Из воспоминаний Р. Д. Чарфаса.

Семья была большая — 9 человек.

Мать вседа была обременна многочисленными заботами по дому, по хозяйству, не было у нее времени заниматься детьми, как ей хотелось. Будучи занятой с раннего утра до поздней но­чи, она через силу уделяла внимание детям, кормила, поила, а перед сном и сказочку одну и ту же рассказывала: о медведе, который в отсутствие родителей обманом привлек к себе деток, проглотил их, затем продолжала со всеми подробностями, как медведя поймали, вскрыли живот и детки вышли целыми, не­вредимыми. Нам эта сказка так нравилась, что могли ее слу­шать много раз, просили повторять ее. и мама, бывало, нехотя, из-за усталости, не отказывала в этом деткам.

Уставшая за большой трудовой день, мама часто засыпала, не закончив сказку, впадала в забытье.

Об игрушках не могло быть и речи. Покупать их — денег было жалко, тратить, т. к. нечем было покрывать более необхо­димые расходы

Девочки делали куклы из тряпок, разных лоскутков ткани, мальчики делали мячики из шерсти линявших коров. Мы тоже делали такие мячики. Они были упругими настолько, что можно было ими играть, хотя значительно уступали настоящим рези­новым.

Дети дошкольного возраста всю зиму сидели в доме, не вы­ходя на улицу, из-за отсутствия, главным образом, обуви, так­же теплой одежды. Если кому и надо было выйти, то стояла одна пара большого размера обуви общего пользования.

Игрались в доме, смотрели через маленькие окошки и меч­тали быть свободными, как птички, пролетавшие или прыгавшие в поисках корма на свободных площадках во дворе; зато с на­ступлением долгожданной весны, получали мы свободу бегать вдоволь.

Только снег прошел, пригрело солнышко, появились тропин­ки — мы босиком бегали, играли в жмурки и в другие неприхот­ливые игры.

Хаты в нашем селе были саманные, крытые соломой или оче­ретом. У нас было, совсем бедное жилье — землянка с низки­ми потолками, с маленькими комнатками, было тесно.

Дети спали на кушетках, которыми днем пользовались для сиденья. Мы с братом Товием спали на кушетке с приставлен­ной скамейкой. Было жестко, но привыкли и спали крепко. По­стель была очень примитивная.

К концу зимы, когда коровы отеливались, «младенца» — теленка брали в дом на одну-две недели, пока окрепнет. В это время становилось весело и грустно. Когда он делал свои ес­тественные дела, нужно было успевать подставить миску или ведро. Очень это было неприятная обязанность, но выполняли ее беспрекословно. Слово родителей было веское и обязатель­ное, возражать не приходилось.

Представляю себе, что сказали бы мои дети или, вообще, современные дети, если бы вменяли им в обязанность подоб­ные поручения?

С начала весны, когда подсыхало, выпускали из небольших загородок в хлеве телят.

После тесной загородки, оказавшись на просторе, телята стояли, вначале тупо озираясь, затем как рванут в сторону — и бежать, задравши хвосты, бывало, до упаду на передние но­ги. Мы за ними вдогонку, но напрасно. Догнать их было невоз­можно.

Нам надо было видеть восторг и радость детей и животных — это запомнится навсегда.

Пишу об этом эпизоде не потому, что он так интересен сам по себе, хочу показать, что, если находишься долго в тесноте, духоте — возникают одинаковые чувства свободы как у маленьких «человечков», так и у маленьких животных, а также показать, как мало уделялось нам внимания со стороны взрос­лых и мы находили интерес использовать любые возможности для развлечения, не брезгуя играми с телятами, котятами и со­бачками.

Питались мы неплохо. Ели вдоволь молочные продукты, бы­ли свои куры, утки, гуси, индейки, так что было что есть, но с одеждой, обувью было плохо.

Носили перелицованное, перешитое, с латами на сидении и на коленях, еще и разноцветное, т. к. не всегда было чем ла­тать.

Обувь начали приобретать для детей школьного возраста на вырост, на годы, и берегли эту обувь, как драгоценность. Мы сами ее частенько мазали дегтем и ходили, подымая ноги, чтоб не стерлась подошва.

Попробовал бы кто-нибудь из нас шаркать ногами или про­катиться по льду на виду у отца или старших членов семьи — жди неприятностей или еще больше. Была дисциплина.

Летом ходили босыми. Ноги были пораненными, подошва твердая, натоптанная, так что песчинки, камушки, трава сухая, стерня не особенно чувствовалась. Бывало, и калечились то стеклом, то колючкой, то гвоздем. Такие случаи не проходили незаметно.

Помню, однажды, у меня на пятке образовался нарыв, пос­ле пореза ее стеклом. Пятка распухла, кожа вздулась под дав­лением гноя, было нестерпимо больно. О том, что при такой инфекции (земля, грязь) можно было заболеть столбняком, ни­кому и в голову не приходило, а если б и подумали об этом, то вез равно противостолбнячного укола невозможно, некем и негде было бы сделать.

Вообще знали, что есть такая болезнь — столбняк, но никто не знал, что следует предупредить развитие ее противо­столбнячным уколом.

Не было в селе не только врача, но и фельдшера. Судьбу решали бабки и молитвы.

Когда не было сил переносить боль, мама взяла ножницы, конечно, без дезинфекции их, разрезала гнойный наплыв, гной брызнул, в обильном количестве вышел и продолжал еще дол­го выделяться. Мама прикладывала сметану к ране, и так все благополучно закончилось.

Так в старину обстояло дело с медобслуживанием. Случа­лось, что болезнь завершалась неблагополучно, даже хуже, смертельным исходом, говорили: это от бога, воля божья, судь­ба и т. д.

Как я уже говорил выше, питание было сытное, но овощи, фрукты недостаточно потребляли, поэтому авитаминоз имел место 'среди детей.

Никто не знал и не понимал, что такое витамины и что они необходимы для полноценного питания.

Благо, мы сами спасались своим чутьем, жадно ели сочные травы-катран и др., буквально паслись. Знали ядовитые травы — блокоть и др. и обходили их.

Далеко ходить не приходилось. Село наше было небольшое — 90—100 дворов. Недалеко за пределами двора — поле, бал­ки, ставки и другие прелести природы.

Там было нам раздолье и свобода действий. Ходили маль­чишки стайками, и дома никто не беспокоился, где мы и что мы, знали, захотим кушать — придем.

Упрашивать кушать родителям не приходилось, аппетит был всегда отличным, не так как теперь это бывает с детьми в ма­териально обеспеченных семьях второй половины 20-го века.

Воспитание было строгое, возражений не могло быть. Когда заходили соседи или другие посторонние люди, мы немедлен­но удалялись, знали свое место. Родители с нами не беседова­ли, не убеждали, а приказывали, и все выполнялось.

Нам ничего интересного не рассказывали, и мы ничего не спрашивали: «почему, да от чего».

Мы знали, что нам не ответят, да вряд ли могли бы отве­тить старшие. Родители были неграмотные, с трудом умели расписаться; всегда заняты трудом.

Вообще взрослые сами не знали, что делается на белом све­те, какие есть государства, их границы, короче говоря, не име­ли представления об истории, географии и др. знаний, чтобы поделиться или рассказать детям.

Верили мы небылицам, не сомневались в их правильности и действительности.

Мы наивно верили, в частности, я был убежден в возрасте 5—6 лет, что там, где небо сходится с землей, — горизонт, ле­тают ангелы, что их можно близко видеть, добравшись туда, но казалось, что это далеко, и, когда подрастем, доберемся к это­му.

Когда я увидел удаляющуюся подводу, то завидовал челове­ку — ездоку — он-то увидит все.

Поди, скажи об этом ребенку из детсадика теперь, он тебя засмеет.

Он знает, что «есть города и Москва есть», а мы ничего об этом не знали.

Помню, как в 1915 г. через наше село проехало начальство в открытом автомобиле. В это время люди на токах, молоти­ли, были за пределами хат. Услышав рокот мотора, все выбежа­ли к улице, смотрели на это диво — подвода — без лошадей едет.

Я сам был под этим впечатлением, не мог понять, как это

может быть. Об этом долго говорили потом.

Вспоминаю, как один односельчанин приехал из Александровска (Запорожье) и рассказывал, что сам видел подводу, быстро катившую без лошадей. Тогда его посчитал малоумным.

Один из слушателей сказал: «Люди не верьте ему. Не знае­те этого брехуна, он вам не такое расскажет, только слушайте его».

«МЕДИЦИНА В КРАСНОСЕЛКЕ»

Дата добавления: 2015-10-13