Доказательство второе: филологический анализ текста.

Правильнее было бы сказать – «историко-филологический анализ», ибо, разбирая употребление чуть ли не каждого слова в грамоте, Валла приводит доказательства из реальной истории, дабы убедить читателя, что Константин никоем образом не мог бы написать подобного.

Данное доказательство является самым обширным и самым мощным. Собственно, именно на нем, фактически, и зиждется вся критика Валлы, ибо именно после прочтения аргументов этой части читатель окончательно убеждается в том, что документ является подделкой.

Валла поочередно вставляет в свое сочинение отрывки из грамоты и пишет обширный комментарий под каждым из них.

Первые же строчки привлекают внимание – там находится заявление о том, что император вместе со своими сатрапами, сенатом и оптиматами в первые же дни после принятия христианства решил оказать почести Римской церкви. Этого быть совершенно не могло, хотя бы потому, что принятие христианства было процессом весьма долгим и болезненным. В частности, никто из сенаторского сословия долгое время не желал креститься, из-за чего Константин был вынужден платить беднякам, дабы они переходили в новую веру. Автор грамоты же заявляет, что решение оказать услуги новой, еще совершенно не прижившейся религии было принято практически моментально. Больше всего удивляет то, что в грамоте упоминаются императорские сатрапы, причем, перед сенатом, то есть, фактически ставятся выше него. Такого быть точно не могло, ибо абсолютно все почести утверждались сенатом (senatus consulto, S.C.), либо сенатом и народом римским (senatus populusque Romanus, S.P.Q.R.). И сатрапы уж точно не могли принимать в этом участия.

Интересно также упоминание об оптиматах. Под этим термином понимаются либо знатнейшие люди в государстве (в таком случае, непонятно, почему говорится именно о них, а не о других сановниках), либо те, кто не является популярами («домогающимися благосклонности народа»), то есть, те, кто защищает интересы «лучших людей». Однако нет доказательств, что на какие-либо совещания эти самые оптиматы могли привлекаться чаще, чем популяры, или чем любые другие добропорядочные люди.

«Но разве можно удивляться тому, что оптиматы привлекаются к этому совещанию, где весь народ (если верить этому человеку) выносил решение вместе с сенатом и цезарем, притом народ «подчиненный Римской церкви»?» - продолжает Валла. Больше всего поражает именно вот это определение народа. Если бы речь шла о римском народе, то император сказал бы «римский народ», а не «подчиненный». Римский император, продолжает гуманист, тем и отличается, что это император свободного народа. Неужели он посмел бы назвать гордых римлян «подчиненными»?

«Неужели Константин назвал бы народ подчиненным еще до того, как подчинил бы его римскому папе? Как же это объяснить: о тех людях, которых называют подчиненными, говорится, что они играли главную роль при вынесении постановления? Как же это объяснить: об этих людях говорится, будто они решили стать подчиненными и постановили, чтобы тот, кому они подчиняются, имел их своими подданными?» Вот что никак не укладывается в голове.

Особенно «веселится» Валла от грамматической конструкции дальнейших фраз. Главу апостолов (т.е. Петра) или его наместников Константин выбирает, «чтобы они были надежными защитниками» (eligentes… apud Deum esse patronos) римского народа. Не «выбирает защитниками» (patronos elēgit), а именно «чтобы были защитниками» (patronos esse elēgit). «Он вставил это «чтобы были», полагая, что таким образом фраза станет более ритмичной», усмехается Валла. Абсолютно варварское обращение с латинской грамматикой. Да и к чему это «или»? Почему именно «главу апостола или наместников» (principem apostolōrum vel eius vicarios)? «Значит, ты не выбираешь Петра вместе с его наместниками, ты выбираешь либо одного Петра без наместников, либо наместников без Петра», справедливо замечает Валла.

Римский понтифик называется наместником Петра, «как будто Петр жив, или как будто остальные папы по своему сану ниже Петра». Возмущает Валлу также выражение «от нас и от нашей империи» (a nobis nostroque imperio), «как будто империя может иметь намерение и возможность что-либо уступать». Вместо того чтобы просто сказать «пусть получат» (optineant), автор добавил слово «уступленной» (concessam), хотя было бы вполне достаточно только одного из этих выражений. Судя по тексту, Константин выбирает апостолов не просто защитниками, а «надежными защитниками» (firmos partonos), то есть, эти защитники должны быть надежными, чтобы их нельзя было подкупить или испугать. В словосочетании «земная императорская власть» (terrena imperialis potentia) два прилагательных без союза – весьма необычно для того времени.

Весьма любопытны следующие выражения – «почтительно возвеличить» (veneranter honorāre) и «милость нашей императорской светлости» (nostre imperialis serenitatis mansuetudo). Когда речь шла о власти над империей, во времена Константина обычно употреблялись слова «величие» (amplitudo) и «великолепие» (maiestas), а не «светлость» (serenitas) и «милость» (mansuetudo). Кроме того, фраза «славно вознести» с помощью «славы и власти, и достоинства, и блеска, и почета императорского» явно заимствована из Апокалипсиса («Достоин агнец закланный принять силу и богатство, и премудрость, и крепость, и честь, и славу, и благословение»). Как отмечает Валла, подобных заимствований из Священного Писания, которого Константин не читал, встречается довольно много на протяжении всего документа.

Составитель «дара» допустил множество лексических и грамматических ошибок. Вместо «глава священников» (princeps sacerdotum) он говорит «глава священникам» (princeps sacerdotĭbus), в одной и той же фразе у него присутствуют «будет стоять» (extiterit) и «стоит» (existat), сказав «во всем круге земель» (in universō orbe terrarum), он добавил «всего мира»(totius mundi), «как будто хочет включить сюда что-то еще». Из-за того, что он смешал понятия «решать» (decernĕre) и «санкционировать» (sancīre), получилось, что Константин вынес свое решение сию минуту, не совещавшись до этого ни разу с другими, и одновременно санкционировал его (причем, вместе с народом!), как будто бы выносилось решение о наложении наказания. Что говорить уже о том, что выходит, что римский папа получил свой престол не от Христа, а от Константина, едва ставшего христианином.

Бросается в глаза еще одно несоответствие. Автор грамоты говорит о Константинополе как об одном из патриарших престолов, хотя в то время такого в Константинополе не только не существовало, но и сам Константинополь даже не был основан. На его месте стоял город Византий, город в несколько раз меньше будущего Константинополя по размерам, город, включенный в будущую столицу Восточной Римской империи. Между тем автор говорит о некой мифической провинции «Византии», в лучшем месте которой должен быть построен новый город, что совершенно невозможно хотя бы из-за размеров Византия.

Кроме того, составитель «дара» явно не силен в географии. Фракию, в которой находится Византий, он помещает на восток, хотя эта страна находилась на севере. Видимо, добавляет Валла, Константин вообще понятия не имел, где он решил основать новый город, в какой части света находится это место, существует ли вообще такая провинция.

В грамоте говорится о неких римских церквях, посвященных Петру и Павлу. Но разве могли быть вообще построены подобные храмы во времена Константина, в век, когда только-только христианство стало официальной религией, но еще не пришел окончательный конец различным гонениям? И даже если бы существовали подобные церкви, в них точно не могло быть упомянутых светильников, так как это были, по сути, молельни, а не храмы, небольшие святилища. Раз величественных храмов не существовало, глупо было заботиться о светильниках.

Интересна также самооценка Константина в данном сочинении. «Блаженные» Петр и Павел, «блаженнейший» (хотя, он был еще жив) Сильвестр, наконец, «священное» повеление (хотя Константин только недавно вышел из язычества).

В очередной раз автор не избежал путаницы с грамматикой. Вместо «земли владений» (possessionum praedia) Константин сказал бы «земельные владения» (praediorum possessiones), что есть более правильно. Кроме того, нет пояснения, какие именно земли отдаются церкви. Непонятно также, в каком времени происходит все вышеописанное. Судя по предыдущим строкам, Константин делает дарение сию минуту. В таком случае, возникает вопрос, почему в грамоте написано «передали» (concessimus) и «одарили» (ditavimus). Наконец, вместо «в восточные области» (ad orientales transferri regiones) он говорит «к восточным областям» (orientalibus transferri regionibus). И здесь мы снова возвращаемся к вопросу географии.

Непонятно, где находятся, по мнению автора, четыре стороны света. Возможно, он считает Фракию востоком, но ведь она на севере. Иудея также не подходит под это определение, ибо она обращена к югу и граничит с Египтом. Интересен вопрос о западе. Если это Италия, то подобная фраза никак не могла быть написана в Риме, так как ни один человек, живущий в Италии, не назовет эту страну западом. Для итальянцев Испания является западом, а Италия обращена с одной стороны к югу, с другой – больше к северу, чем к западу. И, кстати, о севере. Это не может быть Фракия, так как автор помещает ее на востоке. Это не может быть Азия, так как ей полностью принадлежал только восток, север Азия делит с Европой. Единственное, что определено точно – то, что под югом разумеется Африка, но почему, в таком случае, не указана особо какая-нибудь провинция? Ведь, скажем, эфиопы не были в составе Римской империи.

Любопытно, что не упомянута ни одна из латиноговорящих провинций. Удивляют также размеры территорий. Только что говорилось, что Константин заботится о масле в светильниках. Странно, что западных провинций не хватило для обеспечения маслом всех церквей, и пришлось добавить еще север, восток и юг. Кроме того, из текста видно, что сам дар предстает в виде щедрости со стороны императора. Раз так, то не может быть и речи ни о какой благодарности за исцеление.

Константин передает Сильвестру необычайное великолепие роскошных одежд и прочей царской атрибутике. Но разве это подобает наместнику Христа? Да, ко времени Валлы, да и раньше него, церковь уже обладала несметными богатствами, но так было не всегда, и уж тем более не могло быть в самом начале христианства, когда церкви, проповедовавшей бедность, было важно «завоевать» как можно больше сердец.

Кроме того, в очередной раз автор грамоты попался на незнании нюансов истории, да и латинского языка вообще. Диадему, которая делалась из ткани или шелка, он представляет в виде золотой короны, и тут виной его собственное время, ибо короли средневековья стали присоединять к ткани золотой обруч с драгоценными камнями. Непонятно, откуда взялось слово phrygium (тиара), которое не встречается ни в одном из древних текстов. Слово lorum, использованное здесь для обозначения ленты или наплечной повязки, на самом деле – кожаный ремень, причем, иногда это же слово употребляют для кнута или упряжки. Слово militia во времена Константина обозначало военную службу, а не воинство, как, скажем, в VIII в.

Абсурдной кажется сама мысль о том, что император мог передать папе все свои одежды. Ведь в таком случае это означает, что передаются также те одежды, которые надеваются на охоту, игры, пиры, войну и так далее. Вряд ли именно это ожидал получить папа.

Непонятно, о каких императорских «скипетрах» идет речь. Скипетр был только один. Откуда же тогда множественное число? Любопытно также, что автор, как заметил Валла, так часто употребляет слово «императорский», как будто у императора есть другие украшения, кроме тех, которые есть и у консула, и у диктатора, и у цезаря.

Если внимательно перечитать грамоту, можно заметить восторженный тон, с которым описывается все великолепие церкви. Такое ощущение, что автор думает, что цезарь праздновал триумф каждый раз, когда выходил из дома, и то же самое отныне надлежит делать всему клиру.

Интересно, что Константин, якобы, решил всех сделать патрициями. Автор даже не задумывается над тем, что это невозможно, хотя бы потому, что звание сенатора гораздо выше, чем звание патриция, ибо патриций – это просто человек из сенаторской семьи. Да, добавляет Валла, в некоторых источниках звание патриция используется, как некая высокая награда, но все эти источники написаны значительно позже того времени, когда жил Константин, который точно не мог допустить подобной ошибки.

Константин решил сделать весь клир консулами, воинами. Получается, что священники, отказавшиеся от брака, охотно примут на себя консульское звание. К тому же, возникает вопрос, как же они наденут на себя воинские знаки отличия, если Константин уже наградил их императорскими.

Весьма странно, чтобы только что принявший христианство Константин предоставил папе право самовольно назначать священников. Ведь он сам называет Сильвестра блаженным, кроме того, как утверждает автор, он был крещен Сильвестром. Неужели до издания грамоты Сильвестр не имел права этого делать?

Выше уже было сказано о том, что диадема в те времена являлась не тем, чем представляет ее себе автор. Удивляет, однако, то, что так часто повторяется в документе имя Петра. Создается впечатление, что именно на Петре, а не на Христе, зиждется вся церковь и христианская религия. Кроме того, если бы Константин действительно так почитал Петра, он бы поставил в Риме храм ему, а не Иоанну Крестителю.

Мы ясно видим, что папа на предложение возложить на его голову корону отвечает отказом. Но это императора, похоже, нисколько не заботит, и он приказывает и папе, и его преемникам делать то, что им не по душе. Странно также и то, что Константин называет римского понтифика папой, хотя в то время такое звание носили все главы церквей.

В одном и том же месте составитель грамоты обозначает тиару и как символ воскресения Господа, и как символ подражания власти цезаря. Странно также и то, что Константин не является верховным понтификом (в отличие от многих других императоров того времени), а ведь гораздо проще было бы одному верховному понтифику передать свои знаки отличия другому.

Ни один человек не смог бы объединить все народы одним словом дарственной грамоты. И почему же автор, который так подробно описывал все элементы одежды, не счел нужным перечислить точно провинции, передаваемые папе? А ведь этот вопрос намного более важен, нежели вопрос одеяний. Кроме того, на протяжении всей истории при передаче определенной территории правители точно прописывали в договоре, что и кому они передают поименно, включая небольшие села. Здесь же нет даже отдаленных границ.

Непонятно, почему Константин вдруг решил покинуть свою столицу. Составитель грамоты утверждает, что он сделал это, чтобы не мешать понтифику. Но почему же, в таком случае, этого не делали предыдущие правители, которые спокойно уживались в одном городе с главой церкви? Как будто бы Константин за три дня мог понять больше, чем они за всю свою жизнь.

Невероятно быстро перестал Константин воспринимать себя земным императором, и вот его грамота уже священна, повеления «божественны, нерушимы и незыблемы вплоть до конца мира». Интересно, что Константин самовольно решил, что царство, которое он, кстати, отдает без божественного согласия, должно стоять вечно. И с чего он решил, что мир должен погибнуть? Ведь в те времена еще не было такого понятия как такового, оно укоренилось в сознании людей гораздо позже, с наступлением средних веков.

Только что Константин возвысил себя до уровня богов, и вот уже, словно испугавшись, принижается, заклинает всех, кого только может, «не вредить». Впрочем, считает Валла, ничего удивительного, это есть не что иное, как очередное подражание Апокалипсису, который, как уже говорилось, был неизвестен Константину.

Весьма необычно видеть подобные заявления в документе, подписанном мирским правителем. Скорее, именно клирики, причем, клирики средневековые имели обыкновения заканчивать свои сочинения или проповеди подобными проклятиями. Во времена Константина, когда христиан было еще не так много, такие речи никого не могли бы испугать.

И опять несоответствие. Если мы видим все эти глаголы в прошедшем времени, это означает, что сначала император скрепил страницу (кстати, видно, что автор не понимает разницы между страницей и листом), и только потом дописал эти строки. Неизвестно также, чем именно страница была скреплена – подписью, печатью? Почему не упоминается тело Павла, которое лежит рядом с Петром? Почему вообще Константин доверил грамоту телу Петра – ведь оно тогда находилось не в храме (которого не было), а в месте гораздо более легко досягаемом – а не самому Сильвестру, которого это касалось напрямую? Наконец, если бы грамота действительно была возложена на тело Петра, она давно бы уже погибла от времени. Но мы можем прочитать ее содержание, значит, кто-то проник в гробницу апостолов и украл священный документ. Почему неизвестно имя того, кто осмелился на такой отчаянный поступок?

Большой интерес представляет датировка грамоты. Во-первых, весьма необычно, что и Константин, и Галликан уже 3 раза были консулами, а на четвертый раз оказались в паре. Во-вторых, из «Жития Сильвестра», в котором, якобы, содержится грамота, известно, что Константин страдал проказой. Весьма сомнительно, чтобы, находясь в таком тяжелом состоянии, он согласился в четвертый раз принять обременительный консулат. В-третьих, автор грамоты явно не знал, что слово «дано» (datum) пишется только в личных письмах, так как они передаются посыльному для кого-то. Данная же «привилегия» не должна была передаваться никому и ни при каких обстоятельствах, соответственно, не стоило и писать слова «дано». [21]

Уже после всего вышеописанного, казалось бы, не должно остаться сомнений относительно подложности «дара». Но Валла не успокаивается и приводит последнее доказательство.

Дата добавления: 2015-09-07