24 страница

_______________________________________________________________________________
* «Дорогой мистер Харкет, я хочу быть вашей любовницей» (норв).

– Наверняка очередная пошлятина... Чтоб я тебе когда-нибудь верил!
– My love, won't you come back to... Our love, you know I'll react to...
– Бл... Харэ! Меня! Лапать!

Смех.

– Ну, прости...
– С хер ли? Я впечатлён...
– Да?
– Да. Блядь... ноги! – Кому-то в сторону. – Ну, аккуратнее! И... с тебя причитается.
– Опять!?
– Ключи от машины... Хотим прокатиться. Ночью обещают заморозки, не хочу жопу морозить.
– Бла-бла-бла... – Лезу в карман, звеню ключами. – Нас с малышом тут в клочки порвут! С меня часы пять минут назад увели, ты о чём?

Ему похуй...

– Домой пешком? – малыша спрашиваю. Малыш обвисает на мне.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

1.

– Ма-акс? Макс! Да нет, это точно он... Ма-аксик! – Возгласы в спину. Топот, головами едва ли не в грудь. – Приве-ет-т-т... Можно с тобой сфотографироваться?
– Это твой мальчик? А где Глэм? – Смех.
– Умер.

Пауза.

– Что-о...?
– Я пошутил. – Скалюсь. – Пошли вон.
– Да ладно тебе, чего ты так гавкаешь? – Серёжа талдычит, тащу силком его за руку.
– Хочешь с ними фото на память?
– Да мне-то что, с меня не убудет. – А ему ничего, ему весело, со мной засветился наконец-таки. Мечта идиота.
– Я тебе уже говорил – сначала мама, потом всё остальн...
– Мама, мама, мама, мама! – зудит, корпусом ко мне разворачиваясь. – Не надоело еще? – И вдруг отрывается, только голову назад повернул, посмотреть, где девицы эти, как он уже метрах в пятидесяти. – Ну, чего встал? Бежим или нет?
– Серёж...
– Ну, как знаешь. – И дальше, по прямой от меня даёт дёру.

Блядь, как дети, ей-богу... В какой-то момент он исчезает из поля зрения, я даже теряюсь. Ну, идиотизмом попахивает, я уверен, что один он не дойдёт. И вдруг – запрыгивает мне на спину, из угла выскакивая. Ма-а-атттть....

– Блядь! Ну, что за игрища, а? Серенький...
– Лечь хочу... Устал... – Виснет. – Пиздец как...
– Ляжем.
– Здесь? – Смех. Поднимаю с земли его за руку. Какое-то количество метров тащимся, целуясь, ну, два шибанутых на голову придурка. – Хочу тебя... – Губы закусывая.
– Серёж... заткнись, господом богом прошу.
– Хоч... – Смех. – Я сверху... – И заливается. Тьфу... напугал ежа голой жопой. Головой мотаю, мол, мне всё равно. – Что? Да ладно! Не пизди... – Смех. – Не он же всё это время ебал тебя. – На Щербина намекает. – Что-о-о?
– Да. Римминг будет?
– Блядь... ну... Кха... А это обязательный атрибут программы?
– А чего, тогда уж по полной.
– Не знаю.
– Ну, ты подумай... – Прыскаем со смеху оба. – Блядь, да пошли уже. – Едва ли не в шею толкаю. – Ну, только вот не на красный, Серёж? Ага! – Смех.

Кое-как добредаем. Звоним в домофон, что-то орём Банни, дурачась. А зайдя, я даже ногу над ступенькой занести не успеваю, он волочит меня под лестницу тут же, благо, пролёты высокие, башкой не стукаюсь. К стене прижимает, и руки к ширинке тянет, присев.

– Серёж... Ты не забывай, что моя куртка в машине осталась, я замёрз насмерть.
– Ща согреешься...
– Я, блядь, только в постели согреюсь. И то, если ты чай принесёшь.
– Чай, минет, трах, трах, трах... всё, что захочешь...
– Блядь, упасть хочу!! – Поздняк метаться, он при деле уже. – Ну, Серёж... Ну, правда, давай без клоунады...

«Бесполезно...»

– Не кончу назло.
– Кончишь...
– Нет.

Пауза.

– Пидор.
– Пфф... Ну, удивил, да.

Смех.

– Ну, три этажа... – Силком поднимаю его. – Ну, три! Пять по пятнадцать.
– Шесть.
– Пять.
– Бл... заткнись. Банни-и? Банни! Нам чая и простыней свежих! Будем марать... – Смех.
– Ага. – Из глубины помещения. – А задницу тебе не подбрить? Сопля зелёная.
– Не, сегодня не надо! Гляди-ка, он опять не в настроении... – Смех.
– Да плевать...

Раздеваемся наспех. Вещички с самого порога змейкой тянутся – и до постели. Плюхаюсь на спину, ноги становятся ватными тут же. Сидит передо мной на четвереньках, с кондомом, зажатым в зубах.

– Хватит уже кривляться... – Дёргаю. Ну, надеваю. – Ну, еби.
– Кххх... фффф... – Наваливается. Ползает по мне, извиваясь.
– Серёж, меня готовить не надо.
– Что, правда? – Смех. – Да подожди ты... – Вдруг замирает. – Макс? – Пауза. Нехорошая...
– Да чего...

И вдруг говорит, от чего у меня уши в трубочку едва не сворачиваются:

– Плевать, это успеем... А давай его пригласим?..

2.

«Банни!!??»

Пауза. Похоже, я дар речи теряю.

– Он что... тебе совсем не нравится? Совсем-совсем? Никак...

(Следуют какие-то нечленораздельные звуки. Мои).

– Макс...
– Пфф... Как бы сказать... Мы с ним приятельствуем... тебя этот факт не смущает? – Шёпотом, ибо предмет разговора бродит то и дело туда-сюда по квартире, то с мобилой в руке, то с карандашом, то со свежей парой трусов.
– Что меня смущать должно? Мы... и ещё вполне себе красивый мужчина, который тусит тут, как неприкаянный. И... недоласканный он какой-то.
– Поверь, у него было достаточное количество любовников.
– Это не говорит ни о чём. Да давай... Он будет против? Заревнует тебя... – Смешок в ухо.
– Я насчёт «против» не знаю, но... ты ж пожалеешь потом, Серёж?
– Я... – Хмыкает. – А с чего... Сам подумай? Я-то при деле, это он – не пришей... кхе... Блядь... ну, хочу... а с кем ещё? Варианты... – Пауза. – Тот твой...?
– Ну! Бля...
– Во. – Смех. – Скорее, отпиздит меня... А с проститутками не хочу. Ну, спроси, с тебя не станется... вдруг... Или ты групп никогда не пробовал, типа, тебе некомфортно? Меня ещё с кем-то делить, ахаха... Тогда и, вправду, не стоит. – Ну, это уже стёб конкретный пошёл. Ну-ну, как же.

«Давай-давай, гони этого чёрта сюда...» – в глазах так и сверкает. Ещё и хлопает трусами по моей заднице. Ловлю, надеваю, чтобы раньше времени объект не спугнуть.

Банни... Кто бы подумать мог! Малыш... вот это заявы, аппетит у мальчика разыгрался. С другой стороны, мыслит он вполне линейно: мы чертовски привлекательны, он чертовски привлекателен, чего даром время терять? В явном проигрыше может остаться здесь только третий, но о его чувствах, разумеется, никто не заботится

Банни хоть и перевалило уже за тридцак, но раскисать он не собирается. Солярии, тренажёры, личный диетолог, поговаривают – пластика носа и ещё много интересных деталей. Говорят, он крышесносно целуется и любит позу наездника. Я б на себе покатал... если бы был уверен, что после этого он не приклеится насмерть. Ну, как Щербин. Слишком эмоционален... В общем-то, в этом и главная причина того, что он до сих пор один (уж если я себе пару нашёл... кхе...)

В ванной торчит.

– Чего? Посмотри... – Вертит в пальцах остатками какой-то х...ни, похоже на зуб. – Просто корочку хлеба куснул... отвалился.
– Ффф... – Выглядит мерзковато. – Убери.
– Бл... даже корня нет. Гляди. – Оттопыривает щеку пальцем. – Ни кровит, ничего. – Он счастлив, похоже, от долгосрочной мороки избавился.
– Да, пожалуй... – Щурюсь. – Вполне презентабельно.
– Вот и я думаю. И, главное, нифига не мешает... – В задумчивости.

Пауза...

– Банни, пошли в постель... – Слегка его разворачиваю.
– М... чего? А... стыдно стало, что хозяин на диване ютится? Ща приду. А вы что, закончили уже? Как-то прытко... – На член пялится. Комментариев у него не находится, там не поймёшь с виду – то ли «ещё не», то ли «уже не». Стоит.
– Да мы и не начинали, в общем-то. – Тащить его к нам обманом – смысла нет, он не любит сюрпризов, может обидеться на раз.

Пауза. Ну, он соображает.

– Сдурел? – В изумлении.
– Эт всё не я. Малыш хочет...
– А ты ему всё потакаешь? Не много ли возни с ним?
– Банни...
– Два идиота... вы загубите свои отношения. – Серьёзно причём так. Смешной.
– Ба-анни... Это всё чушь собачья, да чем? Скучно... хочу фейерверка, а этот сопляк никогда меня до кондиции не доводит... всё сам, всё сам. Давай, маленький... – Хватаю его легонько за яйца.
– И не такой уж и...! – Едва не подпрыгивает. В мою руку вцепляется, но не оттаскивает. Так и держит, стоит.
– Говорят, необрезанный...
– Ну...
– Я просто думал, ты идиш.
– Пхе... да нет. А ты... типа, хотел сказать, будет так же жарко, как в нацистской печке?

Смех.

– Банни, бл... Сказал бы другой кто, заехал бы в морду, не думая. Но ты... да, вышло смешно, я заценил. – Пауза. – Банниии...?
– С хера ли ломаться, как целке...
– Во-о-о, в очень правильном направлении мыслишь.
– Только что делать с негласным соглашением? О том, что мы друг друга не трахаем...
– Кто сказал, что мы трахаться будем? – Ха... обламываю. – Там есть кандидат, а мы – так...
– На полписечки?
– На полписечки, Банни... – Едва ликование сдерживаю. Он прелестен. Блядь, и он наш, ну, кто бы знал, что так легко сдастся!.. – И... вот, ну, нахуй душ только? Что за манера по пять раз на дню мыться! Я тебя потом лично вымою... – За дверь его выталкивая. – С пенкой... и с шампунем без слёз...
– Я тебя за язык не тянул.
– Меня за язык и не надо, за хуй подёргаешь, я отъебусь.

Ну, я забыл, что наш зайчик пасхальный любит, чтобы без грубостей. Ляпнул зря. Он моментально в меня губами впивается, я даже вдохнуть не успел. У него... просто огроменный язык, божечки! Если б я знал! До удушья. И тащит, тащит меня... блядь... куда? Спиной, блядь, ни черта не вижу, не свалиться бы... оп, край постели. Валит, вминая лопатками, Серёжа... Серёже смешно всё. Банни прессует собой, кто с меня трусы стягивает, не соображаю. Вполне возможно, не он, а малой.

– Ремень давай сюда... Ремень! – командует. Что, бля... НЕПОНЕЛ!? И не сообразил ни хуя, пара секунд – и готовенький, руки сзади связали, завалив на бок. Ёбаны в рот! Дело плохо, меня тут выебут сейчас, как наложника. Зря я его раззадорил. Ой, зря-я-я...
– Давай, глаза завяжем ему... – А это что за сволочь сказала? Ребят, стоп! У меня ахлуофобия! Да им срать. Малой прилетает с тряпкой какой-то, пара движений – и скручивают, и в два узла, накрепко.
– Старшой, если ты меня трахнешь... Я весь твой флэт разнесу к ебени матери... – бормочу в подушку. Переворачивают. Рукам больно, спине неудобно, блядь, херь какая-то. Верчусь на бок.

Пауза.

– Ну, чё затихли, блядь? – Реакцию мою, что ли, проверить решили. – Блядь... давайте уже. Ма-а-альчики...

Матерь божья... что начинается. Два влюблённых в меня идиота (хорошо, третьего не подогнали), не кромсают в мясо, конечно, в нетерпении меня поделить, но сжимают сосиской от хот-дога, с обеих сторон. Ну, ебёт Серёжик, я понял, он не дурак, чтобы меня кому-то разменивать. Банни, Банни, Банни... у него шершавый язык, как у рептилии, и очень острые нижние боковые резцы, их всегда видно, когда улыбается, а теперь я на деле проверил. Член... я не знаю, как он у него во рту умещается, но довольно мило с его стороны, что хотя бы там он без игрищ обходится. Глубоко, мягко, приятно до чёрта, вот если бы он ещё грудь мою в покое оставил... блядь... как у девки чувствительная. Дело плохо... Дело плохо, потому что они (жопой чую), доведя меня, не успокоятся. Так и будут ебать, не друг друга. Так? Так, блядь.

– Народ, хватит меня колбасить... Блядь! Я кончил! Бля-адь!.. – Выть хочется. Спереди отпускают, но следом затыкается рот. И опять – душно, нечем вдохнуть, язык глотку перекрывает. Выпутываюсь кое-как, зарываюсь лицом в подушку, Серёжик так и пыхтит. Ну, ничего, вернёмся домой, я тебя надеру, только появись на пороге.
– Чего ты такой скорострельный сегодня... – Дышит над ухом.
– Блядь... просто... кончай! – Счастье его, через минуту на мне обвисает. Рук, так тех вообще не чувствую. Отдышался... развязывает.
– Тебя одеялом накрыть? – Ну, меня колотить начинает.
– Сними и... Блядь... Чай или нет, будет? – Как-то всё немного иначе я представлял, ну, например, Банни, верхом на малом, а тот его подгоняет, а я, на это любуясь, дрочу...
– Вздрочну пойду, что ли. – Банни подскакивает. – Ух! Жалко, камеру не поставил... – «Ебись...» Ныряю головой под подушку. Всех в сад.

Всех вас я вертел на хую.

3.

Чаепитие со шлюхами… где-то я это уже проходил.

– Ты похерил часы?.. – Бани расстроен. Эти часы он презентовал мне на день рождения и был невъебенно горд оттого, что я их носил. – Ну, пиздец… Мониторь теперь «Молоток».
– Кто их на продажу выставлять станет? Такой трофей… Блядь, Серёж! – Малой прилип ко мне сзади, и малость неудачно – я чай на постель пролил. Бани этот казус не комментирует, новость о том, что я проебал его подарок, сокрушает его куда больше.
– Блядь… штукарь баксов…
– Увижу такие же, куплю. А тебе скажу, что нашёл.
– Тебе не вернут их, идиотизм. Нахера ты вообще их туда нацепил?
– Так и я говорю – не вернут. Чего убиваться? Дело – гниль.
– Чёрт. – Закуривает. – Знал бы, что проебёшь… – Едва не плюётся. – Ещё раз связать тебя, что ли?

Хохот сзади.

– Дай затянуться. Делай, что хочешь. Только вот без этих… кляпов в следующий раз на глаза. Да, блядь, мне неприятно. Я вообще удивляюсь – почему, когда втроём, я всё время оказываюсь в самой непрезентабельной роли? Всё понять не могу.
– Как… как, ты сказал, это называется? Хуе... что-то там…
– Аухлофобия.
– Я не знал… – Малой отзывается.
– И я в первый раз слышу. Как ты, блядь, спишь по ночам? А засыпаешь?
– В основном, с плеером. Нередко сам. Ещё чаще – с кем-то.

Серёжику и здесь смешно.

– Наркота? Блядь, чё только не случается с людьми после отсидки.
– Не знаю. Мне похуй. Я не буду на эту тему пиздеть, прекращай каждый раз примешивать.
– Рисковый дядя, скажу я тебе. – Обращение к мальчику. – Я б на твоём месте подумал.
– Да ты спишь и дрочишь, как бы на его месте оказаться.

Смех.

– Насчёт роли я тебе скажу так – всё цветочки. Вот я один раз попал. К Господину… – Щурится. Я ржать начинаю.
– Ой, бля… не юмори.
– Комнатка, больше похожая на выставку времён инквизиции.
– Я такую видал.
– С дыбой. Я не пизжу. Короче, я чего-то с ним пререкался…
– Он тебя растянул? – Хохот. – Ебись, брешешь.
– Ну, маленько совсем. Потом отхлестал. Заставлял надевать… всякое. – Глаза закатывает. – Но самое блядское было с его стороны… даже не выебал! То есть он оторвался по полной, а я выполз оттуда – на четвереньках. С затычкой в жопе и с в зубах с розочкой.
– Аххаха… Заебца. Понравилось?
– Давай, издевайся.
– Я б в ментовку сдал, на полном серьёзе. Не терплю этих упырей.
– Я тоже думал. Но потом переиграл по-другому. У меня был… короче, шкет один, который очень обидел меня.
– И тот не выебал?
– Блядь, помолчи. Короче, я просто его с этим мужиком свёл, дал отличные рекомендации, все дела. И… парень попал. – Улыбается.
– Чем там сказки обычно заканчиваются? «С тех пор его никто больше не видел».
– Ты не поверишь…
– Аххаха… ну, я так и подумал. – Смех.

Пауза. Спать охота…

– Чё завтра?
– Я думал, вы уезжаете.
– В понедельник поедем. Каникулы, – поясняю. – Расслабон, гуляем! – Смех.
– Кино, вечеринка, клуб. – Глаза к потолку. Да, всё, как обычно.
– Ну, идёт. Идёт? – интересуюсь, голову повернув. Серёжа кивает. – Стриптиз…

Малыш кривится.

– Это я и сам станцую.
– Во. – Смех.
– Я фонарею с мальца этого. Я тебе говорил – с ним держи ухо востро.
– Ладно-ладно.
– …и не такой фортель откинет.
– Да кончай. Завидно? Аххаха… Банни…

Пауза. Ну, толку отнекиваться. Лыбится.

– Пойду спать…

На моё «места валом, ложись» – не отвечает. Хотя полчаса назад был согласен. Ну, не хочет смотреть на то, как мы на сон будем тискаться, я понимаю. Соскребает кружки, гасит нам свет, уходит к компу куковать.

– Стриптиз на всю честную публику? Совсем попутался? Высеку. – Я серьёзен, вообще-то. Что-то, а эта затея – уже перебор. – Серёж?

Тот молчит заговорщицки.

По правде сказать, я не особо врубаюсь, для чего ему это нужно. Прощупывает… Забавно. Нарисовывается компания – и тут же находится способ, и не один, чтобы потешить своё самолюбие. Я не охотник до экспериментов на себе любимом. Или это такой свежий взгляд на отношения или… «ничем хорошим это не кончится», как говорит Банни, и мальца пора приструнить. По-моему, ему действительно слишком многое дозволительным стало.

– Если так хочешь… можно вернуться домой, и всё просто закончится. Одним махом, так же, как и началось. – Ну, смотрю на него. Он пугается…
– С чего ты взял, что я хочу этого? Что за шутки…
– Без шуток, Серёж. Мне тоже отдача нужна, не заметил? И отнюдь не подобным образом. По-моему, вполне достаточно того, что ты уже получил. Я имею в виду вчера и сегодня. А завтра, пожалуйста, – тише воды, ниже травы.

Руки за голову забрасывает и глазами в потолок, демонстративно так.

– Серёж!..
– Я всё понял.

Прекрасно…

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

1.

Самое смешное, что на следующий день, аккурат к вечеру, у малыша подскакивает температура. Не запредельно, всего тридцать восемь с копейками, но всё равно неприятно. Малыш навалившимся озадачен.

– Боженька наказал… – резюмирует Банни и с деловитым видом уходит обзванивать всех, кто намеревался сегодня порадовать его своим визитом – вечеринка переносится в клуб.

Я не ношусь вокруг мальчика, опасаясь предстать перед другими в виде повёрнутой мамочки: «У меня заболел ребёнок… ах! ах! Какая неприятность!» Дело житейское. Ему организовываются чай с лимоном и мёдом, блистер парацетамола, Play Station, плазма с сотней кабельных каналов и комп с выделенным Интернетом. Качай – не хочу.

Остаться с ним? Дудки. У меня появляется возможность отдохнуть в мужской компании без постоянных оглядок на «а что он только что сделал?», «что-что он сказал?», а у него – хорошенько над всем поразмыслить. Пусть делает выводы, а я потом заценю, устраивает меня расклад или нет.

Короче, мы уезжаем на Малышева без него.

…Меня раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, мне за него волнительно, и я то и дело ловлю себя на том, что лезу в карман за сотовым, но, взглянув на часы, от звонка себя останавливаю. «Половина двенадцатого… наверное, уже ко сну готовится». «Четверть первого… пять минут второго, ну, теперь-то точно бессмысленно набирать, уже спит». С другой стороны, ностальгия… и острая. Видимо, я до конца так и не понял, зачем он мне нужен. Зачем в принципе сковывать себя обязательствами, пока ты в самом соку, и пока находится несметное количество кандидатов на трах, вполне качественный. И, тем более, после такого зубодробительного и ещё не сошедшего с памяти прошлого, как Щербин.

Компания Банни – сплошь золотая молодежь. Состоявшийся бизнесмен Лёлик, сколотивший дело на деньги своего отца, владелец сети парикмахерских; с ним же – двое из ближайшего его окружения, Мирослав – братец, вылупившийся из соседней с ним яйцеклетки (он свои деньги спустил в казино), и бывший любовник Лёлика Данечка, всё ещё имеющий на него виды и, то и дело, бросающий косые взгляды на всех, кто к Лёлику яйца подкатывает. Фотограф Алик, с которым мы уже познакомились, предпочитающий не задерживаться в клубах, как только появится подходящая кандидатура (перебирает он всегда долго). Руслан и Влад – коммерческий и исполнительный директора фирмы, занимающейся поставкой французских лифтов; обоим нет и тридцати пяти, но оба уже искушены прелестями безбедной жизни, а потому, большей частью, праздно скучают. У них один флэт на двоих, но спать они предпочитают в разных постелях и с разными партнёрами, поскольку оба являются несгибаемыми активами, не приемлющими «пидовскую» позицию. Оба из бывших натуралов, естественно, оба были женаты; у Руслана даже имеется четырёхлетняя дочь, алименты которой каждый месяц уходят на банковский счёт. Бывшая же Влада разорвала с ним все отношения, но не брезгует при случае подмочить муженьку репутацию, сетуя, что связала свою жизнь с «пидарасом». Тот, в свою очередь, славится в узких кругах тем, что большинство контрактов проводит через постель… И ещё парочка мальчиков, имён которых мне никак не запомнить – один с полгода назад вернулся с учёбы с Британии, второй метит на ПМЖ в США. Похоже, что тоже вместе, любители группы… и знатоки всех последних новинок в секс-шопах. Ни с одним из них у меня не было даже намёка на сексуальный контакт, потому что я знаю, что ничем хорошим ебля в общей компании обычно не заканчивается. А ещё я понимаю, что Серёжа был бы тут совершенно ни к месту – разговоры и обстановка отнюдь не для подростковых мозгов. Выпивка, рекой льющаяся, тела потные, то и дело, плечом к плечу, якобы случайно, сталкивающиеся, взгляды, взгляды, взгляды, предложения, предложения, предложения… от одного я таки отмахнуться не в силах, и меня уволакивает зеленоглазый шатен (моя слабость, похоже) за хорошим минетом. Разумеется, с его стороны.

– Хороший мальчик, хороший. – Банни сегодня по водочке, разменял четвёртый стопарик. От души хлещет. Трах ему сегодня не светит, да и он, когда я ему составляю компанию, ни с кем не ебётся – пьёт и пиздит на отвлечённые темы, чтобы не сдуреть от мысли, что в очередной раз проводил меня замутнённым взглядом в тёмную комнату. А ещё я сегодня приметил двоих его бывших, друг с другом, к счастью Банни, знакомых только заочно; один из них даже остановил меня, о его делах справиться. Привет для Банни я передавать не стал, он и так нас увидел, и предмет разговора был очевиден предельно, ибо больше, кроме, как о Банни, нам беседовать не о чем.

Короче, я присаживаюсь на диван, точнее, даже при…вваливаюсь, всё ещё не отошедший от эйфории… да-а, мальчик просто отличный – и не сразу соображаю, о ком Банни завёл разговор. За деталями и взглядами, большей частью насмешливыми, в мою сторону, худо-бедно соображается, что речь идёт о его квартирантах, то есть о нас с малышом. И чёрт бы его знал, как он уже успел обрисовать компании нас с Серёжей за те двадцать минут, что я отсутствовал. А теперь из его косноязычного рта вываливаются подробности чего… ну, конечно же, групповушки вчерашней. И в этих подробностях мы с мальчиком предстаём в роли местных давалок, и Банни не прочь нас сосватать первому поперечному.

Естественно, я уже пожалел, что повёлся на трио с этим мерзавцем. Положение у меня незавидное – малыш дал мне повод здорово в нём усомниться, а я зря понадеялся, что вчерашняя заварушка не станет предметом для всеобщего обсуждения. Банни попросту не умеет держать язык за зубами, а я как будто это забыл. Мне уже становится не до выпивки, не до конкурса «мокрых плавок» и ни до чего бы то ни было. Я просто выволакиваю Банни из зала, прихватив со стола его бумажник и телефон, иначе он их точно похерит, и выставляю в холл клуба, где пару раз приминаю его за грудки.

– Эй, эй, что случилось? – Банни, похоже, не понимает, в чём дело, но я и не удивлён. Пьяному ему море по колено, а в морду он ни разу не получал, нос жалко, больно дорого обошёлся.
– То, что ты едешь домой, – говорю, всё ещё не понимая, есть ли смысл разжёвывать ему, что же меня так взбесило. Не факт, что дойдёт, а по два раза я объяснять не привык. – Давай мне ключи, – шиплю, руку протягивая. – Ключи, блядь, давай? – Наконец, из кармана выуживает. Заталкиваю на пассажирское, пристёгиваю. Блядь… мудачьё.
– Нормальные мальчики, чего ты… я тебе всегда говорил…
– Блядь… Банни! Зткн…сь… На кой хер вообще было заводить эту тему? Так сложно хотя бы единственный раз промолчать? Два мужика, заваливших пацана шестнадцатилетнего – просто охуеть, какая актуальная тема для обмусоливания! – Ещё, слава богу, что Серёжик не оказался в пассивной роли в этом скопище тел, иначе бы точно не обобрался, а на Банни я бы мокрого места не оставил. – Скажешь, блядь, что ничего такого в этом нет – не сосчитаешь зубов, ты меня понял? Вот помяни, я в этих делах руку набил.
– Да что тут… – не слыша меня, затевает, и на его ремне тут же блокиратор срабатывает. Потому что я, разогнавшись прилично, даю с дури по тормозам. Уже жалею, что пристегнул его, да.
– Я сказал тебе! – Скалюсь. – И не надо делать вид, что не понял меня!
– Блядь!.. – шипит. – Да кто он такой вообще? Сопля мелкая! Не успел с мамочкиной сиськи слезть, уже сосёт хуи мужикам, потаск… – На счастье своё, осекается.
– Он – мой бойфренд, и ты или с этим смиряешься, или идёшь на хуй. – Я себе удивляюсь, как после таких слов в адрес мальчика, удаётся ещё произнести это в сдержанном тоне.
– Заебись… бойфренд… где ты это чудо в перьях откопал только… Охуенно справедливая тема, скажу я тебе, шкету с помойки все самое лучшее, даже аттестата говеного нет за плечами, а мне что? Пять лет псу под хвост, кругами, как проклятый: «Максик, то…», «Максик, это…», а в обмен что? Квартира – пожалуйста, машина – извольте, кино, вино, домино, лучшие мальчики в городе – и это не жалко, часы… блядь! «Фредерик Констант» за тридцак, и те проебал! Ну, и кто ты, блядь, после этого?
– Мне срать, Банни, как ты меня назовёшь, но не смей малыша в дерьме полоскать, ему ещё домой возвращаться.
– Ха! Да что он теряет! Ты при деле уже, хомут на шею повесил, думаешь, он в это не въехал? Поимеет тебя по полной, что твой…прости господи, как там его… Блядь, Щербин! Такой же муд…ак, двое из ларца, одинаковых с яйца, что тот, что этот, а ты ещё распыляешься, было б на что! Шушера какая-то, и в дамках. А я, бл…? Тридцать два года, ни котёнка, ни ребёнка…
– О-ой, Банни! Хорош прибедняться! Тебе что мешает обзавестись?
– То…
– Ну, что – «то»? Я проебал Фредерика Константа, так мне с ним детей не крестить, а Виталик твой где? Живёт, здравствует, тебя поминает. Викусика в слив, пять лет – и уже не жилец, моя б воля, сам бы его и прикончил, с Кирсановым что тебе не встречалось? Нормальный пацан был, я тебе говорил, просто не надо было строить из себя блондинку, сам же въебал, теперь плачешься? Семьи хочется, коврик для ног, личную посудомойку? Так озаботься, я не пойму, где проблема? Бл… Банни, ты извини меня, но я не буду обсуждать твою фабрику пёзд. Мужиков было много, мозгов не прибавилось, на зеркало пенять нечего, аус.
– Тебя посуду мыть как же, заставишь…
– Банни… Я занят. Был тогда, и сейчас. Хомут, как ты выражаешься. И, по-хорошему, мне на хер не нужно всё это. И, по-хорошему, я просто не представляю ни себя, ни тебя… – Головой мотаю, со смеху прыская. – А трахаться как, блядь? Ты пассив, я пассив, я тебе, блядь, не уступлю, уж кому…
– Я актив, вообще-то.
– Залив… Ладно, похуй, может, я был бы не прочь, раз, два, но ты же на этом не остановишься. У тебя гипертрофированное чувство собственности, ты не замечал? Говоришь, мои мальчики – два сапога пара? А я скажу, дудки, младшему срать, с кем я сплю. Я в Питер уехал ебаться, он знал, я здесь был – ебался, он знал, он там в горячке валяется – знает, что посиделками в «Клоне» дело не ограничится, но ни слова не скажет, а что бы сделал Щербин? Да пристрелил бы меня. Ты? Ой, бля, я даже представлять не хочу. На кой чёрт все эти взгляды на тех, кто просто уводит меня отсосать, дело большое! Если у тебя даже здесь ум за разум заходит, а ты хочешь… чего! Блядь… даже говорить не хочу, вернёмся – посетуй, поплачь, тебе даже идёт… да Банни! Ёб ж твою мать! – У него и так глаза на мокром месте. – Ну, будем считать, что водка, я понял. Давай, прекращай, тушь потечёт. – Смешок. – Не вынуждай меня думать, что я в чём-то перед тобой виноват. – Эгоизм так и плещет, но что с ним, что с Щербиным, по-другому нельзя.
– Я сам виноват, никто кроме…
– Так-то лучше. Вылезай, прибыли. – Ну, сам он не выберется, тут я погорячился. Обмяк. Вздыхаю, тащу из салона, поддав дверь ногой, запираю машину. – Давай, Банни. Это всего двадцать метров, и их нужно пройти. Самому или с божьей помощью, ты ведь понял уже, что я тебе и в этих делах не помощник?
– Макс… – Он на какой-то другой волне, в совершеннейшей прострации, в чём дело я не улавливаю, ну, в беленькой и ещё, кажется, в чём-то.
– Банни… – Его поторапливаю, но он вцепляется в меня накрепко. Держит. – Банни, кончай.
– Я же люблю тебя, долбоёб, – говорит и прикрывает глаза в благовейном ужасе. Он знает, что за этим последует, и, тем не менее… долбоёб среди нас двоих только один.

Это конец, безоговорочная капитуляция, всех евреев по печкам, всем хохлам подыхать от… я таких слов не прощаю. Я не простил их однажды Эндрю, хотя отчего-то и посчитал, что с них всё началось… хер, этими словами всё как раз и закончилось. Я не простил бы их и Серёже, если бы в Питере, в гостиничном номере, в день его отъезда, не произнёс бы их сам – первым; а он был вторым…

– Я не смогу помочь тебе с этим… – От бессилия и пустоты заглатывающей, ощущения надвигающегося кошмара, неминуемого – мне ничего не приходит на ум, как рассказать ровно то же, что я сказал тогда Щербину, шесть лет назад. Только там была ещё просьба простить, он мне простил… я себе – нет, здесь же прощать нечего…
– Я это знаю. – Он курит и жалок, со смешной белой шапкой на голове, какие остаются на памятниках после снегопада; с неба валит хлопьями первый, и ответь я взаимностью, это мега-романтичное действо вошло бы в анналы, но сегодня… больно до слёз.
– Докуривай и поднимайся. Ладно, Банни? – Наверное, второе предложение лишнее, с ненужными мне сейчас интонациями, да и он не уйдёт… куда? пьяный… а ключи у меня. Молча кивает…

Настроение мерзкое, как и преддверие зимы надвигающейся, джингл беллз, херцлих вайнахтен, если бы не малыш, сел бы прямо сейчас и уехал, повод фальшивый найдя. Но надо как-то перетерпеть, слава богу, не в одиночестве невыносимом, одиночество сегодня – удел прочих, и слабых, как он это переживёт… я не знаю. Глэм едва не умер от горя. Рыдал, когда после рассказывал, рассказывал и рыдал, а я вместе с ним, только так, чтобы не видел, не выдал, не дай бог… Мрак. Безысходность.

Дата добавления: 2015-11-14