16 страница

“Lei forse, Elisa, non ha mai passato un’esperienza simile (возможно, вы, Элиза, никогда не проходили через подобное испытание). Perdere la testa per una persona che non potrà essere mai completamente sua (потерять голову из-за человека, который никогда не может быть полностью вашим). E non pensare ad altro, senza un respiro, giorno e notte (и не думать ни о чем ином, беспрерывно, день и ночь; respiro, m — дыхание; передышка). I nervi sempre tesi (нервы всегда натянуты; tendere — тянуть; растягивать, вытягивать). Mai un istante di riposo (никогда ни минуты отдыха; istante, m — мгновение). E i dubbi, le immaginazioni, i sospetti di ogni genere come aghi che entrano nel cervello a tradimento (и сомнения, /мучительные/ фантазии, всяческие подозрения: «подозрения всякого рода», как иглы, незаметно впивающиеся в мозг; genere, m — род, сорт; tradimento, m — измена; a tradimento — исподтишка; ago, m — игла; иголка).

“Anche adesso, che le sto parlando, in questo bosco tranquillo (даже сейчас, когда я разговариваю с вами в этом тихом лесу). Un’inquietudine, una sospensione di cuore (/я чувствую/ тревогу, сердце замирает; sospensione, f — подвешивание; прерывание; sospendere — подвешивать, вешать; прерывать, приостанавливать). Lei, Laura, è là, nel vallone, immobile, io ne sono l’assoluto padrone (она, Лаура, там, в ущелье, неподвижная, я ее полный хозяин). Ma so io che cosa pensa (но знаю ли я, что она думает)? che cosa pensa di me (что она думает обо мне)? Ha imparato a mentire (она научилась лгать). È così astuta da ingannare perfino i registratori magnetici (она такая хитрая, /что/ обманывает даже магнитные самописцы). È sfuggita al nostro controllo (она вышла из-под нашего контроля). I suoi segreti pensieri non li potremo raggiungere mai (мы никогда не сможем узнать ее тайные мысли; raggiungere — достигать). E io qui (а я), — lei mi vede (посмотрите на меня), — io miserabile, schiavo, demente (я /ее/ раб, несчастный, душевнобольной; schiavo — рабский)...”

“Lei forse, Elisa, non ha mai passato un’esperienza simile. Perdere la testa per una persona che non potrà essere mai completamente sua. E non pensare ad altro, senza un respiro, giorno e notte. I nervi sempre tesi. Mai un istante di riposo. E i dubbi, le immaginazioni, i sospetti di ogni genere come aghi che entrano nel cervello a tradimento.

“Anche adesso, che le sto parlando, in questo bosco tranquillo. Un’inquietudine, una sospensione di cuore. Lei, Laura, è là, nel vallone, immobile, io ne sono l’assoluto padrone. Ma so io che cosa pensa? che cosa pensa di me? Ha imparato a mentire. È così astuta da ingannare perfino i registratori magnetici. È sfuggita al nostro controllo. I suoi segreti pensieri non li potremo raggiungere mai. E io qui, — lei mi vede, — io miserabile, schiavo, demente...”

“Endriade, in tutta questa storia una cosa non riesco a capire (Эндриаде, во всей этой истории я не могу понять одного). Il vostro impianto è stato fatto per conto del ministero della guerra, no (ваше сооружение было сделано по заказу министерства обороны, /разве/ нет; conto, m — счет)? Non dovrebbe servire per la guerra (/разве оно/ не должно служить военным целям; guerra, f — война)?”

“Già (ну да). Ci si riprometteva di realizzare una capacità di calcolo, non solo (мы были обязаны изобрести машину, умеющую делать расчеты, но не только; realizzare — осуществлять; capacità, f — способность), un potere d’intuizione superiore alla mente umana (еще и обладающую интуицией, превосходящей человеческий ум; potere, m — сила, возможность). E così risolvere problemi che sono ancora tabù (и, таким образом, /способную/ решать задачи, решение которых пока невозможно: «которые пока табу»). Potrei citarne a decine (я мог бы назвать десятки; citare — цитировать). La diffrazione artificiale del campo, per esempio (искусственная дифракция поля, например), con cui, lungo un confine, si potrà costruire, senza limiti di altezza, una muraglia invisibile (/при помощи/ которой, вдоль границ, можно построить, без ограничения высоты, невидимую стену). E qualcosa, stia pure certa, il Numero Uno ci darà (и что-нибудь, будьте уверены, Номер Один нам преподнесет).”

“Endriade, in tutta questa storia una cosa non riesco a capire. Il vostro impianto è stato fatto per conto del ministero della guerra, no? Non dovrebbe servire per la guerra?”

“Già. Ci si riprometteva di realizzare una capacità di calcolo, non solo, un potere d’intuizione superiore alla mente umana. E così risolvere problemi che sono ancora tabù. Potrei citarne a decine. La diffrazione artificiale del campo, per esempio, con cui, lungo un confine, si potrà costruire, senza limiti di altezza, una muraglia invisibile. E qualcosa, stia pure certa, il Numero Uno ci darà.”

“Ma come è possibile (но /разве это/ возможно)?”, disse Elisa (сказала Элиза). “Se il Numero Uno possiede questa tremenda capacità di calcolo (если Номер Один обладает такой потрясающей способностью к вычислениям), allora non può essere Laura (то он не может быть Лаурой). Oppure è Laura e allora direi che in fatto di calcoli vi farà restare a secco (или же /это/ Лаура, и тогда в том, что касается расчетов, вас ждут сюрпризы: «тогда, я сказала бы, что в деле расчетов она заставит вас остолбенеть»; secco — сухой; высохший; restarci secco — остолбенеть).”

“Insomma, lei pensa, Elisa, che io ho tradito la Patria (в общем, вы думаете, Элиза, что я предал Родину)? Si poteva diventare la nazione più potente del mondo, una forza invincibile (мы могли стать самой могущественной нацией в мире, непобедимой силой; vincere — побеждать), e io, per la mia smania d’amore, ho rovinato tutto quanto (а я, из-за моей безумной любви, все испортил; smania, f — мания). Potevamo avere il cervello più geniale del creato e invece (мы могли получить самый гениальный мозг во вселенной, а вместо этого)... un simulacro di donna, di piccola donna capricciosa (/у нас/ подобие /какой-то/ женщины, незначительной капризной женщины). È questo che lei pensa (так вы думаете)?”

“Un poco sì (приблизительно; un poco — немножко).”

“Ma come è possibile?”, disse Elisa. “Se il Numero Uno possiede questa tremenda capacità di calcolo, allora non può essere Laura. Oppure è Laura e allora direi che in fatto di calcoli vi farà restare a secco.”

“Insomma, lei pensa, Elisa, che io ho tradito la Patria? Si poteva diventare la nazione più potente del mondo, una forza invincibile, e io, per la mia smania d’amore, ho rovinato tutto quanto. Potevamo avere il cervello più geniale del creato e invece... un simulacro di donna, di piccola donna capricciosa. È questo che lei pensa?”

“Un poco sì.”

“Era infatti la nostra preoccupazione (на самом деле, это и нас беспокоило; preoccupazione, f — забота, беспокойство). C’era il caso, per volere troppo, di non ottenere né una cosa né l’altra (бывает так, когда хочешь слишком многого, не получаешь ни того, ни другого; caso, m — случай), né il cervello formidabile né il ritratto di Laura (ни выдающегося мозга, ни портрета Лауры; formidabile — ужасный, потрясающий). Per fortuna ce l’abbiamo fatta (к счастью, мы сделали это).

“Mi intende, Elisa (понимаете, Элиза)? Siamo riusciti (нам удалось). La personalità di Laura convive con una specie di supremo genio matematico (личность Лауры сосуществует с чем-то вроде высшего математического гения). Siamo riusciti (нам удалось). Pensi un po’ se fossero venuti qui i paponi del ministero e avessero detto (представьте, если бы сюда приехали большие начальники/шишки из министерства и сказали бы; pensare — думать): “Coraggio, Numero Uno, quanto fa la radice cubica di sette nove sette cinque sette nove alla ventiquattresima (а ну-ка, Номер Один, сколько будет: кубический корень из 797579 в двадцать четвертой /степени/; coraggio, m — храбрость)?”. E il Numero Uno avrebbe risposto con delle smorfiette (а Номер Один начал бы ломаться: «ответил бы гримасами»).”

“Io però non la vedo, la Laura, professoressa di matematica superiore (однако я не представляю ту Лауру профессором высшей математики; vedere — видеть)”, disse Elisa Ismani (сказала Элиза Измани).

“Era infatti la nostra preoccupazione. C’era il caso, per volere troppo, di non ottenere né una cosa né l’altra, né il cervello formidabile né il ritratto di Laura. Per fortuna ce l’abbiamo fatta.

“Mi intende, Elisa? Siamo riusciti. La personalità di Laura convive con una specie di supremo genio matematico. Siamo riusciti. Pensi un po’ se fossero venuti qui i paponi del ministero e avessero detto: “Coraggio, Numero Uno, quanto fa la radice cubica di sette nove sette cinque sette nove alla ventiquattresima?”. E il Numero Uno avrebbe risposto con delle smorfiette.”

“Io però non la vedo, la Laura, professoressa di matematica superiore”, disse Elisa Ismani.

“Il cervello di Einstein, al paragone del suo, glielo garantisco, era una scatoletta di cerini (мозг Эйнштейна, по сравнению с ее, я вас уверяю, был спичечным коробком). Eppure è Laura, lei, donna fino alla radice dei (и все же /это/ Лаура, она, женщина до корня…)... Dio mio, fino alle radici delle mura (Боже мой, до корней стен)... Mi guarda (/вы так/ на меня смотрите)? Mi crede pazzo (вы считаете меня сумасшедшим)?”

“Perdoni, Endriade (извините, Эндриаде). Tutto questo è così fantastico (все это так фантастично).”

Si accucciò sulla radice di un abete (она присела на корень ели; accuciarsi — прикорнуть, свернуться клубочком). Intorno, il tappeto di aghi secchi, rami secchi, tracce di formiche (вокруг /нее был/ ковер сухих иголок, сухие ветки, следы муравьев; traccia, f — след). Qua e là rilucenti macchioline di sole si spostavano ai respiri del vento sulle piante (тут и там яркие солнечные зайчики прыгали по растениям от дуновения ветра; macchiolina, f — пятнышко; spostarsi — менять место, передвигаться). Un uccellino, insistente, sopra di loro, chiamava chiamava (над ними настойчиво звал, звал птенец; uccello, m — птица; uccellino, m — небольшая птичка; птенец). Chi chiamava (кого он звал)? E di là, dall’esterno del bosco, dal vallone (и оттуда, из-за леса, из ущелья; esterno, m — внешняя, наружная часть; vallone, m — узкая глубокая долина), quel misterioso rombo, di lei, forse, lontano brusio di giovane vita (этот таинственный звук, /исходящий/ от нее, может быть, далекий гул юной жизни; rombo, m — глухой шум, гул).

“Il cervello di Einstein, al paragone del suo, glielo garantisco, era una scatoletta di cerini. Eppure è Laura, lei, donna fino alla radice dei... Dio mio, fino alle radici delle mura... Mi guarda? Mi crede pazzo?”

“Perdoni, Endriade. Tutto questo è così fantastico.”

Si accucciò sulla radice di un abete. Intorno, il tappeto di aghi secchi, rami secchi, tracce di formiche. Qua e là rilucenti macchioline di sole si spostavano ai respiri del vento sulle piante. Un uccellino, insistente, sopra di loro, chiamava chiamava. Chi chiamava? E di là, dall’esterno del bosco, dal vallone, quel misterioso rombo, di lei, forse, lontano brusio di giovane vita.

Rialzò il capo a guardare Endriade, quell’uomo straordinario e disperato (она подняла голову, посмотрела на Эндриаде, этого странного, доведенного до отчаяния человека). Sorrise (улыбнулась).

“E adesso (а теперь)? Sempre infelice (вы все еще: «всегда» несчастны)?”

Egli si passò una mano sulla fronte (он провел рукой по лбу). “Non sò (не знаю). In certi momenti mi pare di aver ricominciato a vivere (иногда мне кажется, /что я/ снова начал жить; in certi momenti — в некоторые моменты). Ma c’è quella perenne inquietudine (но /меня мучит/ это вечное беспокойство; inquietudine, f — беспокойство; inquieto — беспокойный, тревожный). E poi ho paura, paura (и потом я боюсь, боюсь)...”

“Paura di che (боитесь чего)?”

“Paura di tutto (всего). Paura di sconosciuti nemici (боюсь неизвестных врагов; nemico — вражеский, неприятельский; враждебный; /m/ недруг, враг). Si immagina se all’estero non sanno della nostra impresa (думаю, не узнали ли за границей о нашем изобретении; impresa, f — предприятие, дело)? Agenti, spie, sicari (агенты, шпионы, наемные убийцы). Mi par di sentirla, la loro muta, ronzare intorno (кажется, /я уже/ слышу, как их свора вертится вокруг). Come un esercito di termiti che rodono rodono per entrare (как полчища термитов, которые грызут, грызут, чтобы войти). E distruggere (и разрушить). Muri, sbarramenti, posti di blocco, dispositivi d’allarme, reticolati ad alta tensione (стены, заграждения, блокпосты, сигнализация, проволока под высоким напряжением; dispositivo, m — устройство; reticolato, m — проволочное заграждение). Balle (ерунда; balla, f — тюк; вздор, вранье: raccontare balle — врать, нести чушь; balle! — врешь!/ерунда). Io non mi fido (я им не доверяю). E poi non è neppure questo (и вообще, дело даже не в этом; neppure — даже не). Mi attacco alla paura di attentati per non pensare all’altra (я заставляю себя бояться покушений, чтобы не думать о другом; attaccarsi — прикрепляться, привязываться).”

Rialzò il capo a guardare Endriade, quell’uomo straordinario e disperato. Sorrise.

“E adesso? Sempre infelice?”

Egli si passò una mano sulla fronte. “Non sò. In certi momenti mi pare di aver ricominciato a vivere. Ma c’è quella perenne inquietudine. E poi ho paura, paura...”

“Paura di che?”

“Paura di tutto. Paura di sconosciuti nemici. Si immagina se all’estero non sanno della nostra impresa? Agenti, spie, sicari. Mi par di sentirla, la loro muta, ronzare intorno. Come un esercito di termiti che rodono rodono per entrare. E distruggere. Muri, sbarramenti, posti di blocco, dispositivi d’allarme, reticolati ad alta tensione. Balle. Io non mi fido. E poi non è neppure questo. Mi attacco alla paura di attentati per non pensare all’altra.”

“Quale altra (о чем другом)?”

Endriade scosse la testa, i capelli grigi ondeggiarono di qua e di là (Эндриаде тряхнул головой, и седые волосы разметались по плечам; ondeggiare — волноваться, колыхаться; di qua e di là — сюда и туда). Batté un piede a terra con rabbia (он топнул ногой от злости; battere — бить; terra, f — земля; rabbia, f — бешенство).

“Ci conosciamo da pochi giorni, noi due (мы знакомы друг с другом всего несколько дней, мы двое = мы ведь…). Non sappiamo niente l’uno dell’altra (мы ничего не знаем друг о друге). Due viaggiatori che si incontrano nello scompartimento ferroviario, per qualche ora (два путешественника, которые оказались /в поезде/, в одном купе, /всего/ на несколько часов; incontrarsi — встречаться; ferroviario — железнодорожный). Mentre il treno va, va (пока поезд идет). E io (а я)... eccomi qui a dirle i più gelosi segreti della vita, a confessarle la mia perdizione (рассказываю вам самые сокровенные тайны /моей/ жизни, признаюсь в моей гибели; geloso — ревнивый; ревностный). Oh Laura, Laura, non riesco ancora a credere che sia tornata (о Лаура, Лаура, я все еще не могу поверить в то, что /ты/ вернулась; riuscire — удаваться)!... Per opera mia (благодаря мне; opera, f — труд, дело). E se (и если)... se (если)...”

“Penso di poter esserle amica (думаю, /что я/ смогу быть вам подругой)”, disse Elisa con dolcezza (мягко сказала Элиза; dolcezza, f — сладость; мягкость, нежность).

“Quale altra?”

Endriade scosse la testa, i capelli grigi ondeggiarono di qua e di là. Batté un piede a terra con rabbia.

“Ci conosciamo da pochi giorni, noi due. Non sappiamo niente l’uno dell’altra. Due viaggiatori che si incontrano nello scompartimento ferroviario, per qualche ora. Mentre il treno va, va. E io... eccomi qui a dirle i più gelosi segreti della vita, a confessarle la mia perdizione. Oh Laura, Laura, non riesco ancora a credere che sia tornata!... Per opera mia. E se... se...”

“Penso di poter esserle amica”, disse Elisa con dolcezza.

“Se (если)... se (если)...”, fece Endriade, assorto, lentamente (медленно сказал Эндриаде, погруженный /в свои мысли/), “se il miracolo si compisse fino in fondo (если чудо свершилось; fino in fondo — до конца; compire/compiere — кончать, завершать, доводить до конца). Se in questa Laura ricostruita da noi pezzetto a pezzetto, cellula a cellula (если в этой Лауре, воссозданной нами частичка за частичкой, клетка за клеткой), si insediasse l’anima della vera Laura, l’anima che finora vagava per la terra e per i cieli, forse (поселилась душа настоящей Лауры, душа, которая, может быть, до сих пор бродила между землей и небом). Voglio dire (я хочу сказать): se questa nostra Laura, strappata dalla tomba coi nostri trucchi matematici (если эта наша Лаура, вырванная из могилы нашими математическими фокусами), questa Laura artificiale, che Aloisi ed io abbiamo costruito felice, allegra, spensierata, che spande intorno (эта искусственная Лаура, которую мы с Алоизи создали счастливой, веселой, беззаботной, которая излучает; spandere — распространять) — se ne sarà accorta, spero (надеюсь, вы заметили) — un flusso di letizia, di vitalità, di giovinezza (радость, жизненную силу, юность; flusso, m — поток), se questa Laura diventasse la autentica Laura fino in fondo (если эта Лаура стала бы настоящей Лаурой), se a poco a poco ritornassero in lei i ricordi della prima vita (вернулись ли бы к ней постепенно воспоминания о первой жизни)? e i desideri (и желания)? e i rimpianti (и сожаления)? E allora misurasse la orribile condizione in cui si trova adesso (и тогда она осознала бы то ужасное состояние, в котором она теперь находится; misurare — измерять), trasformata in una centrale elettrica, inchiodata alle rupi, donna ma senza corpo di donna (превращенная в электрическую станцию, прикованная к скалам, женщина, но без женского тела), capace di amare ma senza possibilità d’essere amata se non da un pazzo come me (способная любить, но не быть любимой, разве только таким сумасшедшим, как я; possibilità, f — возможность), senza una bocca da baciare, un corpo da stringere, una (без рта, /чтобы/ целоваться, без тела, /которое можно/ сжать /в объятиях/)... Capisce, Elisa, che inferno diventerebbe allora la sua vita (представляете, Элиза, в какой ад превратилась бы тогда ее жизнь; capire — понимать)?”

“Se... se...”, fece Endriade, assorto, lentamente, “se il miracolo si compisse fino in fondo. Se in questa Laura ricostruita da noi pezzetto a pezzetto, cellula a cellula, si insediasse l’anima della vera Laura, l’anima che finora vagava per la terra e per i cieli, forse. Voglio dire: se questa nostra Laura, strappata dalla tomba coi nostri trucchi matematici, questa Laura artificiale, che Aloisi ed io abbiamo costruito felice, allegra, spensierata, che spande intorno — se ne sarà accorta, spero — un flusso di letizia, di vitalità, di giovinezza, se questa Laura diventasse la autentica Laura fino in fondo, se a poco a poco ritornassero in lei i ricordi della prima vita? e i desideri? e i rimpianti? E allora misurasse la orribile condizione in cui si trova adesso, trasformata in una centrale elettrica, inchiodata alle rupi, donna ma senza corpo di donna, capace di amare ma senza possibilità d’essere amata se non da un pazzo come me, senza una bocca da baciare, un corpo da stringere, una... Capisce, Elisa, che inferno diventerebbe allora la sua vita?”

“Ma questo è assurdo (но это нелепо: «абсурдно»). Guai, caro lei, se dà retta a queste insensate fantasie (ни в коем случае, дорогой мой, не поддавайтесь этим безумным фантазиям; guaio, m — беда; guai — плохо будет: guai a voi! — плохо вам будет!, вам несдобровать!; retta, f — внимание). Lei ha riportato al mondo una creatura (благодаря вам на свет вновь появилось существо; riportare — вновь приносить, приводить). Nessuno al mondo mai ha fatto altrettanto (никто в мире никогда ничего подобного не делал; altrettanto — столько же). Neanche gli imperatori, neanche i santi (ни императоры, ни святые). Soltanto questo dovrebbe bastare (только этого /вам/ должно бы быть достаточно). Chi ha mai avuto una simile vittoria (кто когда-либо одержал такую победу)?”

Anche Endriade si sedette ai piedi del tronco (Эндриаде тоже сел около ствола /дерева/; piede, m — нога, подножие). Il volto si rischiarava (его лицо просветлело; rischiararsi — проясняться; chiaro — ясный). Trasse di tasca un pacchetto di sigarette cincischiato (он вытащил из кармана мятую пачку сигарет; cincischiare — кромсать; комкать).

“Fuma (вы курите)?”, chiese a Elisa (спросил он Элизу).

“No, grazie, io non fumo mai (нет, спасибо, я никогда не курю).”

I lumini del sole sul terreno si spensero (солнечные зайчики на земле погасли; lumino, m — огонек). Una nube stava passando davanti al sole (над лесом проплывало облако: «облако проходило перед солнцем»). Endriade accese (Эндриаде закурил; accendere — зажигать).

“Ma questo è assurdo. Guai, caro lei, se dà retta a queste insensate fantasie. Lei ha riportato al mondo una creatura. Nessuno al mondo mai ha fatto altrettanto. Neanche gli imperatori, neanche i santi. Soltanto questo dovrebbe bastare. Chi ha mai avuto una simile vittoria?”

Anche Endriade si sedette ai piedi del tronco. Il volto si rischiarava. Trasse di tasca un pacchetto di sigarette cincischiato.

“Fuma?”, chiese a Elisa.

“No, grazie, io non fumo mai.”

I lumini del sole sul terreno si spensero. Una nube stava passando davanti al sole. Endriade accese.

Elisa Ismani chiese (Элиза Измани спросила): “Ma, dico, questa Laura le vorrà un poco di bene (но, я думаю, эта Лаура вас немножко любит; dire — говорить)”.

Endriade la guardò fisso (Эндриаде пристально на нее посмотрел): “A me volermi bene (меня любит)?”. Scosse il capo (он покачал головой; scuotere — трясти).

“E lei come fa a parlarle (а как вам удается разговаривать с ней)?”

“Parlarle (разговаривать с ней)? Sono messaggi in termini di numeri (при помощи цифровых сообщений; termine, m — термин). O di grafici mentali, come diciamo noi (или ментальных/умственных графиков, как мы /их/ называем). Niente di compromettente (ничего компрометирующего). Vengono tutti registrati dagli archivi (они все регистрируются в архивах). Domani potrebbero essere ricostruiti con la massima facilità; da una commissione di inchiesta, per esempio (завтра их можно было бы очень легко восстановить, например, для следственной комиссии; massimo — максимальный, facilità, f — легкость; inchiesta, f — следствие, расследование; inchiedere — расспрашивать; допрашивать; расследовать). Già me la vedo arrivare io, da un giorno all’altro (я уже чувствую, что она приедет со дня на день; vedere — видеть).”

“E allora, questa Laura, di lei non sa niente (значит, эта Лаура ничего не знает о вас)?”

Elisa Ismani chiese: “Ma, dico, questa Laura le vorrà un poco di bene”.

Endriade la guardò fisso: “A me volermi bene?”. Scosse il capo.

“E lei come fa a parlarle?”

“Parlarle? Sono messaggi in termini di numeri. O di grafici mentali, come diciamo noi. Niente di compromettente. Vengono tutti registrati dagli archivi. Domani potrebbero essere ricostruiti con la massima facilità; da una commissione di inchiesta, per esempio. Già me la vedo arrivare io, da un giorno all’altro.”

“E allora, questa Laura, di lei non sa niente?”

“Chi sa (кто знает). La nostra lingua non gliela abbiamo insegnata, questo no (мы ведь не учили ее нашему языку). Sarebbe stato inutile (/это/ было бы бесполезно). Forse pericoloso anche (может, даже опасно). Il linguaggio, gliel’ho già detto un’altra volta, mi pare, è una trappola per il pensiero umano (речь — кажется, я вам уже когда-то говорил — /это/ ловушка для человеческого мышления). Però, da qualche tempo (но уже некоторое время)...”

“Dica, dica, Endriade (говорите, говорите, Эндриаде).”

“Da qualche tempo, ma forse è soltanto la speranza (уже некоторое время, хотя, может, /это/ только надежда), ho l’impressione che, quando noi parliamo, lei capisca (у меня /такое/ впечатление, что, когда мы говорим, она понимает). In fondo, teoricamente, per decifrare qualsiasi discorso di qualsiasi lingua, lo strumento mentale glielo abbiamo fornito, necessario e sufficiente (в сущности, теоретически, мы предоставили ей мыслительный аппарат, необходимый и достаточный для расшифровки любой речи на любом языке).”

“Vuol dire, Endriade, che può capire i nostri discorsi (вы хотите сказать, Эндриаде, что она может понять наши разговоры)?”

“Chi sa. La nostra lingua non gliela abbiamo insegnata, questo no. Sarebbe stato inutile. Forse pericoloso anche. Il linguaggio, gliel’ho già detto un’altra volta, mi pare, è una trappola per il pensiero umano. Però, da qualche tempo...”

“Dica, dica, Endriade.”

“Da qualche tempo, ma forse è soltanto la speranza, ho l’impressione che, quando noi parliamo, lei capisca. In fondo, teoricamente, per decifrare qualsiasi discorso di qualsiasi lingua, lo strumento mentale glielo abbiamo fornito, necessario e sufficiente.”

“Vuol dire, Endriade, che può capire i nostri discorsi?”

“Spero di sì (надеюсь, что да). Ho paura di sì (боюсь, что да).”

“E lei, Laura, che dice (а она, Лаура, что говорит)?”

“Laura pensa a Strobele (Лаура думает о Штробеле). Si è innamorata di quell’imbecille (она влюблена в этого болвана). Come poteva andare altrimenti (разве могло быть иначе: «как могло пойти иначе»)? Laura è sempre Laura (Лаура — всегда Лаура). E poi, stavolta, intendiamoci, non sono più il marito (и к тому же, на этот раз я больше /ей/ не муж; intendersi — договариваться, уславливаться; intendiamoci — имейте в виду, /давайте/ договоримся; вы ведь понимаете). Io sono il padre (я отец). Io, l’ho messa al mondo (я породил ее; mettere — класть, помещать). Della stessa donna, padre, marito, innamorato (я отец, муж и возлюбленный одной и той же женщины). In una bella situazione, no (пикантная ситуация, правда; bello — прекрасный)?” Gettò la sigaretta, la quale cadde e continuò a fumare lentamente (он бросил сигарету, которая упала и продолжала медленно дымиться). “Del resto, che importa se non mi ama (впрочем, какое значение имеет /то, что она/ меня не любит)? Se non sa neanche chi sono (если она даже не знает, кто я)? Se non sa neanche che esisto (если она даже не знает, что я существую)? Che importa (какое /это/ имеет значение)? Purché sia contenta (лишь бы она была довольна)...”

“Spero di sì. Ho paura di sì.”

“E lei, Laura, che dice?”

“Laura pensa a Strobele. Si è innamorata di quell’imbecille. Come poteva andare altrimenti? Laura è sempre Laura. E poi, stavolta, intendiamoci, non sono più il marito. Io sono il padre. Io, l’ho messa al mondo. Della stessa donna, padre, marito, innamorato. In una bella situazione, no?” Gettò la sigaretta, la quale cadde e continuò a fumare lentamente. “Del resto, che importa se non mi ama? Se non sa neanche chi sono? Se non sa neanche che esisto? Che importa? Purché sia contenta...”

“Tanto le vuol bene (вы так ее любите)?”

“Purtroppo (к сожалению).”

“E Strobele (а Штробеле)?”

“Strobele (Штробеле). Non me ne parli (не говорите мне о нем). Cosa vuole che capisca, l’idiota, di questi adorabili misteri (что вы хотите, чтобы он, идиот, понимал /что-то/ в этих восхитительных тайнах; adorabile — очаровательный; восхитительный; adorare — обожать, безумно любить, боготворить; преклоняться, благоговеть)? Ma questa è la legge (но это же закон). Ama, se vuoi non farti amare (люби, если хочешь, чтобы тебя не любили). Lei perderà sempre la testa per chi non la guarda neanche (она всегда будет терять голову из-за того, кто даже на нее не смотрит).” Si rialzò in piedi con fatica (он с трудом поднялся на ноги). “Povero Strobele (бедный Штробеле). Essere amato dalla prima creatura umana creata dall’uomo (быть любимым первым человеческим существом, созданным человеком)! Ma lui, per fortuna, non capisce (но он, к счастью, не понимает).”

Endriade guardò l’orologio a polso (Эндриаде посмотрел на часы на запястье). “Le dodici e un quarto (четверть первого: «двенадцать и четверть»). È tardi (/уже/ поздно). Chi sa Luciana (кто знает, /что подумает/ Лучана). Andiamo (пойдемте)?”

Дата добавления: 2015-11-13