Война с Анклавом

Красная луна стояла высоко в небе, озаряя своим светом Сартру. Последний месяц лета был нежарким, и травы, омытые росой, благоухали, наполняя утренний воздух душистыми ароматами.

Неделя, последовавшая за маскарадом, оказалась для супругов удивительно счастливой, ведь они проводили ее вместе. Оказалось, что у них накопилось множество тем для разговоров, настолько интимных и личных, что ни с кем, кроме возлюбленного, ими было невозможно поделиться. Сурм чувствовал себя так, будто парит в облаках, орошающих его холодными и свежими каплями росы. Он отдавался мужу целиком, всей душой, наслаждаясь новым витком в их отношениях. Это было совсем иное ощущение влюбленности, порожденное чувством глубокой и взаимной любви двух взрослых, состоявшихся людей. Совсем новый этап, когда они признали, что изменились, но все еще нравятся друг другу, и их чувства претерпели изменения вместе с ними, но стали только крепче.

Для Билла это утро стало необычным по нескольким причинам: во-первых, он проснулся в крепких объятьях Тома, который обычно вставал намного раньше него, во-вторых, в голове у Сурма было множество совершенно туманных воспоминаний о прошлой ночи, казавшихся ему абсолютно нереальными и с трудом складывающимися в цельную картинку, в-третьих, у него болело весьма интимное место… Кроме всего прочего, аска, настойками которой они так увлеклись вчера, давала знать о себе покалыванием во всем теле.

Билл перевел взгляд на мужа, который улыбался чему-то во сне, уткнувшись носом в подушку. Сурм ни о чем не жалел, особенно о том, что не смог отказать ему ночью, и пускай сейчас воспоминания о полученном удовольствии были окутаны туманом вчерашнего опьянения, Билл помнил, что ему было очень хорошо.

Развернувшись и прижавшись к мужу, он нежно погладил обнимающую его руку и принялся покрывать плечо Тома легкими поцелуями. Тот, просыпаясь и явно одобряя действия Билла, крепче обнял его и довольно заворчал что-то в подушку. Ободренный реакцией мужа, тот перешел к более активным действиям: скользнул руками по спине и, предварительно прикусив мочку уха, засосал ее внутрь горячего рта.

Том не отставал: повернувшись на бок и подтянув к себе Сурма, он погладил его спину и ягодицы, покусывая нежную кожу шеи. Пройдя по ней вверх, он чмокнул Билла в подбородок и впился в нежные, теплые губы. Билл повернулся на спину, увлекая за собой мужа и отвечая на поцелуй.

- Папа, сто ты делаесь? – раздался звонкий и немного испуганный голосок.

Том с Биллом резко отпрянули друг от друга и уставились на Агату, смотревшую на них расширившимися от удивления глазами. Девочка не терпела никакого насилия, она могла расплакаться, даже увидев, как кухарка пинает домашнюю ящерицу, опрокинувшую миску со сметаной.

- Ты обизаесь папоську? – дрожащим голоском поинтересовалась Агата, обращаясь почему-то к Тому. Ее большие карие глаза стали быстро наполняться слезами, и растерянные родители, кое-как прикрывшись простыней, заговорили одновременно:

- Нет, что ты, милая…

- Засем ты его так валяесь? – девочка проворно взобралась на высокую кровать родителей и переместилась прямо к Сурму, обнимая его и исподлобья глядя на Тома.

Билл, наконец, сообразил позвать нерасторопную няню и принялся дергать за шнурок колокольчика.

- Ну что ты, малышка… Мы просто целовались. Папа так показывал, как сильно любит меня, – продолжая с остервенением дергать кисточку шнурка, попытался успокоить дочь Сурм.

- Меня он так никогда не целуеть! – обиженно насупилась Агата.

- Солнышко, - Том придвинулся ближе к мужу и обнял его со спины, - мы с папочкой женаты. А ты наша дочка, – он наклонился и поцеловал девочку в макушку. – Ты у нас самая любимая, но еще совсем крошка, и я не могу целовать тебя так же.

Агата с подозрением посмотрела на родителей, явно сомневаясь в их словах, и Билл уже совсем было запаниковал, не зная, как объяснить дочке, почему родители ласкают друг друга совсем не так, как своих детей, но его спасло появление смущенной и запыхавшейся няни.

Совместными усилиями они уговорили девочку идти умываться и завтракать, обещая, что присоединятся к ней, как только сами умоются.

Когда за няней закрылась дверь, оба посмотрели друг на друга в явной растерянности, а потом разразились громким смехом.

- Боги, я убью няню, как только до нее доберусь! – сквозь смех пообещал Билл.

- Надо идти скорее завтракать, а то наша нетерпеливая дочь прибежит за нами! – Том резко сел на кровати и поморщился. – Что ты делал со мной ночью? Я, наверное, неделю сидеть не смогу.

Сурм удивленно воззрился на мужа, но когда тот встал, на коже его ягодиц отчетливо были видны следы семени. Все время, пока они умывались, Билл пытался восстановить в памяти события ночи, но они расплывались и ускользали. Одно он помнил отчетливо – как отдавался мужу прямо на ковре в его кабинете. Он пытался поговорить об этом с ним, но тот не помнил совсем ничего, кроме того, что ему было очень хорошо, и Сурм решил не трогать эту тему до поры до времени.

Он не хотел давать Тому основания думать, что возможно повторение того, что произошло ночью, и в глубине души надеялся, что его слабость не привела к нежелательным для него последствиям.

После завтрака, проведенного под пристальными взглядами собственной дочери, все еще непонимающей, почему же папочка так странно хныкал, раз Том его не обижал, Билл, оставив любопытного ребенка на попечение ее отца, направился в гости к чете Листингов. После маскарада Шелдон нигде не появлялся, и это беспокоило Сурма.

Запряженная четверкой ящеров коляска еще только въехала в ворота, а Георг уже ждал его на ступеньках дома. После кратких приветствий Билл поинтересовался, принимает ли Шелдон и можно ли к нему пройти.

- Билл, - немного смущенно начал Георг, - не держи на него зла. Он ужасно чувствует себя в последнее время и сам знает, что виноват. Все-таки он носит нашего ребенка.

- Ну что за чушь? – Сурм мягко улыбнулся. – Я просто хочу поговорить с ним и помириться.

Георг вдруг улыбнулся и обнял Билла как родного, тот засмеялся, обнимая мужчину в ответ. Они вместе поднялись в дом, и Листинг проводил его до самой двери в спальню.

Сурм постарался войти в комнату Шелдона как можно тише. Тот лежал на кровати, явно сегодня еще не вставал и повернулся спиной к двери, даже не поинтересовавшись, кто вошел.

Билл обошел кровать и сел рядом.

- Шелдон, – позвал он, – с тобой все в порядке? Может, позвать врача?

- Ничего не надо, – глухо отозвался тот. – Ты пришел сказать мне, что я подлец и предатель? Говори и выметайся!

- Что же ты все из крайности в крайность? – вздохнул Билл. – Я пришел сказать, что очень соскучился и переживаю за тебя и твоего малыша.

Шелдон вдруг неожиданно придвинулся и, обняв Билла и уткнувшись ему в живот, разревелся. Тот нежно погладил его по спутанным волосам, которые до сих пор казались ему удивительными.

- Неужели ты простишь меня? – всхлипнул светловолосый Сурм.

- Даже и не подумаю злиться! – с преувеличенной бодростью сказал Билл. – Давай-ка вставай, надо умыться и накормить вас обоих.

Но к его удивлению Шелдон покачал головой и зашелся в плаче:

- Я больше не могу! – зарыдал он, уткнувшись в Билла, - я не хочу больше детей! Я опять стану толстым и неповоротливым, все время буду хотеть в туалет, и Георг не будет спать со мной, потому что я подскакиваю и ворочаюсь! Как у тебя получается не ходить брюхатым постоянно?

- Шелдон, не говори ерунды! Ты никогда не думал, что мой муж хочет наследника, которого я не могу ему подарить? – Билл вздохнул. – А у тебя прекрасные дети. Ты очень красивый, когда носишь ребенка. И Георг в тебе души не чает. Сам подумай, - усмехнулся Билл, - стал бы он терпеть тебя с твоим-то характером, если бы было иначе? Так! – Сурм решительно поднялся. – Ты нуждаешься в скорейшем умывании, переодевании и еде! Давай-ка вставай! Лежишь, как совсем пропащий!

Голубые глаза зловеще прищурились, а острый подбородок вскинулся – как бы ему ни было плохо, Шелдон никому не собирался позволять называть себя пропащим и плохо отзываться о его характере!

Билл с улыбкой смотрел, как Шелдон направился в ванную, по пути пытаясь пригладить волосы, а потом встал и пошел в гостиную, где его ждал Георг, на вопросительный взгляд которого Сурм только улыбнулся и предложил скорее подавать закуски, а то его голодный муж съест кого-нибудь из прислуги.

Билл возвращался домой совершенно счастливым: ему было к кому торопиться, а за его спиной остался дом Листингов, где он прекрасно провел время, смеясь и подшучивая над Шелдоном, который делал вид, что смущен, и несмело улыбался, пряча заплаканные глаза.

Светловолосый Сурм мог быть по-настоящему очаровательным, казаться очень хрупким и ранимым. Билл до сих пор иногда обманывался его ангельской оболочкой: сияющими невинностью голубыми глазами, шелковыми белыми волосами, его привычкой отводить глаза, как будто смущаясь собеседника. На Шелдона невозможно было долго злиться, и Билл сам не замечал, как спускает ему все с рук. И пусть в этот раз прощение далось ему нелегко, но он все равно не смог бы бросить этого своенравного и вредного ангела в беде.

Кроме всего прочего, Билл преследовал и корыстные цели: в группе Сурмов, объединившихся против засилья женщин, куда входили мужья практически всех влиятельных особ, поддержкой коих Том хотел заручиться, Шелдон играл ведущую роль. Билл полагал, что Сурмы с охотой помогут Тому, если только он пообещает им больше свобод и хотя бы призрачное равенство с женщинами.

Весь последующий месяц супруги продолжали заново изучать друг друга, проводя все свободное время вместе.

Но они не забывали и о поиске союзников. Спустя полтора месяца все было готово к перевороту: к Тому оказались лояльны большинство молодых и амбициозных членов кланов, которые давно хотели сместить более консервативных родственников из Анклава, войска же Вормаров уже и ранее находились под единоличным командованием молодого Софита, а сейчас и вовсе перешли на его сторону.

Том отправился в провинцию с четким намерением – подавить бунт и двинуть войска на Сартру, где он собирался учинить молниеносный переворот. Билл провожал мужа с тяжелым сердцем, ведь он уже знал, что их легкомысленная попойка и последовавшая за этим ночь любви на ковре в кабинете дали свои плоды, и внутри него уже больше месяца рос их ребенок. Сурм не стал говорить об этом мужу, не желая, чтобы тот волновался уже за троих.

Но, как и все хорошо продуманные планы, план Тома столкнулся с безжалостной действительностью: бунт не удалось подавить так быстро, как он предполагал, а к тому моменту, как он с Вормарами через два месяца подошел к столице, Анклав мобилизовал все свои силы для противостояния.

Молодой Софит сходил с ума от волнения, ведь Билла с дочерью не оказалось в заранее оговоренном ими укрытии, а, следовательно, они были задержаны Анклавом. Том и не догадывался, что за его мужем пришли намного раньше, чем он предполагал.

Сурм, еще неделю назад получивший письмо от мужа, где говорилось, что бунт подавлен, а ему с дочерью следует немедленно покинуть столицу и укрыться, метался по дому, собирая все необходимое. Боясь привлекать к сборам слуг и тем самым возбудить к своей персоне излишнее внимание, Билл старался действовать как можно тише и покинуть город под покровом ночи.

Все было готово. Сурм забрал спящую девочку из ее комнаты и уложил в центральной гостиной. Он собирался тихо навьючить мантикора и незаметно исчезнуть из столицы, когда в его дом ворвались незнакомцы. Его схватили. Но на беду членов Анклава, все Вормары уже успели присягнуть Тому, и исполнители ночного похищения оказались людьми недисциплинированными и грубыми.

Схватив Билла, они поняли, что перед ними молодой и привлекательный Сурм, они имели отношения только с женщинами и им захотелось попробовать, что может предложить нежный и красивый молодой мужчина.

Билл только замычал, когда его грубо бросили на ближайший диван и принялись срывать с него рубашку и штаны, он боялся криком разбудить Агату – его ребенок не должен был увидеть то, что происходило.

Сурм с перепугу совсем забыл, что Ио ночует в своем гнезде на террасе, и с удивлением услышал страшный грохот бьющегося стекла, треск ткани, а затем понял, что абсолютно свободен. Трем из неудачливых похитителей досталось ядовитым хвостом, и они умерли в тот же момент, как жало прокололо их кожу, а вот четвертому, нависшему над Биллом, крылатая кошка оторвала голову, за которую схватила, чтобы отбросить подальше.

Малышка, разбуженная шумом и оказавшаяся не там, где засыпала, испугалась и заплакала. Билл, не помня себя, бросился к дочери, хватая ее и прижимая. Мантикор громко замурчал, успокаивая свою любимицу. Кто-то засветил фонарные сгустки, и Сурм понял, что прислуга проснулась, паника охватила его, но, взглянув на дочь, он быстро взял себя в руки.

- Седло, - скомандовал он Ио, а обернувшись к дочери, произнес заветную фразу, после которой его ребенок становился просто ангелом. - Мы едем кататься.

Но когда Билл подлетал к условленному месту, его ждала еще одна неприятность – все было освещено огнями, это могло значить только, что их план раскрыли. К полудню же следующего дня, Сурм понял, что его и Агату разыскивают во всех деревнях вблизи Сартры, и они не могут спрятаться нигде, потому как странная компания, состоящая из Сурма, маленькой девочки и мантикора, сильно бросалась в глаза. Ио был хорошим защитником и не раз выручал их, но надеяться только на него было глупо, и Билл принял решения укрыться в землях, которые еще недавно были объяты мятежом.

Том взял Сартру спустя всего десять дней после побега его семьи. Со все растущей паникой он понял, что его мужа нет ни в тюрьме, ни в застенках, и даже его отец не может сказать, был он схвачен или нет.

Софит не мог покинуть Сартру – его власть нуждалась в укреплении. Начались суды над сановниками, входившими в Анклав, который Том собирался оставить лишь как совещательный орган. Необходимо было расставить на всех ключевых местах своих людей и абсолютно перестроить существующие органы управления.

Вормары же были разосланы во все концы планеты, но основная их задача была не в том, чтобы донести до властей на местах о приходе нового, единоличного правителя – на первом месте были поиски Билла.

Дата добавления: 2015-09-06