10 страница

“E occorreva farlo così grande? È un paese, non un uomo.”

“È ancora molto più piccolo di quanto si pensasse (он гораздо меньше, чем /можно/ подумать: «чем сколько подумалось бы»). Il primo progetto prevedeva un complesso di apparati da riempire una città come Parigi (первый проект предусматривал комплекс сооружений /величиной/ с большой город, вроде Парижа; riempire — наполнять). Si sono fatti miracoli (но случилось чудо; farsi — делаться). Nota che noi ne vediamo soltanto una minima parte, tutto il resto è nascosto sottoterra (заметь, что мы видим только небольшую часть, все остальное скрыто под землей; nascondere — прятать, скрывать; minimo — минимальный, малейший). Certo è un po’ ingombrante, eh eh, corpulento anzichenò (конечно, он немного громоздкий, э-э, довольно-таки тучный; ingombrare — загромождать, заваливать)...”

Olga: “A parlargli, lui risponde (/если/ с ним говорят, он отвечает)?”, e rise ambigua (и недоверчиво засмеялась; ambiguo — двусмысленный).

“Proverei (/можно/ попробовать: «я пробовал бы»). Ma ha un interesse relativo (но /это/ имеет относительный интерес). Automi che reagiscono alla luce, per esempio, al suono, o ai colori, ai contatti, con un comportamento logico sono usuali, ormai (роботы, которые реагируют на свет, например, на звук, или на цвета, на контакт, логичным поведением — теперь уже обычное /явление/). Qui abbiamo fatto, direi, qualcosa di più (здесь мы сделали, я бы сказал, нечто большее). Intanto realizzati i cinque sensi (тем временем у него появились пять чувств; realizzare — осуществлять, выполнять). L’automa, come tu dici, vede, ode, distingue le cose vicine (робот, как ты говоришь, видит, слышит, различает близкие предметы; distinguere — отличать, различать).”

“È ancora molto più piccolo di quanto si pensasse. Il primo progetto prevedeva un complesso di apparati da riempire una città come Parigi. Si sono fatti miracoli. Nota che noi ne vediamo soltanto una minima parte, tutto il resto è nascosto sottoterra. Certo è un po’ ingombrante, eh eh, corpulento anzichenò...”

Olga: “A parlargli, lui risponde?”, e rise ambigua.

“Proverei. Ma ha un interesse relativo. Automi che reagiscono alla luce, per esempio, al suono, o ai colori, ai contatti, con un comportamento logico sono usuali, ormai. Qui abbiamo fatto, direi, qualcosa di più. Intanto realizzati i cinque sensi. L’automa, come tu dici, vede, ode, distingue le cose vicine.”

“Anche il gusto (даже вкус)? Anche l’olfatto (даже обоняние)?”, chiese Ismani (спросил Измани).

“Certamente (конечно).”

“E il tatto (и осязание)?”, chiese Olga (спросила Ольга).

“Anche (тоже /есть/). Vedi quella specie di ciuffi (видишь эти хохолки)? Quelle antenne (эти антенны)? Toccando, riconoscono, o determinano, un oggetto (касаясь, они опознают, или определяют, предмет).”

Ismani: “Se ho ben capito (если /я правильно/ понял), voi avete tentato di attribuire a questo coso, a questo impianto, come dire?... una personalità (вы попытались придать этой штуке, этому сооружению, как бы сказать?.. личность = личностное начало; attribuire — присваивать; coso, m — /разг./ штука; штуковина)”.

“Una differenziazione, sì (да, дифференциацию = индивидуальность)”, fece Strobele (сказал Штробеле).

“Uomo o donna (/это/ мужчина или женщина)?”, Olga domandò (спросила Ольга). “Scommetto che (держу пари, что; scommettere — биться об заклад, держать пари)...”

“Anche il gusto? Anche l’olfatto?”, chiese Ismani.

“Certamente.”

“E il tatto?”, chiese Olga.

“Anche. Vedi quella specie di ciuffi? Quelle antenne? Toccando, riconoscono, o determinano, un oggetto.”

Ismani: “Se ho ben capito, voi avete tentato di attribuire a questo coso, a questo impianto, come dire?... una personalità”.

“Una differenziazione, sì”, fece Strobele.

“Uomo o donna?”, Olga domandò. “Scommetto che...”

Strobele arrossì come un bambino (Штробеле покраснел, как ребенок).

“Non è un problema pertinente (/это/ не является насущной проблемой). Un... un condizionamento sessuale non è sembrato (половая принадлежность не казалась; condizionamento, m — обусловленность)...”

Ismani: “E avrete avuto di mira un modello, no (а у вас была модель; mira, f — мишень, цель, намерение)? Un tipo umano a cui riferirvi (человеческий тип, который вы имели в виду; riferirsi — ссылаться)”.

Piccole nubi bianche risalivano la curvatura della terra, verso il settentrione misterioso (маленькие белые облака поднялись над землей /и поплыли/ к таинственному северу; curvatura, f — кривизна). Come un lento brivido le ombre loro scorrevano sulla cittadella (как замедленная дрожь, их тени набежали на цитадель), sullo sconnesso corpo dell’essere immenso adagiato nel vallone, con effetti incredibili (на разрозненное тело огромного существа, расположенного в ущелье, с невероятным эффектом; connettere — связывать, соединять; sconnettere — разъединять; разнимать; adagiarsi — удобно усаживаться/укладываться; располагаться; agio, m — удобство).

“Precisamente (точно)”, fece Strobele (сказал Штробеле), “non saprei (кто знает: «я не знал бы»; non saprei — кто его знает?, как сказать)...”

“Vi sarete presi voi, a modello (вы, наверное, взяли себя за образец)”, disse Olga (сказала Ольга), “vi credete dei tali geni, voi scienziati (вы, ученые, считаете себя настоящими гениями; tale — такой).”

“Noi (мы)? Sono cose che decide Endriade (такие вопросы решает Эндриаде).”

Strobele arrossì come un bambino.

“Non è un problema pertinente. Un... un condizionamento sessuale non è sembrato...”

Ismani: “E avrete avuto di mira un modello, no? Un tipo umano a cui riferirvi”.

Piccole nubi bianche risalivano la curvatura della terra, verso il settentrione misterioso. Come un lento brivido le ombre loro scorrevano sulla cittadella, sullo sconnesso corpo dell’essere immenso adagiato nel vallone, con effetti incredibili.

“Precisamente”, fece Strobele, “non saprei...”

“Vi sarete presi voi, a modello”, disse Olga, “vi credete dei tali geni, voi scienziati.”

“Noi? Sono cose che decide Endriade.”

Endriade, rimasto fino allora appoggiato al parapetto, si riscosse (Эндриаде, до сих пор стоявший, опершись на парапет, вздрогнул; riscuotersi — встряхиваться; вздрагивать; scuotere — трясти; сотрясать):

“Io (я)?”, guardò gli ospiti (он посмотрел на гостей). Sembrava stralunato come chi è strappato da una rêverie (он казался очумелым, как будто /только что/ очнулся от грез /фр./; strappare — дергать, вырывать). “Vi chiedo scusa (прошу прощения). Dovrei andare a vedere (я должен пойти посмотреть)...”

Si allontanò per un sottile ballatoio sospeso sul precipizio (он пошел прочь по тонкой = узкой/изящной галерее, висящей над пропастью) che si perdeva più avanti negli incavi della complicatissima bastionata (которая терялась далеко впереди в углублениях сложнейшего бастиона; complicato — сложный; трудный, запутанный).

“Cos’ha (что с ним)? È di malumore (у него плохое настроение)?”, chiese Olga a Manunta che aveva fatto un sorrisetto (спросила Ольга Манунту, который слегка улыбнулся; sorrisetto, m — улыбочка).

“No, no (нет, нет)”, disse il capotecnico, uomo grasso, pacifico e gioviale (сказал главный техник, толстый, добродушный, жизнерадостный мужчина), “è un tipo così, un po’ strambo (он такой человек, немного чудной). Si sa, i grandi sapienti (знаете, великие ученые)...”

“Io lo trovo simpaticissimo (я считаю его весьма приятным)”, disse Elisa Ismani come per prevenire qualche osservazione dell’Olga (сказала Элиза Измани, как будто чтобы помешать Ольге /сделать/ какое-нибудь замечание; prevenire — предупреждать, предотвращать).

“Bella forza (тоже мне достижение; bello — красивый; forza, f — сила)”, disse Olga (сказала Ольга), “è un uomo spettacoloso, sbaracca tutto al suo passaggio, quello lì (/это/ поразительный человек, устраняет все /препятствия/ на своем пути; sbaraccare — гнать, изгонять; baraccare — строить временные постройки/бараки; baracca, f — временное сооружение, временная постройка, барак; лачуга), basta vederlo (стоит /только/ посмотреть на него; bastare — быть достаточным).”

Endriade, rimasto fino allora appoggiato al parapetto, si riscosse:

“Io?”, guardò gli ospiti. Sembrava stralunato come chi è strappato da una rêverie. “Vi chiedo scusa. Dovrei andare a vedere...”

Si allontanò per un sottile ballatoio sospeso sul precipizio che si perdeva più avanti negli incavi della complicatissima bastionata.

“Cos’ha? È di malumore?”, chiese Olga a Manunta che aveva fatto un sorrisetto.

“No, no”, disse il capotecnico, uomo grasso, pacifico e gioviale, “è un tipo così, un po’ strambo. Si sa, i grandi sapienti...”

“Io lo trovo simpaticissimo”, disse Elisa Ismani come per prevenire qualche osservazione dell’Olga.

“Bella forza”, disse Olga, “è un uomo spettacoloso, sbaracca tutto al suo passaggio, quello lì, basta vederlo.”

12.

Strobele tossicchiò per richiamare l’attenzione (Штробеле покашлял, чтобы привлечь внимание).

“Ora si potrebbe anche fare un piccolo esperimento sensoriale (теперь можно даже провести маленький сенсорный эксперимент).”

“Ma, a chiamarlo, lui risponde, lui obbedisce (но, /если/ позвать его, он отвечает, он слушается)?”, ripetè la moglie di Strobele (повторила жена Штробеле).

“Tu insisti, Olga (ты настаиваешь, Ольга; insistere)”, fece Strobele (сказал Штробеле), “tu vedi il problema esattamente all’opposto di noi, si può dire (ты видишь проблему не так, как мы ее видим, можно сказать, прямо противоположно; esatto — точный; opposto — противоположный). Che risponda o non risponda, a noi è del tutto indifferente (отвечает или не отвечает — нам совершенно все равно; indifferente — равнодушный). Non deve agire, deve pensare, lui (он не должен действовать, он должен думать).”

“Ma capisce quello che diciamo (но он понимает то, что мы говорим)?”

“Qui, per la verità, è un’incognita (честно /говоря, это/ неизвестно; incognita, f — неизвестность). Non esiste nessun motivo tecnico per cui ci debba capire (у него нет никакого технического устройства, /благодаря/ которому он мог бы понимать нас; esistere — существовать). Però (однако)... però abbiamo constatato che questa macchinetta ha delle risorse che noi non ci eravamo mai sognati (однако мы установили, что эта машинка имеет такие возможности, которые нам никогда и не снились)... Non mi stupirei se (я бы не удивился, если)...”

Strobele tossicchiò per richiamare l’attenzione.

“Ora si potrebbe anche fare un piccolo esperimento sensoriale.”

“Ma, a chiamarlo, lui risponde, lui obbedisce?”, ripetè la moglie di Strobele.

“Tu insisti, Olga”, fece Strobele, “tu vedi il problema esattamente all’opposto di noi, si può dire. Che risponda o non risponda, a noi è del tutto indifferente. Non deve agire, deve pensare, lui.”

“Ma capisce quello che diciamo?”

“Qui, per la verità, è un’incognita. Non esiste nessun motivo tecnico per cui ci debba capire. Però... però abbiamo constatato che questa macchinetta ha delle risorse che noi non ci eravamo mai sognati... Non mi stupirei se...”

“E come lo avete battezzato (а как вы его окрестили)?”

“Secondo (по-разному: «смотря по обстоятельствам»; secondo — в зависимости от; смотря по: secondo i casi/le circostanze — смотря по обстоятельствам). Protocollarmente, come si dice, è il Numero 1 (по протоколу, как говорится, он Номер 1). Io lo chiamo l’Amico (я его зову Другом). Manunta dice “La bambina” (Манунта говорит «Девочка»). Endriade dice sempre “Lei” (Эндриаде всегда говорит «Она»): lei, la creatura (она, создание).”

“Lei (она)?”

“Lei (она). E certi giorni gli piace scherzare (а иногда: «в определенные = некоторые дни» ему нравится шутить). Perfino con nomi di donna, lo chiama (он даже называет его женскими именами).”

“Che nomi (какими именами)?”

“Dei nomi, così, io non ricordo (я не помню какими).”

Guardarono tutti nella stessa direzione (они все посмотрели в одну сторону). Dopo essere scomparso dietro allo spigolo di un padiglione (после того как он исчез за углом одного павильона; scomparire; spigolo, m — ребро; край, кромка; сторона /предмета/; /перен./ угол), Endriade era ricomparso molto più in là, e più in alto, sul ciglio di una costruzione lunga e geometrica (Эндриаде вновь появился гораздо дальше и выше, на краю длинной, правильной формы конструкции; geometrico — геометрический, прямолинейный; ricomparire) che dominava un lembo di cittadella (которая возвышалась над гранью цитадели). Si era fermato, sporgendosi dalla balaustra metallica e sembrava che stesse parlando con qualcuno di sotto (он остановился, наклонился вперед, /держась за/ металлическую балюстраду, и, казалось, разговаривал с кем-то внизу; sporgersi — выдаваться вперед).

“E come lo avete battezzato?”

“Secondo. Protocollarmente, come si dice, è il Numero 1. Io lo chiamo l’Amico. Manunta dice “La bambina”. Endriade dice sempre “Lei”: lei, la creatura.”

“Lei?”

“Lei. E certi giorni gli piace scherzare. Perfino con nomi di donna, lo chiama.”

“Che nomi?”

“Dei nomi, così, io non ricordo.”

Guardarono tutti nella stessa direzione. Dopo essere scomparso dietro allo spigolo di un padiglione, Endriade era ricomparso molto più in là, e più in alto, sul ciglio di una costruzione lunga e geometrica che dominava un lembo di cittadella. Si era fermato, sporgendosi dalla balaustra metallica e sembrava che stesse parlando con qualcuno di sotto.

“Ma con chi sta parlando (а с кем он разговаривает)?”

Strobele: “Parlerà con se stesso (видимо, он говорит с самим собой). Una sua vecchia abitudine (/это/ его старая привычка)”.

“Già (да; già — уже, уж; теперь уже; да, ну да, ах да)”, disse Elisa Ismani (сказала Элиза Измани). “L’abbiamo sentito anche noi ieri sera (мы тоже слышали его вчера вечером). Siamo andati a fare due passi al lume di luna e lo abbiamo incontrato (мы пошли прогуляться: «сделать два шага» при свете луны и встретили его). Anzi, lì per lì abbiamo preso una paura (поначалу нам стало страшно; prendere — взять; paura, f — страх; lì per lì — сразу, сейчас же; поначалу; тут же, на месте, не сходя с места). E lui parlava, ma ad alta voce parlava (он разговаривал, но разговаривал громким голосом).”

“Scusa (извини). Giancarlo (Джанкарло)”, chiese la moglie interrompendo (спросила жена, перебив), “e lei, la macchina, parla (а она, машина, разговаривает)?”

“Parlare nel senso normale, no (в обычном смысле /этого слова/, нет). Lingue non ne conosce (она не знает языков). Su questo siamo stati categorici (в этом мы были категоричны = мы были категорически против). Guai se gli avessimo insegnato una lingua (беда, если бы мы ее научили /какому-нибудь/ языку). Il linguaggio è il peggior nemico della chiarezza mentale (речь — это злейший враг ясности мышления; il peggiore — наихудший). Per voler ad ogni costo esprimere il suo pensiero in parole (желая любой ценой выразить свою мысль словами), l’uomo ha finito per combinare dei tali pasticci (человек устроил большую путаницу; finire — заканчивать; combinare — соединять; pasticcio, m — пирог; запеканка; путаница; интрига)...”

“Ma con chi sta parlando?”

Strobele: “Parlerà con se stesso. Una sua vecchia abitudine”.

“Già”, disse Elisa Ismani. “L’abbiamo sentito anche noi ieri sera. Siamo andati a fare due passi al lume di luna e lo abbiamo incontrato. Anzi, lì per lì abbiamo preso una paura. E lui parlava, ma ad alta voce parlava.”

“Scusa. Giancarlo”, chiese la moglie interrompendo, “e lei, la macchina, parla?”

“Parlare nel senso normale, no. Lingue non ne conosce. Su questo siamo stati categorici. Guai se gli avessimo insegnato una lingua. Il linguaggio è il peggior nemico della chiarezza mentale. Per voler ad ogni costo esprimere il suo pensiero in parole, l’uomo ha finito per combinare dei tali pasticci...”

“Allora è muto (/значит, он/ немой)?”

“Dì, Manunta (скажи, Манунта)”, Strobele chiese al capotecnico (попросил Штробеле главного техника). “Parla tu (ты скажи). È muto il nostro amico (наш друг немой)?”

“Lei, professore (вы, профессор)”, Manunta fece con l’indice un bonario cenno di minaccia (Манунта добродушно погрозил указательным пальцем; bonario — добродушный; cenno, m — знак; minaccia, f — угроза), “lei mi prende in giro (вы смеетесь надо мной; giro, m — круг; шутка; prendere in giro — подшучивать). Eppure lo sa meglio di me (вы же знаете лучше меня)... Ecco, adesso per esempio (вот, например)...” L’indice si alzò diritto, come per chiedere silenzio (указательный палец поднялся вверх, как будто призывая к тишине).

Tacquero (они замолчали). Un curioso suono, qualcosa che assomigliava a un sussurro d’acqua, a un flebile cigolio, a un zufolo sommesso, si snodava nell’aria (странный звук, что-то похожее на журчание воды, на приглушенный скрип, на тихую свирель, носился в воздухе; snodarsi — развязываться, виться; zufolo, m — свирель, дудка; flebile — жалобный, стонущий: voce flebile — жалобный голос; приглушенный, слабый /о звуке/), rotto irregolarmente da interruzioni, scatti, tremiti (с неравномерными перерывами, внезапными щелчками, дребезжанием; rompere — ломать, прерывать); andava e veniva con capricciosi sospiri (он спадал и нарастал причудливыми вздохами; andava e veniva — уходил и приходил). E ascoltando, ascoltando, si percepivano anche vocali e consonanti ma non articolate (и, прислушавшись, /можно/ было различить даже гласные и согласные, но не проговариваемые /четко/), un fittissimo rimescolio che ricordava la frenetica e incomprensibile precipitazione dei discorsi (/как будто в/ суматошной спешке, которая напоминала лихорадочный и непонятный поток речи; fitto — густой, частый; rimescolio, m — суматоха; precipitazione, f — падение, стремительность) quando, al magnetofono, si riavvolge vorticosamente la bobina (когда на магнитофоне стремительно прокручивается катушка; riavvolgersi; vorticoso — вихревой; вихреобразный; головокружительный, стремительный: ritmo vorticoso — стремительный ритм; vortice, m — вихрь; водоворот). Era una voce (был /ли это/ голос)? Era un rumore di macchinari senza senso (был /ли это/ бессмысленный шум механизмов; senso, m — смысл)? O c’era dentro una intenzione (или в нем был смысл)? Il filo di un pensiero (связные мысли; filo, m — нить)? O una risata (или смех)?

“Allora è muto?”

“Dì, Manunta”, Strobele chiese al capotecnico. “Parla tu. È muto il nostro amico?”

“Lei, professore”, Manunta fece con l’indice un bonario cenno di minaccia, “lei mi prende in giro. Eppure lo sa meglio di me... Ecco, adesso per esempio...” L’indice si alzò diritto, come per chiedere silenzio.

Tacquero. Un curioso suono, qualcosa che assomigliava a un sussurro d’acqua, a un flebile cigolio, a un sufolo sommesso, si snodava nell’aria, rotto irregolarmente da interruzioni, scatti, tremiti; andava e veniva con capricciosi sospiri. E ascoltando, ascoltando, si percepivano anche vocali e consonanti ma non articolate, un fittissimo rimescolio che ricordava la frenetica e incomprensibile precipitazione dei discorsi quando, al magnetofono, si riavvolge vorticosamente la bobina. Era una voce? Era un rumore di macchinari senza senso? O c’era dentro una intenzione? Il filo di un pensiero? O una risata?

“È questo (вот это)?”, chiese Strobele al capotecnico (спросил Штробеле у главного техника).

Quello assentì col capo (тот кивнул головой; assentire — соглашаться).

“E tu lo capisci, vero (и ты его понимаешь, правда)? Ti ho sentito io, un giorno, dire che tu lo capivi, come fosse la tua lingua (я слышал, /как/ ты однажды говорил, что ты его понимаешь, как будто /это/ твой язык; giorno, m — день; un giorno — однажды). Su, traduci, allora (ну, тогда переведи). Che cosa sta dicendo, adesso (что он сейчас говорит)?”

Manunta si schermì (Манунта увильнул от ответа; schermirsi — защищаться, избегать): “Oh io (о, я). Che cosa vuole che capisca io (что же я могу понимать; volere — хотеть)? Quel giorno, evidentemente, avrò scherzato (в тот день я, наверное, пошутил; evidentemente — очевидно). Forse il professore Endriade (может, профессор Эндриаде)”.

“È questo?”, chiese Strobele al capotecnico.

Quello assentì col capo.

“E tu lo capisci, vero? Ti ho sentito io, un giorno, dire che tu lo capivi, come fosse la tua lingua. Su, traduci, allora. Che cosa sta dicendo, adesso?”

Manunta si schermì: “Oh io. Che cosa vuole che capisca io? Quel giorno, evidentemente, avrò scherzato. Forse il professore Endriade”.

Strobele fece una smorfia disdegnosa (Штробеле сделал негодующую гримасу). “Voi (вы)! Voi pazzi (вы сумасшедшие). Tu, e quel superuomo di Endriade (ты и этот сверхчеловек Эндриаде). A sentirvi voi (/только/ послушать вас)!” Si volse alla moglie (он повернулся к жене; volgersi — поворачиваться): “Non gli crederai, spero (надеюсь, /ты/ ему не веришь). Questi sono i meccanismi, le valvole, i selettori, i dispositivi di retroazione, eccetera (это механизмы, клапаны, многопозиционные переключатели, механизмы обратной связи и так далее). Ce ne sono a centinaia di migliaia (их там сотни тысяч). Logico che facciano dei rumori (естественно, они производят шум; logico — логичный)”.

“E questo (а это)?”, chiese Elisa Ismani (спросила Элиза Измани).

“Questo cosa (что — это)?”, fece Strobele (сказал Штробеле).

“Non sentite (вы не слышите)?”

La sottile voce era all’impovviso dileguata (тонкий голос вдруг исчез; dileguare — рассеивать, разгонять; /также dileguarsi/ рассеиваться, исчезать).

Ora, sulla concavità dello stabilimento sterminato, ristagnava di nuovo il silenzio (теперь над впадиной с сооружением, не имеющим конца, вновь воцарилась тишина; ristagnare — застаиваться, находиться в застое; stagno, m — пруд). Ma era silenzio (но была /ли это/ тишина)?

Strobele fece una smorfia disdegnosa. “Voi! Voi pazzi. Tu, e quel superuomo di Endriade. A sentirvi voi!” Si volse alla moglie: “Non gli crederai, spero. Questi sono i meccanismi, le valvole, i selettori, i dispositivi di retroazione, eccetera. Ce ne sono a centinaia di migliaia. Logico che facciano dei rumori”.

“E questo?”, chiese Elisa Ismani.

“Questo cosa?”, fece Strobele.

“Non sentite?”

La sottile voce era all’impovviso dileguata.

Ora, sulla concavità dello stabilimento sterminato, ristagnava di nuovo il silenzio. Ma era silenzio?

Dapprima, a un distratto ascolto, non si percepiva niente (сначала, не прислушавшись внимательно, ничего /нельзя/ было разобрать; distratto — рассеянный, невнимательный). Poi, a poco a poco, dal silenzio stesso usciva una impalpabile risonanza (потом, постепенно, из этой тишины появлялся неощутимый звук; usciure — выходить; risonanza, f — резонанс, звучание). Era come se dall’intero complesso della macchina, dalla vastità totale dell’apocalittico vallone (он был /такой/, как будто из целого комплекса машины, из всего пространства апокалиптического ущелья), scaturisse un brusio di vita, vibrazione delle profondità, irraggiamento indefinibile (возникал шум жизни, вибрация глубины, неопределенное излучение; raggio, m — луч). Lentamente, nelle attonite orecchie, si formava un rombo melodioso di una corposità così tenue (медленно, в ошеломленных ушах, образовывался мелодичный гул такой малой силы/насыщенности; corposità, f — мощность форм, корпулентность; corpo, m — тело, вещество; плотность, густота, консистенция) che si restava in dubbio se fosse vero o suggestione (что можно было усомниться, настоящий он или воображаемый; restare — оставаться; dubbio, m — сомнение; suggestione, f — внушение). Forse un respiro immenso che saliva e scendeva lentamente (может быть, /это было/ мощное дыхание, которое медленно поднималось и опускалось), sovrana onda di oceano, che ogni tanto si spegneva con rimescolii gioiosi nelle cavità delle lisce scogliere (высокая океанская волна, которая время от времени ниспадала и радостно журчала в углублениях гладких подводных скал; sovrano — возвышающийся, находящийся выше; spegnersi — гаснуть; rimescolio, m — суматоха; liscio — полированный; гладкий, ровный; scogliera, f — гряда скал/подводных камней, риф; скалистый берег; scoglio, m — скала, /подводный/ камень; риф). O forse era soltanto il vento, l’aria, il movimento dell’atmosfera (или, может, /это/ был только ветер, воздух, движение атмосферы), perché mai era esistita al mondo cosa simile (потому что никогда в мире не существовала подобная вещь) che era insieme rupe, fortilizio, labirinto, castello, foresta (которая была и скалой, и крепостью, и лабиринтом, и замком, и лесом) e le cui innumerevoli insenature di innumerevoli forme si prestavano a mai udite risonanze (и бесчисленные изгибы бесчисленных форм которой производили неслыханные резонансы: «предавались неслыханным резонансам»; prestare — давать, оказывать, предоставлять, подавать; prestarsi — отдавать/предоставлять себя /для какого-либо дела/; оказывать /услуги/, годиться, подходить).

Dapprima, a un distratto ascolto, non si percepiva niente. Poi, a poco a poco, dal silenzio stesso usciva una impalpabile risonanza. Era come se dall’intero complesso della macchina, dalla vastità totale dell’apocalittico vallone, scaturisse un brusio di vita, vibrazione delle profondità, irraggiamento indefinibile. Lentamente, nelle attonite orecchie, si formava un rombo melodioso di una corposità così tenue che si restava in dubbio se fosse vero o suggestione. Forse un respiro immenso che saliva e scendeva lentamente, sovrana onda di oceano, che ogni tanto si spegneva con rimescolii gioiosi nelle cavità delle lisce scogliere. O forse era soltanto il vento, l’aria, il movimento dell’atmosfera, perché mai era esistita al mondo cosa simile che era insieme rupe, fortilizio, labirinto, castello, foresta e le cui innumerevoli insenature di innumerevoli forme si prestavano a mai udite risonanze.

Ma, più che il suono, o il rombo, o il respiro, si percepiva una presenza, un invisibile flusso, una forza latente e compressa (но более, чем звук, или гул, или дыхание, ощущалось присутствие, невидимое течение, скрытая, сжатая сила), quasi che sotto l’involucro di tutte quelle costruzioni riposasse un’armata di reggimenti e reggimenti (как будто под корпусом всех этих конструкций отдыхала армия /несметных/ полчищ; reggimento, m — полк), o, meglio, fosse disteso, in dormiveglia, un gigante dei miti, dalle membra come montagne (или, скорее, в полусне растянулся мифический гигант, части тела /которого размером/ с горы); o, meglio ancora, un mare, di tepida carne giovane e viva, che lievitasse (или еще точнее, волнующееся море теплой плоти, юной и живой, находящейся в брожении; lievitare — подниматься /о тесте/, бродить /например, о вине/). Però, non selvaggio, nemico (но не дикое, не враждебное). Non acquattata potenza minacciosa, non incubo, non mostro (не затаившаяся угрожающая сила, не кошмар, не монстр): perché, sopra ogni altra percezione, restava, nei presenti, come dopo certe musiche (потому что, кроме этих ощущений, у присутствующих оставалось, как после некоторых музыкальных произведений; certo — некоторый), un senso incomprensibile di appagamento e di freschezza, una disposizione alla benevolenza e al riso (непонятное чувство удовлетворения и свежести, доброжелательность и желание смеяться; appagare удовлетворять; disposizione, f — расположение, склонность).

Ma, più che il suono, o il rombo, o il respiro, si percepiva una presenza, un invisibile flusso, una forza latente e compressa, quasi che sotto l’involucro di tutte quelle costruzioni riposasse un’armata di reggimenti e reggimenti, o, meglio, fosse disteso, in dormiveglia, un gigante dei miti, dalle membra come montagne; o, meglio ancora, un mare, di tepida carne giovane e viva, che lievitasse. Però, non selvaggio, nemico. Non acquattata potenza minacciosa, non incubo, non mostro: perché, sopra ogni altra percezione, restava, nei presenti, come dopo certe musiche, un senso incomprensibile di appagamento e di freschezza, una disposizione alla benevolenza e al riso.

Дата добавления: 2015-11-13