Обрывки мыслей и воспоминаний – шаг за шагом 1 страница

Отец мой родился в бедной деревушке Ярославской области. Многочисленные заботы и постоянная нужда были причиной для отца ещё в детстве уехать в город на поиски работы. После некоторых скитаний он оказался в Петрограде, где, сменив ряд мест, на некоторое время задержался на специальности киномеханика.
Деда своего мне не довелось видеть. Побывал в этой деревушке я единожды значительно позже. Бабушка была всю жизнь в заботах и трудах ради многочисленного семейства. Из недолгого пребывания на родине отца мне запомнился лишь один эпизод из жизни деревушки. На окраине деревни недалеко от леса жители её разыскивали и выкапывали экзотические грибы (они росли в земле) трюфели, которые были весьма вкусны (может быть, это только воспоминание детства).
С первых дней империалистической войны (первая мировая война) отец оказался в солдатах и длительное время находился на различных участках фронта в окопах.
Вспоминал различные эпизоды из солдатской жизни: служение молебна перед боем, газовая атака, солдатские игры, аэроплан, награждение отличившихся крестами.
Отец хорошо умел стрелять, так например, из винтовки практически без промаха попадал в подброшенный пятак. В связи с этим ему поручили пристрелку винтовок для своей роты.
Революция 1917 года застала его в окопах Германского фронта, которую он, как и все солдаты, воспринял с большим воодушевлением и очень скоро оказался в рядах Красной армии, защищавшей Советское молодое государство от многочисленных врагов как внутренних, так и внешних.
Служа в рядах Красной армии, ещё в период Гражданской войны он быстро рос в должностях и уже носил на нарукавных петлицах три ромба.
Там же на фронте он встретил мою будущую мать, которая связала свою жизнь до конца жизни с ним. Была на всех фронтах и делила с ним все тяготы во время войны и все послевоенные годы.
Закончил он службу в рядах Советской армии уже после Великой Отечественной войны и вышел в отставку, будучи полковником Главного управления, членом коллегии одного из оборонных министерств.
Моя мать так же родилась в крестьянской семье в деревне близлежащей к городу. В силу бедности и трудности жизни в деревне, многие жители этой деревни работали на ткацкой фабрике города Нарва. Там работал ткачом и мой дед по линии матери. Дома бывал мало. Говорят, был связан с подпольщиками революции, но дожить до революции ему не довелось – он рано умер. Большинство детей его работали на этой фабрике, едва-едва сводя концы с концами. Мать рано покинула деревню и судьба привела ее на фронты Гражданской войны, где она встретилась с моим отцом.
В этой деревушке, находящейся в 12 км от г. Нарвы и в 14 км от г. Кингисеппа (бывший Ямбург) я бывал в своей юности. И запомнилось мне большое количество болот и лесов, окруживших деревушку. Леса и болота были богаты грибами и ягодами, которые были большим подспорьем в семье.
Бабушка была весьма энергичная и, несмотря на раннюю смерть деда, справлялась с нехитрым деревенским хозяйством, подключая все своё многочисленное семейство.
В этот период советской истории государственная граница с Эстонией проходила прямо черев деревню так, что половина ее была в Эстонии, а половина в Ленинградской области. После Великой Отечественной войны этой деревушки не стало вовсе.
К моменту моего рождения отец был переведен в г. Рыбинск, а вскоре в Москву, где я живу по настоящее время. Окончил среднюю школу, параллельно увлекался авиамоделизмом, что и определило всю мою последующую судьбу.
В авиамоделизме достиг определенных успехов: строил различные модели, с которыми выступал на соревнованиях. Одна из моделей с бензиновым моторчиком, имевшая размах крыльев почти три метра, была в числе первых десяти моделей, построенных в Советском союзе с бензиновыми моторчиками.
В нашем дружном коллективе энтузиастов авиамоделистов нельзя не вспомнить братьев Куликовых Константина и Виктора, братьев Краевских Владимира и Александра и братьев Петуховых Владимира и Александра. Особенно хочется вспомнить Владимира Петухова, самозабвенного энтузиаста, который буквально все делал своими руками и добивался больших успехов. Даже в наше время, когда он работал в КБ Яковлева А.С., он оставался моделистом и не только в душе. Можно вспомнить и многих других энтузиастов авиамодельного спорта тех времен (1937-1940) С. Малика, М. Згорина и, конечно, как сейчас говорят, наших наставников-гуру (учителей) Н.Н. Уколова, Е.А. Федорова. Работали мы в то время в Московском доме пионеров (пер. Стопани) и частично в Центральной авиамодельной лаборатории (ЦАМЛ) при ЦАГИ (ул. Разина).
Параллельно с этим увлечением и учебой в школе – 8-10 классы, я усиленно занимался в Аэроклубе Свердловского р-на г. Москвы.
Научился летать на учебном самолёте У-2 (в дальнейшем По-2), замечательном самолёте конструктора Поликарпова. Огромное поколение замечательных советских летчиков начинало учиться летать на этом самолете. Этот самолет внес немалый вклад в победу во время Великой Отечественной войны, будучи ночным легким бомбардировщиком.
В последующие два года я в этом Аэроклубе был инструктором-общественником, продолжая учёбу в 10 классе средней школы. После окончания школы 18 лет от рождения я уехал учиться летать в Борисоглебскую истребительную военную школу лётчиков им. В.П. Чкалова (декабрь 1039 г.) В этой военной школе я проучился 1 год и 4 месяца, за это время освоил самолёты Ут-2, Ути-4 и боевой самолет-истребитель И-16, того же конструктора Поликарпова. Этот самолёт был в то время самым прославленным, он воевал на Хасане, Халхин-Голе и в небе Испании. Немало отважных подвигов совершили наши лётчики на этом самолёте. Этот самолёт своей маневренностью, скоростью и отличным вооружением (2 пулемета ШКАС калибра 7,62 мм и две пушки ШВАК калибра 20 мм) наводил трепет на японских летчиков и заставлял уважать себя немецких летчиков, воевавших в небе Испании на самолётах Ме-109 фирмы Мессершмитт, имевших в то время несколько меньшее вооружение (два пулемёта МГ калибра 7,92 и одну пушку калибра 20мм) и маневренность.
Окончил я эту военную школу лётчиков на «отлично» по теории и практике полетов, но в соответствии с приказом маршала С. Тимошенко получил военное звание – сержант (вместо – лейтенант, как получали мои коллеги, выпустившиеся несколькими месяцами раньше).

Окончил я эту военную школу лётчиков на «отлично» по теории и практике полетов, но в соответствии с приказом маршала С. Тимошенко получил военное звание – сержант (вместо – лейтенант, как получали мои коллеги, выпустившиеся несколькими месяцами раньше).
В этом звании, в серой шинели (вместо синей) и в солдатском обмундировании я приехал для продолжения военной службы в качестве боевого лётчика-истребителя в 34 истребительный авиационный полк ПВО г. Москвы на аэродром Люберцы. Своим солдатским видом я немало удивил своих будущих коллег и командование полка и дивизии.
Командир полка майор Рыбкин, ознакомившись с моими документами и, в первую очередь, летной книжкой (основной документ лётчика, отражающий его лицо и лётную выучку), сказал:
– Да у нас все такие лётчики, прибывающие из военных школ.
Конечно, это хорошо я знал и сам. Меня приняли очень хорошо и я начал постепенно вписываться в коллектив. Все лётчики срочной службы в то время жили в казарме. Я был очень рад такому назначению – рядом Москва, где жили мои родители и сестра.
Оставалось несколько месяцев до Великой Отечественной войны, но никто этого не чувствовал, шла размеренная боевая подготовка. В это время полк получил новые самолеты-истребители конструктора А.И. Микояна МИГ-I. Эти самолеты существенно отличались от И-16, на которых полк был хорошо обучен и готов выполнять боевые задачи.
Получение новых самолётов и задача их освоения в кратчайшие сроки накладывало на весь личный состав полка большую ответственность и требовало многих усилий.
Несколько слов о самолете МИГ-I, в дальнейшем МИГ-3. Этот самолет имел более совершенные аэродинамические формы, как говорят более «зализан», на нём был установлен мощный высотный двигатель водяного охлаждения. Лопатки Поляковского, применённые в системе наддува, обеспечивали ему высотность до 7000 м. На этой высоте самолёт превосходил все известные самолеты мира, в системе ПВО этот самолет был незаменим.
На следующей серии этих самолётов МиГ-3 были установлены предкрылки на передней кромке крыла, которые автоматически выпускались на больших углах атаки, чем обеспечивали повышенные противосрывные свойства самолёту.
Наш полк (34 ИАП) приступил к освоению этого самолёта. В начале начали самостоятельно вылетать на этом самолёте наиболее сильные и опытные лётчики и руководящий состав полка и дивизии. Прекрасно вылетел на этом самолёте командир дивизии полковник Климов и другие лётчики, которые тут же делились впечатлениями об этом самолете и, как могли, передавали опыт. В конце мая 1941 года мы вылетели на летний полевой аэродром в районе г. Серпухова на берегу реки Оки. Здесь продолжалась кропотливая напряжённая работа по освоению этого самолета. Надо сказать, что наибольшая сложность заключалась в отсутствии учебного самолета этого типа «спарки». Поэтому каждому летчику приходилось самостоятельно вылетать без провозки и показа особенностей в воздухе. А этот самолёт существенно отличался от других самолетов не только по боевым качествам, но, что особенно важно, в период освоения его, по характеру поведения его на взлёте и посадке, да и на других режимах полёта. Здесь не обошлось без курьёзов и даже неприятностей. Один из лётчиков, не удержав направление при взлёте, развернулся, уклонившись от первоначального направления, в связи с чем шасси самолета не выдержали и сломались, машина была разбита. Это было весьма печально.
С другим летчиком произошло следующее: он отлично взлетел, выполнил два ознакомительных круга и начал заходить на посадку, но никак не мог правильно рассчитать и уходил, как говорят, на второй круг, в результате выполнил пять заходов, но не мог посадить самолет. Дело грозило окончанием запаса горючего, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Благодаря большому методическому опыту командира полка майора Рыбкина, который вмешался в руководство полетом, ситуация была спасена: он сказал, что летчик устал и не сядет. Пусть отдохнёт – сделает два круга без захода на посадку. После этого он приказал заходить и садиться. Что летчик и выполнил – блестяще посадил самолет, но вылез из него, как говорят, «мокрый». Освоение новых самолетов шло в основном успешно.
Дошла очередь и до меня. Я был в полку самым младшим, теоретически и морально я был готов к самостоятельному вылету на новом самолете. Выполнил два полета и две посадки – так было принято по методике обучения. Практически замечаний не было. Я был рад, самолет МиГ-I мне понравился.
Приближалось 21 июня I941 года – начало Великой Отечественной войны Советского народа с самым злейшим врагом всего человечества – фашизмом. Война не на жизнь, а на смерть, самая кровавая из всех войн, война двух идеологий и тут компромисса быть не могло, только Победа, только разгром фашизма.
Но пока всерьез никто не верил, что война вот-вот начнется. Ползли слухи, что немцы сосредотачивают войска на нашей границе, что войска они отводят с запада для отдыха, что были отдельные перебежчики от немцев, которые называли даже дату начала войны.
Буквально накануне войной запахло всерьез. Весь личный состав полка был собран по тревоге, распределены задачи. Срочно набивались пулемётные и пушечные ленты, заряжались пушки и пулеметы. Все самолеты были приведены в полную боевую готовность.
На следующий день мы услышали: враг вероломно напал на нашу Родину. Война началась. Выступление т. Сталина И.В. Вся страна всколыхнулась. Все за оружие, всё для победы.
Наш полк ПВО получил приказ срочно перебазироваться и рассредоточиться на двух более стационарных аэродромах и полностью быть готовым к защите нашей столицы г. Москвы.
Далее последовал приказ и его исполнение – образовать из нашего полка два, один на самолётах МиГ-I с летчиками, которые полностью освоили этот истребитель, и второй – на самолётах И-16 с летчиками, не успевшими полностью освоить МиГи – не выполнили нужного количества полетов на пилотаж, на самолетовождение и на боевое применение по щитам на земле и конусам в воздухе.
Естественно, я оказался в 177 истребительном полку, имевшем на вооружении истребители И-16 последних серий с пушками, пулеметами и реактивными снарядами РС-82.
Шло боевое дежурство на новом аэродроме около г. Подольска.
Первый месяц враг не трогал Москву, за исключением отдельных разведчиков. А на западе шли тяжелейшие наземные и воздушные бои. Враг имел некоторые преимущества, так как напал неожиданно и в полной боеготовности, на многих участках ему удавалось теснить наши войска. Все это, естественно, печалило летчиков, да и весь личный состав истребительного полка. Получалось, что мы не у дела, надо помогать там, где льется кровь наших воинов и неисчислимое горе и беда свалились на головы местного мирного населения.
Но высшее командование лучше знало, где держать наш полк.
Только через месяц после начала войны враг решился бомбить Москву.

Налеты он совершал только ночью. А наш полк был не обучен полетам и выполнению боевых задач в ночных условиях. На нашу долю оставалось дневное дежурство в самолетах по готовности № I – это значит взлет после сигнальной ракеты через 1–1,5 минуты.
Мы исправно выполняли эту задачу, изредка вылетая на перехват разведчиков и самолетов-нарушителей, своих самолетов, летящих без оповещения. Мы исправно справлялись с этой задачей, сажая таких «нарушителей» на свой аэродром. Но все это не давало удовлетворения. Мы хотели участвовать в настоящих воздушных боях.
Появилось решение – из многих полков ПВО Москвы сформировать новый полк и отправить его на действующий фронт, вооружив его самолетами истребителями И-16. Из нашего 177 ИАП было выделено 6 самолетов и 6 летчиков-счастливчиков были назначены в их число. Они готовились в соответствии с указаниями командования. Я не был в их числе и искренне завидовал им. Но судьба распорядилась иначе. В день отлета этих самолетов меня перехватил в столовой командир полка и сказал:
– В твоем распоряжении 30 минут, личные вещи на Ли-2, а сам улетаешь на самолете, на котором должен был лететь летчик Подопригора. Все ясно?
Я ответил, что всё ясно, я рад и готов выполнять приказ. Единственное, чего не хватало – это времени. Вещички я успел бросить в самолет Ли-2 – наш лидеровщик. А рассчитаться с финчастью, продчастью, естественно, я не успел, но не в этом главное. Основное – я лечу на фронт.
Ровно через 30 минут в воздух взлетела ракета «запуск двигателей». И в тот же момент я подбежал к самолету, механики уже раскидывали ветки, маскировавшие самолет, я надел парашют, вскочил в кабину, механик помог пристегнуть привязные ремни, и запустил двигатель. Через две-три минуты мы все были в воздухе, пристроились к своему лидеру Ли-2, который вез весь технический состав для обслуживания этих самолетов.
Курс на г. Талдом, что севернее Москвы примерно в 200 км. Мы летели, сердца наши ликовали, нас было два звена (в то время авиационные звенья были из 3-х самолетов). Два младших лейтенанта – командиры звеньев и четыре сержанта.
Вот и Талдом, вот и аэродром. Один за одним идем на посадку. Оказывается, нас уже ждали. С других полков уже прилетели выделенные самолеты. Нас построили. Перед строем нового полка выступил представитель командования Московского военного округа. В своей речи он сказал: «Отныне вы 283 истребительный авиационный полк, вот ваш командир и комиссар. Времени никакого нет, будете знакомиться по пути на Волховский фронт, куда вы направляетесь волей высшего командования. На этом фронте нет наших истребителей, враг безнаказанно бомбит и штурмует наши наземные войска. Ваша задача пресечь его действия и, по возможности, уничтожить его самолеты.
К этому времени все самолеты были заправлены топливом. Последовала команда и мы все – 33 самолета И-16 – в воздухе, курс на Бежецк, ночевка и второй отрезок пути – и мы на аэродроме Веребье, что на единственном изгибе железной дороги Москва-Ленинград. Мы на фронте в 50–60 км от передовой, где идут бои.
Два-три дня на благоустройство и ознакомление с районом боевых действий. Выделенный нам участок линии фронта простирался практически по реке-красавице Волхов от Новгорода, через Чудов, Кириши (о них еще пойдет речь дальше) и практически до озера Ладожского.
Естественно, такой большой участок серьезно обеспечить было невозможно, другого выхода не было. В дальнейшем прибывали другие полки с тыловых аэродромов и постепенно становилось легче, равновесие сил в воздухе восстанавливалось.
А пока было тяжело, противник значительно превосходил нас в воздухе. На его стороне были истребители М-109 различных модификаций, у нас – прославленные, но значительно устаревшие И-16 (это не Испания). Было тяжело, но мы дрались с фашистскими асами, опираясь не энтузиазм, волю к победе и лучшие маневренные качества нашего «Ишачка», как любовно его называли все лётчики, да и техники. Противник понимал это и не шел на маневренный бой в горизонтальной плоскости, а тянул нас на бой в вертикальной плоскости. Надо сказать, что мы выполняли боевые задачи неплохо. Командование фронта, учитывая ситуацию в нехватке самолётов, было нами довольно.
К этому времени я уже совершил 17 боевых вылетов, участвовал в воздушных боях, штурмовал колонны войск, танков и железнодорожные составы, выполнял задачи разведок с воздуха.
В последнем воздушном бою участвовало много самолётов с обеих сторон. Бой был жаркий. Надо сказать, что в этот период и на этих самолётах не было радиосвязи ни между самолётами, ни с землей, и это естественно, накладывало свой отпечаток на характер боя. Вначале мы пользовались условными сигналами – эволюциями самолёта, но уже после первой схватки с мессершмитами, звенья практически распадались и бой носил характер самостоятельного одиночного боя, хотя и в общей свалке.
Так было и в этот раз. Самолеты мелькали всюду, трассы снарядов и пуль прошивали пространство. Атаки следовали одна за другой. В тот момент, когда один из фашистов проходил после атаки подо мной, я энергичным маневром захватил его в перекрестие прицела и дал длинную очередь из всех 4-х огневых точек. Дистанция была небольшая и мои снаряды прошили самолёт фашиста. Ме-109 вспыхнул, выпустил длинный шлейф дыма и круто, почти отвесно, стал падать к земле. Я ликовал. Это была моя первая победа а воздушном бою – первый сбитый самолёт противника, как потом оказалось, это был и первый самолет в полку.
Но в это время я сам был атакован мессершмитом, который я заметил только тогда, когда вдоль самолёта потянулись шнуры трассирующих снарядов и пуль, часть которых прошила мой самолёт.
Однако мой самолет не загорелся, оставался послушным в управлении, а двигатель, хотя и подбарахливал, продолжал работать и тянуть.
Сильная боль была в правой ноге, это немецкая пуля пробила её в районе пятки. Текла кровь, но что-либо сделать я не мог, нужно управлять самолётом, нужно вернуться на свой аэродром. Осмотревшись, я понял, что остался один, видно у всех кончилось горючее. Взяв курс на аэродром, я только уповал на то, чтобы не потерять сознание из-за потери крови.
Вот и знакомый аэродром, все уже дома, я последний. Рассчитываю и иду на посадку, но вижу красную ракету – «посадку запрещаю». Стараюсь осмыслить, в чем дело. Оказывается, я не выпустил шасси. В глазах уже идут круги и искорки. Сорок четыре оборота, лебёдки и шасси выпущено, мягко шелестит трава под колёсами, немного в сторону с ВПП, двигатель выключен и... дальше провал – слышу пулемётные и пушечные очереди, рёв моторов и тишина, кругом всё белое.
Оказалось, что я потерял сознание ещё в кабине самолета. Пришел в себя через четыре часа. Мне уже влили чью-то кровь и я лежу в полевом лазарете.

Пришедшие меня навестить коллеги лётчики и механики рассказали, что в моём самолёте насчитали сорок пять пробоин, из них шесть от снарядов, что пробиты два цилиндра двигателя. Какой же живучий самолет И-16, дотянул до своего аэродрома. Молодец! Мой механик улучил минутку и сказал:
– Командир, я тебе принес сувенирчик, – и бережно что-то разворачивал из газеты. Оказалось, что немецкая пуля пробила ногу, вошла в каблук моего сапога, оторвала его и иссякла. Вот этот-то каблук с немецкой пулей я долго хранил как сувенир.
Самолет восстановили. Через несколько дней он продолжал летать, выполнять боевые задачи. Полк набирался опыта, умножая свою славу в боях. Росли люди, новые задачи решал полк. А я оказался в госпитале, ходил на костылях и вместе с эвакопоездом через некоторое время оказался в Сибири, недалеко от Новосибирска, где окончательно вылечился через три месяца и был освидетельствован врачебной комиссией, как годный для прохождения дальнейшей службы.
Был направлен в 19 ЗИАП (запасной истребительный авиационный полк). Он базировался в нескольких километрах от Новосибирска, для обучения на новых боевых самолетах, последующего формирования в линейные полки, и отправки на фронт. Был декабрь 1941 года. Зима была лютая, морозы доходили до 44–46 °С. Спасало хорошее зимнее летное обмундирование.
Оказалось, что в этом запасном учебном полку я был единственный фронтовик, да еще имеющий боевой опыт.
В этом полку было много летчиков, давно не летавших и существенно утративших летные навыки.
Нa инструкторов-летчиков ложилась большая работа по вводу в строй таких летчиков. Полеты были интенсивные. После проверки техники пилотирования на Ути-4 и ввода меня в строй (я не летал уже более трех месяцев) мне предложили помочь инструкторам «повозить» обучаемых летчиков. Имеются ввиду провозные и контрольные полеты. Я дал согласие до того времени, как начнет формироваться очередной фронтовой полк. Основная мечта как можно быстрее на фронт в бой, мстить фашистам. Мы все регулярно слушали сводки Совинформбюро. Они по-прежнему были неутешительные, то на одном, то на другом направлении наши войска вынуждены были отходить под напором превосходящих сил противника. У нас не хватало танков, самолетов и другой боевой техники. Наша военная промышленность, эвакуированная на восток, только набирала силы. Нужно было выиграть время. Мы все это прекрасно понимали и все это только удваивало и утраивало наши усилия. Наш патриотизм был на самом высоком уровне. Буквально все, что только представлялось, мы мгновенно усваивали, впитывали в себя, готовясь к предстоящим боям.
Когда я понял, что меня хотят оставить на постоянно инструктором в этом полку, состоялся серьёзный разговор с командиром полка. Он оказал мне, что сам рвется на фронт, что через год – полтора он будет формировать боевой полк и возьмет меня в свой полк. Также он сказал:
– Ты повоевал, имеешь опыт и можешь нам помочь.
К этому времени я уже освоил два новых боевых самолета: ЛаГГ-3 и Як-7б и был готов воевать на любом из них, хотя мне больше понравился самолет Як-7б.
Несколько слов о самолёте Як-7б. Конструктором этого самолета был А.С. Яковлев. Самолет моноплан, смешанной конструкции: фюзеляж металлической форменной конструкции с полотняной обшивкой, а крыло цельнодеревянной. Двигатель М-105П двенадцатицилиндровый водяного охлаждения, мощностью 1100 л.с. В развале цилиндров была размещена 20 мм пушка ШВАК, а в дальнейшем даже калибра 37 и 45 мм ОКБ-I6. Самолет имел также один иди два крупнокалиберных пулемета БС, калибра 12,7 мм. Этот самолет был легким, маневренным и простым в управлении – «солдатская машина».
В разговоре с командиром полка я, естественно, не мог с ним согласиться, я рвался на фронт. В разговоре он заявил, что мог бы отдать меня под трибунал за невыполнение приказания. На что я ответил:
– Вы этого не сделаете, я же рвусь на фронт, а не наоборот.
В конце концов он согласился со мной и я был назначен в формировавшийся в это время 900 ИАП.
Пошла подготовка в новом боевом полку. Мы получили прямо с завода новые самолеты истребители типа ЯК-7б, о которых я уже говорил, говорил также, что они мне очень нравились и что я yжe полностью освоил этот самолет. Шла интенсивная ежедневная работа.
Небольшой эпизод: в этот период, прибыл с фронта 283 ИАП для получения и освоения новых самолетов и пополнения личным составом, в первую очередь летчиками. Мы встретились. От них я узнал, что я давно уже не сержант, что за боевые заслуги мне присвоено звание мл. лейтенант около 5 месяцев назад. Они рассказали о своих боевых делах, успехах и горьких минутах потерь своих товарищей-летчиков. Усиленно звали меня обратно в свой родной полк. Но им предстояло еще несколько месяцев осваивать новые самолеты. Я же рвался на фронт, был в составе 900 ИАП и полностью был готов выполнять боевые задачи как летчик-истребитель.
Оставалось несколько дней до нашего отъезда. Я не оговорился – именно отъезда, а не отлета, потому что облетав свои самолеты, мы их разобрали, поместили в специальные ящики и на платформы специального поезда.
Интересное явление я наблюдал в природе в этот период. Сильная морозная погода – февраль 1942 года. Я вышел из авиационного городка, направляясь на аэродром. И вдруг увидел впереди, притом так четко, авиационный городок, что не поверил своим глазам, оглянулся назад, но там был настоящий городок. Это был мираж. Для меня это было ново и интересно. В другой раз поздно вечером так же в морозную погоду я наблюдал необычное гало. Вокруг полной луны образовалось очень яркое светящееся кольцо диаметром примерно 8–10 диаметров луны, а на его поверхности еще более яркие расположились 8 лун, почти такой же яркости, как основная луна.
Настал день отъезда, начало марта, нас построили и перед нами держал речь представитель СибВО. Он сказал, что наш сибирский полк, он не сомневается в этом, отличится в боях за нашу Родину, что сибиряки всегда отличались стойкостью и отвагой и т.д. Мы переглянулись, но не нашли в своих рядах ни одного сибиряка. Здесь были москвичи, ленинградцы, харьковчане и представители других районов нашей Родины. Но в одном он был абсолютно прав. Все мы рвались на фронт и безусловно прославили бы свой полк.
Последовала команда «по вагонам» и потянулись долгие две недели нашего пути. Мы наблюдали виды нашей огромной Родины и были совершенно уверены, что такую страну фашистам не удастся поставить на колени, что Победа безусловно будет за нами.
Мы еще на заводе видели, как совершенно юные дети и женщины день и ночь непрерывно делали для нас боевые самолеты. Энтузиазм был огромен. Воистину, вся страна всколыхнулась и ковала Победу в тылу и на фронте. Правда, и мы были не старики. Большинству лётчиков было по 20–22 года, но в нас горел огонь.

Прибыли на аэродром в г. Тамбов, разгрузили и собрали своих «яков», как любовно все их называли, опробовали их в воздухе, устранили выявленные недостатки. И ждали приказа, на какой участок фронта нас направят.
Последовал ряд распоряжений, по которым мы в составе всего полка выполнили ряд перелетов, вначале оказавшись в районе Москвы, когда мы считали, что будем драться за нашу столицу.
В это время фашистские войска рвались к столице, вышли на дальние ее подступы – на линию Малоярославец-Можайск-Волоколамск, а на некоторых участках кратковременно им удалось прорваться даже на ближние подступы. Положение было весьма напряженным. Но Москва срывала все замыслы и срока гитлеровцев. Готовила и наносила удары по врагу, постепенно перемалывая живую силу и технику врага. Всем было ясно – наши войска готовятся и в ближайшее время нанесут по врагу сокрушительный удар, заставив отказаться их от захвата Москвы.
Но нам суждено было оказаться на аэродроме г. Урюпинска, где мы задержались не некоторое время. Мы считали, что решение Верховного командования наш полк включить в состав ВА, прикрывающей и обеспечивающей бои на южном направлении, где гитлеровцы замышляли захватить г. Сталинград, выйти на Волгу и далее снова, но с другого направления на Москву. Развертывалось величайшее сражение века – битва за Сталинград. Немецкие войска вышли на Дон, а в районе Калача шли жестокие бои. Наш полк пока бездействовал.
Последовало совершенно неожиданное и неутешительное распоряжение: «Передать все самолёты на пополнение 929 ИАП, а самим отправиться в тыл за новыми самолётами». У всех была одна мысль – вот это повоевали! Через три дня поступило дополнительное распоряжение: этому же истребительному авиационному полку передать всех рядовых лётчиков.
Итак, я в новом 929 ИАП (такова судьба и воля начальства). Меня это устраивало, я на фронте под г. Сталинградом на аэродроме Вороново. Бои идут весьма ожесточенные на Дону, особенно в районе Калача. Полк действует, выполняет задачи прикрытия наших наземных войск с воздуха от Юнкерсов типа Ю-87 и Ю-88, задачи завоевания превосходства в воздухе – идут многочисленные воздушные бои с мессершмиттами, yже появились новые его модификации Ме-109ф.
Надо сказать, что я попал в прославленный полк, здесь было чему учиться и у кого учиться. Учеба шла непосредственно в боях. В это время в нашем полку было 9 героев Советского союза, а остальные были награждены многими орденами. Это говорило само за себя.
Наш полк еще до моего прихода, в начале воевал на самолетах И-153 (Чайка) – это прославленная машина, особенно отличалась в боях на реке Халхин-Гол, но к настоящему времени безнадежно устарела, существенно уступала в своих тактико-технических данных немецким самолетам. Такое положение, естественно, вызвало к жизни определенные тактические приемы в боях с Ме-109. Так, например, «Кольцо» немецкие летчики не любили и чаще всего уходили прочь.
Переход же на самолеты типа Як-7б требовал применение и новых приёмов боя с немецкими самолётами. Наши «Яки» позволяли довольно успешно драться на маневре в вертикальной плоскости. На наших самолётах появились радиостанции. Это позволяло ведущему группы лучше управлять, а также получать информацию с наземных постов наведения.
Вспоминается один воздушный бой в начале августа в районе Калача. При прикрытии наземных войск подошла крупная группа немецких Юнкерсов с прикрытием истребителей типа Ме-109. Завязался ожесточённый воздушный бой. Ревели двигатели, трассы снарядов и пуль рассекали пространство. Мы с напарником увидали на высоте около 4000 м одиночный самолет Ме-110 – это двухмоторный истребитель. Видимо, в этом бою он использовался немцами как фотограф результатов бомбометания Юнкерсов или как разведчик. Мы немедленно атаковали его с двух сторон. Увидев нас, он выполнил переворот через крыло и стал круто пикировать, видимо, надеюсь уйти от нас, но мы продолжали его преследовать, не давая ему вывести свой самолёт из глубокого пикирования. Одна из моих пушечно-пулемётных очередей удачно прошила Мессершмита, он задымил и, не пытаясь выйти из пикирования, врезался в землю. Это была удачная победа. Бой к этому времени затихал и мы все (у нас было 12 самолётов) без потерь вернулись на свой аэродром. Оказалось при разборе боевого вылета, что мы еще уничтожили два Юнкерса и два Мессершмита Мe-I09. Это был весьма удачный бой с хорошими результатами. Но надо сказать, что бои были тяжелыми и мы всё же несли потери и в самолётах и в лётчиках.
Один из боёв для меня сложился неудачно. Видимо, одиночная случайная пуля врага где-то пробила систему охлаждения двигателя моего самолёта. За мной потянулась испаряющаяся струйка воды. Мне подсказали по радио коллеги-лётчики, да я и сам это увидел при развороте.
Стало ясно – без охлаждения двигатель долго не проработает. Подо мной территория, занятая врагом. Решение созрело мгновенно: курс 90°, возможно дотянем до своей территории. Побежали томительные минуты. Вот и линия фронта позади. Стрелки контроля режима поползли в разные стороны, из выхлопных патрубков появился белый дым – горело масло, скрежет, конвульсивные рывки двигателя и тишина, только шипение перегретого двигателя. Высота 4000 м. Ручка от себя, планирую, глазами подбираю площадку. Садись, практически, где хочешь – степь, только одиночные овраги, да пересохшие речки нарушают однообразие. Тем временен высота падает – 3000, 2000, 1000 м.
v
И вот, когда до земли оставалось 500–600 метров, я услышал (мой двигатель не работал) характерный свист самолета Me-109. Повернулся назад – я у него уже в прицеле. Как говорится – ваше решение? Скорее автоматически, чем сознательно, – ручка от себя и влево, педаль левая. В этот момент огненные ленты прошили мой самолёт, полетела обшивка с правого крыла. Выравниваю самолет из крена, ручка на себя – земля. Самолёт не скапотировал – уже удача – лежит на животе. Мысль работала быстро и чётко: «Наверное, будет расстреливать на земле». Быстрее от самолёта, ремни, за борт, но падаю боком, откатываюсь в сторону, смотрю в небо – где он? Оказывается, я ранен в правую ногу. Фриц сделал круг над моим самолётом и ушёл на запад, видимо, подумал: «Готов Иван». Далее всё пошло значительно медленнее и тяжелее. Знойное полуденное солнце в небе, стрекот кузнечиков и никого, сколько глаз хватает, кругом ни людей, ни машин. Только мы вдвоём – я раненый в ногу (три осколка) и безжизненный распластанный на земле самолёт, который всего каких-нибудь 10–15 минут назад был грозным для фашистов.
Перевязываю ногу, забираю планшет и парашют, снял и часы с самолёта (они сейчас хранятся у меня как память об этом событии), но, о ужас! наступать на ногу практически не могу, а кругом ни одной, даже захудалой палки. Только трава, да перекати поле. Но не век же мне здесь сидеть, надо двигаться на юг. Там должна быть дорога.

Дата добавления: 2015-09-06