Перевод: DarkLordEsti

Влажный, тяжелый ветер дул с моря, принося в город запах густых, древних лесов «зеленой зоны». Рики подъехал на байке к Оранж-Роуд – улице на границе двух районов – Флэр (второго) и Янус (шестого).

Он, как всегда, поставил свой мотоцикл в рабочем гараже, недалеко от окраины, и дальше пошел по тротуару пешком. Улицы были залиты ярким солнечным светом, который чуть перебивали только тени от домов. День только начинался, и дорожное движение еще не набрало своей полной силы. Знакомый шумный район казался сейчас непривычно сонным.

В такое время туристы еще отдыхали от дискотек и прочих ночных развлечений. Наверное, сейчас было самое спокойное время дня. Рики оглянулся и пошел дальше.

Это было самое лучшее время и для того, чтобы быстро добраться из района в район, не превышая скорости. Лучшее время чтобы погулять по чистым и тихим улицам. С непривычки, когда-то, тишина и чистота казались ему чем-то ненормальным, и он шел, спотыкаясь. Но теперь он привык.

Еще поворот – с главной дороги в переулок. Рики как всегда насторожился, проходя мимо дверей полулегального магазина, работавшего 24 часа в сутки. Это был вход для курьеров. Он прикоснулся ладонью к панели проверки, которая открывала и закрывала дверь.

Офисы, принадлежавшие Катце, находились в подвальных этажах.

Рики получил сообщение от Катце 2 часа назад. Поскольку приказа приехать срочно не было, парень приехал как обычно – за 10 минут до назначенного времени.

В подвал надо было спускаться на специально сделанном для таких помещений лифте, о котором все говорили: «ну кто сейчас использует такую рухлядь?..».

«Блин, не доходит до меня, какого шеф до сих пор не прикажет заменить эти железки на что-то нормальное?».

«Да сколько можно… Как будто у него денег нет на самую модную модель».

Деталей для таких лифтов давно не было в широком обороте, их делали под заказ.

Была какая-то тайна в том, почему Катце, настолько умный, рассудительный и несентиментальный, испытывал нечто вроде привязанности к этому «динозавру». Рики предъявил пропуск от Катце, и дверь лифта открылась. Он тяжелым шагом ступил на платформу, дверь закрылась. От тяжелого и медленного покачивания немного клонило в сон.

Рики не знал, насколько глубоко под землей уходят принадлежащие Катце помещения. В лифте не было ни панели, ни экрана, указывавших этажи. Лифт просто останавливался в том уровне «крепости», где это было необходимо хозяину. Больше ничего Рики не было известно, да он и не сунул нос не в свое дело.

Лифт был не единственной странной вещью в этих местах. В окружении Катце царила строгая простота, там не было ничего бесполезного или ненужного, почти никаких украшений. Что-то вроде темного тоннеля. И хотя Рики приходил сюда не раз, привыкнуть к обстановке он не мог – она и успокаивала его, и немного давила.

Катце производил на него впечатление человека слегка со странностями, что-то вроде невротика. В его «крепости» было как-то неспокойно, это выводило Рики из душевного равновесия. Но хотя для парня, привыкшего к жесткому хаосу трущоб, обстановка была непривычной, царившая здесь двойственная атмосфера – какая-то и не мужская, и не женская – идеально отражала личность Катце.

Казалось бы, они оба выросли в одних и тех же трущобах, но Рики не мог не чувствовать дистанции между ними. Наверное, это был опыт, который отделяет человека при власти от толпы, которой он правит.

Увидев, что парень пришел, Катце приветливо взглянул, как всегда. Но в отличие от прежних встреч, он не отвлекся от компьютера, и Рики подумал, что, наверное, опоздал. Он посмотрел на диван в углу – единственный предмет, который делал комнату более уютной.

На месте, которое обычно предназначалось ему, он увидел двух ребят. «Оп-па, а это что-то новенькое. Не ждали!». Насколько Рики знал, в свое личное пространство Катце разрешал входить только тем людям, с которыми работал. Вряд ли бы он пустил в свой офис детей.

Дети не производили впечатление умных, но они были необыкновенно красивы. У них были глазки и губки, как у ангелочков. На взгляд невозможно было сказать, сколько им лет. Они были привлекательны как-то вне возраста.

Парочка сидела вместе неподвижно, как куклы, и казалась единственным украшением в унылой комнате. Рики подумал даже, может быть они неживые, может быть это действительно статуэтки, для красоты. При этой мысли ему стало смешно, но он заставил себя не смеяться.

Оба они были одеты в красивую одежду в стиле какой-то давней эпохи, и это придавало им загадочный вид. Катце молчаливо что-то печатал, и Рики казалось, что это нарочно, чтобы испытать его терпение.

У ребенка с кроваво-красными рубиновыми сережками в ушах были прекрасные золотистые волосы, к ним аж хотелось прикоснуться и ощутить их мягкость ладонью. «У того блонди были такие же роскошные длинные волосы», вспомнил Рики. От этой мысли горло сжалось, как будто его заставили проглотить что-то невыносимо острое, и парень закашлялся.

У второго ребенка были волосы длиной по плечи и темные-темные, как у монгрела, чуть вьющиеся на кончиках.

Наверное, чтобы привлекать еще больше внимания к ним, лоб каждого из них был украшен большим сапфиром. Рики особо не разбирался и не стремился разбираться в ювелирных украшениях, но он не сомневался, что и рубины, и сапфиры были настоящие.

В то же время он чувствовал, что за этой ангельской внешностью скрывается какой-то подвох. Глаза детей были закрыты, и малыши никак не реагировали на присутствие рядом нового человека.

Наконец Катце сказал:

- Извини, что заставил тебя ждать. Надо было уладить пару дел. Пришлось приложить больше усилий, чем я думал.

Казалось, он вздохнул с облегчением.

- Как там Алек?

При упоминании напарника Рики, Катце коротко ответил:

- Он работает на третьем складе.

Катце спешил составить декларацию и отправить груз.

С первых дней работы вместе Алек учил нового работника всему что знал сам. «Конечно лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать, но еще лучше, сделать всё своими руками. На опыте всему научишься». Это были его любимые слова.

Чаще всего Рики доставалась подготовительная работа и различные временные поручения, пока напарник делал покупки и доставлял груз.

«Всё приходит с опытом».

Слишком просто. Но так как доставка груза была всё же тяжелее, чем подготовка к ней, Рики и не воображал себе, что напарник спихивает на него то, что не хочет делать сам.

Хотя он слышал, что работа в этот раз состоит в доставке груза до границы района Лаокоон, он не удивился. Намного более его удивило то, что «грузом» являлись как раз эти двое детей.

О многом говорило и то, что маршрут должен быть не прямой, а через посредников и окольными путями.

«Но, блин, они же еще совсем малявки!» - подумал Рики. Конечно, он не был повернутым на морали человеком, и нормально относился к тому, что пристрастия у людей могут быть всякие. Но он бы ни за что не переспал с извращенцем и его бы не потянуло трахать малолеток.

«Да мое дело сторона, мне только забрать их и отвезти. Хотя…».

Рики любопытно наклонил голову, разглядывая крошек. Он еще не совсем понимал, что это за существа. Хотя по сережкам и диадемам с настоящими драгоценными камнями, можно было сказать что так одевают штучек из самых модных гаремов. Судя по изысканной внешности, это были самые дорогие пэты.

Притом, вот таких пэтов, по ходу, продавали только через черные каналы. Для владельцев питомников были установлены железные правила и товар проходил строгую проверку, никто бы не допустил легально выращивания и продажи «случайно» ослепших пэтов. Но Рики побоялся высказать вслух свое предположение.

Катце объяснил условия, и два помощника упаковали пэтов как полагается, и вынесли их из офиса. Рики понимал, что его мнением здесь никто не интересуется, он должен просто делать что скажут. И всё-таки он проявил любопытство, даже понимая, что его могут послать подальше за такие вопросы.

Но Катце четко ответил по делу:

- Это экземпляры специально для Раная.

Рики открыл рот от удивления:

- Разве это заведение не закрыли еще давным-давно?

- Так говорится на публику и большинство еще верит. Но есть же маньяки, которые готовы кое-кому заплатить за то, чтобы получить вот таких куколок. Тот, кто не может удовлетворить свои склонности законно, просто уходит в подполье. А дельцы просто играют на чужих неудовлетворенных желаниях и имеют за это немалые деньги.

Катце говорил безразлично, сообщая только факты, по его словам невозможно было понять, как к этому относится он сам. В отличие от него, Рики не мог скрыть отвращения. Катце не улыбнулся в ответ цинично или иронично, как умел, а тем же ровным тоном продолжил:

- На рынке никто не судит, красиво это или безобразно. Наше дело – просто хорошо исполнять то, за что взялись. Не думай так много, меньше знаешь – лучше спишь.

- Да я всё понимаю, но… - сказал Рики, и снова у него перехватило дыхание от страха.

Раная Уго!

Само это название пережило легендарное строение, которого Рики уже не застал и о котором только слышал рассказы. Когда-то давным-давно среди ярких, ослепительных, залитых неоновым светом улиц Мидаса, это было единственное место, внушавшее людям страх. Это темное здание служило не просто удовлетворению человеческих желаний – это была как кунсткамера телесных и душевных уродств, вызывавшая отвращение даже у самых свободомыслящих искателей удовольствий.

Там уже не было ни джентльменов, ни леди. Там становились равными холодные, здравомыслящие люди и те, кто жил только эмоциями. Мужчины и женщины превращались просто в самцов и самок, там исчезали и разум, и мораль – оставались только неприкрытые и самые жестокие, уродливые человеческие инстинкты. Человек становился зверем.

Мальчики и девочки, которые продавались в борделе Раная Уго, были так прекрасны, что от них нельзя было глаз отвести. Но умом и телом это были калеки.

Это были будто химеры – результат нарочных экспериментов с наследственностью и отбора всего самого невероятного. Продукт генной инженерии. Всё ради бессердечной погони за удовольствием. Именно так.

Работа над такими пэтами была не просто созданием шедевров. Создавались секс-куклы, специально чтобы потакать желаниям извращенцев.

Они были слепыми. Это делалось не столько потому что доставляло физическое удовольствие клиенту, сколько ради того, чтобы извращенец чувствовал, что никто не видит его внешнего или внутреннего уродства. Они не могли видеть, и оттого все их ощущения были чрезвычайно острыми.

Чтобы избежать риска случайного укуса и сделать оральный секс еще приятнее, у пэтов в раннем возрасте удаляли зубы. Обучали их только искусству любви. За всю жизнь секс-куклы ни разу не переступали порог тех помещений, в которых их содержали.

Рики отреагировал на мысль о них так же, как на зловонный запах трущоб. Отвратно до смерти, но люди-то как-то живут в таких условиях! Эти пэты – как живые мертвецы. Хотя, если подумать, и свободные люди тоже живут каждый в своей тюрьме. И оказывается, в мире намного больше разнообразных извращенцев, чем это представляется на первый взгляд.

Думать о том, насколько искривленной может стать человеческая психика, было тяжело. Невыносимо. А ведь Мидасские Кварталы Удовольствий для того и существовали – чтобы удовлетворять все подавляемые в других обстоятельствах телесные и душевные желания, воплощать их в реальность.

Кроме того, никто не сомневался, что именно здесь тайное никогда не станет явным. Никто не разгласит секретов. Клиент платит деньги, и за них он может рассчитывать на молчание. И именно здесь гнездился рай, где люди могли потакать всем своим желаниям сколько душе угодно.

Посетители были так зачарованы открывающимися возможностями, что возвращались снова и снова. Вот почему в Мидасе царила бесконечная ночь удовольствий.

Но однажды успешный бизнесмен, отпрыск аристократической семьи, известной на всех планетах, входивших в Федерацию, влюбился в одну из таких куколок. Это чувство причиняло ему столько страданий, что в конце концов он покончил с собой, взорвав себя вместе со своей любимой.

У этого аристократа всегда была репутация интеллигентного и порядочного человека, выступавшего исключительно за мирные решения. Разразился страшный скандал, и Раная Уго, самый известный притон для извращенцев, исчез с лица Мидаса.

Хотя хозяин Раная Уго располагал меньшими деньгами и социальным статусом, чем многие известные лица, о нем узнали даже в самых отдаленных звездных системах – даже там, где еле-еле кто знал что вообще такое Мидас.

Если бы самоубийство не было настолько жестоким и публичным, такого скандала бы не было. Если бы тот мужчина подумал о своей репутации и репутации своей семьи, и тихо ушел из жизни сам или с любимой, об этом бы забыли за день-другой.

Но вместо этого он решил шокировать публику своей гибелью вместе с этой куклой, оставив по себе неразрешимую загадку, что и как подсказало его больному сознанию решение сделать спектакль из чувств и смерти. Его родственников сначала пытались убедить, что это или несчастный случай, или удавшееся покушение, или теракт. Но все журналисты межгалактического масштаба слетались в Мидас, как мухи на мёд.

Опасаясь, что инцидент может повредить устоявшемуся имиджу Мидасских развлекательных кварталов как полностью безопасных, высшие чиновники попытались замять дело.

Но всё-таки ходили слухи, что эта жуткая и скандальная смерть, как говорилось, «затронувшая репутацию многих известных семейств Федерации», могла повлиять и на интересы тех, кто с Федерацией сотрудничал. Это могла быть та искра, которая сожгла бы всю Танагуру, со всем теневым бизнесом.

Во всяком случае, этого очень боялись.

И всё-таки, вопреки этому страху, семья самоубийцы, так и пребывавшая в неведении, потребовала детального расследования. У этих людей было более чем достаточно денег и влияния, и они довели все средства массовой информации до истерики. Нерешительность и увертки посредников из Федерации им надоели, и они взяли дело в свои руки. Вся семья собралась и переехала в Мидас.

Они громогласно осуждали чиновников, не решающихся сообщить правду. Убеждали, что сами могут заговорить со властями открыто о случившемся, и пусть только кто попробует стоять у них на пути.

Хотя возможно, что семья с таким влиянием в Федерации и таким межгалактическим авторитетом просто решила использовать смерть родственника как свалившийся манной с небес шанс поставить всю планету Амой на колени. В конце концов, они предъявили иск в Танагуру, требуя неслыханной, невозможной компенсации морального ущерба.

Мидасские чиновники до последнего на полном серьезе делали вид, что ничего не случилось, но в конце концов семейство их достало, заставив раскрыть все подробности.

Информация застигла родственников погибшего врасплох, как гром среди ясного неба. Кое-кто даже упал в обморок от таких новостей.

После этого, они сообщили СМИ, что всё произошедшее на самом деле было заговором с целью повредить их репутации. Повторяя эти истерические обвинения каждый раз, когда заходила речь о том самоубийстве, они добились только того, что на поверхность всплыли многие и их, и чужие грязные тайны. А их репутация была втоптана в самую мерзкую грязь без малейшего шанса на восстановление.

Учитывая беспрецедентность скандала, власти добились закрытия такой обители всех пороков, как Раная Уго. Для благородной семьи это было что-то вроде пирровой победы – результата, который не стоил того, чтобы ставить под угрозу достояние всех предыдущих поколений. Конечно, туристы влезали в неприятные истории и раньше, но пресса никогда этим особо не интересовалась, и тем более это не вызывало такого шума.

- Ну вот так всё и было на самом деле, - беззаботным тоном сказал Катце.

За последующие годы заведение Раная Уго перешло в подполье, но владелец был намерен восстановить его с еще большим размахом, чем прежде. На эксклюзивных, изысканных секс-кукол у него уже хватало и денег, и связей.

До скандала из-за Раная Уго семья самоубийцы почти что управляла Федерацией с помощью денег и влияния на чиновников. После падения этого клана началась борьба за деньги и власть во всех кругах правительства. А вопли про «заговор» в итоге ни к чему не привели.

И какой из всего этого был толк? Разве владельцы заведений для извращенцев перестали заниматься своей деятельностью из-за того самоубийства? Да они просто ушли в подполье. Кто кому что доказал?!

- Как бы там ни было, даже самые лучшие семьи вырождаются, кровь портится. Большая и мощная система может разрушить маленького человека… Но всего один беспомощный человек, всего одно слабое звено может стать той снежинкой, с которой начинается лавина… - продолжил Катце.

- Кто он был на самом деле, сволочь и извращенец или герой? Почему о нем судили все, кому не лень? Это же касалось только самых близких…

- Считаешь, что всё это не поддается здравому смыслу?

- Да мне всё равно. Я вообще считаю, то что говорят другие, это одна версия того что было на самом деле, но вряд ли единственная. Во всяком случае, я в своей жизни буду поступать как считаю нужным.

- И даже если ты будешь знать, что люди, которые рядом, будут презирать тебя за твои действия?..

Катце пристально посмотрел на Рики своим холодным пепельно-серым взглядом.

Отчего-то Рики стало трудно дышать. Он не мог отвести взгляд. Он не понимал, почему Катце говорит такие вещи, хотя был почти уверен, что вопрос связан не только и не столько с размышлениями о поступке человека, который вместе с собой погубил и своих близких.

Это было совсем не похоже на обычное поведение Катце. У Рики возникло чувство, что сейчас он видит этого человека таким, каким тот является в глубине души, без привычной холодной и непроницаемой маски.

- Наверно, приходится как-то справляться в тех случаях, если знаешь, что обоим сторонам не угодишь, - под холодным и тяжелым взглядом Катце, Рики чувствовал потребность высказаться… - Бывает же так, понимаешь что с тобой человек счастливым быть не может, ну ладно, смирился, но когда ты отказываешься от того, что достиг с ним или ради него, трудно быть белым и пушистым… Не так ли?

Рики говорил сейчас о том, что редко позволял себе высказать открыто.

- Всё самое важное в жизни в твоих руках, но ими ты можешь удержать только две вещи, от чего-то третьего, как бы ни хотелось его иметь, придется отказаться.

Такова жизненная правда – чем больше ешь, тем больше хочется. Жители трущоб могли удовлетворить самые насущные желания, но в их душах не было места надежде и мечте. И всё-таки Рики навсегда запомнил эти слова: «Всё самое важное в жизни в твоих руках, но ими ты можешь удержать только две вещи..».

Даже сейчас значимость этой истины была связана в его мыслях с лицом человека, от которого он ее услышал.

- Значит, от того, что ты не можешь удержать своими силами, ты бы отказался? – спросил Катце, будто разговаривая сам с собой, и слегка провел ладонью по щеке. Кажется, его рука вздрогнула, когда он прикоснулся к шраму, который и сейчас казался будто раной на его прекрасном и спокойном лице, не отражавшем никаких эмоций. Именно за этот шрам Катце называли «Меченым из Подполья».

Рики поразил этот непривычно живой жест. Катце достал сигарету из своего любимого портсигара и привычным жестом закурил. Глубоко затянулся и медленно выдохнул, в той же привычно-спокойной манере.

- Понимаю… Значит таков твой главный принцип? – эти слова были сказаны таким же равнодушным тоном. – Не помню, чтобы такому учили в Гардиан. Ты сам пришел к такому выводу? Или всё-таки на чужом опыте?

Упоминание о Гардиан застало Рики врасплох. Обычно Катце в разговорах наедине с ним не говорил ни слова о трущобах и Цересе. Он никогда долго не говорил о чем-либо не касающемся дел.

Понять причины такого Рики не мог, однако он точно чувствовал, что сегодня Катце сам на себя не похож. Он будто носом почуял что-то интересное, загадку, которую не был в силах разгадать. Это ощущение было странным, но не отталкивающим. В конце концов Рики решил, что всё это ему кажется.

Итак, на черном рынке был человек, который являлся его соотечественником, с которым Рики объединяло похожее прошлое. Может быть, Рики не всегда осознавал это на уровне разума, но холодный и сдержанный интерес Катце стал для него чем-то вроде путеводной нити. От этой мысли ему стало легче.

- Когда я уходил из Гардиан, мне так говорила Эйр.

- Эйр? Староста блока?

- Нет, не староста. Моя подруга.

- Она тебе нравилась?

- Ну как сказать… «Донни» она для меня не была, - четко ответил Рики, используя слово, которым в Гардиан обозначали самых близких друзей. – «Мери-Сью».

Он выразился так, как говорили о приятелях или друзьях (либо подругах) по блоку.

Услышав это, Катце на миг остановился. Стряхнул пепел с сигареты ловким быстрым жестом – как рыбак, дергающий удочку.

- Значит, не «Донни», а «Мери-Сью»… Ты четко проводишь грани в отношениях.

- Грани проводил не я, - сказал Рики с немного несчастным выражением лица. – Всё решали они.

Сколько лет ни пройдет с тех пор, как закончишь Гардиан, некоторые вещи не меняются никогда.

Катце не улыбнулся и не сделал цинично-равнодушный вид, просто спокойно посмотрел парню в глаза.

У Рики не было близких друзей в Гардиан. Только случайные и равнодушные люди рядом или враги, которые только и ждали времени, чтобы показать свои клыки и когти. Разве что один человек был ему приятен и понимал его.

Его прошлое и его детство прошло среди товарищей по блоку, приятелей, просто знакомых. Честно говоря, у него не было отношений, которые бы он со спокойной душой мог назвать «настоящей дружбой». Единственный «райский сад» в Цересе, Гардиан был для Рики ни домом, ни адом – просто замкнутым убежищем, крышей над головой.

- Конечно. И… Я так понял, Эйр была старше тебя?

- Если точно сказать, на три года старше.

- В Гардиан три года это почти жизнь… И у женщин такие длинные языки! Думаю, что умом она была старше своих лет, если в столь юном возрасте у нее уже появилась такая жизненная мудрость.

- Возможно. Я просто помню, что она была красива. Все вокруг называли ее Ангелом.

Сияюще белые, вьющиеся волосы и изумрудно-зеленые глаза… Наставницы привыкли одевать ее как куклу. Эйр была похожа на блестящих, ярких ангелочков, нарисованных на потолке.

«Ты ведь никогда не уйдешь от меня, Рики, правда же? Ты мой талисман. Пообещай, что ты всегда будешь со мной!».

Ничего в этом мире ему не было так приятно, как нежные слова, слетавшие с ярких, похожих на вишни, губ Эйр или ее поцелуй, когда она желала ему спокойной ночи. Это было так давно, а настолько ярко вспоминалось сейчас. Эйр была для него будто отдельным миром.

А потом настал тот день – с криками, шумом, похожими на отдаленное эхо большого скандала. Взрослые суетились как никогда раньше, что-то произошло, прежний детский мир разбился на части. Когда Рики вспоминал об этом сейчас, он думал, что именно тогда сны закончились и началась жестокая реальность.

Тогда Рики еще ничего не понимал. Всё, что он был способен осознать в то время – что судьба жестока и что он, маленький ребенок, не в силах ничего сделать.

Но нежные детские воспоминания Рики мало волновали Катце.

- Ага… Это похоже на исключение из правил. Насколько я помню, _там_ все дети были для старших на одно лицо. Никому не приходило в голову быть с кем-то поласковее или выделять одного из толпы. Или в твое время в Гардиан что-то изменилось по сравнению с моим детством?

Спокойный тон Катце был для Рики как удар по самому больному. Они будто говорили о двух совершенно разных местах. И всё же Рики собрался с духом, не теряя спокойствия.

- А разве не врут, что все дети равны и всех любят или не любят одинаково? Детей, которые слушаются, с которыми легко, любят и балуют. Упрямых и трудных не любит никто. А уж тех, кто сопротивляются и настаивают на своем до конца, просто ненавидят. Вот такая правда, просто не все хотят признавать ее и говорить о ней вслух. Даже та женщина из блока, которую я считал своей матерью, часто повторяла, что я упрямый паршивец и ни с кем не найду общего языка.

Он нахмурился.

Со взглядом, который будто выражал понимание этих слов до самой глубины души, Катце потушил сигарету и сказал:

- Ну что же, матери и сестры тоже люди, ведь так? Даже между детьми и родителями должна быть какая-то душевная связь, притяжение… но и то, возникает это не всегда.

Восприняв это как логичное завершение разговора, Рики сказал:

- Ну ладно, пойду я на третий склад. Увидимся позже.

Он попрощался и пошел работать. Как он и ожидал, Катце больше не удерживал его. Рики зашел в лифт и тяжело вздохнул, когда дверь закрылась.

«Мери-Сью», значит?»

Невероятно, как он еще вспоминал словечки из такого далекого прошлого. Всего восемь товарищей делили с ним общее прошлое после Гардиан. Откуда они были, Рики точно не знал, но просто был уверен, что это было их судьбой держаться друг друга.

Его комнату украшали светлые обои с изображениями ангелов, фей и драконов, он засыпал на мягкой постели и видел сладкие сны, там были беззаботные улыбки и сладкие запахи… Рики не знал, что это было за место, и не хотел задумываться над этим. Потому что ему просто хотелось быть уверенным, что такое происходило в его жизни на самом деле.

«Детки-конфетки». Так называли Рики и других детей люди, приходившие в приют время от времени. Рики терпеть не мог эти посещения. В такие дни никому не разрешали выходить из комнаты. Целый день нельзя было играть. А еще хуже, нянечки в такие дни заставляли всех пить какой-то отвратительный сок. От всего этого Рики просто мутило.

«На кой черт всё это делалось?». Мир мечты, в котором они тогда жили, разлетался на кусочки, и в первый раз Рики _осознавал_, что такое горькая правда. Хотели они этого или нет, а рано или поздно всем приходилось с этим столкнуться. «Добрые души» в Гардиан говорили, что самых милых детей выбирают специально, чтобы ублажать потребности взрослых.

Настоящая причина, почему они живут именно так, была шокирующим открытием. Выходит, сами по себе они не имели никакой ценности. Он был потрясен до глубины души!

«Вот твоя новая семья».

«Тебе больше не о чем беспокоиться».

Но в сочетании с этими словами, притворная жалость во взглядах будто говорила: «что было, то было, ты от этого не отделаешься» - и это будто затягивало, заставляло чувствовать себя беспомощным.

То ли потому, что Рики был самым младшим, или потому что его пичкали «успокаивающими» препаратами, но многие его воспоминания о детстве были туманными и смутными, а со временем и вовсе почти забылись. Но если он едва помнил имена и лица мальчиков, с которыми жил в одном общежитии с шести до одиннадцати лет, почему он до самых мелких подробностей запомнил друзей и подруг по другому блоку?..

Платиново-белые волосы Эйр. Иссиня-черная грива и льдисто-голубые глаза Линн. Огненно-рыжие локоны и янтарно-карий взгляд Шейлы. Снежно-белые волосы и алые глаза Джилла. Прямые медово-золотистые волосы и темно-карие глаза Хита. Серебристые волосы и серые глаза Рейвена. Сколько бы ни прошло лет, эти лица в памяти Рики оставались вечно юными, такими, как тогда.

К тому времени, как Рики исполнилось тринадцать лет и он покинул Гардиан, из их компании осталось всего пять человек.

Когда девушки становились женщинами, и было ясно, что они могут родить ребенка, они становились собственностью Гардиан. У них уже не было права на свои желания. Что бы ни было у них на уме и в душе, но дорога им была одна – в новую семью, в Гардиан.

Как говорил Рейвен, «Парни, которые больше ни на что не годятся, выживают за счет того, что нужны женщинам». В конце концов, Рики был единственный, кто выжил.

Хит, Джилл и Рейвен – всех их легко сломили перемены и насилие в новом окружении. Они были слишком чужие для такого места, как Гардиан, с насильственно навязанным «равенством».

«Обещай мне, что ты не будешь таким, как я!». Хит был одногодком Эйр. Он плакал, хватая Рики за руку.

«Они убивают меня…» - сказал на прощание Рейвен дрожащим голосом. Взгляд его был стеклянным, застывшим.

«Мне никогда не быть как они!» - выкрикнул Джилл. С измученным, ужасно усталым выражением лица он прошептал: - «Рики, прости, прости, пожалуйста… Я пробовал, но…»

Его голос срывался. Рики сжал его руку. Джилл плакал, цепляясь за него.

Он стонал тихо, глухо, в его вое было трудно разобрать слова, его руки были похожи на тонкие веревочки. Жалкое зрелище…

Но ведь надо было что-то сказать… «Всё будет хорошо. Всё наладится. Тебе не надо так надрываться». Рики гладил его потускневшие, пересушенные волосы.

На следующий день он услышал, что Джилл умер – тихо, будто заснул. Рики тихо плакал. Он думал о том, что сам говорил другу больше не бороться – не было ли это последней каплей, которая привела к смерти Джилла?

От этой мысли его сердце будто сжимали тиски. Боль была невыносимая. Гай обнял его: «Рики, ты ошибаешься. Джилл именно этого хотел от тебя – чтобы ты напоследок пообещал ему, что всё будет хорошо. Он просто спокойно уснул. Хоть умер счастливым».

Сначала один, потом другой, потом третий друг умер. Рики остался один. Он не знал, к счастью это или нет. Во всяком случае, никогда еще в Гардиан не было такого бунтаря. Самая страшная головная боль для всех «матерей» и «сестер»!

И всё-таки Рики хоть в чем-то повезло. Несмотря на то, что «райский сад» оказался полным полон обмана и лжи, это было неслыханной удачей, что он встретил Гая – единственного человека, который его понимал.

За день до того, как они покидали Гардиан, Эйр пришла навестить их.

- Рики, - сказала она, - Всё самое важное в жизни в твоих руках, но ими ты можешь удержать только две вещи, от чего-то третьего, как бы ни хотелось его иметь, придется отказаться. Никогда не позволяй себе упустить то, что ты считаешь самым важным. Смотри, не ошибись. То, что ты потерял, ты никогда уже не обретешь заново.

После первой менструации девушек переводили в другое здание, и после этого редко кто из парней их видел. Но поскольку это был их последний день в Гардиан, Эйр разрешили проведать друзей.

Они не виделись уже долго, и из-за того было очень заметно, насколько Эйр повзрослела. Сначала Рики просто смотрел на нее, открыв рот от удивления. Из девочки она превратилась в неузнаваемо прекрасную молодую женщину. У нее было всё земное женское очарование, и в то же время казалось, что из ангелочка она превратилась в богиню с небес.

«Наверное, когда-нибудь она взмахнет крыльями и улетит на небеса, туда, где Джилл и все остальные». Эта мысль еще долго преследовала его.

Эйр нежно, как раньше, обняла его. «Запомни навсегда… Не потеряй… не ошибись…». Ее откровенность поразила Рики до глубины души, его переполняли эмоции, он почти не мог говорить.

И, крепко обняв его напоследок, Эйр навсегда рассталась с ним.

Если следовать по максимальной скорости на законном маршруте, полет до округа Лаокоон в Веранской системе длился около трех дней.

Всё это время, как всегда, Рики относился к сопровождению кукол как к работе. Он не тратил ни минуты на бесполезную болтовню и делал всё как сказано в пособии, быстро, бодро, и без малейшей ошибки, не докопаешься.

Кукол сопровождали андроиды, которые были одновременно охраной и прислугой, так что повседневная жизнь на космическом корабле была практически беспроблемной. Но Рики не мог избавиться от неприятных ощущений, в глубине души его что-то грызло. Единственной защитой от созерцания такой неприятной красоты было делать холодный и спокойный вид.

Эволюция видов и самые сокровенные тайны жизни давным-давно из власти богов перешли в руки людей. Но даже теперь равности перед судьбой не было. Всё равно были хозяева жизни и был живой скот, который ничего не знал, не видел даже стен своей тюрьмы, которую никогда не покидал, делал что приказано и даже не смел жаловаться на чужой произвол.

Другими словами, кто ни о чем не мечтал, тот ни о чем и не жалеет.

*

Прошла неделя.

Когда сделка прошла гладко, как по маслу, и Рики вернулся в Мидас, Алек пригласил его хорошенько выпить для поднятия настроения. Он видел, что Рики последнее время совсем затосковал, и решил развлечь товарища.

Выпив для храбрости, парень в первый раз за долгое время решил пойти увидеться с Гаем. Честно говоря, не накачавшись ликером до потери совести, Рики ни за что бы не смог вот так просто посмотреть в глаза партнеру, после всего что было.

Рики оставил «Бизонов» вскоре после того, как решил работать на Катце. При том, что он начинал просто как мальчик на побегушках, а сейчас достиг уровня человека, достаточно приближенного к боссу, он не думал, что его сил хватит и на работу, и на товарищей. Катце и другие курьеры, наверное, были того же мнения. Никто не знал, как далеко дело может зайти, но было понятно, что сейчас Рики пересек важную грань в жизни.

Каждый хочет выбиться вверх, проявить себя. Рики ставил перед собой ту же цель. Он не боялся поражений. Монгрелу из трущоб нечего терять или бояться. Его взгляд был слеп к будущему, в Цересе не существовало ничего, кроме ускользающего, как прибой, «здесь и сейчас». Он мог идти только вперед.

По крайней мере, он так думал. На самом деле, Рики чувствовал к «Бизонам» что-то вроде долга и поддержки, но никакой особой личной привязанности, и звание самого крутого главаря банды во всей «Горячей Трещине» не было тем, за что он так уж сильно цеплялся.

Единственное, что он не мог позволить себе потерять, это самоуважение. Чего он страстно хотел – так это сохранить то понимание и доверие, которое связывало его с Гаем. Вот так примерно выглядела для него жизнь, когда он над этим задумывался.

Если он и влезал в борьбу за силу и власть, то не потому что ему этого хотелось, он не начинал драку первым. Он не стремился ни лезть к кормушке первым, разгоняя других зубами и когтями, но никогда и не лез ударить исподтишка.

Можно так сказать, Рики просто извлекал наибольший толк из того, что плыло в руки само. Ни он сам, ни кто-либо другой не ожидал, что «Бизоны» вот так прославятся.

С самого начала Рики терпеть не мог вылезать на публику «для понтов». Возможно, это было тем поведением, что противоречило общепринятому и раздражало, но он вел себя так не потому, что выделывался. Он просто не мог переступать через себя, чтобы налаживать связи с другими, и не выносил, когда кто-либо помогал ему, а потом при всех этим хвастался.

Рики стал главарем «Бизонов» потому что так требовали обстоятельства, и делал то что должен, так, как считал нужным. Естественно, он был не один. То, что было ему не по зубам, делал Гай. Люк их подстраховывал. Сид помогал сводить концы с концами, а Норрис заботился о том, чтобы окончательный результат не разочаровал. Рики считал, что именно помощь друг другу во всём сделала «Бизонов» такими сильными.

Но Рики не настолько привязался к товарищам, чтобы делать лишь то, чего хотели они. Нет, он не хотел, чтобы банда распалась. Но они были просто одним из этапов его жизни, не более.

Может, будет лучше, если его место главаря займет кто-нибудь другой. Или, может, ребята уже нашли себе другие компании, где им более спокойно. Рики особенно не волновался, долго ли «Бизоны» будут тем, чем они стали благодаря ему. Он просто хотел вырваться из той канавы, в которую попал от рождения.

Но он не мог представить себе даже в самых безумных предположениях, что Гай и ребята так просто забыли бы друг о друге. И даже если бы «Бизоны» распались, Рики ни за что бы не бросил Гая, как партнера. Пусть сейчас в их отношениях наступило какое-то отчуждение, Гай был дорог Рики больше всего. И вряд ли бы эти чувства изменились так скоро.

«Не упусти то, что для тебя важнее всего». Голос Эйр сейчас как никогда отчетливо звучал в его сознании.

Он стал курьером, не спрашивая мнения Гая о таком решении. Теперь было уже поздно жалеть о проявленном эгоизме, но Рики понимал, что не сможет так просто отказаться от тепла их чувств.

«Всё самое важное в жизни в твоих руках, но ими ты можешь удержать только две вещи».

Своя собственная гордость и возможность проявить свои способности.

Любовь к Гаю.

Работа, о которой можно только мечтать.

Что из этого он сможет безвозвратно потерять, не жалея?!

Хотя Катце более чем убедительным тоном предлагал золотые горы, Рики было больно думать о будущих перспективах. Он знал, что еще долго не сможет дать четкий ответ на волнующие его вопросы.

«Не ошибись, Рики. Если ты что-то потеряешь, то больше никогда не вернешь». Слова Эйр звучали в его сознании похоронным колоколом. Выбирать для него казалось, будто разрезать сердце пополам.

А может, лучше забыть об этом правиле, отпечатавшемся в его мозгу, как клеймо? Тогда не надо будет от кого-то или от чего-то отказываться. «Но если так», - подумал Рики с насмешкой над собой, - «тогда на чем будет держаться мой душевный покой?!».

- Рики, ты как? Что случилось? – спросил Гай, когда Рики неожиданно объявился рядом с ним.

Он нахмурился немного, но не потому, что винил или осуждал Рики, или от недовольства, что Рики как всегда занял самую удобную койку в комнате, а от беспокойства. Но заговорил с партнером он ласково, как всегда.

- А ты в хорошем настроении. Дела идут как надо?

«Дела идут как надо…»

Ну что же, хоть на работе у него всё было классно и деньги лились рекой. Так что он смог принести Гаю стаут самого лучшего сорта – редкий подарок в трущобах. Можно было сказать, в плане денег всё шло лучше не пожелаешь.

Рики был в спокойном настроении. Он соображал на удивление быстро, даже несмотря на то, что внутри испытывал тягостную боль. Его что-то грызло в душе, он не мог сказать, что конкретно, и на волне этих эмоций вдруг сказал Гаю: «А знаешь, что? Я когда-нибудь возьму и выберусь отсюда!».

Всё-таки, говорить любовнику такие вещи значило признать вслух, что сейчас они проходят тот момент, после которого возврата к былому не будет. Итак, что из трех? От нерешительности у него мозги сворачивались в трубочку. Рики начинал ненавидеть себя.

У него только две руки, чтобы удержать две самых важных в жизни вещи. Но если и так, он чувствовал, что третье самое важное оставить не сможет, пусть даже придется цепляться за это зубами и тащить за собой из последних сил.

На миг Гай взглянул на него, будто не зная, что ответить.

- Да, конечно, - сказал он со знакомой Рики нежностью, но улыбка была кривая, будто через силу.

Рики не смог этого не заметить. Хотя, может быть, в тот момент и не подозревал, насколько ранил Гая своими словами – будто ядовитыми шипами.

Глава 5

Дата добавления: 2015-11-13