Часть 2. Глава 5

Я давал интервью, сидя в гримёрке перед большим сольным концертом. На столе стояла бутылка «Джека», на серебряном блюдце ровные дорожки кокаина. Я знал, что всё это дешёвая показуха, но решил держать свои имидж и проявить немного изящного позёрства. Я всё ещё не чувствовал себя рок-звездой, я сидел на антидепрессантах и страдал мигренями. После концерта, я собирался ехать домой и спать. Я надел круглые очки, чтобы журналистка не увидела, что я не упорот.
- Будешь? – спросил я у неё, указывая на тарелку с коксом.
Она покачала головой.
- Вы проделали трудный путь к славе. Что вы чувствуете сейчас? – спросила она, ёрзая в кресле.
Я рассмеялся, подумав о том, что она вся течёт.
- Я не думаю, что он завершён. Мы покорили Европу. На очереди весь мир.
- Вы первая рок-группа из России, имеющая такой успех. Как вам это удалось?
- Я бы соврал, если бы сказал, что это была случайность. Нам пришлось приложить большие усилия: пот, кровь, слёзы. Всё воздается. Не бывает напрасной траты энергии. Остаётся только верить в себя или застрелиться.
- В вашей музыке встречаются мистические мотивы. Это какие-то элементы русского фольклора?
Я рассмеялся.
- Нет. Это всё из моей головы. К тому же в новом альбоме будет больше социальных тем, психологических изворотов сознания и межличностных проблем.
- Откуда вы черпаете вдохновение?
- Из жизни. Я могу проснуться под столом с диким желанием творить. Я вижу на улице проститутку и пытаюсь прочитать её жизнь по глазам. Я смотрю на мёртвого голубя на асфальте, и мне хочется летать. Я просто выдумываю какую-то историю из головы. Мне снова снятся уроды. Или я просто грязно трахаюсь в сортире. Всё, что угодно может послужить идеей для новой песни.
Потом она спрашивала меня про личную жизнь, я сказал, что одинок и верю в любовь. Мне просто посоветовали именно так отвечать на данный вопрос. Я не хотел раскрывать все карты. На тот момент у меня была подружка-француженка и Шон. Что было между мной и Германом, это вообще вопрос тысячелетия.
Мы говорили о моих творческих планах. Я отвечал, что понятия не имею, меня, может быть, не станет завтра, так что я не могу себе позволить загадывать. К концу мне показалось, что я не умею давать интервью и говорить красивыми пафосными фразами, которые потом можно разбирать на афоризмы. Герман вот ляпнул как-то в интервью на вопрос о том, как мы с ним познакомились, что в баре к нему подошёл бомж и стрельнул мелочи. Это было не совсем так. Про Дани он сказал, что встретил его в метро и решил, что этот парень точно басист, потому что у него было совсем тупое выражение лица. А Джека и Майкла он встретил в гей-клубе. Вот это вполне себе походило на правду.

***
Мы решили наконец-то снять нормальный клип. Раньше приходилось отделываться концертниками. Всё потому что я не очень представлял себя видеоряд на свои песни, хотя мне нравилось клиповое искусство. Я очень не любил стандартные ролики, где показывается рок-группа за игрой, это было скучно, как кадры с репетиции. Мы решили показать нашу жизнь, полную шизофрении и абстрактного бреда, выраженную через мою систему метафор. Местом действия стала обычная квартира, покрытая наркоманской живописью. Я, от части, выступил в роли декоратора съемочной площадки, когда разбил об стену пару бутылок вина. Герман отказался вообще что-либо делать, поэтому в клипе можно было увидеть его, валяющимся в углу с гитарой возле могильной плиты. На его плече сидел настоящий ручной ворон и пытался выклевать ему глаза. Герман был так удолбан, что не замечал ничего вокруг. Я ходил и кривлялся на фоне стен, пинал бутылки босыми ногами. Моя кровь была настоящей. Дани играл роль большого уродливого кролика с оленьими рогами, который сношался с моей ногой. Майкл весел в петле. У него напрочь отсутствовали актёрские способности, так что он подобрал себе лучшую роль. Джек играл на унитазной барабанной установке, подключённый к капельнице с напитком имени себя. В финале я подарил уродливой девочке букет маков и она стала прекрасной принцессой.
Было очень странно, проснуться утром с бодуна, с трудом привести себя в порядок, чтобы на съёмках тебя снова загримировали так, будто ты пил и ширялся уже месяц к ряду. Видеоряд оказался бредовым в чёрно-красных тонах. Свет постоянно мелькал. Комната наполнялась дымом словно от гигантского косяка. Камера дёргалась так, будто у нашего оператора вместо рук были вибраторы. Всё это могло вызвать у любого зрителя припадки эпилепсии. Наш продюсер рвал волосы на жопе, ему казалось, что это будет провалом, но он ошибался. Клип довольно долго держался на верхних строчках чартов. Сейчас я не могу на него спокойно смотреть, но он отражал всю упадочность нашего образа жизни.

Несколько отрывочных мыслей, записанных мною тогда:

Наркотики
Просто весёлое самоубийство в рассрочку. Может ли это пугать того, кто мёртв изначально? Даже самый ужасающий бэд-трип будет в сто раз лучше нашей реальности. Даже смерть кажется мне притягательной и лёгкой. В наш век все только и занимаются тем, что сублимируют, эскапируют и дрочат. Я просто неожиданно нашёл свой выход.
Я читал статью про то, что на Эвересте не убирают трупы, погибших альпинистов. Это меня слегка напугало. Люди сознательно лезут в горы для того, чтобы стать кусками мороженного мяса. Альпинизм тоже убивает людей. А их там сотни, тысячи. Но, тем не менее, это считается полезным, интересным занятием, которое развивает дух, учит преодолевать опасности. Чем это лучше наркотиков? И то и другое точно так же убивает.
Неужели у нас не должно быть право выбора? Почему тот, кто умер на войне, считается героем, а смерть от передоза не считается таковой? Мёртвый наркоман тоже пал в битве… с самим собой, только в отличие от солдата, он победил.
Советские дети не слышали о наркотиках, поэтому мечтали стать космонавтами. Со временем они научились открывать космос внутри.

Деньги
Счастье, как известно, не в деньгах. За них нельзя купить самое главное, но зато они заметно облегчают душевное состояние. Одно дело, когда тебе плохо, потому что бросила девушка, ты идёшь в магазин, покупаешь дешёвый портвейн. Ужираешься им в хлам. Наутро просыпаешься в блевотине, мучаешься последствиями алкогольного отравления, жуткой головой болью. И тут приходит осознание, что всё это не стоило того.
Совсем же другое, когда тебя бросила девушка, ты покупаешь «Хенесси» и просыпаешься утром в постели с какой-то красоткой и понимаешь, что та тёлка не стоила твоих печалей.
Бывали времена, когда я жил совсем без денег. Это вполне реально, но не очень приятно.
В мире неправильно всё. Нам это никогда не исправить. Просто нужно больше денег, чтобы вырваться из системы. Учись, работай, сдохни. Я сделал свой выбор, я сумел этого избежать.

У меня ещё была заметка про любовь, но я её сжёг. Наверное, это символично и соотносится с данным периодом моей жизни. Мне тяжело что-то вспомнить. Всё было таким сумбурным, у меня в голове множество ярких воспоминаний, но они как отражение в разбитом зеркале. Мои попытки гонзо-журналистики шли прахом. У меня никогда не было под рукой пишущего устройства, чтобы рассказать о том, что я видел и чувствовал в данный момент, когда мимо меня в туннеле метро проплывал осьминог или мёртвые дети стучали мне в окна. Всё было одним большим арт-хаусом.

***
Новый альбом было решено записывать в Штатах. Лейбл прессовал на за то, что наш первый официальный диск не стал платиновым (Записанный в Москве альбом не числился в официальной дискографии группы). Он был всего лишь золотым в Британии. От нас ожидали большего. Я как-то особо не парился из-за продаж дисков. Я был слишком пофигистичен, когда дело касалось таких формальностей.
Я ужаснулся, увидев Нью-Йорк. Он был как утрированная Москва. Ещё более жёсткий мультикультурный коктейль. Здесь было столько людей, что моя социопатия грозила мне новым приступом. Тем не менее, мне очень понравились прогулки на машине по ночному городу. Мне нравилось смотреть издалека на колоритных нью-йоркских бомжей с тележками, негров, трущихся на углу и метамфетаминовых проституток. Я люблю изучать низшие слои населения в разных городах и странах. Я сам был таким.
А днём эти пробки, вечный гул. Я ненавижу места, облюбованные туристами, так что не пошёл вместе со всеми глазеть на статую свободы. Говорят, что мегаполисы вызывают депрессию. Так вот, здесь моя голова была готова взорваться. Зато мне очень понравилась местная студия с новой современной аппаратурой. Не порадовало пиво, оно было похоже на мочу крепостью в полтора градуса. Так, что пришлось довольствоваться старым добрым «Джеком». Американцы оказались слабы в алкогольных марафонах, это я понял сразу. Зато у них хорошо обстояли дело с наркотиками. К нам приставили даже некое подобие диллера.
Надо отметить, что с нами была моя девушка Инэс. Я особо не возражал, потому что будет кому тащить меня до дома. Наши отношения были таковыми, что мне было всё равно она или местные шлюхи.
Потом я попал на самую адскую вечеринку в своей жизни. Помню, как переступил порог этого огромного особняка. Дальше были лишь разрозненные картины, которые моя память хранила. Голые женщины, перемазанные блестками, статуи в форме хрустальных дилдо, целый фонтан пунша. Я не видел такого даже в кино. Это было ярче, чем бывает во сне. Повсюду стелился чарующий сладковато-пряный аромат. Я думал, что это благовония, но нет, это был опиум. Красивая азиатка предложила мне длинную тонкую трубку. Я сделал одну затяжку и провалился в её глаза. Это была не метафора. Я смотрел в них и понимал, как пролетаю сквозь эти два туннеля одновременно всеми своими семью телами. Я взорвался, я умер, перестал существовать. Я плыл в огромном океане души. И я понял, что все вокруг плоды моего воображения. Существую только я. Если моя клиническая смерть ранее дала мне соприкоснуться с Богом, то теперь я сам стал Творцом. Я видел всё, что хотел видеть, я создавал миры, я рушил их. И всё это время совершенно не чувствовал своего тела. Его и не было в тот миг.
Я очнулся в круглой комнате. Она была окрашена в алые тона. Приглушённый свет. Подо мной мягкий ворс ковра и шёлковые подушки. Я был совершенно голый и мог чувствовать всей кожей прикосновение ткани и шерсти. Меня ласкали чьи-то руки. Мужские и женские. Но я чувствовал на себе чей-то взгляд. В кресле полулежал Герман. Он был одет и даже не снимал шляпу. Тень падала ему на лицо, делая его похожим на злое чёрное божество. Он курил трубку и сверлил меня глазами. Сквозь дым я видел изумрудное мерцание его глаз. Это лицо ничего не выражало, но я чувствовал как он зол на меня. За гранью наркотического дурмана во мне щемило чувство вины. Но чьи-то руки и губы пытались отвлечь меня от всего.
Это была безумная оргия. Я словно сношался с огромным многоруким пауком, склеенным из человеческой плоти. У него не было глаз, лиц, только, руки, рты, вагины и члены. Было мерзко, но я ничего не мог поделать. Возбуждение и опиум делали своё дело. Я проваливался куда-то вглубь себя. Когда я очнулся, дым развеялся. Рядом сидел Герман и смотрел мне в глаза.
- Что такое? – спросил я.
- Ты красивый, - ответил он.
Мне показалось, что его слова прозвучали с каким-то укором. Мы целовались, я чувствовал горькую сладость на его губах. Я притянул его к себе. Он неуклюже раздевался. В его движениях и взгляде чувствовалась нечёткость. Я давно не был с ним. Я уже и успел забыть каково это. Мы занялись любовью у всех на глазах. Мне кажется, им было всё равно. Весь дом горел от оргии. Должно быть, в пунше был афродизиак, который в сочетании с опиумом напрочь сносил башню. Именно тогда я ощутил всю глубину своего падения. В погоне за кайфом мы просто топчем себя ногами. Всё человеческое достоинство смывается в унитаз. Я не понимал как это возможно?
Вы думаете, я остановился?
Тогда я с трудом нашёл свою одежду. Мы с Германом загрузились в машину. В тот миг я ощутил всю прелесть богемной жизни, блюя из окна лимузина. В отеле, как ни в чём небывало, спала Инэс. Я пришёл, разбудил её диким грохотом. Раскидал ботинки по квартире. Перевернул всё верх дном. Потом попытался лечь спать. У меня была бессонница и «вертолёты». Мир качался на волнах тошноты. Инэс ещё сказала мне:
- От тебя воняет. Иди в ванную.
Ещё бы от меня не воняло после такого!
В тот момент я понял, что меня раздражает её акцент. Он был такой мерзкий, как кваканье лягушки. И кровь у меня в ушах начала булькать. Я всё же попытался лечь в ванную, но вода оказалась слишком горячей. Я совсем не догадался отрегулировать её. Я вылез и стал перерывать всё в поисках кокаина. Мне вдруг показалось, что только так мне станет лучше. Я разбавил его в «Хенесси» и выпил. Стало резко не до сна. Моё чувство вины перед собой улетучилось. Дико захотелось тусить, плевать, что шесть утра. Я стал искать чистую одежду. Пришлось напялить шмотки Инэс. Я ничего не нашёл лучше кроме женских джинсов, дурацкой майки с вырезом и розовой шубы. Я подумал о том, что надо завести себя тёлку с нормальным гардеробом. Я припёрся к Герману, он долго и упорно посылал меня на хуй, но всё же согласился выпить со мной. Всё же он сделал правильно в то утро, напоив меня до отключки, чтобы я никуда не ушёл и меня не украли бы сутенёры.
Моя проблема была в отсутствии тормозов. Если нормальный человек мог прийти на вечеринку, выпить там пару коктейлей и спокойно уйти домой, то я не останавливался, пока не выпью всё содержимое бара. Если кто-то, поняв с утра, что сильно перепил с вечера, останавливается, чтобы прийти в себя, то я же напивался ещё сильнее, чтобы заглушить это чувство вины перед собой. Порой это выливалось в целые недели беспробудного пьянства. С наркотиками дела у всех обстоят примерно одинаково.

Дата добавления: 2015-10-16