Вопрос второй: об обете.

«Объясни, почему ты придаешь столь большое значение обету?» - просит Лоренцо.

Брат называет три причины. Первое – монахи обещают всегда и везде соблюдать три заповеди (послушание, воздержание, бедность). Вторая – они связывают себя этим обетом, от которого нельзя отступать. И третья – чем суровее постигает возмездие за отступничество, тем больше должно быть воздаяние неотступившим.

Лоренцо в ответ на это говорит, что все эти три причины, по сути, есть одна, а именно первая: три заповеди. Давать обет – по сути, то же самое, что связывать себя клятвой. А третья причина есть всего лишь предпосылка первой.

«Откуда тебе известно, что вас при отступничестве постигает большее возмездие, чем нас, остальных? Может быть, ты во сне спускался в преисподнюю или даже наяву, влекомый тяжестью нарушения обета?» - спрашивает Лоренцо. И добавляет: «я думаю, если совершение доброго поступка достойно высшего воздаяния, то несовершение его заслуживает наименьшего наказания; и наоборот, если неисполнение долга заслуживает тяжелого наказания, то тот, кто исполнил свою обязанность, меньше всего вознаграждается»

Монахи подобны врачу, который за излечение легкой болезни не получает похвалы, потому что она легкая, но навлекает на себя тяжелейшее порицание, если не может справиться и с таким пустяком. Верно и обратное: его ждет слава при излечении тяжелой болезни, но при неудаче его не будут сильно корить как раз ввиду того, что болезнь была тяжелая. И именно поэтому монахи достойны не высшей благодати, а, наоборот, низшей.

Брат вновь не отступает. И тогда Лоренцо прибегает к тому, что он знает лучше всего – филологический анализ.

Слово «обет» (votum), используемое монахами, не является тем, чем они его себе представляют. Изначально оно употреблялось в значении желания или заветной мечты (voits), а после – в значении обещания принести богу что-либо взамен исполнения желания. Второе, таким образом, восходит к первому. «Мы говорим: «Даю обет» (vota facio) в значении «молю богов, чтобы исполнилось мое желание». Но «принимаю обет» (vota suscipio, vota nuncipio) означает также «торжественно обещаю» (voveo). Считают, что исполняется именно такое обещание (vota suscepta), выраженное словами, а не просто заветное желание (vota facta)» - добавляет Лоренцо. Но монахи вкладывают в это слово совершенно чуждый ему смысл.

«Что же представляет собой то, что мы называем обетом»? – удивляется брат. «Не что иное, как обязательство или клятву» - отвечает Лоренцо. Ведь не всякий, кто обязуется, связывает себя обетом. Да и сами монахи разделяют эти два понятия, так как говорят «обязуюсь и даю обет» (spondeo et voveo). В ответ на заявление брата о том, что они различают обусловленный и необусловленный обет, Лоренцо с удивлением восклицает: «Как ты можешь позволить называть обетом то, что никто из ученых мужей этим словом не называет?»

Сам бог, говорит он, устами Моисея в книге «Числа» отделяет обет, данный богу, от зарока. Именно зарок является обещанием, сопровождаемым клятвой. Монахи же нарушают буквально все, что наказал им бог, так как он категорически запретил людям клясться чем бы то ни было. «И после этого ты станешь утверждать, что вы по этой причине имеете больше заслуг, что вы достойны большего воздаяния, что вы приносите богу больше, чем другие; в то время как вы не знаете даже, как и с каким почтением нужно обращаться к богу» - иронизирует он.

Монашеское звание Лоренцо называет лишь скверным обычаем. На вопрос, зачем же его вообще принимать, брат отвечает, что хочет подвергнуть себя большей опасности, чтобы последовало большее воздаяние. «Разве оттого, что вы свяжете себя обетом, вы в будущей вашей жизни будете соблюдать не только эти три правила, но еще и нечто большее?» - удивляется Лоренцо. «Нет, не большее» [24], спокойно отвечает брат. И здесь спор переходит к третьему вопросу.

Вопрос третий: о монашеском обещании (promissio professionis)

«Рассмотрим самое монашеское обещание, из которого вы выводите все ваши залуги: будут ли они больше, мудрее и священнее у вас, связавших себя тройной цепью, чем у тех, которые предпочли остаться свободными от этой цепи?» - предлагает Лоренцо.

Обещание, по его словам, должно заключаться не в произнесении обета, а в посвящении себя богу (devotio). «Ибо посвящать – это, по сути дела, жертвовать или приносить дар», добавляет он. Так служанок или рабынь раньше жертвовали определенной богине. И именно это похоже на монашеский обет. Но это совершенно не означает, что монахи лучше остальных людей, которые равны им по поступкам и добродетелям. «Вот и получается: к чему мне монашеское звание, если и без него я могу подняться к высотам?» - спрашивает он.

Какой же смысл тогда в послушании, воздержании? Ведь они полезны для человека? Да, отвечает Валла, но как огонь делает некоторую пищу полезной, есть многие виды пищи, которые в сыром виде полезнее.

«Значит, самое обязательство нам ничего не дает и мы напрасно дали обещание послушания, бедности, воздержания? Значит, мы не получим большей награды, чем получили бы, если бы выли тот же образ жизни, не дав обещания или, как ты выражаешься, не будучи принесены в дар, пожертвованы, посвящены богу?» - удивляется брат.

О нет, отвечает Лоренцо, «кое-что оно вам дает, но только не право на большее воздаяние».[25]

Дата добавления: 2015-09-07