А бомбардировки делали вы, как летчик?

- Это было уже потом, уже после марта 1945 года. Дело, значит, было так. Я прилетаю в Высоко-Мазовецк. Ну, естественно, в форме хорунжего Польской армии. В столовую захожу. Ну мы там по талончикам питались, знаешь. Наши войска там уже питались. Вдруг кто-то подходит ко мне и меня по спине: раз, трогает. Я оборачиваюсь: мой старый друг Промошкин, командир эскадрильи в 14-й школе, в которой я был. Спрашивает: «Рено, ты что это в такой форме?» Я говорю: вот так и так. Он мне тогда и говорит: «Пойдем ко мне. Мне вот так летать надо. Главное, старший штурман дивизии все на КП. Летать не с кем. Командир дивизии Белый, замкомандира дивизии — Твердохлебов. И — я. И летать не с кем. Приходи ко мне.» Я говорю: «Ну как я пойду?» Он: «Пойдем.» Берет меня за руку и приводит в столовую комнату. Сидит полковник. Он подходит и говорит: «Иван Потапович, вот я себе нашел штурмана.» А Иван Потапович — командир корпуса, Скок Иван Потапович. И он мне и говорит: «Садись обедать.» Я говорю: «Да мне не положено...» Он: «Садись.» Потом говорит: «Ну рассказывай.» Я ему все рассказывать начал. «Ладно, я разберусь», - сказал он. Ну пообедали, попрощались, и вышел я оттуда. Вечером я остался на ночь. Ночью не улетали мы никуда. Вечером мне и говорят: «Завтра или послезавтра во столько-то к командующему Польской воздушной армии.» Потом с Литвы подлетали мы в Варшаву. Фамилия генерала, который у нас командовал, была Полынин. А у нас командиром был майор Серюк. Я говорю этому Серюку: «Товарищ майор, разрешите мне в штаб ВВС Войска Польского.» Он: «А что такое?» Я ему: вот так и так. Он: «Ну давай...» Я подхожу, к КП подъехал. Это — километрах в 18 от Варшавы. На попутной машине, конечно, подъехал. Подхожу. Смотрю: выходит генерал. Он говорит: «Ваша фамилия!» Я отвечаю: «Комаровский Рено Константинович.» Он: «А, ну вот, идите в отдел кадров.» Прохожу. Часовой проводит на второй этаж. Смотрю: сидит полковник, старый такой, знаешь. Бумажки лежат у него. Говорит: «Садись!» Я сел. Он и говорит: «Так вот, перевести я вас не могу никуда, потому что вы назначены Государственным Комитетом Обороны сюда. Я находил сегодня бумажки, они есть, что вы назначены Государственным Комитетом Обороны. А перевести я вас не имею права. Командующий сказал: дать вам командировочные и отправить вас туда в качестве офицера связи. Знаете, вы как бы должны по должности звонить, что мы вылетаем туда-то, туда-то. Ну, в общем, офицером связи вы будете. Но это все будет липовое.» И он мне дает командировочные, выписывает: лейтенант Комаровский, и мне дает этот документ, чтобы я езжал. Я приезжаю, Серюку доложил. Он говорит: «Ну раз такое дело, то езжай.»

Я, значит, поехал. Приезжаю к майору Промошкину, вернее, он меня нашел. Он мне и говорит: «Пошли.» Приводит в 1-ю эскадрилью 12-го полка. А там — штурман Волошин Петр Михайлович. «Вот, - спрашивает он Волошина, - сколько тебе надо, чтоб его подучить?» И показывает на меня. А я говорю: «Ну а что учить? Приборы я в училище изучал. Только скорость надо изучить. Я летал в училище со скоростью 160, а тут скорость — 360.» Ну дня два с ним я, значит, полазил, изучил, где бомбы повесить, как там и что. Но самую главную деталь он, когда меня тренировал, упустил: что на этом самолете выпускает и убирает шасси штурман. Это — на ТУ-2. А ТУ-2 — это самый у нас был перспективный самолет. Скорость — 525 км в час. Они в 6-м корпусе были нашем. Но это максимальная была, значит, скорость. А так летали на скорости 360-400 километров в час. Высота полета — 10-12 тысяч метров. Бомбовая нагрузка — 3 тонны. И вот он меня, бывает, заставит, этот Волошин — и я два дня ползаю по этому самолету. А самолет клепали. Он был обстрелян немецкими зенитками. Дырок от этого было, конечно, много. Ну вот его и клепали прямо там. Ну и мы, помню, взлетаем однажды. Я — в первый раз на этом самолете. Он говорит: «Шасси!» Я думаю: «Что за шасси? Какое я отношение к шасси имею?» И он, летчик, дает команду: «Убрать шасси!» Я же не знал этого. Он тогда и говорит мне: «Да етить твою мать, убирай шасси.» А там у меня в кабине - два крана, и там же торчат две ручки. Одна в бомболюке, другая — где-то там же. Ну и я раз — и сразу кверху. Он: «Ты что, не соображаешь, что надо убирать?» А там получилось, что и тот упустил, и я упустил этот момент. Я никогда не думал, что штурман убирает шасси.

Потом, я не знаю, как это было, кто меня назначил, но только, будучи на Параде Победы, это было 24-го июня, начальник штаба кадров мне сказал: «Пришла у нас бумажка с Генштаба, что ты направлен с 5-й авиационной эскадрильи в распоряжение отдела кадров Военно-воздушных сил.» А я не был ни там, и вообще ни где не был. «Ну а теперь ты остаешься постоянно», - сказали мне. Ну а направили меня в 12-й полк еще в конце марта. А на Парад Победы в июне прилетели — 24-го июня был Парад Победы. И вот я, когда в 12-й полк попал, сделал на сам Кенигсберг четыре вылета, по-моему, и бомбили балтийские корабли в Пиллау, и в лес вот тут вот тоже летали. На самый такой запомнился вылет — это 8-го апреля 1945 года. От немцев практически Кенигсберг был освобожден. Только немцы ипподром охраняли: там садились ихние самолеты, забирали чиновников, документы, и улетали. И было дано задание разбомбить ипподром. Мы самолеты уничтожили. Но один повредили, а второй не мог взлететь, потому что все поле воронками было усеяно. И потом 16-го апреля перешли на Берлин. Стали Берлин, значит, бомбить. Это было до 26-го. 26-го закончили бомбежку Берлина, дальше уже наши войска были, и там были ЧП не совсем приятные.

Дата добавления: 2015-09-06