Из воспоминаний розалии абрамовны трегубовой

Наш Мариуполь во время гражданской войны подвергался многим испытаниям. По нескольку раз он после перестрелки переходил из рук белой армии в руки красных. Через некоторое время город захватили банды Махно. И тогда было особенно страшно. Иногда, когда город покидали регулярные войска, будь-тоКрасной Армии, или белой, — в городе была затаенная тишина, и никто не знал, что; ожидает впереди, что принесет с собой утро, какие новые испытания ждут людей в неуправляе­мой стране.

Эти события врезались в память еще не созревшего под­ростка-девочки, уже понимавшей происходящее, но не умевшей распознать сущности мятущейся действительности.

А утром ворвались в дом махновцы, с криками, с хамскими угрозами, с бранью. Главным требованием было: побольше вод­ки, а к ней — что есть в доме. В те времена уже мало что оста­лось от прежнего изобилия. Но для таких «гостей» ставили на стол последнее, чтобы пришельцев ублажить. Отца моего они называли «хозяин» и требовали, чтобы он пил наравне с ними.

Отец мой был не робкого десятка. Он потчевал незванных гостей, пил наравне с ними, пока те, перепившись, сваливались под стол. Но отец, хоть и приходилось не отказываться, не был пьян, как говорится — ни в одном глазу. Вероятно, тут играло роль нервное напряжение. Через несколько часов «вояки», ухо­дя, благодарили за прием и оставили у нас одного постояльца, махновского идеолога, по имени Николай. Он заявил, что будет охранять нашу семью от грабежей и посягательств своих единомышленников.

Но ровно через три дня ночью поднялась стрельба, топот копыт, скрип тачанок (такой транспорт предпочитал батько Махно), и махновцы исчезли, как сдутые ветром воробьи. Исчез и наш телохранитель Николай.

В город вошли части Красной Армии. Потребовали контри­буцию: белье для красноармейцев, продукты, назначив срок сда­чи и расправу за неисполнение. Собрали все, что было. Сдали. Стало голодно, холодно, тревожно, темно (электрического све­та не было, сидели при коптилке ). Номы, подростки, не вос­принимали все происходящее как катастрофу. Мы не мыслили, что это надолго, и что события, очевидцами которых мы стали, события, исторического значения.

Сидя вечерами в темноте, мои братья, кое-кто из их друзей, нашедших приют в нашей семье (тогда многие семьи были раз­рознены), я и мои двоюродные сестры организовали домашний оркестр и каждый вечер играли и развлекались (вернее отвле­кались) музыкой. Оркестр был струнный: гитара, две мандоли­ны, балалайка, скрипка и фортепьяно. Играли в полутьме..

Вскоре части Красной Армии под натиском банд Махно сно­ва вынуждены были покинуть город. И к нашему удивлению, к нам заявился наш «телохранитель» махновец Николай. Он, ока­зывается, влюбился в нашу горничную Анюту, и его влекло в наш дом светлое чувство, свойственное, оказывается, и граби­телям и бандитам. На этот раз махновцы держались дольше — дней 10—12. И когда к нам врывались их представители для конфискации то швейной машины, то пианино, Николай ничего не разрешал трогать, и кричал: «Машинка — приданное моей Анюты, а на «пианине» мне каждый день играет гимназист». При этом требовал: «А ну-ка, сыграй мне «Яблочко». И когда брат садился за пианино и играл, он начинал петь и пританцо­вывать, отбивая сапогами.

Но, увы, и эта «власть тьмы» кончилась бегством с пере­стрелкой, топотом и вновь наступающей глухой тишиной.

И вот однажды, после всех передряг последних нескольких месяцев в город вошли войска белой армии во главе с казачь­им полком. По инерции притаились все: рабочие, сочувствую­щие, особенно евреи. Белогвардейцы не жаловали последних. Не избежали репрессий отдельные лица. Прочесывались рабочие кварталы. По наветам лиц, настроенных контрреволюцион­но, арестовывались и исчезали люди. Боялись всех: друг друга, казаков в их черных бурках с шашками и плетками. Но в горо­де было жуткое затишье, творились непредсказуемые действия новой власти.

К нам на постой направили двух офицеров. Они были изыс­канно вежливы, так как являли собой представителей дворян-аристократов. И как выяснилось, один из них был граф Тол­стой, племянник Л. Н. Толстого. Присутствие этих офицеров в нашем доме защищали нас от отдельных случаев репрессий в отношении евреев. Обхождение постояльцев не оставляло же­лать лучшего. Так шли дни. Автор этих воспоминаний принадлежит к семье богатых ма­риупольских евреев Трегубовых. Эту фамилию мы уже не раз упоминали на страницах нашей книги.

Розалия Абрамовна многие годы учительствовала в школах Мариуполя. С ее любезного разрешения публикую несколько страниц из написанных ею мемуаров.

Читатель, конечно, заметил, что Розалия Абрамовна упоми­нает махновские части в большевистской интерпретации — бан­ды. В описываемое время она была ребенком, поэтому не зна­ла, что в ту пору. Красная Армия и Третья махновская бригада, входившая в ее состав, — в общем-то одно и то же. Поэтому не могло такое быть: красные выбили махновцев из города.

Я не стал исправлять эти неточности. В целом отрывок из воспоминаний Р. А. Трегубовой передает особенности быта и атмосферу той эпохи.

Дата добавления: 2015-10-13