Вопрос четвертый: о правилах

Финальный акт спора – вопрос о правилах, которые обязуются соблюдать монахи.

«Что ты называешь послушанием (oboedientia)?» - спрашивает Лоренцо. Оно происходит от «слушаться» (oboedio), которое в свою очередь восходит к obaudio – оно означает, что я слушаю приказание и подчиняюсь или следую ему, или угождаю кому-нибудь, или повинуюсь (obsequor), откуда же эту добродетель называют еще и повиновением (obsequium). Причем, это слово может употребляться и в смысле повиновения пороку.

«Мы же дали обещание повиноваться только добродетельным и священным повелением нашего начальства» - возражает брат. «Но разве, когда ты принимал христианство, ты не обещал богу, что будешь жить добродетельно и свято и исполнять все его приказания? К чему же второе обещание? Зачем обещать людям то, что уже обещал богу? Как можешь ты дарить то, что уже раньше подарил?» - не унимается Лоренцо.

До принятия обета, отвечает брат, он имел свое суждение о том, как ему ходить, говорить, что ему есть. Отныне же даже это право он отнял у себя. «Но для меня это ничего не значит» - говорит, Лоренцо, «ведь тот, кто считает себя воином Христа, обрекает себя на большие лишения»

Людям труднее приказывать то, что отвергает человеческая слабость, чем исполнять приказанное, поскольку в первом случае приходиться одновременно и повелевать, и подчиняться. «Да если вы считаете свое положение более трудным, смотрите, как бы мы не подумали, что вы служите богу более по принуждению, чем добровольно» - предупреждает Лоренцо. Да и вообще, добавляет он, монахи обеспечены роскошной пищей, жильем, так что не им судить о тяготах и опасностях жизни.

«А те, кто повелевает вами, тоже обязаны соблюдать послушание?» - спрашивает Лоренцо. Нет, отвечает брат. Но их заслуги от этого не меньше, а скорее больше. Значит, другие и без послушания могут считаться не менее достойными. «Прелаты имеют свою заслугу в том, что хорошо повелевают, мы же – что хорошо повинуемся» - возражает брат.

«Но разве нет никакой середины, как только или иметь рабов, или быть в рабстве? Разве, если мы не можем господствовать над другими, остается только подчиняться им?» - не верит Лоренцо.

Если кто нуждается в попечении наставника, продолжает он, значит, это человек со слабым духом, ибо зачем станет подчиняться тот, кто может повелевать? Тем более, что часто подчиняться приходится несведущим и недостойным. Послушание – удел низших. В итоге получается, что большей награды заслуживают те, кто хорошо управляет, чем те, кто хорошо подчиняется. «Где же хваленая трудность послушания, о которой ты говорил? Подчиняться правилу это значит подчиняться богу, а не человеку, что делаем и мы» - заканчивает Лоренцо.

Спор переходит к бедности. На вопрос брата о том, что он думает о ней, Лоренцо смеется и говорит, что у монахов нет недостатка в пище, одежде, крове или даже вине, причем, все это не добыто трудом. Но даже если предположить, что они бедны, эта добродетель не превосходит добродетели тех, кто не давали обета бедности. «Ибо, если я могу жить непорочно в богатстве, зачем мне обрекать себя на бедность?» - резонно спрашивает Лоренцо. Порицают лишь тех, кто в богатстве думает лишь об усладах жизни, а не тех, кто сохраняет непорочность и душу бедняка. «Если я и ты живем умеренно и бережливо и ничем в этом не отличаемся друг от друга – ведь может быть и так, – то твоя бедность и мое богатство не вызывают столь уж большего различия между нами» - добавляет он.

«Но почему же ты не продашь все и не отдашь бедным»? – спрашивает брат. «Что же, и книги мне подать и раздать?» - парирует Лоренцо. «Мне же нужны кодексы нужно немало денег, чтобы покупать много кодексов, и прочие средства к жизни. Ибо что может быть более нелепым, чем раздать все нищим, как ты предлагаешь, и потом самому нищенствовать?». Достаточно, говорит он, что я пользуюсь своими средствами не для развлечения и удовольствия, и отвергаю их в душе своей. Если же человек раздаст свои средства, он обязан будет пользоваться чужими. «Вот она, ваша хваленая бедность, бедность людей, которым обеспечена пища, одежда, ложе, дом и другое настолько прочно, что они никогда не могут этого лишиться!» - усмехается гуманист. «Ты отдаешь непрочное, а получаешь прочное, отказываешься заботиться о других и заботу о себе передаешь другому, расстаешься с надеждой разбогатеть, но вместе с ней и с тревогами, ты не получишь лучшего, но не будешь терпеть и дурного. Я не говорю уже о многих удобствах, которые вам предоставляются, когда вы здоровы и когда вы больны. Все это свидетельствует о том, что вы не даете больше, чем получаете. Немало ведь есть таких, которые, спасаясь от более тяжелых условий жизни, сбегаются к вашим трапезням, как к кормушкам, и их тощих диких голубей превращаются в жирных домашних»

Монахи не проповедуют бедности царям, папам и священникам. Значит, и церковь имеет богатства, значит, порицается не владение, а злоупотребление оными. «Чтобы быть благочестивым, я не должен раздавать все» - продолжает Лоренцо. Ведь если у человека больные родители, то он должен все деньги потратить на их лечение, а не раздать бедным, и это будет правильно. Если же в таком положении человек дает монашеский обет, он поступает преступно по отношению к родителям.

«Но, допустим, я роздал все бедным и обещал богу, что никогда не буду владеть имуществом и буду всегда жить в бедности; стану ли я от этого монахом или братом, то есть, буду ли принадлежать к какому-нибудь монашескому ордену?» - спрашивает Лоренцо. «Нет, но будешь как будто монах или брат» - отвечают ему.

Что же это означает? Первое слово связано с понятием единичности, второе – сообщества. Человек, ни принадлежащий ни тому ни другому, является выше монаха. Кроме того, как можно давать обет бедности, когда не знаешь, что будет с тобой завтра? «Довольно, даже более чем достаточно обещать так: обещаю тебе, боже, на небе и на земле жить как могу более свято, ты же поддержи намерение мое» - считает Лоренцо. «Поэтому ни апостолы, ни мученики, ни другие высочайшие мужи не считали, что должны в своих действиях более руководствоваться необходимостью, чем свободой» - добавляет он.

«Но разве воздержание не лучше, чем супружество»? – спрашивает брат. «О, если бы, о если бы епископы, превитеры, дьяконы были мужьями одной женщины, а не – да дозволено мне будет сказать – любовниками многих распутниц!» - вздыхает Лоренцо.

Для священника воздержание – не большая заслуга, чем для любого другого человека, считает гуманист, иначе это было бы несправедливо по отношению к женщинам, так как они не могут стать священниками. Но ведь для бога нет ни грека, ни варвара, ни господина, ни раба, ни мужчины, ни женщины. «Даже в древние времена священники и левиты благодаря своему высокому сану не достигли ничего такого, что делало бы их лучшими, чем другие. Так что если духовный сан и в прежние времена не делал супружество более священным и сейчас он не помогает соблюдать воздержание, то уже монашеский обет, конечно, не делает воздержание достойным большей награды» - подчеркивает Валла.

Когда брат заявляет, что воздержание помогает ему не впасть в разврат, Валла едва не смеется над этим, говоря, что это выглядит так, как будто ему можно развратничать больше, чем брату. Брат же заявляет, что для него это все равно является большим грехом.

Но ведь это абсурд, считает Валла. Какой смысл использовать воздержание как средства от разврата, если всякий крещеный человек уже при крещении обещал воздерживаться от этого? «Кто же будет так безрассуден, что, будучи крещеным, станет давать обещание не допускать этого: ведь он был обязан избегать подобных вещей уже раньше»

Человек, принимающий духовный сан, не обещает богу нечто большее, нежели безбрачие. Следовательно, и монахи при произнесении обета не обещают ничего больше. При вступлении в монашество не дается обет безбрачия именно потому, что это уже было обещано, то есть, это уже не в силах будущих монахов. Если же речь идет о сожительстве другого рода, тем более непонятно, зачем нужен сан, так как ото всего этого человек уже отрекся при отказе от женитьбы. «Это действительно великое дело – носить личину святости, ходить в апостольском облачении, выставлять себя образцом добродетельной жизни, исправителем порочных, человеком, для которого мир распят и он – для мира» - иронизирует Валла.

«Неужели я, оказавшись клятвопреступником, не буду больше наказан, чем ты?» - не верит брат. Валла отвечает ему: «если вы так настойчиво ссылаетесь на ожидающее вас возмездие, если вы рассчитываете на большую награду за верность своему обещанию по той причине, что будете более строго наказаны, нарушив его, то выходит, что мы не должны получить никакого воздаяния: ведь нам не грозит опасность нарушить какое-либо обещание. Но это совершенно неверно. Ведь я уже говорил, что я, подавая милостыню, заслуживаю награды, а не подавая ее, не заслуживаю наказания»

Дабы не впасть в опасность клятвопреступления, нужна осторожность, богобоязненность. Но неужели только в этом и заключается хваленая монашеская добродетель? «Ты подчинился, я взял на себя заботу о других; ты соблюдал бедность и воздержание, я вел такой же образ жизни; ты привязал себя, чтобы соблюдать эти правила, я счел для себя не обязательным это рабство; ты поступал правильно по необходимости, а я – по своей воле, ты – из страха перед богом, я – из любви; настоящая преданность гонит прочь страх. Если бы ты не боялся, что иначе не можешь угодить богу, ты, конечно, никогда не стал бы себя связывать» - говорит Валла.

«Ведь всякий обет, всякое провозглашение поста, всякая клятва, наконец, всякий закон – а монашеский обет есть тоже своего рода закон – придуманы из-за страха или, чтобы сказать яснее, из-за дурных людей» - продолжает он. «Так перестаньте же орать и возмущаться, что имеете одинаковые почести с теми, которые подвергают себя меньшему риску наказания. Перестаньте роптать на бога, ведь вы напоминаете тех людей, которые в свое время подняли крик, что последним и первым работникам выдается одинаковая плата» - восклицает гуманист. «Разве среди людей царь, который ведет безупречную жизнь, достоин меньшей похвалы, чем человек из народа, хотя первый может грешить безнаказанно, а второй не может? Конечно, не меньшей, скорее, даже большей, так как добродетель воздержания труднее для царя. И за проступок наказание ему меньше, так как царю легче впасть в грех несправедливости, чем частному лицу» - добавляет он.

«Итак, я не понимаю, чего еще вы можете желать от бога, кроме плодов послушания, бедности, воздержания. Вы же, не довольствуясь этим, требуете преимуществ перед другими в награду за опасность. Если ты выдвигаешь эту опасность наказания, то подумай о том, что для меня эта опасность греха больше, ибо я не связан оковами страха. Это обстоятельство делает один и тот же добродетельный поступок с моей стороны более значительным, чем с твоей» - заявляет Валла. И подводит итог: «ыы не становитесь лучше благодаря посвящению в дьяконы или священники, а хотите быть посвященными, чтобы стать лучше. Не за то, что вы клянетесь, вы заслуживаете многого, а дл того клянетесь, чтобы заслужить многого. Вы хорошие люди не потому, что вам грозит наказание, – ведь вы можете быть и дурными, – а чтобы быть хорошими, вы подвергаете себя опасности наказания»

Однако, спор не заканчивается на полном поражении брата (который, кстати, так и не признал аргументов Лоренцо). Дабы не показалось, что он ненавидит монахов, Лоренцо в конце приводит множество причин, по которым монашеское братство может считаться полезным. Именно они передают учение в массы. Именно они хранят, в конечном итоге, идею добродетели. «Мир наш земной многим обязан братьям, но был бы обязан еще более, если бы они были лучше и, как мне кажется, если бы придерживались первоначальных основ» [26] - заключает он.

Lorenzo Valla – De falso credita et ementita Constantini Donatione.

Lorenzo Valla, Discourse on the Forgery of the Alleged Donation of Constantine. Christopher B. Coleman, New Haven: Yale University Press, 1922

[1] М.С. Корелин. Этический трактат Лоренцо Валлы. Вопросы философии и психологии, кн. 29-30. М., 1895

[2] Don Cameron Allen. The rehabilitation of Epicurus and his Theory of pleasure in the ear renaissance. Studies in Philosophy, XVI, 1944

[3] Trinkaus. The Renaissance Philosophy of man. Chicago, 1954

[4] М.А. Гуковский. Предисловие к книге «Итальянские гуманисты XV в. о церкви и религии». М., 1963

[5] В.И. Рутенбург. Вступительная статья в книге «Лоренцо Валла – великий итальянский гуманист». М.-Л., 1964

[6] А.И. Хоментовская. Лоренцо Валла – великий итальянский гуманист. М.-Л., 1964

[7] Л.М. Брагина. Итальянский гуманизм. Этические учения XIV-XV вв. М., 1977

[8] М.А. Гуковский. Указ. соч., с. 29

[9] А.И. Хоментовская. Указ. соч., с. 57

[10] Там же, с. 58-60

[11] М.А. Гуковский. Указ. соч., с. 33

[12] А.И. Хоментовская. Указ. соч., с. 69

[13] М.А. Гуковский. Указ. соч., с. 34

[14] А.И. Хоментовская. Указ. соч., с. 70; М.А. Гуковский. Указ. соч., с. 34; В.И. Рутенбург. Указ. соч., с. 12

[15] М.А. Гуковский. Указ. соч., с. 31

[16] А.И. Хоментовская. Указ. соч., с. 84

[17] Там же

[18] Лоренцо Валла. Рассуждение о подложности так называемой дарственной грамоты Константина // Итальянские гуманисты XV в. о церкви и религии. М., 1963, с. 143

[19] Итальянские гуманисты XV в. о церкви и религии. С. 350, прим. 1

[20] Рассуждение…, с. 142-169

[21] Рассуждение…, с. 170-195

[22] Рассуждение…, с. 200-216

[23] Лоренцо Валла. О монашеском обете // Итальянские гуманисты о церкви и религии. М., 1963, с. 103-108

[24] «О монашеском обете», с. 108-120

[25] «О монашеском обете», с. 120-122

[26] «О монашеском обете», с. 122-137

Дата добавления: 2015-09-07