пропустила это мимо ушей и взяла ее голой рукой. Она была очень горячая! Я взвыла от боли, а Дон уже вскочил и бросился ко мне.

– Дай я посмотрю. – Он осторожно взял мою руку и немедленно повел меня к раковине, встал рядом и, не отпуская меня, держал ее под струей холодной воды. Наконец рука у меня совершенно заледенела, и я хотела закрыть воду, но он твердо сказал: – Нет, надо держать не меньше пяти минут.

Я открыла рот, чтобы возразить, но молча закрыла его обратно.

– Как ты этого добиваешься? – поинтересовался Жизнь.

– Чего именно?

– Чтоб она не спорила?

Дон усмехнулся, ничего не ответил и продолжал заниматься моей рукой с самым озабоченным видом.

– Да чего уж, все равно придется ампутировать. – Жизнь отправил в рот очередную порцию омлета.

– Ты такой заботливый, – кивнула я, – просто прелесть. Вот у Дона бы поучился.

– Он с тобой спит, ему приходится притворяться.

Он шутил и ерничал, но я видела, что Дон ему очень по душе. Он просто сиял и выглядел лучше некуда – в новом темно-синем пиджаке, идеально подобранном под цвет глаз. Да, из бесцветно-мышино-серых они стали темно-голубыми. Он больше не шмыгал носом, да и сам нос как будто уменьшился, зубы сияли белизной, дыхание посвежело, и вообще он превратился в настоящего симпатягу. Он подначивал меня, но я знала, что это любя. Казалось бы, я и сама должна быть счастлива, но что-то меня угнетало. Что-то было не так.

– А чего это ты так вырядился?

– Сегодня вечером я ужинаю с твоими родителями.

Услышав это, Дон глянул на меня с сочувствием.

– Точнее, даже не я, а мы. Мы сегодня вечером идем к ним в гости. Вчера я позвонил им и пообщался с очень приятной дамой по имени Эдит. Она чрезвычайно обрадовалась, узнав, что мы придем вдвоем, и сказала, что немедленно предупредит твоих родителей о нашем визите, а также обещала приготовить нечто вкусное.

Так, похоже, у меня мини-приступ паники.

– Ты хоть немного соображаешь, что делаешь?

– Да. Я вместо тебя проявляю элементарную вежливость по отношению к родителям. За что ты должна быть мне благодарна. Твоя мама нуждается в помощи, а ты и ухом не ведешь. Кстати, она и в вашей помощи нуждается, – он посмотрел на Дона, – там в гостиной кофейное пятно на персидском ковре. Ужа-а-асное. – Он скорчил страдальческую мину. – Так что я дал им ваш телефон.

Ну, это уж вообще ни в какие ворота. Я тут пытаюсь потихоньку избавиться от Дона, а он фактически приглашает его в дом к моим родителям. Теперь их будет двое – тех, кто был у меня в студии и в Глендалохе.

– Нет, ты не понимаешь, насколько все это ни к чему. Ей абсолютно не нужна моя помощь, она великолепно сама все устроит. Она собственные похороны организует на высшем уровне и без чьей-либо помощи, уж поверь мне. А отец… о господи, что же ты наделал! Он с тобой познакомится? Да ему же не о чем будет с тобой говорить в принципе.

Я горестно прижала к щеке здоровую руку, а потом вдруг осознала, что Дон тоже здесь и все это слышит. Поэтому выпрямилась и продолжила как ни в чем не бывало:

– Погода сегодня вроде хорошая, да?

Жизнь покачал головой, глядя на Дона. А Дон, который все еще держал мою руку под ледяной водой, вдруг сделал что-то неуловимое, как-то всем своим существом, молча и без единого жеста, дал мне понять, что он меня поддерживает.

Мы вышли на улицу и встали в тени моего дома. Через дорогу, в парке, светило утреннее солнце, но здесь было прохладно и ветер задирал мне платье, а я пыталась прижать его к ногам, хотя ничего такого, чего Дон не видел бы ночью, под платьем не обнаружилось бы. Но теперь все было по-другому.

– Подвезти вас на машине супергероя? – предложил Дон, но я слышала неловкость в его голосе. И дело было не только в его странноватом авто, но и в том, что сейчас утро, ночь превратилась в новый день, а он все в той же одежде, и я держусь отстраненно вот уже не меньше получаса. Ему не за что ухватиться.

– Нет, спасибо, я поеду на своей, нам же вечером к родителям.

Настал самый ужасный момент: как прощаться – пожать руки, поцеловаться, кивнуть, не дотрагиваясь друг до друга?

– У меня завтра выходной, можем встретиться, если хочешь. Пообедаем где-нибудь. Или кофе попьем, или поужинаем, или выпьем.

– Богатый выбор, – усмехнулась я, пытаясь вежливо отказаться от всего. – Я завтра уезжаю после работы. – Я чуть не сказала «и вернусь очень поздно», но, возможно, Блейк захочет, чтобы я осталась с ним раз и навсегда, и тогда мне придется нанять фургон, чтобы перевезти свои вещи в Бастардстаун, в графство Уэксфорд.

Это должно бы меня вдохновлять, но нет, почему-то мне не хочется покидать свою уютную студию, к которой я так привязалась. Интересно, Блейк согласится там жить? Тот Блейк, которого я знала, не согласился бы на это ни за что на свете. Кухня крошечная, ему негде будет развернуться, чтобы готовить свои кулинарные шедевры, а если он, например, решит подкинуть блин – отработанным, артистичным жестом, – тот улетит со сковородки прямо на лампу. Нам придется сражаться за место на одежных занавесках, ведь у него куча шмоток. И он не поместится в маленькой ванне, не говоря уж о том, чтобы нам вдвоем распивать там вино, как мы, бывало, делали в пекарне по воскресеньям. Я представила себе Дженну, обвившую его ногами за талию в пенной ванне, и у меня бешено застучало сердце. Пока я обдумывала нашу совместную жизнь с Блейком, Дон напряженно смотрел на меня. Потом сказал:

– Да, разумеется, – ты же едешь к своему бывшему бойфренду.

Я не знала, что на это ответить, и промолчала.

Он откашлялся.

– Это, наверное, не мое дело, но… – Он не стал продолжать, может быть, потому что я отвернулась. Меня удивило, как он это произнес, неожиданно жестко и отчужденно. – Что ж, ладно, спасибо за вчерашний вечер.

Я взглянула на него, он кивнул и пошел к машине. Обернулся и помахал на прощание Жизни, а тот помахал в ответ. Он сел в фургон и завел двигатель. Я не хотела, чтобы все так закончилось, хоть именно я к этому и подвела, но мне не удалось заставить себя произнести ни единого слова. Так что я молча стояла и смотрела, как он уезжает, чувствуя себя распоследней дрянью, а потом развернулась и пошла к своей машине.

– Эй, – Жизнь последовал за мной, – что случилось?

– Ничего не случилось.

– Но он же уехал, совсем. Вы что, поссорились?

– Нет.

– А он предложил тебе встретиться еще?

– Да.

– И?

– Я не могу. Мы завтра уезжаем.

Я пыталась ключом открыть дверь машины, но она не поддавалась. Я сердито пыхтела, а Жизнь неодобрительно наблюдал за мной.

– Мы едем туда-обратно на один вечер и завтра поздно ночью уже вернемся.

– Угу, наверное.

– Что значит – наверное?

Меня бесил ключ, и меня бесил Жизнь. Я взорвалась:

– Завтра я намереваюсь сказать человеку, которого люблю, что я его по-прежнему люблю. Неужели ты думаешь, что я хоть на минуту сомневаюсь, не предпочесть ли мне в этой связи свидание с мужчиной, который ездит на желтом фургоне с волшебным ковром-самолетом на крыше?

Жизнь на мгновение застыл, затем взял у меня ключ, мягко повернул его, и дверь открылась.

– Поехали, – сказал он.

– И все?

Он обошел машину спереди, открыл свою дверь и сел рядом со мной. Холодный, спокойный, сосредоточенный.

– И никаких лекций, нравоучений, психологических изысканий и метафор?

Он пожал плечами:

– Не беспокойся, жизнь, полная сожалений и угрызений, скажет сама за себя.

Он наклонился и включил радио.

Адель пела «Такого, как ты». Он сделал погромче.

Я убавила звук. Он прибавил. Какое-то время я слушала, как она переживает об утраченной любви и уверяет себя, что найдет «такого, как ты», а потом переключила на новости.

Он нахмурился:

– Ты не любишь музыку?

– Люблю, но с некоторых пор не слушаю.

Он сел ко мне вполоборота и спросил:

– С каких это пор?

Я сделала вид, что задумалась.

– Года два.

– А, случайно, не два года одиннадцать месяцев и двадцать дней?

– Не могу так точно сказать.

– Очень даже можешь.

– О'кей, ты прав.

– Ты не можешь слушать музыку.

– Я не сказала «не могу».

Он снова переключил на Адель. Я вырубила радио.

– Вот, – он наставил на меня указательный палец, – ты не можешь слушать музыку!

– Ладно, не могу. Мне становится грустно. Почему это тебя так радует?

– Меня радует не это, а то, что я прав.

Мы отвернулись друг от друга, оба раздраженные и недовольные. Похоже, сегодня один из тех дней, когда жизнь мне не особенно мила.

На входе в «Мантику» я его потеряла и поднялась в лифте одна. А он, оказывается, уже был в офисе. Сидел в черном кожаном кресле, и Мышь что-то быстро читала ему с листа, а он отвечал ей со страшной скоростью. Длинноносая держала в руке часы Грэма, чтобы вовремя сказать «стоп!», а Дергунчик стоял рядом и пил кофе из кружки с надписью «Лучший папа в мире». На лице его расплылась широченная улыбка. Я вошла и встала у двери.

– В каком году Люси так напилась, что пошла в салон тату и набила себе сердечко?

– В двухтысячном, – немедленно ответил Жизнь.

Я обомлела. Темой была я!

– И где эта татушка?

– На заднице.

– Поконкретнее.

Жизнь потряс рукой, вспоминая.

– Я ее видел сегодня утром… черт, где же… на левой ягодице.

– Правильно.

Грэм оглянулся и одарил меня голодным взглядом.

– В пять лет Люси сыграла свою первую роль на сцене в «Волшебнике из страны Оз». Кого она играла?

– Жевуна.

– И что с ней случилось на премьере?

– Она описалась, и ее пришлось увести со сцены.

– Правильно! – засмеялась Мэри.

– О, Люси, вы уже здесь. – Дергунчик наконец заметил меня. – Я сегодня поговорил в кафетерии насчет вашего фасолевого салата.

Я не сразу поняла, о чем он толкует.

– Сказал им, что моя коллега недосчиталась одного вида фасоли, а они, представьте, имели наглость спросить, видел ли я своими глазами салат, который вы ели. Я потребовал вызвать управляющего. Словом, опуская ненужные подробности, а их масса – ведь я провел там немало времени, убеждая их, что вы, безусловно, сказали чистую правду…

Остальные встретили радостными воплями очередной верный ответ Жизни. Но я не обращала на них внимания, растроганная тем, что, несмотря на историю с испанским, Дергунчик по-прежнему мне верит.

–…они при мне проверили оставшиеся порции, и – вы были правы, там всего два вида фасоли. Не хватает белой каннеллини, которая, честно сказать, даже и не знаю как выглядит. Тогда я спросил управляющего: «Как вы намерены компенсировать отсутствие указанного продукта моей коллеге, ведь салат из трех фасолей без каннеллини – все равно что пастуший пирог без барашка или бисквит с ромом без рома?» Это просто неприемлемо.

– Ох, Квентин, – я закрыла рот ладошкой, чтобы не засмеяться, – спасибо вам большое.

– Совершенно не за что. – Он подошел к своему столу и вынул из ящика конверт. – Вот, возьмите. Это на дополнительный двойной салат, а еще бесплатный талон на ланч.

– Квентин, – я обняла его, – спасибо вам.

Он слегка смутился.

– Спасибо, что защищали мои интересы.

Открылась дверь, и вошла Рыбья Морда. Она быстро окинула всех взглядом, включая и нас с Квентином, стоявших особняком.

– Я всегда готов вас защитить, Люси, не сомневайтесь в этом, – сказал он, как раз когда Эдна проходила мимо нас.

Она настороженно поглядела на меня, явно решив, что речь идет об истории с испанским.

– Простите, – громко, чтобы привлечь мое внимание, попросил Жизнь, – вы не могли бы повторить, я не расслышал вопрос.

– Про какой язык, – застенчиво, но с любезной улыбочкой произнесла Мышь, – Люси написала в резюме, что она его знает, хотя это и неправда?

– Ну, это всем известно, – рассмеялся Жизнь. – На счет «три», хором: раз, два…

– Испанский! – дружно грянули они, и Дергунчик тоже, а потом уставились на меня и расхохотались.

Мне ничего не оставалось, как присоединиться. Надо так понимать, они меня окончательно простили.

Дата добавления: 2015-11-16