22 страница

Молчание. Он над нами откровенно смеётся. Не скрыть. Дементьев гуляет по лестничной клетке, сунув руки в карманы. Я его взял с собой по одной причине: при нём Щербин не рискнёт выяснять наши личные отношения. Да ему, похоже, это уже и не нужно.

А как всё хорошо начиналось! Мы приехали, имея на руках козырь в виде той же болванки, решив сыграть с ним на чувстве потери. Мол, замену нашли – или... или. Слушай – девочка готова работать хоть завтра. Нравится? Нравится. Крутая? Крута. Что он ответил? «Ребята, удачи».

– А чё припёрлись тогда?

«Припёрлись, потому что этот долговязый придурок никак не может на твой счёт успокоиться...» – Дементьев едва ли не в бешенстве. Я просрал Щербина, он просрал Спасскую, хотя сегодня вдруг выказал мне, что это я сам первый начал с ней разговор в неподобающем тоне. Но тогда мы ещё не знали, что Глэм упущен, иначе бы точно сцепились. Теперь, значит, сцепимся позже.

Делать нечего...

– Оставь нас на десять минут, мне надо с ним... поговорить.

Дементьев такому раскладу только рад будет... Скалясь, сваливает.

Молчим. Ощущения невыносимые. Похоже, я сделал ошибку. Действительно, не нужно было лезть в это. Сунулся к нему совершенно напрасно, потому что теперь осязаемым стало – кровит. Всё ещё. У меня к нему что-то осталось, не выплеснул.

...начать тяжело.

– Я хочу, чтобы ты остался, Глэм. – Пауза. Он отворачивается. – Но... ты понимаешь.
– Нет.
– Понимаешь всё. И повторений не хочется. По-моему... Потому что если есть способ общаться цивилизованным способом, без упрёков и ежесекундных напоминаний, кто что кому остался должен...
– Ты сможешь? – перебивает.
– Я о тебе вообще-то сейчас говорю.
– То есть всё это было и может быть исключительно с моей подачи, ты так считаешь.
– В большей степени – да.
– Угу.

Пауза затянувшаяся. Смотрит в глаза, держится, но потом сдаёт-таки. Удрать пытается, ловлю за руку.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – отчеканивает.
– Я тоже желанием не горю, но проблему как-то решать надо.
– Я свою уже решил почти. Ты, кажется, тоже.
– Нет.
– Нет?
– Я её не возьму.

Пауза.

– И почему? – Что ответить на это, не знаю. – Только что такие дифирамбы ей пел! Я не ревную, согласен – она может быть даже лучше. В чём дело тогда?
– В характере.
– Так тебе вроде бы не привыкать с этим мучиться. Что, даже хуже меня?
– На порядок.
– Ха... Но хотя бы трахать она тебя не будет, весомый плюс. Соглашайся, чего?
– Тебя хочу... – бубню, отворачиваясь.

Пауза.

– Всё ясно... – Рдеет. Злится... на нас обоих. На меня за то, что выказал желание им помыкать, на себя – за то, что сам хочет, не сейчас – так потом. Знает, что будет хотеть и головой от бессилия биться. Всё знает...
– Глэм...
– Всё-таки поговорить хочешь.
– Хочу.
– Хорошо. Я скажу. Весь этот спич про упрёки, постоянные выяснения отношений с моей стороны, попытки добиться от тебя хотя бы... малого чего-то, каких-то крох жалких – всё правда. Согласен. Только ещё и другое есть, Макс. Каждый раз, когда мы разбегаемся, и стоит мне замолчать на неделю... вот тут не увиливай. Каждый!.. раз ты начинаешь бисер метать, писать, звонить, ну, не звонить, но писать – да. С вопросами, как я там и как себя чувствую? Не сдох ли, не пришиб себя, не загнулся ли. А когда я не понимаю – зачем! Звучит одна и та же фраза: «Глэм, ты слабый и тебя инстинктивно хочется пожалеть...» Совершенно не понимая, что единственное моё лекарство – твой затраханный упёртый цинизм. От тебя не дождёшься ни чувства, ни, блядь, тепла, ни чего-то ещё нихера, но как только мне стоит позиции сдать, как ты тут как тут нарисовываешься! Объясни, для чего мне это? Я тебя возвращать не хочу, а ты? Тоже не хочешь? Я что-то здесь не уверен. Я вернусь, ну, допустим, а кто мне гарантии даст, что ТЫ не станешь коньки подшибать в мою сторону, в очередной раз? Или ты думаешь, мне в принципе не надоедает и надоесть не может вот эта вот хрень? Когда мне в глаза каждый раз лгут о том, что не любят... Когда ложатся со мной в постель и отдаются, блядь, как никому, и каждый раз не хотят этого, потому что знают, что по-другому не смогут! Что мне со всей этой хернёй делать, скажи? Как я вести себя должен, когда ты сам ведёшь себ...
– Глэм!
– Блядь! Я чушь сейчас говорю, да? Давай, можешь отнекиваться, а я в этот раз над тобой посмеюсь. Сказал, что любишь меня, сдал себя с потрохами? Трагедия! Всё я видел давно, тебе говорил, в ответ... мат – это в лучшем случае. Если тему развить, может и по морде прилететь ненароком. Один раз уже было так... наелся, спасибо. Но всё равно не врубаюсь, Макс, неужели ты меня за последнее говно считаешь, что за шесть лет, блядь, не снизошёл до того, чтобы мне объясниться! А выбрал, блядь, самый подходящий случай. Только для того, чтобы тебе не было плохо, чтобы не выть, чтобы дать мне самому себя растоптать, потому что – типа, глаза открылись, на тебе, получи – и теперь сдохни от того, что ты всё просрал. Окончательно и бесповоротно, блядь. И ведь даже не извинился и не за этим пришёл. Блядь... вернулся бы сам, ей-богу не вру, сам пришёл бы к вам и сказал – давайте! Без истерик, соплей, как взрослые люди, давайте работать, всё склеится! Нет, блядь. Тебе захотелось на меня посмотреть в очередной раз. Посмотрел? Убедился? Болит? Ноет? Просто прекрасно. Иди теперь, вой. А я не буду, мне похуй теперь. Я посмотрел, тоже. Кретин ты, Левашов. Можешь обманываться сколько угодно, но я не вернусь ни к вам, а к тебе – не надейся. Пшёл вон.
– И я не буду, Глэм. Честное слово.
– Свежо предание, как говорится. Только верится, как всегда, с большим трудом.
– У меня отношения.

Пауза.

– Блядь... кха... Ну, надеюсь, мы с ним на равных условиях? Весь этот жесткач, блядь... про мой каминг-аут...
– Да. Мало того, всё уже сделано. Всё обговорено.
– Зашибись...
– Он согласен. Не прятаться, не стрематься и отвечать за себя. И может быть, за двоих даже. Хочешь узнать, сколько лет мальчику? Так скажу. Шестнадцать.
– Бл... сопля... Прости господи, ты долбоёб? Двенадцать лет разницы! И на что ты надеешься?
– Не знаю пока. Поживём – увидим. Посмотрим. Меня он устраивает. Агнес нравится. Дементьев не против, Бан...
– Прекрасно! Со мной этот уебан жить шведской семьёй не захотел, а с каким-то сопляком согласился?
– Он съехал.

Пауза.

– Блядь...

Пауза.

– Иди на хуй.
– Ты.
– Ты, блядь. Иди и... если ты хотя бы ещё раз мне позвонишь...
– Ты, Глэм.
–...если ты ещё раз припрёшься сюда...
– Ты, Глэм.
– Блядь!! Если ты явишься с ним...
– И не надейся.
– Ты... – Пауза. – Т...
– Ты меня понял.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

1.

Дементьев по моему возвращению от придурка этого полощет мне мозг, а-ля «а я же тебе говорил», едва его затыкаю. Устали. Что делать, совершенно неясно, но разговор откладываем на потом: ему сегодня в ночь заступать на дежурство – в большей степени силы нужны, в меньшей нервы.

Он заявляется ко мне с утра. Надо же. Говорит, что перепутал квартиры, сунулся ко мне по привычке. Лезет в душ, потом в холодильник. Бубнит, что я его так и оставил полупустым, пытается отправить меня в магазин, но я парирую, что дальше «Чёрного доктора» никуда не пойду. Соскребает по мелочи, даже на пиццу находится. Затевает.

– Чё на работе? – Вопрос праздный, безрадостный.
– Обычная рутина, ничего интересного. В основном мужики по палатам. Несколько человек с ко-инфекцией, остальное... так.
– Ты с отцом в одну смену?
– Не-а. Попросился в другую.
– По деньгам?

Усмехается.

– Ясно.

Молчим. Он мнёт тесто, как хозяйка заправская, нарезает начинку, укладывает, вуаля! Сорок минут, и завтрак будет готов.

– Макс, расслабься.
– Я спокоен, как вол.
– Найдём мы тебе человека. Ну, дадим объяву на сайт, кастинг замутим, по училищам тем же пройдёмся. Есть здесь люди на уровне, я тебе всегда говорил. Ты его достоинства переоцениваешь, он здесь далеко не лучший, на нём свет клином не сходится.

Молчу.

– Девицу въебали...
– Да и хер с ней! Быдло какое-то. А про братца слыхал?
– Слыхал. С ним не играть.
– По телефону общался. Случай свидится, в реале пересечётесь, будешь зубы потом собирать?
– Да брось ты...
– Бл...! Не лезь на рожон туда. Я тебе говорю.
– Почему она такая за...? груженная.
– Тебе не всё равно?
– Интересно...
– Уймись, блин.

Вздох.

– Делать чё будешь? Я сегодня опять в ночь, потом два выходных.Высплюсь, и можем... о-о, чёрт, как меня эти темы достали, может, тупо передохнём? Давай... блин, в дом отдыха, что ли, мотнёмся. На катерах покатаемся, пока сезон не закрыли, тарелочки постреляем, посидим в сауне.
– Я улетаю сегодня.

Пауза.

–??!!
– Взял билеты в Европу. Поем... нужно в консульство заскочить. Лечу... – вспоминаю попутно. – На премьеру «Пилы» третьей. Но ты ж отказался, предлагать и не думал.
– Ой, бл... Ты что, на деле не шутишь? Ку-ку? Неделю здесь не подождать? И куда?
– Гамбург.

Головой мотает.

– И что, прямой рейс?
– Через Москву, конечно, о чём ты.
– Блядь... Ну, вали, что с тобой сделаешь. Обратный-то взял?
– Угу. На тридцатое...
– А чего не раньше? Что делать там пять дней собираешься?

Молчание.

Потом ржёт...

2.

– Радость или гадость...?
– Уй, бля! Что это?! – Смех. – Убери... – Сдирает с моей головы маску. Я явился при полном параде: чёрный костюм, чёрная рубашка, красный галстук, чёрный парик взлохмаченный и гримаса милого Билли.
– Тебе нравится?

Так и светится...

– Ты... ты знаешь кто? Я в воскресенье тебе обзвонился. Вчера...
– Меня не было в городе. – Да, я просрал его день рождения. А там за дверями – пирушка. Догадываюсь, что перенёс на тридцать первое, потому что вчерашний день планировал нашим. Не срослось, придётся всё возмещать.
– Просто скот... – Улыбается.
– В гости-то пригласишь? Я б поел.

Пауза. Ну, непростое решение надо принять – светить трофей или нет.

– Пойдём. – Тянет за руку.

Хороший мальчик.

– Подожди... – вдруг шепчет в прихожей, смеясь. Тормозит меня. – Надень назад. А, бля... – Смех сдержанный. – Ща... – Смех. Лезет куда-то, похоже, кладовка. Выволакивает велосипед трёхколёсный. Опа! Сейчас будет весело. – Садись. – Взгромождаюсь, едва кипятком не писается.
– У тебя свет где вырубается?
– Они и так сидят там, кино смотрят. Без света... – Хиханьки.
– Тут щёлкни тогда и вали.
– Ага...

Девочки... сейчас тут будет визгу!

Толкаю дверь ногой...

– Это кт... о... ГОСПОДИ!!! – На диван с ногами – и давай верещать. Всем скопом. Одна в дверь соседнюю ломанулась, соскочил – и за ней, ухая. В угол забилась, визжит во всю глотку, а я её ещё и примял маленько. Вытащил, держа в руках, обратно в гостиную, и на диван затолкал к остальным. Чё дальше... Они так и орут! Серёжа включил свет, ухахатывается. А эти, как поросята. Занавес. Маску снимаю, скидываю пиджак заодно.

...Их лица надо видеть!!!

– Серё-ож...?!!
– Да, я про него говорил. – У обоих лица невозмутимые, уели всех. Они ошарашены просто. У одной только на лице искринка – неужели догадывалась? Фигассе... забавно.

Вот и познакомились. Осматриваю праздничный стол, в поисках, чем бы подкрепиться. Чаи, торты и пирожные. А нормальная еда где? Уволакивает меня на кухню, предусмотрительно прикрыв обе двери.

Надо же, какие прожорливые! Смели почти подчистую. Салатов – на дне, в казане из плова – только рис, ко дну приставший, соленья, маслины... забрасываю в себя две.

– Где носило тебя?
– Так, проветрился. С приятелем встретился.
– С приятелем...
– Ага. С одним и со вторым. Со вторым, правда, заочно. Очно встретимся на небесах.

Пауза.

– Сочувствую.
– Ага. Ничё, Серёж. Уже свыкся. В церковь зашли, к маме на чай. В кино были, а остальное по мелочи.
– А здесь что не ходишь?
– Здесь – куда? Я же католик, малыш.

Молчание. Ещё две в рот. А выпить совсем нечего, нашёл только соки.

Подходит... Ну, близко совсем, но не кидаюсь. Пусть сам, мне интересно. Я десять часов проторчал в Шереметьево. И здесь еле из аэропорта выбрался, моё такси не подали (вернее, подали вчера, потому что я с какого-то праздника перепутал даты), а частники оказались загружены. С чёрным не сел. Пробки в городе... Только в девять машину у дома забрал, и сразу к нему.

– Устал...
– Нет.
– Пошли в комнату, не здесь же...
– Пошли, – отзываюсь.

Обычная комната двух пацанов, мелкого и взрослеющего. У младшего над столом полка, набитая книгами, сверху кучка коллекционных машин и самодельных моделей самолётов. Рисунки по стенам, расписание занятий, прочая муть. На столе беспорядок умеренный. Кровати узкие обе.

– Ты на меня не в обиде? – малыша спрашиваю, раздеваясь попутно.
– Брось, ещё вчера отошёл. Мне сказали, что ты улетел.
– Кто?
– Да разница? – Улыбается. Ну, Дементьев, наверное. Только как они пересеклись, не понятно. Может, телефон нашёл и звонил, а этот снова у меня ошивался (у него в квартире всё ещё не подключён Интернет).

Разделся, раздеваю его. Холодным, как лягушонок, оказывается.

– Чего дрожишь так, из-за птах этих, что ли? Заперлись же. – Шарю руками по телу, пытаясь согреть.
– Нет...
– Ты расслабься, всё хорошо будет.
– Просто не верю как будто... – Глаза прикрывая.
– О, приехали. Так придётся. – В шею целуя. Укладываю. Ну, места для двоих мало, это не мой траходром в метр восемьдесят на два. Ничего, там успеется, а сейчас потеснимся. – Серёж?
– Чего... – Я ещё толком ничего и не сделал, а его накрыло уже возбуждением, колом стоит.
– Только если больно будет, не молчи... ладно?
– Не будет...

Кто-то из девочек включает музло, всяко лучше, чем приглушённые стоны за стенкой слушать. Опять HIM... смешно. Не до внешнего мира, но Вало слышен отчётливо – музыкальный центр по ближней стене. Ну, пусть будет свидетелем, я не против, на остальных чхать. На прелюдии тратиться не охота, изучаю его от шеи, до живота и обратно. Чувствую, скован ещё, забрасываю руки к себе за спину, отзывается. Дальше молчком, пока я пытаюсь втиснуться в него по миллиметру. Я так и не понял, был он хотя бы раз снизу или же нет. Терпит. На полпути останавливаюсь, и замираем. Он привыкает, я жду. Тесный... жду, хотя хочется двигаться, почти позарез. Хочется кончить и спать, но сейчас не до моего эгоизма.

– Серёж, не зависай... – Всё-таки хмыкаю, не выдерживая. У него смешное лицо, одновременно в изумлении и недоумении будто.
– Всё нормально, – шепчет. – Давай... – И теперь навстречу уже раскрывается.

Кончает первым. Приходится выйти, потому что начинает пищать – ему становится неприятно. Немного сконфуженный тем, что меня не дождался, но готовый прийти на помощь.

– Что мне...
– Просто сдрочу. – Стягиваю презерватив, выясняется, что потерпеть нужно было-то пару минут. – Да забей... малыш. – Ложусь на него, потом на бок переворачиваюсь, но из рук не выпускаю. Поцелуи, объятия, отдых, слушаем HIM. (Смех). – Диск твой?
– Риткин.
– Та, с короткой стрижкой?
– Она.
– Тоже гомо?
– Угу.

А трахались под «Love And Lonely», довольно бодро совпало. Глупые тексты опустим... не до иронии. К чертям Вало, быдло-девочек, работу и Щербина. На ближайший месяц я занят им. Мальчиком, свалившимся на голову, но который так вплёлся удачно, нашёл, вернул, отогрел. Хорошо с ним, вот уж чего бы никогда не подумал, что может быть так хорошо и спокойно за ближайшее будущее, казалось бы, с сопляком таким. Когда повзрослел? Вырос, за планку перевалил. Такого я не мог ожидать, конечно же.

– Поеду, Серёж... – говорю, на локте приподнимаясь. Глажу дельфина-мальчика, на ощупь несказанно приятного. – Завтра часов до четырёх занят, а там позвони. Телефон-то вернул?
– Вернул. Только я после семи... Среда, – поясняет.
– Нормально. Ты тут... приберись потом, не забудь. – На всякий случай напоминаю, мало ли.
– Не забуду. – В ответ улыбается.

Одеваемся. Он из гостиной приносит пиджак мне, на девочек я не успел посмотреть, только сказал ему уже на пороге:

– Ну, ты только особенно там не болтай...

Смеётся в ответ.

– Ну, да, разбежался... Хватило и того, что видели.
– Ага. Ну, пока. – Чмокаю в губы и сваливаю. Праздник окончен. – До завтра, да?
– Да.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

1.

В среду он появляется у меня у восьми часам вечера. Я колдую на кухне. Ничего особенного, никаких романтических ужинов со свечками и прочей дребеденью. Просто проголодался, а в кафе не находишься. Купил эскалопы свиные и овощей в заморозке, с гарниром возиться не стал. Открываю, заталкиваю, потому что он с хитрым видом каким-то трётся у меня на пороге. Поцелуи, поцелуи, объятья, объятья... иду переворачивать мясо. Садится на стул, попутно щёлкает включатель на чайнике.

– Торт принёс, – говорит. – Вчера немного осталось.
– Я не ем сладкое.
– Так я себе, ты же не покупаешь?
– Не-а, не люблю. Чем вчера всё закончилось? – интересуюсь. – Всё нормально?
– Ага, без эксцессов. К двенадцати разошлись. С Риткой поболтал немного, потом уже выгнал всех, посуду собрал, помыл, лёг. Всё.
– В школе?
– Я с субботы ухожу на каникулы. – Улыбается.
– О. Это кстати весьма. – Это действительно весьма к месту и радостно. – Как четверть закончил?
– В десятом классе четвертных оценок не ставят уже.
– А... Я и забыл.
– Да. А Антон сегодня зайдёт? – осматриваясь, спрашивает.
– А ты что, увидеться хочешь? Он вчера в Самару уехал. На концерт. Завтра в Казань, вернётся в пятницу только с утра.
– Я...
– Чего?
– А мне можно остаться? – Вот он к чему, теперь ясно.
– Да... только с домом-то что делать будем?
– Да я там отпросился. Сказал бабушке, буду у Риты, всё схвачено.
– Ну, да. А что скажут родители Риты, если бабушка им позвонит?
– Ничего – потому что не позвонит. Сколько раз тусил у неё... Она Ритку хорошо знает, проверять и не вздумает.
– Оставайся тогда. – Пожимаю плечами. – Буду рад. Интернет, кино, секс... – всё к услугам твоим.

Улыбается.

– А домой с утра меня довезёшь? За учебниками.
– Без проблем.
– В восемь.
– Ага. – Ставлю тарелки на стол, ему и себе. Принимаюсь за мясо.
– Очень вкусно, – резюмирует. Полагаю, ему всё вкусно, что в рот ни положи.
– Угу. Как жопа твоя? – Он хохотать начинает. Разговор не к столу, но меня этот вопрос заботит. Ёрзает сидя – я это заметил.
– Ну... – Хмыкает.
– Ну?
– Ну, как-то шесть часов просидел в школе.
– И ещё два скакал в студии.
– Полтора, не два. Ну, там проще, там попробуй присядь. – Улыбается.
– Терпимо или...?
– Ну, сегодня лучше, наверное, не... Хотя...
– Ну, я понял. Успеется. Хотя...

Ржём.

– Ладно, не суть, Серёж, с этим разберёмся по ходу. Я сказать что хотел. В пятницу уезжаю. В Екатеринбург, по работе. У меня интервью там с Мортеном Харкетом. Это А-НА, если не знаешь. Ну, вот. Ну, вернее, не интервью даже, я просто переводить его буду. Если хочешь, можешь поехать со мной, там есть, где остановиться. Но не гостиница. Хата частная, есть хозяин. Гей... – Улыбается. Ну, и ослу понятно, какой у меня круг знакомых. – Концерт в субботу, а в воскресенье может быть интересно. Будет Дементьев ещё и подруга из Москвы прилетает, но я забронировал ей номер в гостинице на всякий случай.
– Отлично.
– Только я поеду с утра. И не хочу, чтобы ты прогуливал в этот день школу.
– Пфф! Последний день... Брось! – Глаза закатывает.
– Серёж. Сегодня переночуешь здесь, так и быть, но приедешь в пятницу вечером.
– А как... поездом?
– Антон будет забирать машину отсюда. Я... ну, или скопом поеду автобусом, или к главреду примажусь. Туда всего ехать четыре часа, поездом в ночь и дольше.
– Я знаю.
– Так что могу дать тебе его телефон, и договоритесь. И заодно попрошу, чтобы он дождался тебя из школы, может, даже забрал. А не намыливал лыжи прямо с утра.
– О’кей. А концерт...
– Есть два билета свободных.
– И ты пойдёшь?
– Ну, пока не решил. Не моя музыка, но... Не знаю. Ты?
– Я сходил бы. Не выбрасывать же.
– Ну, замётано.
– Я, правда, почти ничего и не слушал...
– А ты думаешь, Харкету это так важно, ага. – Хмыкаю. – Отдохнём...
– Потом...?
– Я ж вроде всё расписал, а ты хочешь и на ту неделю вперёд? – Смеюсь. – Давай доживём для начала.
– Я б к тебе съездил. – Тарелку пустую отодвигает. Бросаю в раковину.
– Усолье?
– Ну, да. И в кино бы ещё сходил...
– «Пила»? Так я смотрел уже. Хочешь спойлер? Крамер мёртв, и, по ходу, там есть ещё пособники.
– Нифигассе.
– И... малыш, чёт с кино затея сомнительная. Давай, мама сначала, а потом всё остальное, ты же не хочешь свои фотографии в Интернете увидеть? А меня достаточно часто здесь щёлкают, уж поверь, ты просто не нарывался пока. Мама как, компом пользуется?
– Пока был здесь, не подпускала, запаролила всё.
– Ну, так... видишь. Ты, по-моему, куда-то торопишься. Успеем, серьёзно. И там – можно сходить всей компашкой, и никто ничего не заметит. Нет, так закажем экранку, кто-нибудь снимет по ходу пьесы.
– А там интересное? Кроме того, что сказал.
– А ты первый смотрел?
– Первый, второй... но не до конца.
– Иди в комнату. Приберусь здесь и включу тебе.

...

– Тут матрас даже больше...
– Я тут просто чаще бываю.
– А...

...Блядь, ну, какое кино там? Десять минут у меня в руках, и он голый. Но в монитор пялится. (Смех). Попросил включить с середины, первую половину на той неделе смотрел. Но, по-моему, и в этот раз не досмотрит, потому что я таки добираюсь до вожделенного. Сосу... он какое-то время пытается сохранить невозмутимый вид, типа, фильм интереснее (да-да), но картинка постепенно в глазах расплывается. Просит выключить... отрываюсь, сую ему пульт от ноутбука. Кино кончилось. Тянет к себе, целуемся... после:

– Ну, я продолжить хочу... – в губы шепчу. Отпускает меня.
– Разденься... Максим, – потом просит. Всё ясно, и сегодня трахом дело закончится.
– Серёж... завтра скулить будешь, – предупреждаю. Я совершенно в этом уверен, а он, вероятно, обманывается, думая, что болеть может только однажды, но не два и не три дня.
– Так я завтра и не приду к тебе... – отвечает.

Смеюсь. Другой бы под дверью днями просиживал, этот ясно показывает, что привязанности до патологии, одурения нет и не будет. Нормальные, здоровые отношения: ужин, секс, сон, по делам разбежались, каждый к своим, не мешая друг другу. Он удивительный, да.

На этот раз втиснулся чуть с большим напором, но двигаюсь всё так же, осторожничая. Больно делать совсем не хочется, вчерашний раз был первым, он подтвердил. Маленький. Я б поменялся, но чувствую, что предлагать – бесполезно, его со мной на активную позицию не раскрутишь, хочет быть слабым. Сплетать руки за шеей, отдаваться, кончать, жаться к груди. Фигня в том, что нижним, я могу кончить моментом, мной буквально управлять можно, чем так активно всё это время пользовался Щербин. Сверху – я обычно остаюсь не у дел. Так и сейчас, разумеется.

– Ты кончил? – откинувшись, спрашивает.
– Нет.
– Чёрт... – Зависает, задумываясь.
– Включи фильм, – говорю. Встаю, иду в душ...

Пока вполне устраивает, что ему со мной хорошо. Устраивает, пусть ко мне привыкает. Потом можно и разнообразить, придумаем что-нибудь. Пока хочется отдавать, а забрать всегда успеется. С такими мыслями и возвращаюсь. Натягиваю трусы, ложусь, обнимаю его... блин.

– Смотри кино, не грузись, дурак... – Вздыхаю, смотрю в монитор, потираю глаза. Надо бы или свет включить, или яркость картинки уменьшить. – Серёж?
– М...
– Люблю тебя. – Наверное, всё-таки вру... из одного омута в другой не бросаются. Но говорю, потому что знаю: ему будет приятно – раз. Два – я чувствую, верит мне. И, в конце концов, он действительно заслужил.

Он говорит в ответ то же самое, одними глазами. Пальцы рук сплетаются, кино... уже вполглаза досматриваем.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

1.

На следующий день я звоню Банни и говорю, что планирую ещё раз побаловать его своим визитом. И что мой мальчик тоже приедет. Банни пыхтит в трубку, пытаясь с собой совладать, интонации сплошь восторженные. Ну, я понимаю, ему не терпится посмотреть на того, кто меня заарканил. Наверняка в его понимании это должен быть красавец писаный с характером ангельским, во всём потакающий «папочке». Ну, пусть на него поглядит, нам теперь жалеть будет не о чем.

Вечеринка... ну естественно, куда ж без неё, не обойдётся. Малыш будет счастлив.

В четверг он так и не объявляется. И не звонит. Ну, то есть всё, как и пообещал, слово держит. Момент забавный – как только начинаешь общаться из дня в день, непременно находят скука и пресыщение. С перерывами гораздо предусмотрительней, но я начинаю тосковать по нему. Вот так просто – решаешь дела каждодневные и понимаешь, что он постоянно крутится у тебя в голове. Вспоминаешь вчерашнее, поза-, размышляешь о том, что скажешь при встрече, как обнимешь, как долго вы будете целоваться, и какая поверхность окажется вашим ложем на этот раз. Думаешь, чем бы побаловать... Вот уж чего! А чтобы я без просьб настойчивых делал подарки какие-то... Ей-богу, я едва себя сдерживаю, чтобы не пуститься во все эти нюни романтические. (Смех). Ей-богу, я сохну. Сохну в ожидании порции живительной влаги. Порции охуительной – все предстоящие выходные мы будем вместе с ним. (И с Банни, мда... и с Дементьевым, и ещё с кучкой каких-то непонятных людей).

В пятницу меня таки заталкивают в общий автобус, машина главреда занята, с ним едут водитель и замы – мужичок, не в меру упитанный, и ещё одна сучка, от речей которой уши закладывает. Почему ещё одна? Потому что первая с нами. Брянцева! Оклемалась, вот поглядите. И вроде бы даже в настроении. И, кстати, работать будет вместе со мной и с интервьюером Мариной. Просто прелестно! Моя б воля, вообще бы с ней не пересекался, но даже если сегодня с утра удастся сделать морду тяпкой и от всех отгородиться, то к вечеру она непременно найдёт для беседы повод.

На задних рядах, как всегда веселуха: ведут себя, как подростки. Лёгкое пойло, магнитофон с мейнстримом, перемалывание за глаза костей начальству. Я не сижу – валяюсь сразу за кабиной водителя. Вчера под ночь мне очень кстати сбросили переводы, и я до четырёх утра пропыхтел с ними, в нежелании оставлять работу на выходные. В общем, проспал почти все четыре часа. Выгрузили, все двинулись заселяться в гостиницу (одиннадцать человек), я завернул за угол, где меня уже поджидал не Банни, но знакомый из его близкого круга. Банни опять в работе, и у него дома всё то же столпотворение местной богемы.

Банни расцеловывает меня в обе щеки, приветствуя; терпеть не могу этих замашек, но ему простительно – он нас будет поить, развлекать и, возможно, даже оденет. Ха! Я с порога заприметил в квартире его сестру. Тоже дизайнер и тоже шмотки, но для мужчин. Вообще, странно, все знают, что на мужчин кроить на порядок сложнее, но ей вполне по плечу. Короткая беседа, и выясняется, что эти двое, после нескольких лет пересуд и напряжённых отношений, решили-таки попробовать поработать вместе. Чёрт знает, что у них там на выходе получится, надеюсь, физически никто не пострадает. А подраться – складывается ощущение – они готовы в любую секунду.

– А где наш малыш?? – вдруг, опомнившись, интересуется.
– Он будет вечером.

Хер там. Малыш звонит мне уже в три с копейками и говорит, что они с Дементьевым на подъезде. Я в недоумении интересуюсь, в чём дело, и он поясняет, что отсидел два урока, а потом их отпустили. О’кей, я объясняю Дементьеву адрес, ждём.

Банни с какого-то перепуга начинает метаться...

– Людочка, позвони в ресторан! Да, в наш. Да-да! Закажи нам обед на четве... Дианочка, а вы есть будете? – Убийственный взгляд сестры. – На шестерых, да. И чтобы всё было горячее! И одну порцию без соли, да, я прошу тебя. Напомни им. – Нарочито подчёркнуто.

Вместо того, чтобы дождаться подмоги, он заставляет меня и мужа сестры перетаскивать стол, охуенно тяжёлый. Вообще-то, это стол для раскройки, но когда подбредает народ, он используется, как обеденный. Сам в это время скрывается, за телефон взявшись, типа – он занят.

– Твоего... этого... как его, я забыл.
– Антона?
–...в магазин можно отправить? Вот список. – Вкладывает в мою руку бумажку и деньги, и опять – с глаз долой.

Дементьев, по приезду, молча на этот список внимает, брякает ключами, делает лицо прибалдевшее и отправляется в магазин. Малой сзади маячит.

– Скучал? – Щурится.
– Не говори глупостей.
– Брешешь...
– Да.

Смех.

– Как интервью прошло? – Суёт мне рюкзак, раздевается.
– В пять тридцать, вообще-то.
– А... И что, поедешь? – Опять «хи-хи».
– Не съедят здесь тебя, не сцы.
– Да я не... Пфф, ха... Не то имею в виду.
– Да я понял....

Пауза. Лицо меняется.

– Блядь, ну, поцелуй меня, что ли? Я сскучлся...
– Ну, так допрыгни. – Допрыгивает. Дышит едва ли не в глотку мне.
– Ой-ой! – Банни тут же выскакивает перед нами, как чёрт из табакерки. – Кто здесь у нас? Привет, маленький, о, ну-ка, подожди... – Крутит малого. – Оп... слушай... – Не понятно кому. – А ну-ка, вот это сними вот. – Стягивает с него олимпийку, тот остаётся в майке. – Да, вот эту тряпочку. – Отшвыривает. – Ты откуда такой?
– Из мамы.
– Ага. – Пауза. – Так... так-так. Это – да. – Я не понял?.. – Тут нужен Алик! – Убегает, едва не на цыпочках.

Ладонью потираю лицо. Малыш встрял...

– Это он? А... кто такой Алик?
– Тут всех всё равно не запомнишь. Пошли. – Киваю. – Сейчас обед привезут.

Дата добавления: 2015-11-14