29 страница

Молчит... Похоже, он не понимает, зачем он мне это сказал. Или же признаваться не хочет.

– Эндрю?
– Давай я просто провожу тебя, и... – Правду таки ему из себя не выдавить, не получается... – Поговорим потом... как-нибудь.

Ну, что с него взять... Я поднимаюсь. Выхожу в прихожую, снимаю с вешалки куртку, шнурую ботинки. Рядом стоит. В дурацких смешных тапочках-собачках. У одной глаз оторван и язык пришит на бок, собачка-даун... «Да и что тебе? Зато они тёплые!» – сказал он мне, когда я первый раз в них увидел.

Он никогда не скажет о чувствах, находясь дальше, чем на расстоянии руки вытянутой, ему нужно телом почувствовать тепло собеседника. По этой причине он никогда не мог общаться с психологами, говорил, что мать в детстве таскала. А уж мать – чужой ему человек. И вообще, всё в этой квартире – совершенно чужое...

– Просто я доверяю тебе потому что... – говорит, когда я распрямляюсь. – А больше – кому...? – Но дотронуться до меня он всё равно не решается. Потому что и я теперь – не его.
– Всё будет в порядке, Глэм, – говорю я ему. Кажется, он пока в этом уверен, и слава богу. – Но только держи себя в руках, хорошо?
– Угу. – Он понимает, что я и здесь имею в виду его болячку, а ни что иное. И это тоже не может не радовать.

– Чего ты смеёшься?
– У меня в цветке живёт божья коровка... – говорит мне в просвет между дверью и косяком.
– Пфф, бл... Какой же ты дурак, Глэм. – Он ещё больше хохочет.

2.

В понедельник я отвожу его в лабораторию. Сам остаюсь ждать в машине. Он вроде бы в неплохом настроении, никаких соплей, но немного замкнут в себе и сосредоточен. Возвращается спустя пятнадцать минут, с двумя чеками и «Чупа-Чупсом» во рту. Результаты будут только через восемь рабочих дней, пятого декабря. Долго...

Я всё-таки решаю спросить его насчёт работы. Очевидно, что ему нужны будут деньги, и, возможно, немало. Неважно, сейчас или через полгода, они понадобятся, а троих (Серёжу, его и Агнес) я точно не вытяну.

– Я сказал, не мой уровень... – Он усмехается. – И... мне не понравилось, как Тимур мне сказал, типа, я очень проблемный... ты понимаешь? Он фактически назвал меня психом.
– Может, не стоило отказываться всё же?

Он пожимает плечами и мотает головой, кривясь.

– Почему вы не пишетесь? – спрашивает. – Мы уже год ничего не записывали.
– Потому что... потому что ты сам знаешь почему. У нас нет ни текстов, ни музыки. Я не могу записать пустоту.
– Я думал, есть что-то...
– С чего бы?
– Ты всегда говорил, это просто работа. И для того, чтобы писать, не нужно никаких вдохновений. Отмазка для тех, кто не годен ни на что. Ежедневный труд. Просто садишься и пишешь, складываешь слова в фразы, фразы в рифмы, рифмы в текст. Пара месяцев – полсотни текстов, выбирай – не хочу. В прошлый раз... действительно хорошо получилось.
– Нужен толчок, – поясняю, выслушав этот трэд. – Нет толчка, нет ничего... Так всегда. После перерыва сразу не вклиниться.
– Неужели у тебя в жизни не происходит ничего такого, чтобы могло бы...?
– Могло что? Подстегнуть? Я не знаю. А что должно произойти, что-то вроде того, что случилось два года назад? – Я смеюсь. – Если писать такой ценой, то уж лучше вообще больше никогда не работать.

Он молчит. Я завожусь, и у нас остаётся минут десять для разговора. Мне интересно... мне интересно вот что:

– Как ты себя вообще чувствуешь, Глэм?
– Да, в общем, нормально. – Удивляется будто. – Только усталость есть немного, совсем недавно стал замечать. Не могу толком ни на чём сосредоточиться. Какое-то состояние странное... Ну, например, на лекции сижу, препод вещает с кафедры, я всё слышу, записываю и понимаю, что постоянно зацикливаюсь на том, что написал. Пытаюсь переварить, и не получается. Начинаю тупо пялиться в тетрадь, типа, о чём это вообще? Даже простые, элементарные вещи. Задачи плёвые... которые на прошлом курсе, как семечки, щёлкал. Ты знаешь, что они скинули меня снова на третий? Но это не суть, там программа точь в точь, которую я уже проходил. И, тем не менее, такое ощущение, что ничего сообразить не могу. Если семинар какой-то, могу выйти и просто молчать. Я открываю рот, а сказать ничего не выходит. Народ ржать начинает... – Сам смеётся. – Как даун, блин. Сплю плохо...
– До обеда валяешься?
– Ну, да, да не в этом дело. Я ложусь в десять. Но у меня бессонница. Я до трёх часов могу проваляться – и ни в одном глазу. Ну, вот вообще. Просто устаю оттого, что не могу заснуть. Как засыпаю, на утро вообще не помню. Вскакиваю в восемь по будильнику, и как на автопилоте. Чай крепкий или кофе, в обед энергетик, ну, так до вечера как-то тяну. Иногда вообще ложусь в восемь...
– Может, тебе врача подогнать? Есть дядя хороший.
– Который... типа, по психам? – Улыбается.
– Типа, да. По таким, как я, например.
– Не надо пока. Схожу к этому... как его, гепатологу, если к неврологу направит, пойду. И-и...
– Чего «и»? Глэм.
– У тебя, правда, нормально всё? У вас... – Запинается.
– А тебе интересно, как у нас? – уточняю, но без претензий.
– Для проформы... – Пауза. – Ну, вдруг у тебя там проблемы какие-то, а я тут ещё со своими... Не хочу навязываться.
– Там всё в порядке.
– А то, что Антон мне говорил, что парня в школе прессуют...
– Так я уже разобрался. Всё хорошо.
– Я понял... – Завидует мальчику... У мальчика я, у него – дырка от бублика. А кто виноват... Опять Макс Левашов? Я так не думаю.

Приезжаем, и выгружается. Я замечаю не сразу, что он не отходит, а останавливается с моей стороны, в полутора метрах. И стоит... Опускаю стекло.

– Чего...

Он волнуется. Значит, опять что-то важное. Жду. Наконец, говорит:

– Хотел сказать тебе... просто, чтобы ты знал. То, что случилось... Я сам виноват. И дело не в том, что машина... и потасовка та, зубы... – Я киваю, чтобы продолжил. – Там были стерильные инструменты, Макс, их открывали при мне, в пакете. Но слюноотсос... был общий. Я это видел, но просто... забил... хуй на это. Думал, что пронесёт. Вернее даже, вообще ни о чём не думал тогда. А теперь... всё получилось так, как получилось.

«Ой, блядь...»

Я выхожу из машины и обнимаю его. За голову. Совершенно понятно, что то, что он держится – это всё нарочитое. Он не в себе, и он жалок. Жалок до чёрта. Это только начало, а он у грани уже.

– Пятого числа позвонишь мне, понял меня? – Вовремя я подсуетился, иначе бы он точно мне шею соплями измазал. Он успокоился.
– Да.
– И отдай «Чупа-Чупс». – Изо рта выдёргиваю с характерным чмокающим звуком. Хлопаю по спине и отстраняюсь. Терапия окончена.

«Клубника с яблоком...»

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

1.

– Ну, и чего ты от меня хочешь? Гепатит в чистом виде, всё так и есть. Усталость, бессонница, невозможность сконцентрироваться ни на чём, бардак в голове. Астенический синдром на фоне болезни, с этим к неврологу.
– А почему так долго анализы готовят... Дем.
– Генотип и нагрузку? Да брось, это стандарт. Это тебе не эритроциты пересчитать. А вообще перед терапией, когда генетику сдают, ждут ответ и того месяц, это нормально. И... когда он будет забирать этот анализ, количественный, скажи ему, пусть обязательно узнает, на каком оборудовании они проводили исследование. Это важно. Если ответ придёт в копиях, там нужно будет значения переводить.

«Начинается, блядь...»

– Дем, скажи ему сам об этом. – Я раздражаюсь и не намереваюсь это скрывать. – Я не могу постоянно пребывать с ним, ни физически, ни морально, ты понимаешь? Я второй день с ним ношусь. Ну, хотя бы на эту неделю. Он волнует меня. И его нельзя сейчас оставлять одного, я уже это понял.
– А что я должен буду делать? Каждый день писать смски: «Доброе утро, Глэм», «Спокойной ночи, Глэм» – чтобы удостовериться, что он отвечает мне? – Усмехается... ну, не кобель?
– Дем...
– И я скажу тебе так: не надо сейчас на этом внимание заострять. Вот эти все разговоры про болезнь, во-первых, сейчас всё равно, что переливание из пустого в порожнее, пока ты не знаешь его генотип и количество вируса. И что там с печенью – тоже неясно. А во-вторых, ну, себя вспомни хотя бы. Как тебе было, когда с тобой затевали беседы про... сам-знаешь-что.
– Ты про себя и свой герпес?
– Да, блядь, я про себя и свой герпес, Макс.

Молчание.

– Позвони, я прошу тебя. По человечески.
– Я ему позвоню.
– Спасибо тебе.
– Угу. Всё?
– Всё.

Конец связи.

Еду домой, дальше мозг себе дрючить, набирает Серёжа.

– Ну, и где тебя черти носят? – интересуюсь, получается даже с претензией.
– Ты чего... Я же говорил тебе, что на даче у Ритки буду. Вчера в одиннадцать только приехал. Отчитываться не стал, думал, ты... вообще-то запомнишь. – Хохочет.

Молчание. Ну, да, я дурак, головка уже не варит совсем.

– Чё ты делаешь... – Похоже, соскучился за неделю.
– Ничего. Но если ты тормозить будешь, занятие для себя подберу.
– Я порнухи в пятницу накачал...
– У меня ею пол- жёсткого диска забито. А что, надо, Серёж?
– Давай в ресторан съездим... – Хиханьки.
– И в какой же?
– В-в-в... – Называет довольно пафосное местечко. Расклад презабавный... но я действительно давно не видел его.
– Ну, только мне домой нужно заехать переодеться. В шесть? В пять?
– Ну, так, а мне... – Смех. – В пять нормально.
– Ну, о’кей. – (А платить, значит, опять мне). – Тебя где забирать?
– Ой, давай лучше у Ритки, наверное...
– Гут.

Конец связи.

Ресторан... во, блин, дожили. Ладно, думаю. Только есть проблема, другая. Со всеми этими новостями я хуй положил на дела домашние, и моя квартира теперь напоминает типичное холостяцкое жильё. Вещи не стирал уже три недели, в химчистку ничего не возил, ехать куда-то что-то себе покупать, на какие шиши, спрашивается, денег – впритык. Отцу-то я позвонил, как и собирался, только он меня с чеком тактично послал, сказал, раньше января даже не жди, просто прелесть.

«Наташа...»

– Полгода не прошло, ты решил, наконец-то, забрать свои концертные вещи? – спрашивает. Я, типа, да, отвечаю. – Заезжай, я дома как раз. Если там моль ничего не поела... – Я смеюсь в ответ. Еду.

– И что... ты мне всё это всучить собираешься? – У неё там моего обнаруживается на целую стойку.
– А мне для чего этот склад? – интересуется.
– Да мне бы переодеться только... – Перерываю. Ой-ля-ля, что я нахожу! Брюки «Дисквайер». Я-то думал, их пропил или в карты спустил. Теперь вспомнил, что там полетели заклёпки, но теперь всё на месте.
– Не очень подходят для делового свидания...
– А кто сказал, деловое? – И рубашка присутствует, «ди-энд-жии...», чёрная. Блядь, как новая... как она умудряется это делать? Руки – золото. – А Щербин заезжал?
– Ты с ним встречаешься?
– Нет. – Тьфу, бля, да что ж это такое! Он совершенно из головы моей не выходит.
– Он заезжал... да. В последних числах сентября, что ли, я не помню уже. Но Антон...
– Я скажу ему.
– Да. – Кивает.

Чем мне нравится Наташа: у неё никогда не было в мою сторону поползновений. Хотя она и не мочалка заношенная (ей и тридцати нет), и не замужем. Найти в команду женщину, которая не будет иметь на тебя виды, а с некоторых пор – найти женщину, которая не будет упиваться в экстазе, наблюдая за лобызаниями, хоть и редкими, двух педерастов – это очень большая удача. Поползновения время от времени были даже со стороны Агнес... тут – всё чисто, только по делу. Посему и отношение соответствующее.

– Давай я всё-таки за остальным завтра приеду. Мне там надо багажник подразгрести. Этого... заберу заодно тоже. – Намекаю на шмотки Дементьева.
– Ну, вот только без динамо ваших... – Я влез в брюки, и она проверяет исправность всех заклёпок и молний, которых там изрядное количество. Ей позволительно мацать меня за задницу.
– Да о чём ты, Наташ? У меня и из головы вылетело.
– Ну, рубашку-то нормально заправь... – Лезет мне в брюки. Разворачивает меня. Смотрит.
– Ну, чего?
– Всё готово.
– Нормально?
– Да. Удачи. – Ну, что я говорил? Ей настолько неинтересно до того, что там за свидание, что мне самому хочется Серёжей похвастаться. Но я сдерживаюсь. Только хмыкаю... – Да иди ты уже... – Смеётся. – И купи себе нормальный шампунь, у тебя перхоть... – Об этом тоже никто, кроме неё, не скажет, вот же бля.

2.

Ох, Серёжа, блядь...

Серёжа накидывается на меня прямо в машине, будто за неделю все мужики на планете повымирали. Меня смешит его вид: на нём футболка от МакКуина, точняк из женской коллекции (а я-то, наивный, думал, что только Щербин у нас любитель втихую шастать по женским отделам, а потом оправдываться «да я туда случайно зашёл...»). Говорит, взял у подруги. Ну, а брюки, спрашиваю, тоже её? Тоже, но они-то из отдела мужского... Смех, да и только.

Ресторан... да. Но, в общем-то, не суть важно, куда мы едем, не суть важно, что мы едим. Важно то, какими новостями он делится. Новости эти его ввергают меня в ступор...

– Ну, да, она была в школе... – говорит он, с усердием заталкивая в рот еду. – Ей сказали причину, но я всё отрицал. А какие у них доказательства? То, что в Интернете судачат, так она не найдёт, там в большинстве сайты – закрытые, кэши, пароли свои я все потёр, на один заблокировал с компа доступ. В школе я ни к кому не подкатывал. Ну, может, я с виду похож на голубого... так кликуху на любого можно повесить. Короче, я не стал ничего ей говорить... и думаю, что так будет правильно.
– А бабушка... Серёж? Бабушка спалит тебя, и делов.
– Бабушка молчит, как партизан. Я ей доверяю. – Подмигивает мне.
– А то, что брата в другую школу перевели, там тоже нашлась причина?
– Она ещё в том году переводить его собиралась, он не тянет лицей. Еле-еле на «тройки» в четвёртой четверти вылез. Всё нормально. Да ему и нравится там... Кормят, говорит, вкусно, не то, что у нас... – Смеётся.

Я молчу. Потому что мне ситуация эта не нравится. Но он и здесь находит, что возразить.

– Ну, вот представь себе. Я ей скажу сейчас, она поймёт, что вся эта травля, что мне устроили, была не беспочвенная. И что будет, как думаешь? Она туда сунется... Она туда сунется, и опять начнутся разборки. И то только-только затихло, я не хочу снова вляпываться в это дерьмо.
– А всё затихло?
– Ну, да. Ну, немного на меня косится... но это ерунда. Большей частью меня там просто игнорят, да меня это вполне устраивает. Я думаю, закончить эту четверть и слиться оттуда нахуй...
– Мы же это уже обсуждали, Серёж. Те вторые полгода лишними тебе не будут.
– Да знаю я. Но всё равно же их в колледже потом проходить? Ну, да ладно, я тут буду думать ещё. Что мать скажет...

Молчу дальше... Молча выковыриваю стручковую фасоль из тарелки.

– Ты расстроился? Макс... Я знаю, я тебе обещал. Я это сделаю, но чуть позже. Может, после Нового года, сделаю ей подарочек. – Хихикает.
– Ну, я просто думал... Это же месяц целый. То есть, ночевать у меня ты больше не будешь, и встречаться, типа, на пару часов после школы или там студии твоей... Такой предлагаешь расклад?
– Всего месяц! И я дольше ждал, ты забыл? Я сегодня останусь...
– И с чего бы это?
– Ну, Ритка... Ты что, не знаешь отмазы мои? Один-два раза в неделю я твой... – Стреляет глазками блядскими. – Плюс выходные, что, мало?

«Да нормально, наверное. В общем-то...» Хотя я по нему проголодался изрядно, а тут такие сюрпризы.

– Может, винца прикупишь тут, дома приговорим... – Лыбится.
– Ну, здесь-то зачем, втридорога? Тогда уж в «Доктор» заскочим. – То есть, как бы, я невзначай согласился, вот разводила же мелкий.
– У тебя как дела... – Не вопросы, а всё перешёптывания какие-то с придыханиями, етить.
– Всё отлично. Ну, блядь, если не считать того, что я до хера соскучился... – Смотрю на него вымученным взглядом. Когда он доест уже всё там своё... («Хочу трахаться...»)
– Шлюхи в городе кончились? – Ржёт надо мной.
– Серёжа-а?

Смех.

– Лучше лишний раз не напоминать тебе об их существовании...
– А я о чём?
– Ладно, поехали. – Когда говорит, я думаю, ну, слава богу! Неужели дождался.

В машине опять липнет ко мне... аж до трясучки. И только сейчас замечаю, что он пахнет чем-то, едва уловимым.

– Блядь, это же «Адидас» женский... – Плююсь. – Серёж?
– А я виноват? Ты же мне нихера не покупаешь... – Ничего себе «нихера», думаю. Кормлю, пою, на поезд его посадил на свои кровные, в Екатеринбург смотались. – И с подарком на день рождения меня прокатил...
– Что ты хочешь?
– Мп3-плеер покатит... Ну, только памяти хотя бы в полгига...
– Завтра куплю.
– Сегодня...
– Завтра, Серёж. – В общем-то, истину я прописную забыл: кто ебёт, тот и платит. Плеер – это на пару тысяч с половиной, хер с ним.

Как доехали, блядь... Меня даже к концу припечатало: а я счёт оплатил вообще? Говорит, таки да. Верю на слово...

ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ

1.

– Блин, ну, у тебя и вонища здесь... Ты что, опять мусор не выносишь?
– Ну, я комнату успел проветрить зато... – Впопыхах раздеваюсь.
– Ты освежитель воздуха хотя бы купи, и средство от тараканов не помешает, я думаю. – Хмыкает.

Гоню взашей его – и в спальную.

– Ну, вот только без актов террористических... – Хохочет. – Макс...
– Не сойду за талиба, малыш.
– По мне так, он самый... Да ещё и с пушкой, хер какого калибра... – Смех.

Пушка... Пушка едва ли не брюки мне рвёт. Нахрен стянуть всё быстрее с себя, с него, голо прижаться... Он из своих брюк выпутывается где-то уже глубоко у меня под ногами. А я что-то твёрдости не чувствую под животом, хм... ещё и задача реанимировать его на повестке, что ли?

– А как твоё пузо? Серёж. – Притормаживаю. Смотрю: вроде бы заживает всё как на собаке на нём.
– Да я завтра на занятия иду уже, – отзывается.
– Да?
– Да. И хирург меня в пятницу выписал, сказал: гуляй.
– Так не больно? – Провожу носом от пупка – и ниже.
– Я там ничего не чувствую. – Вот те раз, теперь точно впору спасибо сказать, что не на пах кипятком плеснули.

Вздох.

– Там всё восстановится со временем. Врач так сказал, ну, ты чего... – Это намёк на то, чтобы я продолжал.

Но я туплю с какого-то перепуга. Вот ведь приехали, два несчастных на шее моей. Только один на жопу приключений словил, подогнали второго...

– Макс?
– Ммм...
– У тебя игрушки есть какие... может быть? – «Хи-хи-хи...» Я в цирке не смеюсь столько.
– «Counter Strike»?
– Да ну ты... блядь, я не об этом...
– А... Да я как-то привык обходиться, Серёж. Обычно партнёра хватает. Так тебе и это купить? – спрашиваю серьёзно, даже в глаза заглянул. – Вместо плеера. Дилдо...
– О боже! Нет... – Смех. – Прекращай...
– Я тебя не смешу. Это ты меня, за каким-то хером. – Ржу. Блядь, надоел. Пошёл он нахуй с прелюдиями, колени расставить, задницу приподнять – и в путь.

Влез без смазки, со скрипом... Моё счастье, что он враз может расслабиться, иначе бы я точно свой хер в пополам сложил.

Молчит... Я на руках приподнялся, его руки в свои загрёб, по нему уже стал понимать чётко, когда можно чуть приударить, когда тормоз включить, он голову набок уронил, дышит, в подушку зарывшись, и сглатывает. Кайфует.

Боже, до чего хорошо... в голове растекается. Я с этой неделей даже забыл, что дрочка такое...

– Макс... – Он вдруг дёргается ни с того, ни с сего.
– Чего... больно, малыш?
– Да ну, нет... но ты трахаешь меня... без презерватива...

Ой, же, блядь... как не вовремя он это вспомнил...

– Серёж...
– Макс.

«Блядь...»

О-о-о, чёрт! Приходится выбираться из норы лисьей. Поднимаюсь с постели со своей Пизанской башней наперевес. Трусами прикрылся. Морозит, блядь. Ушёл шароёбиться по квартире в поисках.

– Серёж, я запасы не пополнял, – говорю ему откуда-то, не то из кухни, не то из прихожей.
– Я в прошлый раз в ванной в шкафчике видел! – кричит в ответ.

У меня голова не варит совсем...

Нахожу, кучу бутыльков там заодно опрокинув.

– Ну, ты чего... – Завис в ожидании, лежит, раскинувшись, манипулирует членом своим. – Ты, блин, как тормоз...
– Я – тормоз? – на всякий случай уточняю.
– Тормоз, тормоз. – Щурится. Я на кровать забираюсь, набок его скручиваю, как следствие – он получает заряд в задницу.

В первый раз пришёл первым с ним, надо же. Из него его всё – высосал, растянув минут на пятнадцать, старался...

– Спасибо тебе... – шепчет, под одеяло ко мне ныряя, шубуршит руками по моей спине и по заднице.

А меня чего-то накрыло так... расслабон полный, тела не чувствую. Согрелся – и как будто отправился уже.

– Люблю тебя...
– М? Люблю...

И умер... (Смех).

2.

Позже мы спускаемся в «Доктор» за белым французским, но распиваем его только в среду к ночи. Я прошу у местного продавца ключи от чердака, зная, что они у него есть (он живёт в этом же доме), и мы с Серёжей забираемся на крышу четырёхэтажки, захватив с собой старый плед и резиновые коврики из машины. Размещаемся там и пьём прямо с горла, заменяя чоканья поцелуями.

Слово за слово, неспешный разговор скатывается к тому, что он всё-таки спрашивает меня обо мне – сам, ему становится интересно, и я делюсь, хоть и не всем, но многим. Где родился, что за семья, откуда взялся язык, и с какого перепуга я в Россию сунулся, да ещё и в девяносто восьмом. Как нашёл Агнес... Про свои взаимоотношения с сестрой я намеренно ничего не рассказываю, для чего ему эта грязь... У него с родными всё, по большому счёту, в порядке, ему, можно сказать, повезло, а мне – не до жалости. Как есть, так и есть, ничего там не перекроить уже, и я с этим смирился.

Я называю ему причину... по которой уехал. Но опять же, говоря о том, как я решился на то, чтобы всё бросить (решение, тоже мне... это смахивало больше на трусливый побег, Аника была тут права), я не упоминаю об одном случае, случае совершенно жутком – как меня едва не убили, когда я искал приключений в Польше. Я тогда чудом удрал от компании головорезов со здоровенными «финками», я удрал... но тот мальчик, с которым мы до того провели четыре дня в заброшенном бараке – его не стало тогда, я это понял совершенно точно. Где у меня только силы взялись сбежать от них, я не знал. Кровь била по всем артериям только одно: «домой, домой, домой... за ради бога», но дома... когда я добрался до туда, перепачканный в дождевой грязи, мазуте, коровьем дерьме и ещё в черти чём, в три часа ночи... – дома меня уже никто не ждал...

Этот кошмар, с хохотом деревенской пацанвы, с их раскатистой речью, которой я не понимал, хотя пытался понять, вслушиваясь, – за каким хером, спрашивается? – с картинным избиением мальчика... – а как его звали...? я даже не помнил! – преследовал меня ещё лет пять кряду. О намерениях тех четверых парней можно было догадаться сразу же, не дожидаясь, когда в чьей-то руке блеснёт клинок; единственное, где они промахнулись... были бы умнее, застали бы нас под утро, врасплох, на расстеленном ложе, но, видимо, жажда расправы была сильной настолько, что сунулись, едва ли между собой договорившись. В ту ночь я родился будто бы заново, без преувеличений...

Иначе – казалось бы – если я на своей шкуре прочувствовал, каким может обернуться конец, за каким лешим я требовал это от мальчиков? Ответ для меня предельно понятен: или ты подаёшь себя, как мужчина, или ты всю жизнь шавкой прячешься. Я лгал отцу до девятнадцати лет, напрочь забыв о том, что единственное, что он не сможет стерпеть – это ложь. Единственное, что не смогу стерпеть я – это трусость. И лицемерие... боже. Сущим бредом со стороны сестры было доверить мне пятилетнего сына, чтобы потом намёком поставить мне в укор, что я какой-то задней мыслью расценивал мальчика, как объект для плотских утех. В вечер перед моим отъездом из Брюсселя, мы скандалили с Аникой два битых часа, а ребёнок сидел в своей комнате и ждал терпеливо, когда ему нальют ванну, чтобы он искупался. Сестра будто забыла об этом, а следом – когда я ей на то указал – забыла и дать в руки ребёнку свежее полотенце, он вытерся отцовским халатом и вышел из ванной комнаты в чём мать родила.

– Не смей ходить по квартире голым! – рявкнула она, и в этом её крике был такой первобытный страх за своё дитя, что я едва сдержал себя, чтобы не проломить ей её чёртову глупую голову.

А на утро, как ни в чём не бывало – ёб твою мать! – «Артур, как это ты уезжаешь!? Мне нужно сегодня быть на работе, я рассчитывала, что ты побудешь с ребёнком...» Драная сука...

А я, дуралей, рассчитывал, ну, хотя бы на единственную попытку – понять, ну, хоть что-то во мне. Совершенно было без смысла соваться туда. Совершенно было ни для чего хотеть... верить, надеяться. Если отец, на закате лет и на грани сил своих, предубеждений пытается, но она... почему? Вопрос без ответа.

И если господь бог создал мужчину и женщину для продолжения рода, за каким лешим он создал меня таким, что мне это начерта всё не нужно? Не его ли это проделки? Она мне сказала: «Ты этим кичишься» – ещё одна несусветная чушь, я никогда не считал то, что я гей – своим достоинством, ни на грамм. Почему она так посчитала? Узколобая...

И, в общем, уже и неважно, чего я хотел, когда попытался вернуть хотя бы часть той семьи, что была у меня – я плюнул. Важнее то, что я хочу сейчас одного: я хочу, чтобы у моих мальчиков ВСЁ БЫЛО НОРМАЛЬНО... Чтобы бог дал им ума, терпения и сил вынести то, что на голову свалилось, НЕ СМИРИТЬСЯ, ни в коем случае, нет. Выстоять. Я знаю, что я помогу им – обоим, но одного моего желания... мало. Один мне нужен со здоровой печенью, другой – с головой.

Нет, это меньше всего было похоже на исповедь, и легче не стало. Я пребываю всё в том же настроении неопределённом, у неопределённости есть обусловленный срок – 5.12. Серёжа по возвращению заводит второй сезон «QAF», а я лежу, думая, как бы мне не свихнуться мозгами: я не могу допустить, что буду думать о том – что о н, в о з м о ж н о, у м р ё т, это верх варварства.

А о чём думает он – я даже не знаю.

– С выходными что? – интересуюсь я у Серёжи перед тем, как укладываться (он, похоже, полночи ещё проведёт, в монитор пялясь). – В область поедем? – спрашиваю, надеясь, что хотя бы там мне удастся отвлечься, хотя бы на те два дня.
– Я матери обещал быть здесь, – отвечает он, не отрывая взгляда от субтитров. – А ты что, собирался?
– Ну, может, на один день...
– М... Ну, только скажи потом тогда, на какой, чтобы я в другой дела не планировал. Хорошо?
– Угу... – мычу в задумчивости: это в каком месте я его упустил, что он теперь у нас перст указующий?

Интересно.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

1.

– Привет.
– А... привет. Что-то случилось? – Протираю глаза и трясу головой, выбивая сон из башки. Меньше всего я рассчитывал сегодня у себя кого-то увидеть... вырубился в десятом часу вечера.
– Да нет, только вот... – У него за спиной сумка, небольшая, но таки, сумка... сумка... а что в ней? Вещи? – Думал спросить, можно ли... переночевать у тебя. Это только на сегодня.
– Пффф... Да я, как бы...
– Ты что, спишь уже?
– В общем, да, а что стряслось у тебя, что ты из дома ушёл?
– Ничего, говорю же... так ты не один?
– Да я-то один, просто думал, о таких вещах предупреждают хотя бы.
– Так, а я... – Пауза. – Ладно, забей, я действительно должен был... явился без приглашения.

«Вот, вот...»

– Глэм? Погоди-ка. А что с анализами твоими? Ты их забрал?
– Так я их врачу сразу отдал, всё равно там не понял ничего...
– И что врач... Что он сказал?
– Она. Да пока ничего, у меня приём только в четверг, я их через регистратуру ей передал. В карту, короче...

«Ясно...» Молча киваю. Он кивает в ответ и сливается нахуй...

– Глэм?
– Да чего...
– Ты-ы... можешь остаться здесь. Я серьёзно, я никого сегодня больше не жду, так что... – Пауза.
– Да мне не особенн...
– Давай, не дури, ночь почти.
– Ну, просто Дэна дома нет, он в загуле там...
– Я так и понял. Давай, поднимайся. – Киваю на дверь. – Чай поставить тебе? И я там холодильник под завязку забил, если захочешь, можешь поесть что-нибудь.
– Спасибо.
– Ага. А я лягу, херово себя чувствую...
– А что с тобой?
– Просто крышу рвёт немного, на нервной почве. Ту ночь всю не спал, не бери в голову.
– Ну, хорошо...

Ухожу своё досыпать нахер.

Он на кухне не зависает, я это понимаю то тому, что таки не успел провалиться. Слышу спросонья, как он зовёт меня, вряд ли прошло больше десяти минут.

– Чего... – отзываюсь лениво.
– А там, в гостиной у тебя пусто совсем, я просто думал...
– Чё? Так, а там же Антон всё забрал, я разве не говорил, что он съехал?
– И-и...
– Раздевайся и ложись, я на всю кровать не раскладываюсь, ты знаешь.
– Ну, да... – Хмыкает.

По-моему, я ещё и какой-то вирусняк подхватил, противно свербит в носоглотке. Сожрать бы чего-нибудь, но вставать лень. А ещё каждый шорох слышен, выматывает. Попросить его, что ли, принести мне пару «волшебных» таблеток из аптечки...

«К чертям...»

Он, наконец-то, ложится. Минута, две – тишина, потом говорит:

– А одеяло... – По голосу слышу его: боится замёрзнуть.

Ну, да, одеяло всегда у меня было одно.

– Одеяло... – тяну сквозь туман в глазах закрытых. Рукой нахожу его локоть и к себе его приминаю. Так и самому будет теплее, наверное.

Его мои действия шарашат, похоже... Хотя я это так... можно сказать, на автомате. Потому и спрашивает, чуть погодя, пальцами на моём запястье задержавшись:

– Макс, а у вас... всё нормально? – Я это еле расслышал.
– Не очень, Серёж...

И всё... Он затих трупиком. Кольнуло изрядно. Он даже не смог дождаться, когда меня накроет совсем – выпутался из моих рук осторожно, потянулся на пол за покрывалом. А покрывало у меня совсем тонкое.

Дата добавления: 2015-11-14