Часть 3. Глава 1

Герман сидел на репетиционной базе и курил траву. Ему надо было как-то унять боль в колене, когда перестали действовать обезболивающие. Он всегда приходил раньше, чтобы повозиться со звуком, потому что уже не было сил торчать дома одному. Там посреди старинных вещей в компании с вороном и пылью. Иногда становилось невыносимо слушать треск пластинок и шум дождя, пусть даже они стали самыми любимыми звуками жизни. «Старость не в годах, - подумал он. – Она в голове. Она приходит тогда, когда ты болен и никому не нужен».
Пришёл Дани и сел рядом на диван. На нём была какая-то яркая мака с кислотными разводами, хотя обычно он всегда ходил в чёрном. Герман зажмурился, его глаза не переносили даже простой насыщенности цвета.
- Как ты? – спросил басист.
- Разве ты не видишь, что всё отлично, - саркастически ответил Герман.
- Так что с тобой?
- Повредил колено, когда падал с лестницы. Теперь оно ноет каждый раз, когда дождь - то есть всегда.
Пришли Джек и Майкл. Оба были немного с бодуна, что, впрочем, не мешало им играть. Мастерство не пропьёшь. Джек хвастался, что дрожащие руки делают его игру на барабанах неподражаемой. Герман очень сомневался в этом, но, как ни странно, Джек Ди справлялся со своей ролью. Недаром родители назвали его в честь виски.
Макс нагрянул последним. Он был более живым, чем в прошлый раз. Он загорел и перестал выглядеть мертвецом. Казалось, что он был единственным здесь человеком, пребывающем в хорошем настроении. Но Герман знал, что Макс переменчив, как тайфун. Веселье означало, что он мог сорваться в любой момент, особенно сейчас.
- Ты где пропадал всё это время? – спросил Дани. – Ты вроде только сегодня вернулся в Лондон.
Вместо ответа Макс показал средний палец, на котором поблёскивало простое золотое кольцо. Это было странно, потому что кольца он вообще не носил.
- И что, - спросил Герман?
- Я женился! – ответил он радостно.
- А почему на среднем? – выпалил Герман, пока до него толком не дошёл смысл всего сказанного. – Когда, блять? На ком?!
Макс присел на диван и, улыбаясь, продолжил.
- В Лас-Вегасе. На Кэт. Она очень клёвая.
Герман знал, что не стоит относиться серьёзно к спонтанным бракам в городе греха, у него даже камень от души отлёг. Это просто очередная шлюха, очень скоро они разбегутся, когда узнают друг друга поближе.
- А почему ты нас не позвал?! – встрял Дани.
Макс развёл руками.
- Мы вообще никого не звали. Даже свидетелей не было.
Сейчас Герману захотелось его пристукнуть, чтобы он больше не болтал о своей бабе. Но, тем не менее, он принял его приглашение заглянуть к ним домой после репетиции. Не терпелось посмотреть на ту, которая могла выбрать этого идиота. Выяснилось, что Макс совсем не может петь. Майк сказал, что, это, скорее всего, проблема акклиматизации. После +35 в Л.А. Лондонские +13 переносятся плохо. Герман всё равно нашёл к чем придраться. Его поразило, что Макс был с ним неожиданно мягок и даже не пытался спорить. Просто охотно со всем соглашался. Может быть, если с тобой перестали ссориться, то ты уже ничего не значишь?
По мнению Германа, он вообще сильно изменился. И даже неожиданно для всех завязал с наркотиками. Он почти не пил, только без конца курил сигареты.
- Да, я бросил, - сказал Макс, когда они стояли на балконе, подставляя лица дождю. – Я был бы рад, если бы все последовали моему примеру.
- Я не могу. Я должен заглушать боль, - Герман кинул окурок на улицу.
- Что с тобой, чувак? – спросил Макс, кладя руку ему на плечо.
- Если так, то это просто боль в колене. Если копать глубже, то у меня подозрение на рак мозга. Такая мерзкая опухоль, и она будет расти и расти, пока не прикончит меня совсем, - Герман полез за новой сигаретой, его руки заметно дрожали. Он прикрыл глаза, словно морщась от боли. – Может быть, два, может быть, три года. Но это не долго.
Макс уставился вниз, на мостовую где протекала стремительная река трассы. Затем взял Германа за руку. Она казалась такой бледной, по сравнению с собственной смуглой от загара ладонью.
- Я верю, что ты справишься, - сказал он, глядя в глаза. – Может быть, у тебя нет никакой опухоли ещё.
- Если её нет, её придётся создать.
Макс обнял его, прижимая к себе. Он и не заметил, что Герман перестал быть таким хрупким как раньше, он был какой-то жесткий. Макс не выдержал и поцеловал его в губы, глубоко и крепко. Они долго целовались, несмотря на то, что внутри к комнате оставались люди. Дани сказал тогда что-то вроде: «О боже, они неизменимы» и демонстративно отвернулся.

- Ого! Тот страшный чувак из телика! – воскликнула Кэт, когда Герман пересёк порог дома. Он был при полном параде в своей жуткой шляпе и плаще.
- Ого! Та тёлка из порнухи! – ответил Герман.
Макс с улыбкой посмотрел на жену и присвистнул.
- Что-то я много о тебе не знаю. Посмотрим потом, наедине, - его ничуть не расстроил тот факт, что она трахалась на камеру.
- Я не стыжусь этого, - сказала она Максу после. – Глупо стесняться своего прошлого. Эта была просто работа, даже не секс. Узнай дрочеры, как снимается порно на самом деле, у них бы больше никогда не встало.
Правда теперь Кэт осваивала для себя большой кинематограф, оставив порно-бизнес в прошлом. Она не считала это зазорным или даже постыдным, просто, что было не стереть, как и тату на ягодицах. Если Герман и надеялся внести смятение, то он явно проиграл.
Он возненавидел её сразу же, в частности за то, что она была умна, в отличие от всех пассий Макса. А умные женщины крайне опасны. Она претендовала не только на место в постели, но и в сердце Макса. Этого Герман никак не смог простить. И не было сил выразить обиду сразу, просто разорвать и уйти. Осталось только мило улыбаться и прятать всё глубоко внутрь. Он не мог ссориться с Максом, хотя бы из-за группы.

Герман бы понял всё, если ему дали бы отставку, то можно было бы смириться и простить, отступить раз и навсегда, не тревожа свои чувства.
Макс не давал ему успокоиться. Он приходил посреди ночи, рассказывал, как скучает. Падал на колени и отсасывал, хотя всегда ненавидел это делать.
Он опять стоял на коленях прямо в коридоре, положив руки на выступающие тазовые кости Германа, глубоко вбирал в себя его член. Макс не дышал, в уголках глаз застывали слёзы. Герман в очередной раз думал о том, как это трогательно и отвратительно. Потом все мысли терялись под властью мягкого горячего языка и утекали вместе со спермой в горло любовника. Макс был неподражаем именно в такие моменты, на пике нерва. Герман разрывался между желанием поцеловать его и убить. В глубине души он был благодарен ему за эту эмоциональную встряску.
Потом они трахались долго и отвязно. Макс извивался и стонал как последняя шлюха. Герману хотелось записать эти крики и вставить в песню. В них было больше искренности, чем во всех словах о любви. Мужчины не умеют врать в постели. Потом оставалось ещё долго тешить себя воспоминаниями о его теле, распростёртом на простынях.
А потом Макс притаскивал Кэт на репетиции, в перерывах он трахал её в туалете, словно какую-то фанатку. Она кричала на всю студию, по старой порнушной привычке. Ей нравилось быть шлюхой, но только с ним одним. Она избрала путь верности, собираясь идти по нему до конца. В неё уцелела какая-то часть католической морали.
Потом Кэт уехала на съёмки в Голливуд, Макс как-то подостыл к Герману. Прежний накал куда-то улетучился и всё устаканилось. Он не сгорал от страсти, если не находился между двух огней.
Репетиции и репетиции, попытки поднять свой уровень выше головы. Редкие концерты в пределах Европы, размеренное существование зрелой рок-группы. "Opium Crow" двинулись в Америку для съёмок нового видео и зависли там надолго. К теплу и солнцу Калифорнии быстро привыкаешь.
Кэт пусть и была мексиканкой по происхождению, но была гражданкой США, что очень сильно помогло Максу с получением гражданства. Они купили неплохой особняк в тихой долине в получасе езды от Лос-Анджелеса. Скучный элитный райончик, подходящий для того, чтобы производить на свет личинок и жиреть. Максу нравилось, что Кэт полностью разделяла его позицию на счет детей и принимала противозачаточное. Им обоим казалось, что производить в этот мир нового человека – это лишний раз обрекать кого-то на страдания, особенно после всего того, что они пережили по вине собственных родителей. Они оба провели очень бурную молодость, не чураясь наркотиков, никому не известно, как это могло сказаться на будущих детях. У Макса и Кэт просто не было времени и сил, чтобы любить ещё кого-то третьего самой искренней любовью.
- Ты жирный, - говорил Герман каждый раз вместо приветствия. - Американское гражданство влияет на твой аппетит.
- Как твоя опухоль? – спросил Макс.
- Мне обидно, но говорят, что она рассосалась сама.
Макс ухмыльнулся, понимая, что и это было ложью.
Следующим шагом для "Opium Crow"стало расставание со старым лейблом и создание своего собственного. Так, став полностью независимыми, они могли позволить себе всё, что угодно. Было решено переиздать все прежние альбомы, в том числе нулевой «Дорожки битого стекла», который был наполовину русскоязычным. Никто не ожидал, что он вдруг будет пользоваться такой популярностью в мире, чего уж там говорить про Россию и страны СНГ. Альбом оказался принят и понят, несмотря на языковой барьер и не самое лучшее качество записи.
- Ты понимаешь, если даже мы продадим говно, его всё равно купят! – воскликнул как-то раз Дани, радостно подсчитав в мозгу прибыль.
Герман вздохнул:
- Понимаешь, профессионал просто не может позволить себе продавать говно. Я бы перестал себя уважать.
- Мы только что толкнули говно в виде нашего дебютника, - хмыкнул Макс.
- Это не говно, это воспоминания. Это история.
Макс оставался в стороне в работе над новым материалом. Ему было нечего предложить. Всё это время он писал лишь стихи, оставляя их гнить неизданными. Ему больше было нечего сказать в своих песнях. Это злило Германа, он понимал, что лишается одной из главных движущих сил группы. Их музыка лишалась идеи.
- После завязки ты никуда не годишься, - сказал он.
- Это было ещё до того, как я завязал, - ответил Макс.
- Это всё из-за женщин, - проскрипел Герман.
Макс тяжело вздохнул, он понимал, что Герман ненавидит Кэт, но в последнее время это становилось просто невыносимым.
- У меня были и другие женщины, которые не отнимали у меня желание творить, - ответил он, стараясь не впадать в гнев, он становился всё менее конфликтным.
- У тебя были тысячи женщин от дьявола, пришла одна от бога, спасла тебя, забирая дар, как плату. Это высокая цена за счастье.
- Можешь сделать меня несчастным, чтобы вернуть вновь вдохновение, но оно уже не будет служить во благо тебе. Я всё ещё могу петь. Мой голос никуда не делся.
Герман схватился за голову.
- Ты стал другим.
Они снова ссорились и не общались несколько дней, пока необходимость не вынуждала их снова выйти на связь. Это была уже не любовь, не дружба, просто привычка. Болезненная и тягучая. Когда они разговаривали даже о самых нейтральных вещах, воздух вокруг искрился. Каждый их них понимал, что это начало шага в пропасть.
- Найди уже себе бабу, - сказал как-то раз Макс. – Просто так, чтобы отвлечься. Тебе не обязательно её любить.
Герман пропустил его совет мимо ушей, но где-то через месяц появился на вечеринке с новой подругой. Это оказалась чернокожая девушка с миленьким личиком и весом в около ста килограмм. Леопардовое платье плотно облегало его внушительные формы, делая похожей на людоедку из дикого племени. Её отвратительные дреды свисали как хвосты павианов. Толстуха удивлённо озиралась по сторонам, впервые попав на такое мероприятие. Всё её повадки выдавали в ней деревенскую дурочку. Когда один из журналистов не очень вежливо намекнул в интервью на габариты девушки, Герман заявил:
- Вы слишком много твердите про духовную красоту, при этом спите с топ-моделями. Обществу пора научиться видеть прекрасное в нестандартном. Вы всё живёте по канонам, хотя считаете себя прогрессивными и свободными людьми.
Макс знал, что это чистый воды блеф. Герман ненавидел жирных и всё, что весило больше пятидесяти килограмм, считал уродливым. Он и Макса записал в жиртресты, когда тот отошёл от субтильного телосложения. Но, так или иначе, Герман заставил общество встрепенуться и говорить об этом продолжительное время. Макс понимал, что всё построено на лжи и разговоры про душевную красоту, это просто фальшь. Что у нас есть кроме внешности? Ведь, она просто отражение внутреннего. Это было взаимосвязано. Что красивого в душе у обиженных жизнью дурнушек? Там нет красоты, там только немая злость. Как можно судить про внутренний мир – ты не узнаешь, пока не разрежешь нутро. Только потом убедишься, что там, все одинаковые.
Герман вскоре бросил свои сто килограмм шоколада и начал встречаться с довольно странного вида татуированной дамой. Она была даже симпатичной, если не считать того, что у неё отсутствовал левый глаз. Она всегда носила на его месте покрытую стразами повязку. Все подшучивали над тем, что они трахаются в пустую глазницу. Макс побаивался её из-за своей боязни физических недостатков. Сама мысль о её глаза наводила на него ужас. Должно быть, следующей пассией Германа станет старуха или карлик. Этот эпатаж не знал границ. Все понимали, что он делает это не потому что, ему плевать на их недостатки, а потому что именно это уродство так и тянуло Германа. Ему самому нравилось чувствовать себя уродливым, забыв про то, что под слоями грима он всё ещё красив, несмотря на возраст.
"Opium Crow" всё ещё существовали, сидя в могиле своих противоречий и разногласий. Макс выпустил собственную автобиографию, в которой поведал об истории группы со своей субъективной точки зрения. Герман считал это просто попыткой потешить собственное самолюбие. А так же способов оправдать свои несуразные поступки. Хотя его взгляд на вещи, тоже имел место быть. Герману показалось, что вся группа выставлена там какой-то массовкой на фоне душевных терзаний и творческих поисков Макса. Осуждать его здесь было бесполезно.

Дата добавления: 2015-10-16