|
Как только я захожу в комнату, я открываю шкаф и сдергиваю фиолетовое платье с вешалки, прежде чем я вспоминаю, что за мной наблюдают. Камеры. Мне интересно, был ли Адам наказан еще и за то, что рассказал мне о камерах. Интересно, взял ли он на себя какую-либо вину из-за меня. Интересно, почему он бы это сделал.
Я касаюсь жесткого, современного материала платья цвета сливы, и мои пальцы опускаются к подолу, как Адам сделал вчера. Я не могу не задаваться вопросом, почему ему так нравится это платье. Почему это должно быть оно. Почему я должна носить платье.
Я не кукла.
Моя рука останавливается на маленькой деревянной полке под вешалками, и незнакомый материал касается моей кожи. Он грубый и чужой, но в то же время знакомый. Я делаю шаг ближе к шкафу и скрываюсь между дверьми. Мои пальцы чувствуют поверхность, и волны света мчатся через мой живот, пока я не уверена, я разрываюсь надеждой, чувством и силой глупого счастья, настолько сильного, что я удивлена, что по лицу не текут слезы.
Мой блокнот.
Он сохранил мой блокнот. Адам сохранил единственную мою вещь.
Я хватаю платье и прячу бумагу под его полы, перед тем как покинуть спальню и направиться в ванную.
В ванной нет камер.
В ванной нет камер.
В ванной нет камер.
Я понимаю, что он пытался сказать мне. Он пытался мне что-то сказать, но я отпугнула его.
Я его отпугнула.
Я закрываю дверь позади себя, мои руки дрожат, я разворачиваю знакомые листки, склеенные между собой старым клеем. Я перелистываю страницы, чтобы убедиться, что они все там, и взгляд мой останавливается на последней записи. В самом низу есть что-то еще. Новое предложение, написанное чужим почерком.
Должно быть, это он написал его.
Это не то, что ты думаешь.
Я застываю.
Каждый сантиметр моей кожи натягивается от напряжения, в груди давит от переполняющих чувств, сердце стучит громко, быстро, тяжело, компенсируя мое спокойствие. Я не дрожу, когда застываю во времени. Я пытаюсь замедлить дыхание, считаю вещи, которых не существует, составляю номера, которых у меня нет, притворяюсь, что время — это разбитые песочные часы, кровоточащие секундами по песку. Я смею верить.
Я смею надеяться, что Адам попытается держать со мной связь. Я достаточно безумная, чтобы обдумать эту возможность.
Я выдираю страницу из маленького блокнота и закрываю его, проглатывая истерику, посещающую каждый плохой момент в моей голове.
Я прячу блокнот в пакет от платья. Наверно, это Адам запаковал платье. Должно быть, это выпало из пакета. Пакета от фиолетового платья. Пакета от фиолетового платья.
Надежда — это пакет возможностей.
Я держу его в руке.
Уорнер не опоздал.
Он также не постучал.
Я надеваю туфли, когда он заходит без единого слова, даже не прилагая усилий к тому, чтобы известить о своем присутствии. Его глаза оглядывают меня сверху донизу. Моя челюсть сжимается сама по себе.
— Ты причинил ему боль, — находятся у меня слова.
— Это не должно тебя волновать, — говорит он, наклоняя голову и указывая на мое платье. — Но, очевидно, волнует.
Я сжимаю губы и молюсь, чтобы руки сильно не тряслись. Я не знаю, куда подевался Адам. Я не знаю, насколько сильно ему больно. Я не знаю, что будет делать Уорнер, насколько далеко он зайдет в погоне за желанным, но перспектива увидеть Адама в агонии похожа на холодную руку, сжимающую мой пищевод. Я задыхаюсь. Я чувствую себя так, словно пытаюсь проглотить зубочистку. Помощь Адама может стоить ему жизни.
Я касаюсь бумаги в пакете.
Дыши.
Уорнер смотрит в окно.
Дыши.
— Нам пора, — говорит он.
Дыши.
— Куда мы идем?
Он не отвечает. Мы выходим из комнаты. Я оглядываюсь. Коридор пуст.
— Где Адам все?
— Мне очень нравится это платье, — говорит Уорнер, оборачивая руку вокруг моей талии. Я дергаюсь, но он тянет меня за собой, направляясь к лифту. — Впечатляюще подходит. Оно отвлекает меня от всех твоих вопросов.
— Бедная твоя мать.
Уорнер чуть не спотыкается. Его глаза большие, тревожные. Он останавливается в нескольких шагах от нашей цели. Оборачивается.
— Что ты имеешь в виду?
Мой желудок падает.
На его лице напряжение, дрожащий ужас, внезапное понимание.
Я пытаюсь пошутить, словно я не это сказала. «Мне жаль твою бедную мать, — то, что я собиралась ему сказать, — что она имела дело с таким несчастным, жалким сыном». Но я ничего из этого не говорю.
Он схватывает меня за руки, всматриваясь в мое лицо. Настойчивость пульсирует в его висках.
— Что ты имеешь в виду? — настаивает он.
— Н-ничего. — Я заикаюсь. На середине мой голос ломается. — Я не... это была шутка...
Уорнер отпускает мои руки так, будто они обжигают его. Он смотрит в сторону. Вызывает лифт и не ждет меня.
Интересно, о чем он не говорит мне.
Только после того как мы проезжаем несколько этажей вниз и идем по незнакомому коридору к незнакомому выходу, он наконец смотрит на меня. Он произносит лишь четыре слова:
— Добро пожаловать в твое будущее.
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 15 | | | Глава 17 |