Часть 2. Глава 9

Прошёл год. Мне стукнуло заветное число, и я подумывал о смерти всё чаще, просто так издалека. Я наблюдал за мёртвыми птицами и людьми. Они попадались всё чаще. Я был среди какого-то мёртвого царства кладбищ и смертей. Я вспоминал о том, что сам имею право выбрать время ухода. Я не знал, что зачем и почему, у меня не осталось вдохновения и чувств. Я не писал, потому что не видел смысла. Мне совершенно не хотелось об этом с кем-то говорить. Это не значило, что я постоянно был угрюм или носил весёлую маску. Я был искренне весел, когда это требовалось. Я снова вернулся к героину из осознания того, что я свободный человек и имею на это полное право. Казалось, до моего знакомства с «хмурым другом» я словно и не жил. Я видел многое в своей жизни, но так и не видел настоящего счастья, о котором говорили люди. Для кого-то счастья в любви, для кого-то в деньгах, в друзьях, в закате над рекой, в самореализации, моё же оставалось в героине, когда музыка отошла от меня. Нет, наша группа всё ещё существовала, я всё ещё числился в ней, мы даже готовились к записи нового альбома. Я пел, но понимал, что уже ничего не напишу.
Моя личная жизнь тоже катилась под откос. Во мне было что-то такое, от чего разбегались все нормальные девушки: «Да ты же придурок и наркоман», - говорили они. Только шлюхи всегда были со мной. У меня были деньги, я охотно делился наркотиками. Я вообще не жадный, если только это не дело принципа. Я трахался с какими-то тупыми овцами, которые восхищались мной. Но что они могли дать мне взамен кроме себя? У меня был Герман, он всегда одинок, поэтому понимает меня.
- Так почему мы не можем быть вместе? – спросил он у меня, когда мы сидели на балконе и пили кофе.
- Мы и так вместе, - ответил я.
- Я про навсегда, - он нахмурил брови. – Я имел в виду, любить друг друга.
- Мы и так любим, - я улыбнулся.
- Почему всё не как у людей?
- А ты бы хотел эту розовую романтическую чушь: цветы, ужин при свечах, кофе в постель?
- Не утрируй так. Я просто хочу постоянства, - он постепенно выходил из себя.
- Мне нужны тёлки. Это же инстинкт. Я же не гей.
- Ты и так трахаешь группис. Что тебе ещё нужно?
- Хочу нормальную женщину. И вообще я адски запутался.
- Пора бы тебе, наконец, определиться.
Я действительно его любил, я хотел его, но очевидно, чего-то недополучал. Или просто стремился быть как все и иметь семью. Где-то в глубине души я не мог позволить себе завести семью с Германом, хотя европейские законы и общество это вполне себе одобряло. И это бы подняло нашу популярность у девочек. Я не мог много времени проводить с ним сейчас, меня просто выводила из себя его мрачность. С каждым годом всё хуже и хуже. Если я был циничным и даже весёлым психопатом, который не прочь пошутить про кишки и расчленёнку, то он же молча коллекционировал, купленные через интрнет банки с человеческими органами и уродливыми эмбрионами. Он словно создавал склеп из собственной квартиры. Я чувствовал себя здесь, как в кунцкамере. А ещё в придачу его ручной ворон Карл, постоянно пытался меня клюнуть и впадал в панику, стоило мне только войти в комнату.
Мне как-то нормально было жить в обычной квартире с самым простым дизайном, без особых заморочек. Я знал бы, что всё это надоело бы мне очень скоро и ремонт пришлось бы делать раз в месяц. И мне было проще жить в окружении вещей, которые не бросаются в глаза. Кто-то назвал бы это ложной скромностью. Я довольно просто одевался в обычной жизни, в отличие от Германа, несмотря на то, что моя одежда была не из дешёвых, это оставались все те же футболки, джинсы и кеды. Выглядел я всё так же изящно-потрёпанно. Мы с Германом стали полными противоположностями в своих привычках. Я читал контркультурных авторов и постмодернистов, Герман же предпочитал классику 18-19века, в основном всяких немцев и французов. Я слушал старый рок и джаз, а он любил прогрессив, неоклассику и какой-то дичайший андеграунд. Он был ходячей галереей, живым холстом, моя же кожа оставалась чиста и свободна от татуировок (я просто не мог найти рисунка для себя). Я пил виски, а он абсент. Я любил героин, а он опиум. Я любил женщин, а он мужчин. Я не знаю, что могло нас связывать? У нас не осталось общих привычек, но мы ещё держались вместе. Наверное, это и есть любовь, потому что только в постели я был с ним во всём согласен.
Вообще было странно, но я мог спать с мужчинами только в пассивной роли, иначе у меня просто не вставало. Наверное, именно в такие моменты во мне просыпалась тёлка, это была какая-то адски похотливая сука. Я был слишком двойственным в тот период своей жизни. Я не отрицаю неких женских черт в характере, например моя истеричность или переменчивость, но если бы тогда мне кто-то об этом сказал, я бы двинул ему в рыло. В принципе, все мы на самом деле, внутренне андрогинны. И этого не надо бояться. Но это так же бесполезно объяснять всем, просто примите, как факт.

***
Мы всё же решили приступить к записи альбома. Я настоял на Америке, потому что мне больше нравились их студии, а так же хотелось куда-то вырваться от этой вечной осени Великобретании, мать её. В этот раз, это был Лос-Анджелес. Совершенно мерзкий и продажный город, который это не скрывает, поэтому выглядит честнее Москвы. Однако, он чем-то мне полюбился. Дани с видом знатока заявил, что это просто американский Геленджик. Мы шатались по знаменитому Сансет-Стрип, чтобы поглазеть на знаменитых шлюх, которых там не оказалось. О времена, о нравы! Вообще-то теперь город падших ангелов производил какое-то тихое и семейное впечатление, ни то, что почти сорок лет назад. Кто если не мы наведёт здесь шухеру?
Я перешёл с героина на кокаин, утешая себя, что я не в такой жопе зависимости, как в прошлый раз. Всё проходило даже почти безболезненно, если употреблять кокс внутревенно. У меня вообще пошла череда разных адских экспериментов с наркотиками. Я пробовал всё и сразу, что бы мне ни предложили. Я снова стал тянуться к новому, прямо как в годы своей юности. Надо отметить, что мы даже умудрялись записывать альбом и даже укладывались в сроки. Герман на меня злился, я не понимал за что, ведь я всё же пел.
Мне порой мешали мои галлюцинации. Чёрные бабочки. Я постоянно размахивал руками и спрашивал у всех: «Вы их видите?». Все крутили пальцем у виска. Я говорил всем о реальности галлюцинаций, о том, что существует множество измерений и я просто вижу сквозь них. Именно поэтому здесь сейчас эти бабочки, которые щекочут меня лапками. На самом деле я просто жутко чесался от побочек. Хуже всего были только саблезубые олени. Они приходили, когда я один и собирался спать. Я не мог закрыть глаза, мне казалось, что тогда они начнут откусывать мне конечности. Жесть и ад, короче, я ещё решил вмазаться этим незнакомым американским героином…
… Тут моё сердце сделало паузу, такую же значительную, как эти многоточия. Снова сладкий миг блаженства и капелька сожаления, только совсем немного, что я не дописал альбом и больше ничего. Так я второй раз умер, попадая в уже знакомое мне состояние. Всё бы пошло по пути в бесконечность, если бы меня вдруг, не затянуло обратно. Я очнулся в воде на полу в ванной. Вокруг меня плавали цветы из разбитой вазы. Очевидно, падая, я ещё и сорвал раковину. Надо мной склонился Герман.
- Я просто хотел попрощаться, - сказал он.
Я ничего не сказал, снова проваливаясь в пустоту. Когда очнулся снова, вокруг меня была стерильная пустота больничной палаты. Они спасли меня, когда я так верил в халатность медицины. Я был жив и мне это не нравилось. Хотелось домой и напиться. В скором времени, я уговорил Германа забрать меня отсюда. По мне так уж лучше была бы смерть, чем больница. Я чувствовал себя отлично для полутрупа с разрушенным сердцем.
Песни для альбома обрели вдруг новый смысл, даже те, которые мы написали сто назад. Все они дышали моей безысходностью и отчаяньем. Я был жив. Но зачем? Все носились со мной, следили за каждым моим шагом. Из студии убрали даже бухло. Я с детства не чувствовал себя таким ограниченным в правах. Вся группа, наш менеджер и прочее окружении ни отходило от меня ни на шаг. Они следили, чтобы я снова не взялся за наркотики.
В конечном счёте, я сумел их построить, сказав, что худшее, что они могут сделать, это выгнать меня из группы, но как они запишут альбом без меня, ведь половина вокальных партий ещё не готова? Давление снизилось, но я понял, что вопрос о моем увольнении уже висит в воздухе. Уже не моя проблема, кого они найдут на роль нового вокалиста. Я уже не мог думать об «Опиюшной вороне», как о своём детище. Меня беспокоила лишь моя задница.
Я не употреблял героин с того раза больше никогда. Это стало последней точкой в наших с ним отношениях. При одной мысли об уколе, меня мутило. Я всё равно нюхал кокс, чтобы быть вдали от своих видений, курил траву и ел разнообразные таблетки.
Мы записали альбом и поняли, что хотим отдохнуть друг от друга. Воздух меду всеми нами искрился так, что грозил взорваться. Ну тогда я взял и дёрнул в Вегас по приглашению одной списанной рок-звезды. Там намечалась масштабная вечеринка среди заплывших жиром идолов восьмидесятых. Город не произвёл на меня впечатление. Я просто ходил по казино, ставил на «13» чёрное в надежде испытать свою удачу, но всё равно проигрывал. Мне патологически не везло в азартные игры, так что очень скоро я забил на это. На вечеринке я скучал, так как скука стала моим вечным спутником в этом путешествии в могилу. Я пил, хотя мне было нельзя, чтобы снова почувствовать себя прежним.
Потом я увидел классную задницу смуглой брюнетки. Мне вдруг подумалось, что если на лицо она окажется ничего, то точно пойду познакомлюсь. К ней подвалил какой-то стриженный мужик в костюме. Я подумал, что если она пойдёт с ним, то она просто шлюха. Но эта девочка ловко его отшила. Я даже был готов ей аплодировать. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть волнение и подойти к ней.
- Привет! Отстойная вечеринка, не правда ли? – сказал я.
Она кивнула со скучающим видом, оглядывая возникшего перед ней бомжа.
- Может быть, пойдём куда-нибудь нажрёмся? – моя прямота меня поражала.
Ципа ненадолго задумалась, созерцая танцпол.
- А пойдём, - сказала она, махнув на всё рукой.
Мы вышли и сели в мой арендованный лимузин. Кто же катается по Лас-Вегасу без лимузина? Я попросил водителя отвезти нас в хороший и нешумный бар поблизости. Мы просто пили и разговаривали. Я ничего не сказал ей о себе, вернее о своей деятельности. Мы говорили о книгах и музыке. У нас не было общих пристрастий, но я понял, что вкус у неё, тем не менее, есть. И всё это время мы даже не удосужились узнать имена друг друга. Это был обычный милый пьяный трёп. Мы поехали кататься, прихватив бутылку коллекционного шампанского. Всё было мило, безумно и как-то урывочно. Между нами вообще не было каких-либо намёков на нежности, мы просто дурачились. Мне кажется, она просто нашла отличного собутыльника в моём лице.
С утра мы проснулись в моём номере. Мы валялись на диванчике в гостиной друг на друге. На столе стояла открытая бутылка текилы, кажется, мы выключились в разгар пьянки. Солнце светило в здоровенное окно во всю стену. Я поскорее поспешил задёрнуть шторы.
- Голова болит, - сказала она. – У тебя есть аспирин?
- Нет, но я знаю, хорошее русское средство – это похмелиться!
- Pohmelitsa? – переспросила она.
Я просто реально не знал, как это переводится на английский. За все годы, я не встречал тут аналогового слова. Наверное, это что-то типа национальной русской забавы. Пива в холодильнике не обнаружилось, так что в ход пошла текила. Ну и как обычно мы переусердствовали и просто напились снова.
- Чувствую, я надолго здесь застряну, - сказала она, растекаясь по дивану.
- Да оставайся навсегда, - сказал я в порыве чувств. – Да и вообще, будь моей женой?!
Она сказала, что согласна. Тогда мы вспомнили, что это Вегас и тут не обстоит проблем со свадьбой. Мы только сгоняли в ювелирный магазин за кольцами и поехали в церковь (или как это вообще называется?). Это был наш первый поцелуй, всё как в старые добрые целомудренные времена. И только потом я додумался спросить её имя – это была Катарина Фернандес, как выяснилась, известная актриса и модель. Вот так-то. Между прочим, моя действующая жена по сей день. Обо мне она тоже раньше не слышало, что означает, что не такие уж мы известные. В первую брачную ночь мы поняли, что действительно созданы друг для друга. Странно, но я действительно влюбился, как никогда в жизни. Вот так вот иногда бывает, что самому не верится.
Мне пришлось проститься с наркотиками раз и навсегда. Это было мучительно трудно, но я всё же сделал, что сделал. Любимая женщина не должна видеть меня таким, лучше ей вообще не знать о моём прошлом. Я всё же влился в мир нормальных людей и смог выжить.

Дата добавления: 2015-10-16