Обрывки мыслей и воспоминаний – шаг за шагом 2 страница

Проходит час, два, три. Не иду, а практически ползу, самолёт ещё виден. Солнце уже клонится к западу. Присел на парашют, задумался. И вдруг вижу – вдалеке едет автомашина. Встал во весь рост, машу руками, выпустил полную обойму из пистолета.
Не знаю, то ли он меня увидел, то ли судьба, но подъехал один солдат за рулём. Оказалось, что до ближайшей балки, где были люди более 10 км.
Далее мне обработали ногу, посадили на другую машину и в путь. Через 4–5 часов я на своём аэродроме.
Госпиталь авиационной 85-ой ВА, город Астрахань, дом отдыха 8 ВА под Пугачёвом и через 2,5 месяца я в строю, в штабе 8 ВА, уже за Волгой. В это время враг вплотную подошёл к Сталинграду. Шла самая кровопролитная битва за цитадель на Волге.
Я прибыл в штаб 8 ВА, чтобы уточнить, где находится мой полк. Но мне говорят, что у них такого полка нет, что он, возможно, в соседней армии. Но потом появился штабной полковник и, уточнив, чем я интересуюсь, объяснил мне, что командир полка майор Фоткулин погиб в бою, комиссар тяжело ранен, многих других лётчиков уже нет и что полк расформирован и знамя полка сдано в армию уже более 1,5 месяцев назад.
Я понял ситуацию и сказал, что тогда прошу вас направить меня в ту дивизию и полк, которую вы считаете нужным.
Получил назначение в 287 истребительную авиадивизию, которой командовал полковник Данилов. Уточнили, что эта дивизия в составе трех полков пока дислоцируется на аэродроме Средняя Ахтуба и Заплавское.
Был конец октября 1942 года. Прибываю в дивизию и получаю назначение в 27 ИАП под командованием подполковника Слуцкова.
Тут произошёл следующий эпизод: я пересекаю аэродром, чтобы попасть в землянку – штаб полка. Бросил взгляд в сторону деревни Ср. Ахтуба и увидел два самолёта, идущие на бреющем полёте. В тот момент я подумал – наши ребята возвращаются с боевого задания. Выскочив на лётное поле, они ещё плотнее прижались к земле и, когда проскакивали мимо меня, я увидел, что это два Мессершмита Ме-109 с чёрными крестами на жёлтом фоне на крыльях.
В следующий момент я услышал длинные пулемётно-пушечные очереди и в одном из капониров вспыхнул самолёт. Мессершмиты круто взмыли вверх и подались на запад. Никто на аэродроме даже не успел среагировать, так неожиданно и так нахально была произведена атака. Это-то на аэродромах, где базируются два полка наших истребителей.
Когда же я прибыл в штаб 27 ИАП, мне стало ясно – в этом полку осталось всего 4 самолета и 6 летчиков и что на вооружении у них Ла-5. Это прекрасные самолёты с многими преимуществами по отношению к ЛАГГ-3. На этом самолёте я не летал, осваивать его в таких условиях не просто. Командир полка понимал это, созвонившись с командиром дивизии, сказал, что мне следует пересечь аэродром, что на той стороне находится 293 ИАП, который вооружен самолётами Як-I, что волей командира дивизии я переведён уже туда.
Я прибыл в этот полк. Оказалось, что Як-1 этом полку осталось тоже только 4 самолёта, пятый только что сожгли Мессершмиты, которых я видел, но в полку 17 боевых лётчиков, один из них легко ранен, но не пожелал ложиться в госпиталь и находится в своём коллективе.
Командир полка подполковник Кетов познакомил меня с основным руководящим составом и с летчиками. Назначил меня во вторую эскадрилью, которой командовал тогда капитан Сафронов С.И., который назначил меня старшим пилотом и выделил ведомого лётчика сержанта Голиченко B.C., с которым мы в дальнейшем были связаны по боевой работе практически до конца войны. Более того, мы дружны по сей день, и эту дружбу поддерживают наши жёны.
Сейчас же я был очень рад и доволен хорошим коллективом, в котором я оказался, Шла боевая работа, хотя полки нашей дивизии были основательно потрёпаны, но дивизию с фронта не снимали, так как она имела богатый опыт работы в этих необычайно сложных условиях.
Стало известно, что мы получаем 10 самолетов из передвижных авиаремонтных мастерских около г. Пугачёва. Получить и пригнать эти самолёты на свой фронтовой аэродром было поручено нашей эскадрилье.
Нам добавили несколько недостающих летчиков из других эскадрилий. И под командованием капитана Сафронова мы блестяще выполнили эту задачу. Откуда-то добавили еще несколько самолётов и у нас в полку уже насчитывалось около 20 самолётов. Все они были не новые, как говорят - видавшие виды, со многими пробоинами. Они очень часто выходили из строя, но благодаря героическим усилиям технического состава полка, работавших на самолётах непрерывно день и ночь, практически все самолёты были в строю.
Боевая работа не прекращалась. Ежедневно начальник штаба подполковник Бугреев с утра читал приказ: «293 ИАП весь день всеми наличными силами прикрывать с воздуха г.Сталинград.» И мы летали, выполняя по два-три вылета ежедневно. Били противника в воздухе и на земле. Но нам было трудно, немецкой авиации было больше. Юнкерсы 87 и 88, Хейнкели III и другие непрерывно висели над городом, над нашими войсками, разрушая дом за домом, их основательно прикрывали истребители, Город горел, горела Волга, по которой текла нефть из разбитых хранилищ.
Мы дрались с Ме-109, били и отгоняли от наших войск Ю-88. Боевой счёт полка возрастал, ежедневно сводки-итоги дня говорили об этом.
На моём счету также прибавилось два уничтоженных самолета, один Ме-109 и один Ю-88.
Мой напарник был прекрасным лётчиком, отлично выполнял свои задачи и так же открыл свой боевой счет сбитых самолётов.
Вспоминается один боевой эпизод с одним из лётчиков нашей эскадрильи. Был очередной тяжёлый и жестокий воздушный бой, в котором самолёт этого лётчика был серьёзно повреждён, перебито управление. Летчик принимает решение и выполняет его – покидает самолёт на парашюте, но опускается на нём практически в центр Волги. На том берегу (западном) немцы открыли огонь по лётчику, на этом берегу наши войска ответили огнём, стараются принудить замолчать противника. В это самое время из прибрежных зарослей с нашей стороны на полном ходу вырывается катер в направлении лётчика, барахтающегося в центре Волги. Огонь с обеих сторон усиливается. Немцы теперь бьют и по катеру. Но отважные моряки тем временем приближаются к лётчику, багром цепляют парашют (другого выхода не было), который, к счастью оказался не отстёгнут, и, не сбавляя хода, возвращаются в прибрежные заросли. Операция была выполнена блестяще. Выручка в бою – это основа современного боя, а тут ещё моряки и наземные войска помогли лётчику.
Лётчик потом рассказывал: «Ну и нахлебался же я тогда воды, как на глиссере летел к берегу».

В другом случае, когда другой летчик также опустился на парашюте на берегу реки Ахтуба, немецкие стервятник выполнил 4 захода по нему, стараясь уничтожить его. И только находчивость нашего лётчика помогла остаться ему в живых. Случайно оказавшаяся на берегу колода дерева позволила лётчику прятаться за неё в зависимости от направления захода, стервятника. Лётчик отделался только лёгкими ранениями и мелкими осколками в теле.
Был уже декабрь 1942 года. Непрерывные бои продолжались. Наши силы тоже уменьшались, мы теряли самолёты, теряли лётчиков.
Мы знали, что на тыловых аэродромах накапливают силы, что сосредоточивается другая боевая техника и войска. Мы чувствовали, что готовится какое-то мощное контрнаступление наших войск. Это нас радовало и прибавляло силы. Понемногу нам добавляли самолёты и лётчиков, но серьёзного пополнения не было. Мы все прекрасно понимали, что нас используют для обеспечения прикрытия сосредоточивающихся сил для крупного контрнаступления. И настал момент!
Артиллерийская подготовка, всё кругом гудело и содрогалось. Три дня не было лётной погоды, мы не летали. Приходила только авиация дальнего действия и где-то наносила свои бомбовые удары по врагу.
За три дня войска Сталинградского и Донского фронтов, подкрепленные мощным резервом ставки, в своём небывалом порыве и благодаря превосходящим силам танковых дивизий и даже армий сумели замкнуть небывалых размеров кольцо окружённых гитлеровских войск в районе Калача. Там сошлись войска двух фронтов. В кольце оказалась группа армий под командованием фельдмаршала Паулюса численностью около 350 000 человек.
На четвёртый день и последующие дни была прекрасная лётная погода; наша авиация, также подкреплённая резервами Ставки, всей своей мощью обрушилась на врага, выполняя задание по разгрому отдельных очагов сопротивления немцев, нанося бомбовые и штурмовые удары. Истребительная авиация осуществляла прикрытие наземных войск с воздуха и выполняла задачи завоевания господства в воздухе. Наносила вместе со штурмовой авиацией самолётами Ил-2, удары по аэродромам противника. Надо сказать, что значительное число немецких аэродромов было подавлено в ходе наступления наземных войск, из-за трёхдневной погоды авиация немцев не могла подняться со своих аэродромов, но даже для эвакуации на тыловые аэродромы. Враг понёс огромные потери и в авиации.
Наземные войска продолжали наступление, развивая кольцо окружения, образовалось два фронта: внутренний – в сторону окружённой группировки и внешний – в сторону запада.
Немного оправившись от неожиданного ошеломляющего наступления наших войск и полного окружения большой группировки фашистов, противник предпринял мощное наступление своих мотомеханизированных и танковых войск со стороны внешнего кольца, с целью прорвать кольцо и соединиться со своей группировкой. Ему даже удалось несколько потеснить наши войска. Но наше командование предвидело такой вариант.
И вот контрнаступление наших танковых колонн, в жесточайшей схватке в районе Котельниково. Немецкие войска откатились обратно и даже ещё дальше.
Нашему 287 ИАП была поставлена задача действовать по войскам и авиации противника, находящейся в окружении. У противника в окружении находился аэродром Питомник, который они сильно укрепили противовоздушными средствами, используя его для организованного воздушного моста с целью снабжения своих войск в окружении боеприпасами и другими видами снаряжения.
Наша задача была разорвать этот мост и сорвать поддержку окруженных войск противника.
Наши штурмовики и бомбардировщики непрерывно наносили ощутимые удары по врагу, в том числе по аэродрому Питомник, но сопротивление и прикрытие его сильно мешали выполнению боевых задач. Наша авиация также несла потери. В составе 2-й АЭ 293 ИАП мы выполнили большое количество боевых заданий и достаточно успешно, но также несли потери – погибли три летчика, потеряли часть самолётов. Боевой счёт сбитых самолётов у наших лётчиков возрастал с каждым днём.
За успехи, достигнутые в боях, нашей дивизии было присвоено наименование Сталинградской, многие лётчики били награждены орденами и медалями. Четырём лучшим нашим лётчикам полка было присвоено высокое звание «Герой Советского союза».
Вспоминается один случай, когда четыре транспортных самолёта типа Ю-52, видимо не найдя своего пункта назначения в кольце окружения, случайно вышли из облаков над нашим аэродромом. Взлетевшая дежурная пара наших Яков в течении трёх минут сбила все четыре Юнкерса. Вокруг аэродрома пылали четыре огромных костра догорающих немецких самолётов.
Однажды недалеко от нашего аэродрома, в воздушном бою был сбит фашистский истребитель Ме-109, летчик покинул самолёт на парашюте и практически спускался на аэродром на виду у всех находящихся вне землянок.
Он без сопротивления сложил личное оружие и выполнял все наши требования. В ожидании пока его отправят в штаб Воздушной армии, его привели в землянку лётчиков.
Состоялся интересный разговор: он не понимал по-русски, а мы практически не понимали по-немецки. Но профессиональный разговор всё же вёлся с сильной жестикуляцией руками, как обычно лётчики поясняют маневры самолетов. Нас, естественно, интересовало мнение фрицев о наших самолётах.
Сам немецкий лётчик был среднего опыта полётов и воздушных боёв. До этого он воевал на западном фронте, где лично уничтожил 6 самолетов английских ВВС (харикейны и спитфайры), на нашем Восточном фронте ему удалось сбить только один наш самолёт штурмовик Ил-2. Как оказалось, он еще не знал, что на наших штурмовиках в настоящее время имеется воздушный стрелок в турели с двумя крупнокалиберными пулемётами. Это его сильно удивило – надо быть (но как быть – он уже в плену) осторожнее, не как в начале войны. Он очень уважительно отозвался о наших Яках и ЛА-5.
Далее беседу пришлось прервать, так как пришла автомашина с двумя солдатами для сопровождения. Один из наших лётчиков, до этого молчавший, т.к. был ранен и очень зол на фашистских летчиков, сказал, показав на солдат с автоматами: «Капут». Немецкий лётчик, видимо, подумав, что допрос окончен и что его сейчас расстреляют, побледнел. Но его увезли в штаб армии.
Была ещё зима, но в этих местах уже чувствовалось дыхание весны – дни становились длиннее, солнце поднималось всё выше и выше.
Операция по разгрому немецких войск в окружении приближалось к концу. Кольцо существенно сжалось, враг понес огромные потери в живой силе и технике. Горючее для танков давно уже кончилось и немецкие танкисты их несколько вкопали в землю, используя как доты, но боеприпасы таяли. Как говорили солдаты, немец становился не тот.

Настал день, когда вопреки приказу своего Фюрера держаться до последнего солдата, фельдмаршал Паулюс, понимая всю бессмысленность дальнейшего сопротивления, объявил о капитуляции (о сдаче в плен). Огонь прекратился. Всюду появились белые флаги. Началась планомерная эвакуация военнопленных, а их было 95 000, остальные были уничтожены в боях.
Запомнился один момент: немецкие солдаты в своих «эрзац-валенках» и укутанные в различное тряпьё, абсолютно безразличные ко всему окружающему, колонной от горизонта до горизонта двигались на восток.
Освободившиеся наши войска доформировывались и направлялись на запад, где успешно продолжало развиваться наступление, ФРОНТ в это время находился где-то далеко за г. Сальск.
Наша дивизия в составе всех трёх полков была перебазирована вначале на аэродром под Котельниковом, а далее около Сальска.
Когда мы всем полком находились под Котельниковом, бросилось в глаза огромное количество танков вокруг аэродрома. Видимо, здесь произошел жаркий танковый бой: я насчитал 16 подбитых немецких танков, в основном Т-4 и только 3 советских танка Т-34. Бой был явно победным для наших танкистов.
Я всегда имел большое желание познавать любую технику. Вот и на этот раз, улучив немного свободного времени и облазив несколько немецких танков, мне удалось обнаружить с исправной башней, видимо, вышла из строя ходовая часть. Я довольно быстро и успешно освоил управление башней и орудием, а затем выпустил по степи несколько снарядов из пушки, чем весьма был доволен. Часто я пытался разобраться и освоить другую боевую технику, стрелково-пулемётное оружие, боеприпасы и др. Я был молод и любопытен. Командир полка не раз говорил мне: «Брось ты это дело, тебя не убьют в бою, а ты сам подорвёшься на немецкой технике» Но, несмотря на фактический запрет, любопытство брало верх, я продолжал в свободное время от боёв ковыряться в различной трофейной, да и в своей технике.
Оказавшись в г.Сальске, наш истребительный авиационный полк продолжал выполнять различные боевые задания командования, несмотря на то, что ряды наши поредели, самолётов было мало. Чувствовалось, что нас скоро отправят в тыл на формирование и получение новых самолетов. А пока мы действовали, несли боевое дежурство, прикрывали свой аэродром и другие объекты.
Вспоминаются два случая из этого периода. Один из наших летчиков на подбитом самолёте выполнил посадку в степи, вне аэродрома. После восстановительного ремонта силами нашего технического состава полка самолёт был подготовлен к перелёту на свой аэродром. Мне было поручено перегнать самолёт, как более опытному лётчику, имея в виду, что во время ремонта самолёта выпало значительное количество снега, безусловно усложнившего, а может быть и сделавшего невозможным взлёт. Это было необходимо оценить и, приняв правильное решение, безусловно выполнить задание – пригнать самолёт, ведь их было у нас мало.
Прибыл на место назначения, около 150–180 км от Сальска, правда, недалеко от железной дороги, добираться пришлось на железнодорожном составе, состоящим из одних цистерн. Практически приходилось сидеть на сцепах и металлических рамах, было холодно, но спасало хорошее лётное обмундирование и бесконечные остановки, когда все бежали к паровозу, чтобы немного погреться. На покрытие этого расстояния составу потребовалось более двух суток.
Оценив обстановку на месте, я понял, что благополучно взлететь не удастся. Надо было что-то придумывать. Но что? Нас там только 4-е человека и самолёт. С одним из механиков я ушёл на станцию, где мне удалось договориться с одним из пехотных капитанов, который; вникнув в обстановку и задачу, стоящую передо мной, согласился помочь. Он выделил около ста человек солдат и командира с ними на 2–3 часа.
По выбранному мной направлению солдаты строем прошли по снегу, утаптывая его сапогами. Получилась импровизированная взлётно-посадочная полоса. Я был рад такому варианту, хотя ВПП была коротковата, но я надеялся, что в конце разбега для взлёта самолёт сможет оторваться от земли за счет подъёмной силы крыльев и всё будет благополучно. Я приказал готовить самолёт к вылету на завтра, в этот день мы все сильно измотались, да ещё предстояло натаять снегу и нагреть воду для системы охлаждения двигателя самолёта.
Ночью мои мысли многократно прокручивались вокруг взлёта и под утро у меня созрела, на мой взгляд, еще одна удачная идея.
На самолёте Як-I, как и на всех других самолетах конструктора Яковлева, были посадочные закрылки, имевшие только два положения: выпущены и убраны. Управление ими было пневматическое. Промежуточного положения, которое можно было бы использовать для облегчения взлёта, не было.
Идея состояла, в том, что мы подготовили несколько брусков порядка 250–300 мм длиной. Поставили их между щитками и краном и дали кран управления на уборку. Щитки крепко зажали бруски, оставшись выпущенными примерно на 15–20°, что было необходимо.
Самолёт был готов к взлёту. Я выполнил взлет успешно, дал щитки на выпуск, брусочки все выпали, а затем убрал щитки. Пригнал самолёт на свой аэродром и получил благодарность командира полка за находчивость. Мы и раньше использовали щитки самолёта для выброса листовок, которые раскладывались пачками в секциях щитков, щитки убирались, a в нужный момент в воздухе открытие щитков обеспечивало сброс листовок на головы противника.
Вспоминается один курьезный случай, когда мы летели на выполнение боевой задачи прикрытия, были «заправлены» листовками, которые должны были сбросить в конце задания. Завязался воздушный бой, в котором одному из наших лётчиков Ме-109 зашел в хвост и опасно близко приблизился. Этот лётчик сообразил: выпустил посадочные щитки и облако листовок полетело на фашиста. Немецкий лётчик, видимо, подумал, что это новое оружие, сильно испугался и его как ветром сдуло. Как говорится, русская смекалка. Смекалка и находчивость всегда были присущи русским людям, в том числе и лётчикам.
В одном из воздушных боёв, в подобной ситуации летчик выполнил переворот через крыло и выпустил шасси (шасси на Яке выпускались мгновенно), управлялись они тоже пневматикой. Внешне это выглядело так: «сдаюсь» и поднял руки вверх. Но это также ошеломило немецкого лётчика и он прекратил преследование.
Однажды мне самому удалось удачно использовать возможности самолёта Як-I. Я хорошо знал и владел штопором самолёта, он был послушен на штопоре, как и на любой другой фигуре высшего пилотажа. Практически выходил из штопора на любой части витка. И вот в одном из воздушных боёв я, оказавшись в прицеле фашиста, резко ввел свой самолёт в штопор и вывел из штопора в направлении под самолёт противника. Конечно, он потерял меня и я даже удачно сумел его атаковать снизу сзади, безусловно, «штопор» не боевая фигура, но в этой частной ситуации она позволила использовать её удачно.

Итак, мы наводились на аэродроме около г. Сальска. Выполняли различные боевые задания и дежурили по готовности № 1 – сидеть в кабине самолётов и быть готовыми взлететь через 1–1,5 минуты, только запуск двигателя и взлёт без выруливания.
В одном из таких дежурств дежурили парой. Взлетела зелёная ракета на КП. Запуск двигателя, взлёт. Мы в воздухе, но у моего ведомого лётчика не убираются шасси – какое-то противодавление мешает им дожаться и встать на замки. Принимаю решение идти один. С КП команда: курс на Малыгский канал, смотрите разрывы наших зениток, ищите самолет-разведчик. Вижу разрывы, но не могу увидеть разведчика. Разрывы зениток стихают. Поступает команда – курс на совхоз «Гигант». Ага! Увидел! Но очень далеко, еле различимая точка. Максимальный режим работы двигателя, надо догнать.
Передав на КП наведения: «Вижу, догоняю, буду атаковать». Расстояние между нами медленно сокращается. Но что это? Силуэт самолёта разведчика, очень похож на наш самолёт. Приближаюсь ещё, немного слева. Точно, это самолет Як-7б со звёздами на крыльях. Идёт спокойно без всякого признака волнения.
Меня наводили на него, но сейчас уже на пределе наведения (далеко), да и связь неустойчива по той же причине. У меня топлива немногим больше, чем необходимо для возвращения. Как говорится: «ваше решение?» С одной стороны, если это немецкий разведчик на нашем самолёте, необходимо уничтожить. Я готов, положение удобное для атаки, только довернуть и открыть огонь. С другой стороны, а если это свой самолёт и летчик выполняет своё задание и совершенно уверен, что я его не трону. Принимаю решение – разворот, курс на свой аэродром, посадка. Первые же вопрос – ты его догнал, почему не сбил? Объясняю. Говорят – не может быть. Так и осталось неясным положение – кто это был.
Фронт ушёл далеко на запад, мы фактически остались во фронтовом тылу. Получаем приказ передать все самолеты на пополнение одному из полков, но не нашей дивизии. Самим отправляться на формирование и получение новых самолётов. Нас сажают на транспортные самолёты и через несколько часов мы на аэродроме Разбойшина, недалеко от г. Саратова. Несколько дней отдыхаем, приводим себя в порядок, успеваем даже сходить (съездить) в оперный театр в Саратове. Посмотрели балет «Лебединое озеро». Это прекрасно – во время войны хоть несколько часов о ней не вспоминать.
Но на обратном пути немцы напомнили о ней, прилетели бомбить город. Тревога. Бомбят где-то дальше, идем по улице, но идти тоже не совсем безопасно. Наши артиллеристы зенитчики бьют по немецким самолётам, светят прожектора. А по асфальту тротуара и мостовой со свистом шлёпаются осколки от наших снарядов зенитной артиллерии.
На некоторое время прячемся в подъезде дома, все же не хочется быть ранеными или убитыми, так, ни за понюх табака.
Всё стихает – отбой воздушной тревоги. Довольно удачно и быстро добираемся до землянок на аэродроме, где нас расположили.
Снова начинается кропотливая и ответственная работа по отбору и вводу в строй новых молодых лётчиков.
Уже получили на полк 32 новейших истребителя Як-I. «Зеркалки», так их окрестили за то, что за кабиной летчика гаргрот срезан, бронеспинка только до плеча, а выше стоит 120-мм прозрачная броня, состоящая из органического и силикатного стекла. Обзор на хвост существенно улучшился. Это очень хорошо.
Молодых летчиков тренируем прямо на их же самолетах. Боевая слаженность звена, группы, прием воздушного боя, особенности тактики, применяемой фашистами.
Вот уже и сформировалась вся 283 ИАД. 100 штук новеньких, как говорят – без сучка без задоринки Як-I. Носы всех самолётов окрашены в красный цвет – это опознавательная окраска дивизии.
В числе этих самолетов в нашем полку 6 самолетов, подаренных нам трудящимися г. Саратова, в том числе и у меня с дарственной надписью: «Евгению Пряничникову от трудящихся Свердловского района г.Саратова.
Церемония передачи была приятной, представители трудящихся на митинге высказывали уверенность в том, что наши летчики на их самолетах опытный и отважный народ и внесут существенный вклад в дело разгрома врага и достижения Победы.
Дивизия была полностью готова и ждала приказа, на какой участок фронта ей надлежит отправиться, где теперь предстоят крупные операции по разгрому врага. Ведь наша дивизия была РГК (резерв главного командования) и ее могли направить в любую воздушную армию, как усиление в решении очередных задач.
Мы на Кубани. Аэродром – станица Елизаветинская около Краснодара – таково решение высшего командования. Значит, здесь будут крупные бои. Линия фронта проходит через Темрюк, что на берегу Азовского моря, немного восточнее станицы Крымская (ныне город Крымский) и далее упирается в Черное море в г. Новороссийск.
Поставлена задача подавить немецкую авиацию, завоевать абсолютное превосходство в воздухе. Кроме нас, здесь ещё много нашей авиации, и наши 100 самолетов истребителей – это существенный довесок.
Но здесь действует большая группа немецких асов, с ними надо считаться.
На следующий день группами по 20–12 самолетов с интервалом 20 минут делали ознакомительный пролет вдоль линии фронта. И началась боевая работа, прикрытие наших войск, в том числе, «Малой земли» – морской десант в районе совхоза «Мысхако».
Ежедневные воздушные бои. Эти бои вошли в историю Великой Отечественной войны, как самые многочисленные по числу участвующих одновременно в бою самолётов – «Собачьи свалки». Одновременно насчитывалось в воздухе 100–200 самолетов.
Удержаться группой было трудно, но сохранить боевую пару в основном удавалось. Было отлично налажено взаимодействие с постами наведения и зенитной артиллерией.
Примерно после двух недель почти непрерывных боёв в апреле 1943 года немецких самолетов явно поубавилось. Они начали осторожничать, уклоняться от боя. Говорят, у них был приказ, в котором значилось: «На Кубани появилась большая группа советских асов, летающих на самолётах Як-1 с красными носами. С ними в бой не вступать или вступать осторожно». Зауважали они советских истребителей. Это уже здорово.
Мы надёжно прикрывали свои войска с воздуха, а они выполняли свои боевые задачи, двигались вперёд, прижимая немцев к морю.
Была освобождена станица Крымская и ряд других стратегически важных населенных пунктов.
В это время наш полк базировался на аэродроме возле станицы Абинская. Забегая несколько вперёд можно сказать: за время пребывания нас на Кубани, а мы там были только 1 месяц и 5 дней, только один наш полк (30 летчиков) сбили в воздушных боях 78 немецких самолетов, а сами потеряли 17 самолетов и 6 летчиков. Эти цифры говорят сами за себя достаточно красноречиво и убедительно. Здорово!

Базируясь на аэродроме станицы Абинская, мы почти ежедневно наблюдали, как через наш аэродром на запад на боевое задание пролетали самолеты – пикирующие бомбардировщики Пе-2, конструктора Петлякова. Это были отличные бомбардировщики, и при хорошей профессиональной выучке летного состава, даже точечные цели поражали исключительно эффективно. Так вот, эти самолеты водили женщины под командованием полковника М. Расковой. Прекрасно, четко и бесстрашно работали летчицы её полка. Мы их не видели, т.к. они базировались где-то дальше от линии фронта, но мы знали и привыкли к тому, что всегда пролетали через наш аэродром, то девяткой, то двумя девятками, видимо, выполняя сложные и ответственные задания. Работали они практически без потерь – от немецких истребителей их надёжно прикрывали наши самолёты, а зенитную артиллерию они хорошо умели подавлять и сами.
Но в один из дней ушла на задание девятка, возвращались восемь самолетов. Мы, наблюдавшие с земли, были сильно огорчены, но через несколько минут мы увидели на горизонте низко летящую «Пешку», за которой тянулся шлейф дыма, она горела, но шла через наш аэродром. Все наблюдали за этой машиной. Думали, что она сядет на наш аэродром, но она прошла над лётным полем и села в 3-4 км от нас. Естественно, мы бросились туда, чтобы помочь, если возможно, кто на разных спецмашинах, а кто так – бегом.
Когда мы прибыли на место посадки, то увидели следующую картину: самолёт был удачно посажен на полянке, но сильно горел и вот-вот могли начать рваться топливные баки и боеприпасы.
Отважный экипаж этого самолёта – три молоденькие девчонки – поодаль сидел на земле и заливался горькими слезами. Когда мы спросили их, что их так сильно огорчает, вы, ведь выполняли задание и остались живы? Они ответили, что им жалко самолёт. Мы как могли, утешали их, а один лётчик сказал в шутку: «Ничего, девчата, Ферапонт Головатый ещё купит». Это несколько разрядило обстановку. Мы подвезли девчат на наш аэродром, накормили и отправили их на свой аэродром, предварительно сообщив по телефону, что экипаж жив, а это самое главное.
В один из дней нашей эскадрилье было поручено нанести штурмовой удар по немецкому аэродрому около Анапы, на котором базировались в основном Мессершмиты, которые, благодаря близости фронта, сильно мешали нашей авиации.
Было принято решение удар нанести рано утром с рассветом, максимально используя элемент внезапности и предутренней притупленной бдительности. Десятку истребителей Як-I повёл ее командир капитан С.И. Сафронов. Заход был выполнен со стороны моря на малой высоте. Немцы не ожидали нас и не видели.
Первый удар был весьма результативным – запылали 5 самолётов, в двух местах загорелись склады, видимо с горючим, т.к. пламя и дым были весьма интенсивными. Огромный очаг пламени вспыхнул в районе сосредоточения спецмашин для обслуживания самолетов.
Второй заход для удара оказался более тяжелым и менее результативным. Немцы, хотя и были ошеломлены, но сумели оказать сопротивление. Сплошная стена пулемётно-пушечного огня преградила нам путь. Казалось, пройти невозможно. Удар был нанесён, вспыхнули еще два самолёта немцев, видимо, часть немецких самолётов получила серьёзные повреждения без возгорания. Появились ещё очаги пожара и взрывы. Мы все вернулись на свой аэродром, но привезли много пробоин и повреждений со второго захода.

На одном из участков фронта была расположена зенитная батарея, видимо, перебазированная сюда с кораблей Черноморского флота, да и обслуживали её моряки. А моряки, как известно, народ отважный и храбрый. Вели они себя так, как на корабле – ведь там не убежишь и не спрячешься. Пушки батареи были расположены на каких-то кругах, возможно, цементных, никак не замаскированы и видны были издалека. Нo эти моряки владели искусством стрельбы по самолётам в совершенстве, так что немецкие лётчики очень боялись этой батареи, никогда её не трогали и обходили стороной.
Мы, лётчики, всё это знали и иногда, в процессе воздушного боя, когда было туго, тебя преследовал Ме-109, мы направлялись в район батареи, а моряки, в порядке выручки в бою, несколькими очень меткими залпами обязательно отсекут преследователя, обратив его в бегство, а то и собьют. Прекрасный пример взаимодействия моряков и лётчиков.
Один из многочисленных боёв разгорелся прямо над нашим аэродромом. В этом бою участвовало порядка 20–25 самолётов. Бой был тяжёлый. Короткие, но частые пулемётно-пушечные очереди с обеих сторон говорили, что те и другие лётчики были весьма опытными и экономили боеприпасы, зря не стреляли, только с коротких дистанций, как наиболее эффективных. Уже пылали на земле три сбитых мессершмита Ме-109, один из наших самолетов ушёл на посадку, очевидно, было что-то повреждено.
Видим, как загорается один из наших самолётов, лётчик покидает самолёт с парашютом и уже опускается на нём. Мы, наблюдавшие за этим воздушным боем, облегчённо вздохнули – хорошо, что лётчик жив. Бежим в сторону лесочка, где по нашим расчетам должен опуститься лётчик. Бегаем по лесу, но не можем обнаружить ни лётчика, ни парашюта. Лес довольно густой и далеко не просматривается. Через несколько минут поисков слышим крик – вот он. Сбегаемся вместе, но что это? – парашют и лётчик повисли высоко на деревьях, но летчик недвижим, никаких попыток не было, чтобы опуститься на землю. Осторожно опускаем лётчика на землю. С нами врач полка доктор Бограш. Осматривает лётчика, делает какие-то уколы, но безуспешно. При дальнейшем осмотре обнаруживается огромный синяк – кровоизлияние на спине. Очевидно в момент покидания самолёта как-то не удачно он ударился о стабилизатор или другую часть самолёта. Получилось кровоизлияние и кровь во рту. Шлемофон был туго затянут и не позволил освободиться от крови, наступило удушье. Тяжёлая потеря, рок, а очень хороший был лётчик.
Один из воздушных боёв, в котором мне довелось участвовать, произошёл над Новороссийском, частично над морем, частично над плацдармом, который занимали моряки-десантники. Мы вылетели в составе 14 самолетов, наша эскадрилья была подкреплена звеном (4-е самолёта) из соседней эскадрильи. Задача была – прикрывать наши войска (десантников) и наши самолеты Ил-2 – штурмовики и бомбардировщики Пе-2 и Б-25, которые обрабатывали немецкие позиции, облегчая работу десантников.
В это время приходит большая группа Юнкерсов под прикрытием самолётов истребителем Мe-109.
Завязался ожесточённый бой. Мы атакуем Юнкерсов. Вот уже два самолёта падают, один в море, другой на берегу. Третий Юнкерс задымил и развернулся, сбросив свой смертоносный груз беспорядочно в море, в сторону Крыма, там они базировались. Наша часть (6 самолётов) группа прикрытия связалась с истребителями. У нас тоже имеются сбитые Мессершмиты.

Дата добавления: 2015-09-06