Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 28. Веревка трется о мои ноги и превращает их в полыхающую массу

Я горю.

Веревка трется о мои ноги и превращает их в полыхающую массу, настолько болезненную, что я удивлена, как от нее не валит дым. Я закусываю боль, поскольку у меня нет выбора. Массовая истерия в здании пугает все мои чувства, поливая нас опасностью, словно дождем. Адам кричит мне снизу, говорит прыгать, обещает, что поймает. Мне слишком стыдно признать, что я боюсь упасть.

У меня так и не появляется возможности самостоятельно принять решение.

Солдаты уже заполняют то, что раньше было моей комнатой, кричащие и смущенные, вероятнее всего, шокированные тем, что находят Уорнера таким уязвимым. Было почти слишком легко его одолеть. Это беспокоит меня.

Заставляет задуматься, может, мы сделали что-то не так.

Несколько солдат высовывают головы из разбитого окна, и я с безумным рвением лезу вниз по веревке, но они уже собираются отцепить якорь. Я приготавливаюсь к тошнотворному чувству свободного падения, но обнаруживаю, что они не пытаются меня сбросить. Они пытаются поднять меня обратно.

Уорнер, должно быть, говорит им что делать.

Я гляжу вниз на Адама подо мной и наконец сдаюсь его мольбам. Я зажмуриваю глаза и отпускаю веревку.

И падаю ровно в его раскрытые руки.

Мы сваливаемся на землю, но на мгновение воздух вышибает из наших легких. Адам хватает меня за руку, и мы бежим.

Впереди нас нет ничего, кроме пустого, бесплодного пространства. Разломанный асфальт, неровный тротуар, грунтовые дороги, голые деревья, умирающие растения, пожелтевший город, оставленный на веление природы, утопающий в мертвых листьях, что хрустят под нашими ногами. Убежища гражданских, маленькие и приземистые, сгруппированы вместе без какого-либо определенного порядка, и Адам удостоверяется, чтобы мы оставались от них как можно дальше. Рупоры уже работают против нас. Раздающийся механизированный голос молодой женщины пересиливает сирены:

— Комендантский час вступает в силу. Всем немедленно вернуться в свои дома. Мятежники на свободе. Они вооружены и готовы применить оружие. Комендантский час вступает в силу. Всем немедленно вернуться в свои дома. Мятежники на свободе. Они вооружены и готовы прим…

У меня щемит бока, кожа натянута, горло пересохло и отчаянно нуждается в воде. Я не знаю, насколько далеко мы убежали. Все, что я знаю, - это звук ботинок, стучащих по тротуару, скрип шин, раздающийся из подземных хранилищ, сирены, воющие нам вслед.

Я оглядываюсь назад и вижу людей, они кричат и бегут в сторону убежищ, увертываются от солдат, которые торопятся к их домам и стучат в двери в надежде найти нас, приютившихся где-то внутри. Адам отрывает меня от цивилизации и направляется в сторону заброшенных улиц прошлого десятилетия: они заполнены старыми магазинами и ресторанами, узкими переулками и заброшенными детскими площадками. Вход на неконтролируемую землю нашего прошлого был строго воспрещен. Эта запретная территория. Все здесь закрыто. Все сломано, покрыто ржавчиной, безжизненно. Никому нельзя здесь находиться. Даже солдатам.

И мы штурмуем эти улицы, стараясь оставаться вне поля зрения.

Солнце вприпрыжку несется в сторону края земли. Ночь наступит быстро, и я понятия не имею, где мы. Я никогда не думала, что столько всего может случиться так быстро, и не ожидала, что все это может произойти в один день. Мне просто приходится надеяться, что мы выживем, хоть у меня и нет ни малейшего представления, куда мы направляемся. У меня никогда не возникало даже мысли спросить Адама, куда же мы пойдем.

Мы мечемся по миллиону направлений. Внезапно поворачиваем, делаем несколько шагов, только чтобы в следующий момент свернуть в противоположную сторону. Мое наиболее вероятное предположение — в силу своих возможностей Адам пытается запутать и/или отвлечь наших преследователей. И мне ничего не остается, кроме как пытаться не отстать.

И в этом я проваливаюсь.

Адам — тренированный солдат. Он сложен как раз для такого рода ситуаций. Он понимает, как бежать, как оставаться неприметным, как беззвучно передвигаться в любом месте. Я же сломанная девушка, которая не делала никаких упражнений слишком долго. Мои легкие горят в попытке вдохнуть больше кислорода и отчаянно хрипят в попытке выдохнуть углекислый газ.

Я неожиданно начинаю задыхаться, да так сильно, что Адаму приходится затащить меня в переулок. Он дышит чуть тяжелее, чем обычно, а я все никак не могу остановить приступ удушья, спровоцированный слабостью моего тела.

Адам заключает мое лицо в свои ладони и пытается поймать мой взгляд.

— Я хочу, чтобы ты дышала так же, как я, хорошо?

Я начинаю хрипеть еще больше.

— Сфокусируйся, Джульетта. — Он смотрит на меня с такой решимостью. С бесконечным терпением. Он выглядит бесстрашным, и я завидую его самообладанию. — Успокойся, — говорит он. — Дыши в точности, как я.

Он делает три маленьких вдоха, задерживает на несколько секунд дыхание и делает один большой выдох. Я пытаюсь подражать ему. Но у меня не очень-то получается.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты дышала, как… — Он замирает. Поднимает глаза и обводит взглядом заброшенную улицу. Я знаю, что нам надо двигаться дальше.

Звуки выстрелов разрывают атмосферу. Я никогда не задумывалась, насколько они громкие или как эти звуки могут раздробить каждую действующую кость в моем теле. Лед просачивается в мою кровь, и я мгновенно осознаю, что они не меня пытаются убить, а Адама. Они пытаются убить Адама.

И я вдруг задыхаюсь от нового рода тревоги. Я не могу позволить им ранить его.

Не из-за меня.

Но у Адама нет времени на то, чтобы я восстановила дыхание и пришла в себя. Он берет меня на руки и срывается по диагонали в следующий переулок.

И мы бежим.

И я дышу.

И он кричит:

— Обхвати руками мою шею! — И я выпускаю из судорожной хватки его футболку, и я достаточно глупа, чтобы смутиться, когда обхватываю его руками. Он перехватывает меня несколько иначе, так что я нахожусь выше, ближе к его груди. Он несет меня, словно я ничего не вешу.

Я закрываю глаза и прижимаюсь щекой к его шее.

Выстрелы раздаются откуда-то позади нас, но даже я могу сказать по звуку, что они слишком далеко и доносятся не оттуда, откуда надо. Мы, кажется, сумели перехитрить их. Даже их машины не могут нас найти, так как Адам избегал всех главных улиц. У него, кажется, есть собственная карта города. Он, кажется, точно знает, что делает, словно он уже довольно долго это планировал.

После того, как я делаю пятьсот девяносто четыре вдоха, Адам ставит меня на ноги перед натянутым забором из сетки-рабицы. Я понимаю, что он с усилием глотает кислород, но у него нет такой отдышки, как у меня. Он знает, как управлять своим дыханием. Он знает, как успокоить пульс, успокоить сердце, взять под контроль свои органы. Он знает, как выживать. Надеюсь, он и меня научит.

— Джульетта, — говорит он. — Ты сможешь перепрыгнуть через забор?

Я так рада быть чем-то большим, чем бесполезный тюфяк, что чуть ли не лечу через металлическую преграду. Но я безрассудная. И слишком тороплюсь. Я практически в клочья рву свое платье, царапая ноги в процессе. Я морщусь от острой боли, и за тот момент, что мне понадобился, чтобы вновь открыть глаза, Адам оказывается возле меня.

Он смотрит на мои ноги и вздыхает. Он почти смеется. И я задумываюсь над тем, как я, должно быть, сейчас выгляжу: разодранная и дикая в этих лохмотьях, оставшихся от платья. Разрез, который сделал Уорнер, теперь доходит до самых бедер. Я, должно быть, выгляжу как обезумевшее животное.

Но Адама это, кажется, не волнует.

Теперь он тоже идет медленнее. Теперь мы двигаемся бодрой походкой, а не несемся по улицам. Я понимаю, что мы, должно быть, приближаемся к какому-то подобию безопасного укрытия, но я не уверена, следует ли мне задать вопросы сейчас или припасти их на потом. Адам отвечает на мои невысказанные мысли.

— Они не смогут отследить меня здесь, — говорит он, и до меня доходит, что все солдаты, должно быть, отслеживаются с помощью какого-то маячка. Я задумываюсь, почему меня не снабдили таким же.

Побег не должен быть таким легким.

— Наши маячки неосязаемы, — объясняет он. Мы сворачиваем налево, в очередной переулок. Солнце начинает погружаться за горизонт. Интересно, где мы. Насколько далеко от Восстановленных поселений мы, должно быть, находимся, раз вокруг ни души. — Это специальная сыворотка, впрыснутая в нашу кровь, — продолжает он, — и она разработана так, чтобы нормально работать с естественными процессами наших тел. Например, она будет знать, если я умру. Отличный способ вести учет убитых на поле боя солдат. — Он смотрит на меня краем глаза и улыбается кривой улыбкой, которую я хочу поцеловать.

— Так как ты можешь сбить с толку этот маячок?

Его улыбка становится только шире. Он машет рукой вокруг нас.

— Это место, в котором мы находимся? Раньше здесь была атомная электростанция. И однажды здесь все взлетело на воздух.

Мои глаза размером с блюдца.

— Когда это произошло?

— Около пяти лет назад. Они довольно быстро здесь все убрали. Скрыли от СМИ, от людей. Никто на самом деле не знает, что здесь произошло. Но одной радиации достаточно, чтобы убить. — Он замолкает. — Именно это она и делает.

Он останавливает на месте.

— Я был здесь уже миллион раз, и это никак не отразилось на моем организме. Уорнер раньше посылал меня сюда брать образцы грунта. Он хотел изучить поражающие эффекты. — Он пробегает рукой по волосам. — Я думаю, он надеялся вывести из токсинов яд какого-то рода.

— В первый раз, когда я сюда прибыл, Уорнер подумал, что я умер. Маячок подсоединен к нашей главной системе обработки данных, и она мгновенно фиксирует, когда погибает солдат. Он знал, что существовал риск посылать сюда меня, поэтому не был слишком удивлен, узнав, что я умер. Он был гораздо больше удивлен, когда увидел, что я вернулся. — Он пожимает плечами, словно его смерть не была бы незначительным событием. — Здесь есть что-то в химическом составе воздуха, что нейтрализует молекулярный состав маячка. Так что, по существу, все сейчас думают, что я мертв.

— А Уорнер не будет подозревать, что ты можешь быть здесь?

— Может быть. — Он провожает взглядом уходящий солнечный свет. Наши тени длинны и неподвижны. — Или подумает, что я мог быть подстрелен. В любом случае, это выиграет нам некоторое время.

Он берет мою руку и улыбается мне, прежде чем одна мысль врывается в мое сознание.

— А что насчет меня? — спрашиваю я. — Может эта радиация убить меня? — Я надеюсь, что мой голос не звучит настолько же нервозно, насколько я себя чувствую. Никогда в своей жизни я настолько не хотела остаться в живых. Я не хочу все потерять так скоро.

— О нет! — Он качает головой. — Прости, забыл тебе сказать. Одна из причин, по которой Уорнер отправил меня собирать образцы грунта, потому что у тебя тоже есть иммунитет к ней. Он изучал тебя. Сказал, что нашел информацию в твоих медицинских записях. Что на тебе проводили испытания…

— Но никто никогда…

— …вероятно, без твоего ведома, и, несмотря на то, что результат при проверке на радиацию был положительный, ты была полностью здорова, биологически. С тобой, в сущности, все было в порядке.

В сущности, все было в порядке.

Комментарий настолько далек от правды, что я начинаю смеяться. Я пытаюсь умерить свой скептицизм.

— Со мной все в порядке? Ты шутишь, да?

Адам смотрит на меня так долго, что я начинаю краснеть. Он приподнимает мой подбородок, чтобы я встретилась с ним взглядом. Голубые, голубые, голубые глаза глядят на меня в ответ. Его голос глубок и ровен:

— Не думаю, что когда-либо слышал, как ты смеешься.

Он настолько мучительно прав, что я не знаю, как ответить, кроме как правдой. Мои губы из улыбки распрямляются в жесткую линию.

— Смех рождается в жизни. — Я пожимаю плечами, пытаясь звучать равнодушно. — А я никогда до этого в действительности не жила.

Его глаза даже не дрогнули, так и продолжая фокусироваться на мне. Он удерживает меня на месте силой одного мощного толчка откуда-то из недр свой души. Я почти ощущаю его сердце, бьющееся в миллиметре от меня. Я почти ощущаю его губы, дышащие в миллиметре от моих легких. Я почти ощущаю его на своем языке.

Он делает судорожный вдох и прижимает меня ближе к себе. Целует в лоб и шепчет:

— Пойдем домой.

 


Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава 16 | Глава 17 | Глава 19 | Глава 20 | Глава 21 | Глава 22 | Глава 23 | Глава 24 | Глава 25 | Глава 26 |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 27| Глава 29

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.011 сек.)