12 страница

Ismani scosse il capo: “Fosse qui ad ascoltarci monsignor Rizzieri”.

“Magari”, fece Endriade, sorridendo. “Non c’è nessuna difficoltà teologica. Dio per caso dovrebbe essere geloso? Non proviene ugualmente tutto da lui? Materialismo? Determinismo? È tutto un problema diverso. Niente eresie al cospetto dei padri della Chiesa. Anzi.”

“La natura profanata, direbbero. Il supremo peccato di orgoglio.”

“La natura? Ma sarebbe il suo massimo trionfo!”

“E dopo? Questo lavoro immenso a che vantaggio porterebbe?”

“Lo scopo, caro Ismani, va al di là di quanto l’uomo ha mai tentato (цель, дорогой Измани, заходит так далеко, как человек никогда и не мечтал; tentare — пытаться). Ma è così grande, così meraviglioso che val la pena di spendere fin l’ultimo nostro respiro (но она так велика, так чудесна, что стоит /того, чтобы/ потратить /на нее все силы/ до последнего вздоха; pena, f — труд, наказание). Pensi (подумайте): il giorno che questo cervello sarà più grande, più potente, più perfetto, più saggio del nostro (в тот день, когда этот мозг станет более великим, более мощным, более совершенным, более мудрым, чем наш)... quel giorno non sarà più grande anche (не станет ли в тот день более великим также)... come dire?, io non sono filosofo (как бы сказать?.. я не философ). Alla sovrumana sensibilità e forza razionale corrisponderà anche un sovrumano spirito (сверхчеловеческой чувствительности и силе разума соответствует также сверхчеловеческий дух). E quel giorno non sarà il più glorioso della storia (и не станет ли тот день самым славным днем в истории)? E allora dalla macchina si irradierà una potenza spirituale che il mondo mai conobbe (и тогда от машины будет излучаться духовная сила, которой мир никогда не знал; conoscere), un flusso irresistibile e benefico (благотворный поток, которому невозможно противиться; irresistibile — непреодолимый, неотразимый; benefico — благотворный, благодатный). La macchina leggerà i nostri pensieri, creerà capolavori, rivelerà i misteri più nascosti (машина прочитает наши мысли, создаст шедевры, раскроет самые сокровенные тайны).”

“Lo scopo, caro Ismani, va al di là di quanto l’uomo ha mai tentato. Ma è così grande, così meraviglioso che val la pena di spendere fin l’ultimo nostro respiro. Pensi: il giorno che questo cervello sarà più grande, più potente, più perfetto, più saggio del nostro... quel giorno non sarà più grande anche... come dire?, io non sono filosofo. Alla sovrumana sensibilità e forza razionale corrisponderà anche un sovrumano spirito. E quel giorno non sarà il più glorioso della storia? E allora dalla macchina si irradierà una potenza spirituale che il mondo mai conobbe, un flusso irresistibile e benefico. La macchina leggerà i nostri pensieri, creerà capolavori, rivelerà i misteri più nascosti.”

“E se un giorno il pensiero dell’automa sfuggisse ai vostri comandi e facesse da sé (а если однажды мышление робота выйдет из-под вашего контроля и будет действовать самостоятельно; sfuggire — избегать, ускользать; comando, m — команда; fare — делать)?”

“È quello che si spera (/это именно/ то, на что надеемся). Sarebbe la vittoria (/это/ была бы победа). Senza la libertà, che spirito sarebbe (что /это за/ дух без свободы)?”

“E se, con un’anima a somiglianza della nostra, come noi si corrompesse (а если бы, с душой похожей на нашу, он, как мы, развратился; somiglianza, f — сходство; somigliare — походить, быть похожим, иметь сходство)? Si potrebbe intervenire per correggerlo (можно было бы вмешаться и исправить его)? E non riuscirebbe con la sua tremenda intelligenza ad ingannarci (/разве/ не удалось бы /ему/ с его огромным умом обмануть нас; tremendo — ужасный, страшный)?”

“Ma è nato puro (но он родился чистым). Esattamente come Adamo (прямо как Адам). Di qui la sua superiorità (отсюда его превосходство). Non porta il peccato originale (он не несет /на себе/ первородного греха).”

Tacque (он замолчал). Ismani si grattò il mento perplesso (недоумевающий Измани почесал подбородок; perplesso — смущенный, растерянный, недоумевающий).

“E il vostro impianto, il Numero Uno, sarebbe (и ваше сооружение, Номер Один, — /это/)...”

“Esattamente (точно). È il tentativo (/это/ попытка). E abbiamo buoni motivi per ritenere che (и у нас есть веские основания полагать, что; buono — хороший; motivo, m — мотив, повод; ritenere — удерживать; помнить; считать, полагать, ср.: ritenere come proprio dovere — считать своим долгом)... che (что)...”

“Che ragioni come noi (что он мыслит, как мы)?”

“Lo spero (я надеюсь).”

“E se un giorno il pensiero dell’automa sfuggisse ai vostri comandi e facesse da sé?”

“È quello che si spera. Sarebbe la vittoria. Senza la libertà, che spirito sarebbe?”

“E se, con un’anima a somiglianza della nostra, come noi si corrompesse? Si potrebbe intervenire per correggerlo? E non riuscirebbe con la sua tremenda intelligenza ad ingannarci?”

“Ma è nato puro. Esattamente come Adamo. Di qui la sua superiorità. Non porta il peccato originale.”

Tacque. Ismani si grattò il mento perplesso.

“E il vostro impianto, il Numero Uno, sarebbe...”

“Esattamente. È il tentativo. E abbiamo buoni motivi per ritenere che... che...”

“Che ragioni come noi?”

“Lo spero.”

“E come fa ad esprimersi (а как он изъясняется)? In che lingua (на каком языке)?”

“Nessuna lingua (никаком). Ogni lingua è un trabocchetto, per il pensiero (любой язык — /это/ ловушка для мышления; trabocchetto, m — /ист. воен./ "волчья яма"; обман; ловушка). Abbiamo riprodotto, partendo dagli elementi primi, il funzionamento della mente umana (мы воспроизвели, начиная с простейших элементов, деятельность человеческого мозга; riprodurre). Alla descrizione del rapporto fra le parole e le cose nominate è stata sostituita una descrizione in termini di attività (описание соответствия слов называемым предметам было заменено описанием терминами деятельности; termine, m — термин). È ancora il vecchio geniale sistema di Cecatieff (/это/ еще старая гениальная система Чекатьева). Ogni combinazione mentale si traduce in un grafico (любая мыслительная комбинация переводится в график; tradurre) che ne mantiene integralmente la storia, pur permettendo di abbracciarla di un colpo (который содержит о ней полную информацию, что позволяет охватить ее мгновенно; integrale — единый, целый; storia, f — история; colpo, m — удар; di un colpo — сразу). È l’impronta stessa del pensiero, senza alcun riferimento con questa o quella lingua (/это/ же сам отпечаток мысли, без посредства того или иного языка; riferimento, m — обращение, ссылка).”

“E come fa ad esprimersi? In che lingua?”

“Nessuna lingua. Ogni lingua è un trabocchetto, per il pensiero. Abbiamo riprodotto, partendo dagli elementi primi, il funzionamento della mente umana. Alla descrizione del rapporto fra le parole e le cose nominate è stata sostituita una descrizione in termini di attività. È ancora il vecchio geniale sistema di Cecatieff. Ogni combinazione mentale si traduce in un grafico che ne mantiene integralmente la storia, pur permettendo di abbracciarla di un colpo. È l’impronta stessa del pensiero, senza alcun riferimento con questa o quella lingua.”

“E attraverso che mezzo (а при помощи какого /технического/ средства)?”

“Filo magnetizzato (магнитной проволоки). Con un sistema molto semplice da questo filo si ricavano degli schemi visibili (при помощи очень простой системы с этой проволоки считываются видимые схемы; ricavare — извлекать).”

“E per interpretarli (а как их понять; interpretare — истолковывать, переводить)?”

“Si tratta di impratichirsi (это дело практики; impratichirsi — упражняться, практиковаться). Io ormai le leggo più rapidamente della stampa (я уже читаю их быстрее, чем печатный текст). Certo questo rappresenta un inceppo (конечно, это представляет собой препятствие). Ma poi c’è il suono che aiuta (но есть еще звук, который /тоже/ помогает). Dal filo magnetizzato, oltre che un grafico visibile, si può ricavare il suono (с магнитной проволоки, кроме видимого графика, можно извлекать звук). E con una lunga esperienza lo si intende (и после долгой практики, /он становится/ понятен; esperienza, f — опыт).”

“Lei, Endriade, lo capisce (вы, Эндриаде, его понимаете)? Immagino che sarà come un fischio, o un mugolío (я представляю /его похожим на/ свист или вой).”

“E attraverso che mezzo?”

“Filo magnetizzato. Con un sistema molto semplice da questo filo si ricavano degli schemi visibili.”

“E per interpretarli?”

“Si tratta di impratichirsi. Io ormai le leggo più rapidamente della stampa. Certo questo rappresenta un inceppo. Ma poi c’è il suono che aiuta. Dal filo magnetizzato, oltre che un grafico visibile, si può ricavare il suono. E con una lunga esperienza lo si intende.”

“Lei, Endriade, lo capisce? Immagino che sarà come un fischio, o un mugolío.”

“Esatto (точно). Qualche volta ci riesco (иногда мне удается /понять/; riuscire). È il rumore stesso del pensiero, una sensazione strana, entusiasmante (/это/ сам шум мышления, странное ощущение, воодушевляющее). Del resto, il capire o il non capire dipende da una sensibilità speciale (впрочем, понимание или непонимание зависит от особой чувствительности).”

“Ma a me, per esempio, che sono un estraneo, questo Numero Uno come potrebbe comunicare (а со мной, например, чужим человеком, как этот Номер Один мог бы общаться)?”

“Ecco uno dei suoi compiti, caro Ismani (вот одно из ваших заданий, дорогой Измани). Bisogna fare una specie di vocabolario delle operazioni mentali (/вам/ нужно сделать что-то вроде словаря мыслительных операций). A ogni combinazione di segni trovare, in quanto è possibile, la parola corrispondente (найти для каждой комбинации знаков, насколько /это/ возможно, соответствующее слово).”

“E lei, Endriade, in che modo può comunicare con la macchina (а вы, Эндриаде, каким образом общаетесь с машиной)? La nostra lingua la capisce (она понимает наш язык)?”

“Esatto. Qualche volta ci riesco. È il rumore stesso del pensiero, una sensazione strana, entusiasmante. Del resto, il capire o il non capire dipende da una sensibilità speciale.”

“Ma a me, per esempio, che sono un estraneo, questo Numero Uno come potrebbe comunicare?”

“Ecco uno dei suoi compiti, caro Ismani. Bisogna fare una specie di vocabolario delle operazioni mentali. A ogni combinazione di segni trovare, in quanto è possibile, la parola corrispondente.”

“E lei, Endriade, in che modo può comunicare con la macchina? La nostra lingua la capisce?”

“Gli ordini, i messaggi si comunicano per mezzo di schede perforate (приказы, сообщения передаются посредством перфорированных карт). Ma non è escluso che lei, la macchina, capisca almeno in parte i nostri discorsi (но не исключено, что она, машина, понимает, хотя бы частично, нашу речь).”

“Sarebbe mostruoso (это невероятно; mostruoso — чудовищный, потрясающий).”

“La capisco, caro Ismani (я вас понимаю, дорогой Измани). Lei non crede (вы не верите). E in certo senso ha tutte le ragioni (и, в известном смысле, у вас есть /на это/ причины; certo — некоторый). Vedrà, vedrà (/вот/ увидите). Siamo già molto avanti (мы уже сильно продвинулись; avanti — впереди). E arriveremo, oramai sono tranquillo (и мы добьемся своего, теперь я спокоен; arrivare — прибывать, достигать). Il peggio è fatto (самое трудное сделано; il peggio — самое плохое). La strada che ci resta è la più facile (нам осталось самое легкое; strada, f — дорога). Sì (да). Arriveremo al superuomo (мы получим сверхчеловека). Più ancora: al demiurgo, una specie di Dio (даже больше — демиурга, почти Бога). Questa, questa è la via per cui riscatteremo finalmente la nostra miseria e solitudine (это то, при помощи чего мы, наконец, освободимся от наших несчастий и одиночества; via, f — путь, способ; riscattare — освобождать/ся/).”

“C’è da aver paura (это пугает). A un certo punto sarà materialmente impossibile controllare tutto ciò che avviene in un cervello simile (в определенный момент будет физически невозможно контролировать все, что происходит в подобном мозге; avvenire — случаться, происходить).”

“Gli ordini, i messaggi si comunicano per mezzo di schede perforate. Ma non è escluso che lei, la macchina, capisca almeno in parte i nostri discorsi.”

“Sarebbe mostruoso.”

“La capisco, caro Ismani. Lei non crede. E in certo senso ha tutte le ragioni. Vedrà, vedrà. Siamo già molto avanti. E arriveremo, oramai sono tranquillo. Il peggio è fatto. La strada che ci resta e la più facile. Sì. Arriveremo al superuomo. Più ancora: al demiurgo, una specie di Dio. Questa, questa è la via per cui riscatteremo finalmente la nostra miseria e solitudine.”

“C’è da aver paura. A un certo punto sarà materialmente impossibile controllare tutto ciò che avviene in un cervello simile.”

“Precisamente (точно). È quello che già avviene col nostro Numero Uno (/это/ то, что уже происходит с нашим Номером Один). Ma non c’è da preoccuparsi (но не /надо/ беспокоиться). Le premesse, create da noi, sono sane (предпосылки /для развития/, созданные нами, здоровы). Possiamo dormire i nostri sonni tranquilli (мы можем спать спокойно; sonno, m — сон).”

“E lui (а он)?”

“Lui cosa (что он)?”

“Dorme, di notte (спит ночью)? Non si riposa mai (/или он/ никогда не отдыхает)?”

“Dormire propriamente no, direi (нет, /я бы не/ сказал, /что он/ именно спит). Sonnecchia, piuttosto (скорее дремлет). Di notte tutta la sua attività è attenuata (ночью его активность понижена; attenuare — уменьшать; смягчать; приглушать; ослаблять; tenue — малый, слабый).”

“Diminuite l’erogazione di energia (вы уменьшаете подачу энергии)?”

“No, no, da solo si acquieta, proprio come se fosse stanco (нет-нет, он сам затихает, словно устал; stanco — уставший; proprio — в самом деле, по-настоящему, действительно).”

“E sogna anche (и даже видит сны)?”

“Precisamente. È quello che già avviene col nostro Numero Uno. Ma non c’è da preoccuparsi. Le premesse, create da noi, sono sane. Possiamo dormire i nostri sonni tranquilli.”

“E lui?”

“Lui cosa?”

“Dorme, di notte? Non si riposa mai?”

“Dormire propriamente no, direi. Sonnecchia, piuttosto. Di notte tutta la sua attività è attenuata.”

“Diminuite l’erogazione di energia?”

“No, no, da solo si acquieta, proprio come se fosse stanco.”

“E sogna anche?”

14.

Era una giornata bellissima di giugno (стоял прекрасный июньский день). Verso le 10 del mattino, mentre il marito era impegnato con Strobele e Manunta per essere iniziato ai segreti del Numero Uno (около десяти /часов/ утра, пока муж был занят с Штробеле и Манунтой, посвящавшим его в тайны Номера Один), Elisa Ismani non sapendo cosa fare, andò a trovare la signora Endriade (Элиза Измани, не зная, чем заняться, пошла в гости к синьоре Эндриаде). “Qui è molto bello, in un certo senso c’è sempre allegria (здесь очень красиво, в каком-то смысле здесь всегда весело; allegria, f — веселье)”, le aveva detto fin dal primo incontro (говорила /та/ с первой встречи), “ma per noi donne può essere noioso certi giorni (но нам, женщинам, порой бывает скучно: «может быть скучно в некоторые дни»). Quando le capita, quando non ha di meglio da fare, venga a trovarmi (когда /это/ случится, когда вам нечего будет делать, приходите ко мне в гости; meglio — лучше; venire a trovare — ходить в гости). A qualsiasi ora (в любое время). Anche al mattino (даже утром). Io curo i miei fiori, al mattino, vedrà che belle aiuole (я занимаюсь своими цветами по утрам, увидите, какие /у меня/ красивые клумбы; curare — заботиться).”

Glielo aveva detto con accento così sincero e caldo (она сказала это с таким искренним и теплым выражением; accento, m — акцент, интонация) che adesso, all’indomani del suo arrivo si può dire, Elisa Ismani andò a trovarla (что сейчас, можно сказать, на следующий день после приезда, Элиза Измани пошла к ней). E proprio di mattino, quel mattino memorabile di giugno (и именно в это утро, памятное утро июня).

Era una giornata bellissima di giugno. Verso le 10 del mattino, mentre il marito era impegnato con Strobele e Manunta per essere iniziato ai segreti del Numero Uno, Elisa Ismani non sapendo cosa fare, andò a trovare la signora Endriade. “Qui è molto bello, in un certo senso c’è sempre allegria”, le aveva detto fin dal primo incontro, “ma per noi donne può essere noioso certi giorni. Quando le capita, quando non ha di meglio da fare, venga a trovarmi. A qualsiasi ora. Anche al mattino. Io curo i miei fiori, al mattino, vedrà che belle aiuole.”

Glielo aveva detto con accento così sincero e caldo che adesso, all’indomani del suo arrivo si può dire, Elisa Ismani andò a trovarla. E proprio di mattino, quel mattino memorabile di giugno.

La villa di Endriade sorgeva alla sommità della strada che risaliva il prato in ripida salita (вилла Эндриаде возвышалась на пригорке, у дороги, которая круто поднималась на луг; ripida salita, f — крутой подъем). A destra, a un centinaio di metri si stendeva, parallelo, il margine della cittadella segreta (направо, в сотне метров тянулся, параллельно, край секретной цитадели).

La porta d’ingresso era socchiusa (входная дверь была прикрыта; chiudere — закрывать, затворять; запирать; socchiudere прикрывать, притворять). Non vedendo il campanello, Elisa aspettò, se mai si udissero voci dall’interno (не видя звонка, Элиза подождала, не послышатся ли голоса изнутри). Ma pareva non ci fosse anima viva (но, кажется, там не было ни души; vivo — живой).

“Permesso (можно /войти/; permettere — разрешать; permesso — дозволенный, разрешенный)? Permesso (можно /войти/)?”, chiese finalmente ad alta voce (спросила она наконец громким голосом).

“Avanti (входите: «вперед»)”, rispose una voce d’uomo, infastidita (ответил недовольный мужской голос; infastidirsi — досадовать, сердиться; испытывать скуку; fastidio, m — беспокойство, неприятность; отвращение; скука).

Spinse il battente, entrò (она толкнула дверь и вошла; battente, m — створка /двери/; spingere). Era un vasto ambiente di soggiorno arredato con semplicità quasi disadorna (/она оказалась в/ просторной гостиной, обставленной с почти грубой простотой; ambiente, m — окружающая обстановка; soggiorno, m — пребывание; гостиная; disadorno — лишенный украшений, ничем не украшенный; простой; голый; adornare — украшать). Un paio di sofà, qualche poltroncina in vimini, uno scrittoio, una specie di trumeau, alle pareti alcune vecchie stampe (пара диванов, несколько плетеных кресел, один письменный стол, что-то вроде трюмо, на стенах несколько старых гравюр; vimine, m — ивовый прут). Niente di più convenzionale (ничего необычного). Ma pulizia (но чистота; pulito — чистый, опрятный, аккуратный). E silenzio (и тишина).

La villa di Endriade sorgeva alla sommità della strada che risaliva il prato in ripida salita. A destra, a un centinaio di metri si stendeva, parallelo, il margine della cittadella segreta.

La porta d’ingresso era socchiusa. Non vedendo il campanello, Elisa aspettò, se mai si udissero voci dall’interno. Ma pareva non ci fosse anima viva.

“Permesso? Permesso?”, chiese finalmente ad alta voce.

“Avanti”, rispose una voce d’uomo, infastidita.

Spinse il battente, entrò. Era un vasto ambiente di soggiorno arredato con semplicità quasi disadorna. Un paio di sofà, qualche poltroncina in vimini, uno scrittoio, una specie di trumeau, alle pareti alcune vecchie stampe. Niente di più convenzionale. Ma pulizia. E silenzio.

“Permesso (можно)?”, ripeté Elisa Ismani, non vedendo nessuno (повторила Элиза Измани, никого не увидев).

Si aprì una porta e apparve Endriade (открылась дверь, и появился Эндриаде). Senza cravatta, con un vecchio pullover (без галстука, в старом джемпере). “Ah, buongiorno, signora (а, добрый день, синьора). Lei cerca di Luciana, vero (вы ищете Лучану, правда)? Credo sia fuori, là, in giardino (думаю, она не в доме, а в саду; fuori — снаружи). Ora la chiamo (сейчас я ее позову).”

Si sarebbe detto tutt’altro che entusiasta della visita (было видно, что он не в восторге от визита; dire — сказать; tutt’altro — совсем иначе). Indaffarato, impaziente di andarsene per i fatti suoi (/что он по горло/ занят, спешит уйти по своим делам; impaziente — нетерпеливый). Negli occhi, nei movimenti, nel modo di parlare, qualcosa di febbrile (в глазах, в движениях, в манере речи — что-то лихорадочное), come la prima sera che si erano incontrati (как в первый вечер, когда они встретились).

“Si accomodi, la prego (садитесь, прошу вас; accomodarsi — располагаться; comodo — удобный).”

Per sedersi su uno dei due divani (чтобы сесть на один из двух диванов), Elisa passò accanto allo scrittoio e lo sguardo le cadde su un piccolo ritratto fotografico, in cornice d’argento (Элиза прошла мимо письменного стола, и взгляд ее упал на маленький фотографический портрет, в серебряной рамке; cadere — падать; cornice, f — рама, рамка), seminascosto tra le pile di fascicoli e di libri (наполовину скрытый кипами брошюр и книг; fascicolo, m — отдельный выпуск /книги, периодического издания/; брошюра; fascio, m — пук, пучок, связка).

“Permesso?”, ripeté Elisa Ismani, non vedendo nessuno.

Si aprì una porta e apparve Endriade. Senza cravatta, con un vecchio pullover. “Ah, buongiorno, signora. Lei cerca di Luciana, vero? Credo sia fuori, là, in giardino. Ora la chiamo.”

Si sarebbe detto tutt’altro che entusiasta della visita. Indaffarato, impaziente di andarsene per i fatti suoi. Negli occhi, nei movimenti, nel modo di parlare, qualcosa di febbrile, come la prima sera che si erano incontrati.

“Si accomodi, la prego.”

Per sedersi su uno dei due divani, Elisa passò accanto allo scrittoio e lo sguardo le cadde su un piccolo ritratto fotografico, in cornice d’argento, seminascosto tra le pile di fascicoli e di libri.

Ristette un attimo, sorpresa (она остановилась на мгновение, удивленная; ristare). Si chinò a guardare meglio (наклонилась, чтобы лучше рассмотреть). “Mi scusi (извините)”, disse (сказала она). “Avrei giurato che (/я готова/ поклясться, что: «поклялась бы, что…»)... Ma è lei, non può essere che lei (но /это/ она, /хотя этого/ не может быть, /это/ она)!”

“Chi (кто)?”, fece Endriade improvvisamente interessato (спросил Эндриаде, внезапно заинтересовавшись).

“Una mia vecchia amica (одна моя старая подруга). Laura (Лаура)... Laura De Marchi (Лаура де Марки).”

Endriade le si fece incontro, inquieto (Эндриаде, взволнованный, пошел к ней навстречу): “La conosceva (вы ее знали)?”.

“Se la conosco (знала ли я ее). Per dieci anni siamo vissute insieme, si può dire (мы десять лет, можно сказать, жили вместе; vivere). Compagne di scuola inseparabili (неразлучные школьные подруги). Poi è partita con la famiglia per la Svizzera (потом она уехала с семьей в Швейцарию). Da allora non ci siamo viste più (с тех пор мы больше не виделись). Ma come mai (но как же)...?”

Endriade la fissava, spiritato (Эндриаде пристально смотрел на нее, в сильном волнении; spiritare — выходить из себя, быть в ужасе).

Ristette un attimo, sorpresa. Si chinò a guardare meglio. “Mi scusi”, disse. “Avrei giurato che... Ma è lei, non può essere che lei!”

“Chi?”, fece Endriade improvvisamente interessato.

“Una mia vecchia amica. Laura... Laura De Marchi.”

Endriade le si fece incontro, inquieto: “La conosceva?”.

“Se la conosco. Per dieci anni siamo vissute insieme, si può dire. Compagne di scuola inseparabili. Poi è partita con la famiglia per la Svizzera. Da allora non ci siamo viste più. Ma come mai...?”

Endriade la fissava, spiritato.

“La mia prima moglie (моя первая жена)”, mormorò (пробормотал он).

“Perché (что: «почему»)?” Elisa Ismani non ne sapeva niente (Элиза Измани ничего об этом не знала).

“La conosceva molto bene (вы знали ее очень хорошо)?” insisté Endriade (настаивал Эндриаде).

“Più che se fosse una sorella (лучше, чем если бы она была сестрой). Ma ormai (но теперь)... Saranno passati quindici anni almeno (прошло, кажется, по крайней мере, пятнадцать лет). Più niente (больше ничего). Non ne ho saputo più niente (я о ней больше ничего не знаю).”

Endriade restò assorto, come portato via da un’onda di ricordi (Эндриаде стоял сосредоточенный, как будто унесенный волной воспоминаний). Poi sorrise con dolcezza (потом он нежно улыбнулся; dolcezza, f — сладость; нежность; dolce — сладкий).

“Lauretta (Лауретта)”, disse adagio (сказал он медленно), “Lauretta (Лауретта). Da undici anni non c’è più (/ее/ нет уже одиннадцать лет).”

“Non capisco (не понимаю).”

“Morta (погибла; morto — мертвый). Incindente d’automobile (автомобильная катастрофа).”

“La mia prima moglie”, mormorò.

“Perché?” Elisa Ismani non ne sapeva niente.

“La conosceva molto bene?” insisté Endriade.

“Più che se fosse una sorella. Ma ormai... Saranno passati quindici anni almeno. Più niente. Non ne ho saputo più niente.”

Endriade restò assorto, come portato via da un’onda di ricordi. Poi sorrise con dolcezza.

“Lauretta”, disse adagio, “Lauretta. Da undici anni non c’è più.”

“Non capisco.”

“Morta. Incindente d’automobile.”

Tacquero (они помолчали).

“Era lei, Endriade, che guidava (/это/ вы, Эндриаде, вели /машину/)?”

“Era un altro (/это/ был другой). Avevo aspettato tutta notte (я ждал всю ночь). Una specie d’inferno (я был как в аду; inferno, m — ад). Poi all’alba il telefono ha suonato (потом, на рассвете, зазвонил телефон). La polizia mi avvertiva (полиция сообщила мне /о них/; avvertire — предупреждать). Morti sul colpo tutti e due (оба умерли мгновенно; colpo, m — удар; sul/di colpo — внезапно; сразу, мгновенно). Lei (она). E l’altro (и другой).” Calcò sull’ultima parola (он сделал ударение на последнем слове; calcare — придавливать ногой; утаптывать; топтать; подчеркивать).

Elisa si aspettò di sentire sorgere il dolore (Элиза ожидала, что почувствует боль; sorgere — подниматься). Ma il dolore non venne (но боль не приходила). Lauretta, un’immagine lontana, una favola, una cosa mai esistita (Лауретта — далекий образ, сказка, никогда не существовавшая женщина; cosa, f — вещь). Erano passati tanti anni (прошло столько лет).

Il dolore, però, era di fronte a lei (боль, однако, была перед ней). Un sipario d’ombra era calato di colpo sul volto di Endriade (тень вдруг набежала на лицо Эндриаде; sipario, m — занавес; calare — опускаться).

Tacquero.

“Era lei, Endriade, che guidava?”

“Era un altro. Avevo aspettato tutta notte. Una specie d’inferno. Poi all’alba il telefono ha suonato. La polizia mi avvertiva. Morti sul colpo tutti e due. Lei. E l’altro.” Calcò sull’ultima parola.

Elisa si aspettò di sentire sorgere il dolore. Ma il dolore non venne. Lauretta, un’immagine lontana, una favola, una cosa mai esistita. Erano passati tanti anni.

Il dolore, però, era di fronte a lei. Un sipario d’ombra era calato di colpo sul volto di Endriade.

“L’altro (другой)”, disse lentamente (сказал он медленно). “Lei, signora, mi guarda (посмотрите на меня, синьора). Io so a che cosa pensa (я знаю, о чем вы думаете). L’altro (другой). Crede che io non sappia, forse (думаете, что я не знаю)? Crede che io non sapessi (думаете, что я не знал)? Ma lei che la conosceva, mi dica, dica (но вы знали ее, скажите мне, скажите): si poteva fargliene una colpa (можно ли было винить ее; colpa, f — вина; fargliene — делать ей из-за этого)?”

Дата добавления: 2015-11-13