Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 12 Смерть

Читайте также:
  1. Quot;А как дети причастны плоти и крови, то и Он также воспринял оные, дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть, диавола".
  2. Артур Миллер. Смерть коммивояжера
  3. Бен-Гурион и смерть Джона Кеннеди
  4. БИТВА СО СМЕРТЬЮ
  5. В СВЯЗИ СО СМЕРТЬЮ СТОРОНЫ
  6. В страхе, как бы смерть не отобрала у нас ребенка, мы отбираем ребенка у жизни; оберегая от смерти, мы не даем ему жить.
  7. Встречающий смерть в раджогуне рождается среди тех, кто привязан к действию. Тот, кто умирает в тамогуне, рождается среди глупцов.

А дальше была пустота. Кое-где вспыхивали стихийные митинги, но они состояли, в основном, из тех, кому просто нечего делать. Оцепленные полностью районы, настороженные уставшие люди на никому не нужных постах, разбитые витрины магазинов и панические отрывочные новости по телевидению — перечисления увечий, нанесенных мирным гражданам, «случайно» попавшим в зону действий «потерявших человеческий облик» военных.

Многочисленные аресты, проводимые неизвестно по чьему приказу, какая-то траурная процессия с наспех развернутыми флагами. Быстрое интервью с одной из Сестер Жизни, выступившей с резким осуждением действий военных — с гладко причесанными черными волосами девушка, сверкая глазами, вещала о том, что установившийся мир и благоденствие очищенной нации пытаются разрушить грязными руками жаждущих куска кровавой власти… И обещание, что все скоро встанет на свои места и виновные будут наказаны.

Кайдо лениво заметил, что вышку телевещания тоже неплохо бы взять под контроль — «балаболят там всякие»… Но Антон не согласился — там нет никого, кто был бы по-настоящему виноват.

Нервная система управления была разрушена. Организм города покрывался язвами, и судороги сотрясали его, оставшегося под разрозненным контролем над несколькими узловыми центрами.

Антон не знал — но к тому моменту, как Игорек от боли прокусил губу и уперся лицом в плоскую подушечку, выгнувшись и выставив острые лопатки, в аэропорту завязался новый бой — измученные солдаты, за сутки не сомкнувшие глаз, встречали собранных, выспавшихся и бесстрастных наемников, высадившихся из пяти самолетов с зеленой миротворческой полосой на борту.

И снова защелкали выстрелы, а потом грянул взрыв, надувшись тугим горячим облаком.

Стекла многометровых окон аэропорта осыпались сверкающим дождем, превращая людей внизу в калек и лоскуты.

В аэропорту остался Кайдо, а Антону Крис сказал — встречай Игорька. Поверь мне, он важнее всего.

Тот, кто был важнее всего, походил на высохший коралл — состоял из углов и линий, тонкими руками царапал матрас, выгибался, оставляя на подушке и одеяле пятна крови. Глаза у него были мутными, и свет в них не отражался.

Отец Андрюша, смирно сидевший возле него, побелел и тоже стал неузнаваемым.

— Интересно, — сказал Антон, желая его отвлечь. — А куда делась та блондиночка?

Отец Андрюша поднял голову.

— Сестра Жизни, — пояснил Антон. — Вместо нее по телеку сегодня была какая-то смурная ворона.

— Я же не смотрю телевизор, Антоша.

Отец Андрюша положил руку на плечо приподнявшегося вдруг Игорька.

— Не надо.

Игорек отбросил его руку и снова выгнулся, словно на оголенный провод попал.

— Вот что, — сказал Антон, роясь в карманах. — Сиди здесь, отец, я пойду поищу ему что-нибудь.

— Что? — встревожился отец Андрюша.

— Обезболивающего. — Антон затянул шнурки капюшона. — А лучше — отравы посильнее. — Он шагнул в затемненный коридорчик, пригнувшись, обернулся и улыбнулся, показывая, что идея с отравой всего лишь шутка.

Отец Андрюша посмотрел на него, шевельнул было губами — предостеречь, отговорить… но не стал.

Антон на секунду прикрыл глаза, собираясь с духом, и нырнул в узкий проход, не оборачиваясь.

Отец Андрюша остался сидеть на ящике возле Игорька. Подумал немного, поискал что-то под ногами и вынул полупустую бутылку. Приложился к горлышку и с трудом сделал несколько глотков. Легче ему не стало — темнота и метры земли над ним давили со всей силой обреченности. Игорек дышал неровно, но различимо.

Он долго не двигался, но потом, когда отец Андрюша уже решил, что приступ прошел, вдруг завозился и раскрыл глаза.

— Когда он ушел? — ясно и отчетливо спросил он.

— С полчаса, — ответил отец Андрюша.

Игорек повернулся на бок, потом пополз куда-то в сторону.

— Вставай, вставай… — уговаривал он кого-то. — Вставай же…

И поднялся, сначала опираясь на локти, потом на колени.

— Покажи выход, — сказал он отцу. — Быстрее!

— Ты лучше полежи…

— Да ты с ума сошел! — выкрикнул Игорек и сам побрел по комнатке, старательно огибая трубы и вентиль.

На него страшно было смотреть — на светлые слипшиеся волосы, рыжие пятна крови, черную отметину на губе и запавшие полупрозрачные глаза, которые — отец Андрюша готов был поклясться, — видели сейчас совсем не то, что видит он.

— Стойте… — забормотал Игорек, беспомощно озираясь. — Остановитесь! Не… — и вдруг пронзительно вскрикнул, белыми ладонями закрыв лицо.

Несколько секунд он стоял, пошатываясь, а потом кинулся куда-то с места, не разбирая дороги.

Его шаги быстро затихли вдали, и наступила ватная тишина.

 


Свет бил сверху, беспощадный, но блеклый. Свет в конце тоннеля, вспомнил Игорек, но колебался секунду, а потом полез наверх, цепляясь свернутыми от судорог руками за скобы. Сверху слышался утробный гул мотора, невнятные голоса и визг металла.

Рывком, словно из проруби, Игорек вырвался из люка, но не удержался и скользнул вниз, больно ударившись ребрами о чугунное кольцо.

Фары ближайшего автомобиля равнодушно смотрели на его мучения. За полосой света, вытянувшись, чернели несколько фигур, над плечами которых торчали тонкие палочки. Еще моталось что-то позади и шарилось по ломким кустам. Помехами трещали рации. Дождь шелестел упорно, но слабее — мягко, словно устал колотиться в окна и двери. Почти возле самого люка, примяв прошлогоднюю траву, лежало неподвижное темное тело. Вода смывала с него кровь, и грязно-красные потоки стремились вниз, к асфальтовой дорожке, но по пути впитывались в землю. В ямке непромокаемого капюшона уже собралась неглубокая лужица.

— Есть, — выкрикнул кто-то из кустов и поднялся во весь рост, победно зажав в поднятой руке маленький аптечный пакетик. Пакетик беленьким флажком колыхался во тьме.

Свет метнулся туда, на секунду оставив Игорька наедине с Антоном, и он успел провести ладонью по мокрому от дождя лицу, закрывая серо-зеленые неподвижные глаза.

А потом умер — раньше, чем планировал. Умер потому, что осознал: понять боль другого — значит лечь рядом под скальпель, когда этому другому проводят ампутацию, а потом уйти с ним вдвоем на двух ногах. Поэтому безропотно умер вместе с Антоном, опустился на колени и прижался губами к залитому каплями дождя капюшону, закрывающему мертвую голову.

— Вот идиот, — сказал Артур, выныривая из пелены дождя и плотнее запахивая черный длинный плащ. — На него ориентировок по всему городу, сидел бы и не рыпался. Поехали назад, Менжик.

За спиной Игорька снова загудело железо, и из люка потащили мешком повисшего отца Андрюшу. Он не сопротивлялся, но и не пытался двинуться — висел обреченно, словно на его шее уже затянули петлю.

— Этого в Сонник сразу, — коротко сказал Артур. — Бомж.

И присел на корточки, сложив руки перед собой. Черные полы плаща разъехались и угодили в грязь.

— Поехали, Менжик, — повторил он. — Тебе плохо, больно… Поправим тебя. Все будет как прежде.

Он не дождался ответа и, повернув голову, сказал громко:

— Не стрелять! Сам пойдет.

И снова обернулся к Игорьку.

— Отпусти его. Пойдем. Потихоньку… вставай.

Игорек сжал в пальцах холодную ткань куртки Антона.

— Тебе аргументов добавить? — почти ласково спросил Артур и махнул рукой.

Хлопнула дверца автомобиля, и под свет фар вытолкнули узкую женскую фигурку.

— Ну, что ты? Подними голову. Посмотри.

Артур протянул руку и погладил Игорька по голове, как нашкодившего пса. Его сухая жесткая ладонь пригладила взъерошенные мокрые волосы. Пахло кровью — остро, до одури.

— Иго-орь!

Расцепив пальцы, Игорек выпрямился, преодолевая тяжесть чужой ладони.

— Вместе пойдете домой, — пообещал Артур. — Все будет как раньше, получишь медицинское образование, практику обеспечим… по девочкам пойдешь. Парень красивый, молодой… Будешь лечить только тех, кого хочешь. С иглы сползешь. Ну? Что не нравится-то?

Сзади, повиснув, как пугало на растянутых шестах, тихонько дышал отец Андрюша.

— Игоречек, — растерянно сказала женщина с бледным, выцветшим лицом, очерченным нежно, неброскими плавными чертами.

Ее держали под мышки, из-под подола домашнего халатика виднелись тощие, с острыми коленками ноги.

Дождь шуршал, разбавляя наступившую тишину. Молчали ожидающие приказов наемники, молчал Артур, начинающий понимать, что что-то идет не так, молчала она, и молчал святой отец, задыхающийся от боли в вывернутых суставах.

Зажглось было в ближайшем доме окно, мелькнул чей-то силуэт и тут же испуганно исчез. Потом мигнули фары, и в их свете Игорек увидел Криса — он стоял чуть поодаль, положив одну руку на вздыбленную холку седогривого волка, а вторую — на рукоять двуручного меча, обвитую серебряной ящерицей с глазами-агатами.

Здесь, в городе, лил дождь, а за спиной Криса расстилалась красная пустыня, и виднелись красные крыши. Крис смотрел задумчиво.

— Или чего ты хочешь? — настойчиво спросил Артур. — Хочешь быть богом? Не проблема, Игорь. Состряпать для тебя фанатичную толпу — дело пары месяцев. Придумаем концепт, пустим рекламу, Виталик как раз оклемался… Все сделаем, только сдвинься, наконец.

Игорек поднял голову:

— Сделаете меня богом?

— Легко, — улыбнулся Артур. — Ты же сам понимаешь. Люди — флюгер, и стоит только ветру в правильную сторону податься…

— Игорёчек, — слабым голосом позвала женщина с бледным лицом. — Тебя же просят…

В ее висок, словно выпрямленный под напряжением провод, упиралось дуло автомата.

Это же мама, вдруг понял Игорь, снова обретая способность мыслить. Пальцы еще морозило от холода мертвого тела. Это она стоит здесь, под дождем, в своем шелковом халатике и с растрепанными волосами. И почему сразу не узнал? Ее руки. Ее розоватые губы, и глаза — тоже голубые, но встревоженные, больные. Та же кровь, оттиск одной души. Непреодолимое препятствие.

— Возьмите его, — глухо сказал Игорь и показал на труп под ногами. — Я все еще думаю, что смогу… Везите в морг. Освободите мне там помещение.

Артур выпрямился, и Игорек заметил — у него от напряжения дрожат губы.

Перед тем как захлопнуть дверцу машины и отгородиться от серого дождя теплом кожаного салона, Игорек еще раз посмотрел на Криса — тот стоял, положив руку на шею волка. Пустыня за ним меркла. Лицо Криса, тонкое и очень красивое, словно стерло акварельными подтеками, а потом и вовсе размыло в белый картон — он пропал, и только лужицы в волчьих следах, оставшиеся на полоске мокрой земли, могли подсказать кому-то, что он был рядом.

 


— Слабак, — прокомментировал Кайдо, провожая машины глазами. Труп погрузили в одну из них, и туда же запихнули обмякшего от горя отца Андрюшу. Фары мелькнули несколько раз на повороте, и наступила темнота.

— Это мать, — отозвался Крис. — С этим сложно что-то поделать, пока не расставишь приоритеты правильно.

— Почему бы не выставить эти приоритеты по умолчанию? — поинтересовался Кайдо. — Родился, вырос и забыл о ненужных привязанностях?

— Потому что не мы это придумали.

— А кто?

Крис пожал плечами и нахмурился. Его лицо впервые исказила легкая гримаса непонимания, и Кайдо так удивился этому обстоятельству, что не стал больше расспрашивать.

 


— Быстрее тут, — вполголоса сказал Артур, глядя на Игорька, вцепившегося руками в край никелевого стола, на который свалили тело Антона.

— Выйди.

Артур кивнул.

Игорек остался один под ослепительно белыми лампами. Он видел свое отражение в многочисленных металлических гранях — искаженное, вытянутое, белое привидение с нелепыми кляксами глаз.

— Антон, — позвал он, оставшись один. — Антон…

И положил ладонь на неподвижную белую, с чересчур темными венами руку. Капли холодной воды стекали со стола и звучно плюхались о кафель.

— Я такое натворил, Антон! Я такого наделал! Дайте мне хоть что-то исправить… хоть что-то!

Он упал грудью на неподвижное тело, вцепился руками в мокрую куртку, прижался щекой к ледяной щеке, похожей на пластик.

— Вставай, а… — жалобно попросил он. — Встань, помоги мне…

В замкнутом белом кубе больничного морга было тихо и холодно. Ни следа северного ветра, ни крупинки красного песка. Руки дергало судорогами, они болели, сведенные страшным напряжением, но это были руки обычного человека, бессильные и беспомощные.

— Давай по-другому, — шепнул Игорек. — Если ты встанешь, я защищу тебя, я буду следовать за тобой везде, я перестану рассуждать и… мы вместе все исправим.

Он сполз вниз, сел, прислонившись к холодной кафельной стене, и закрыл руками глаза.

Через несколько минут отнял их и посмотрел перед собой абсолютно сухими блестящими глазами. Рывком поднялся и вышел, хлопнув тяжелой дверью. Раздался щелчок — дверь закрылась намертво, оставив за собой непоправимое.

В синем холле он увидел мать — она сидела на диванчике, уже подкрашенная со связанными в пышный хвост белокурыми волосами.

— Игорь! — сказала она и вытянула вперед руки. — Не извиняйся, я знаю, что ты исполнял дело государственной важности!

— Мам… — сказал Игорек.

— Я думаю, ты без проблем попадешь в английский колледж. А еще Артур намекнул, что неплохо бы переехать поближе к центру. Знаешь, он очень интересный мужчина. Все силовики такие… — она хихикнула. — Твой папа тоже был…

— Я наркоман, — перебил ее Игорек и засучил рукав. Показал желто-синие пятна на белом сгибе локтя.

И с нее разом слетела вся шелуха. Накрашенные глаза потеряли блеск, и в них пробудилось глубинно-женское, встревоженное, материнское.

— Это не лечится, ты знаешь? — спросил Игорек. — Я могу обещать тебе, что все изменится, но я буду врать. Ты будешь таскать меня по врачам и наркологам, но это будет временная помощь. Если ты не будешь давать мне денег, я стану продавать все, что найду. У меня будут моменты просветления, я буду плакать и жаловаться, а ты — жалеть и верить, но вечером я буду уходить снова и возвращаться вмазанным, а утром орать на тебя с отходняков. Это будет ад для двоих, мам. Веришь?

У нее приоткрылись губы, и лицо побелело медленно, словно облитое известью.

Игорек наклонился и потерся лбом о ее висок.

Ад — еще и потому, что он взял на себя всю чужую боль, и она теперь разрывала его тело на части, и от напряжения кровили и лопались невидимые глазу ткани.

— Оставайся здесь, — приказал он. — Сейчас придет врач и все тебе объяснит. Так что жди, не уходи.

И она осталась, сплетя пальцы в нервную корзиночку и шаря вокруг влажными от слез глазами.

А Игорек пошел наверх, крепко держась руками за перила вдоль крутой лестницы. В коридорах и залах не было пациентов, зато повсюду стояла охрана — те самые наемники с глазами-дулами и лицами-слепками. Почти все они держали в руках оружие, но Игорька пропускали беспрекословно.

Дверь в знакомую палату оказалась приоткрыта. За окном брезжил серый рассвет. Серые пыльные пятна лежали на одеяле, подушке и одутловатом лице с вывернутыми капризными губами. Белесые ресницы совсем пропали в отекших веках. Игорек остановился, разглядывая этого человека — нездоровую пористую кожу, складки, ямки, черные точки пробивающейся щетины…

— Евгеника — не псевдонаука… — шепотом сказал Игорек, наклонился ниже и почувствовал кислое дыхание. — Огонь в умелых руках…

Он вытянул руки и осторожно положил их на подушку рядом с коротко стриженой круглой головой. Ткань тут же затлела, заалела по краям, и тонкие струйки дыма поползли вверх и к серому проему окна.

— Остановись, — сказал Артур, зашедший следом.

Он тоже выглядел далеко не безупречно — небритый, с осунувшимся усталым лицом.

Игорек смотрел на растекающиеся на постели раненого огненные трещины и молчал.

— Хватит делить все на черное и белое, — сказал Артур, подходя ближе. — Подумай: у каждого из нас есть работа. Обязанности. Неважно, кто из нас что думает, мы выполняем то, что должны. И я не должен был тебя прятать от ученых, моя работа — сдать тебя на опыты, но я держал тебя взаперти и делал все, что мог, чтобы тебя не разобрали на запчасти любители тайн и паранормальных явлений.

— Нет, — коротко сказал Игорек. Глаза щипало от дыма. Зеленые показатели на многочисленных приборах суетливо задергались и поменяли цвет.

— Ты принимаешь опрометчивые решения, — сказал Артур. — Последнее стоило жизни Антону, а предпоследнее — Юльке.

Игорек замер, медленно повернул голову, и Артур увидел — его светлые волосы сереют, превращаясь в дымное развевающееся покрывало.

— Стой, — севшим голосом успел сказать Артур.

— Я хочу умереть, — звучным шепотом произнес Игорек, и воздушной волной выбило окна, острые осколки опали на асфальт, стены, словно вырезанные из красной бумаги, прогнулись, облились пламенем и исчезли, а за ними покатился раскаленный ад. С вздернутой под потолок кровати полились капли раскаленного металла, пахнуло пропеченным мясом.

Потом для Артура наступила темнота — вскинутой рукой Игорек развалил его тело ровно пополам, и взметнувшаяся кровь вскипела. А потом и самого Игорька охватило багровым жидким пламенем, он повалился на колени, и обрушившиеся перекрытия потолка скрыли его совсем.

* * *

— Мы пойдем на пикник, — сказал Крис Кайдо.

Кайдо, сидевший на шаткой раскладушке с ноутбуком на коленях, поднял голову и кивнул.

— Хорошо. Хотя погода…

— Да, погода не располагает, — согласился Крис. Он развел шторы в стороны и посмотрел. Город, мокрый, нелепый, как разрушенный бурей песчаный замок, молча лежал под серо-черной чашей туч. Напротив ветром трепало остатки рекламного плаката — от лица Игорька ничего не осталось, подтеки воды уничтожили его почти полностью.

По школьному двору брел трехлапый рыжий пес. Останавливался, принюхивался и ковылял дальше — по кругу.

Крис задернул шторы, не обращая внимания на покашливание солдатика, рукой отстранил засуетившегося негритенка и сам вынул из шкафа большую бельевую корзину. Дно корзины он застелил старыми газетами. Кайдо, уставившись в экран, матерился шепотом и жал на клавиши. На короткий звонок в дверь он вскинулся и отложил ноутбук.

Крис поднялся и вышел. Он не звал за собой, поэтому Кайдо ящерицей бесшумно пополз следом, но остановился за порогом, внимательно вслушиваясь.

— Почта же, — весело возвестила маленькая старушка с толстым конвертом в руках. — А ну, распишись! Горюшко мое… — она вздохнула и вдруг заприметила Кайдо молодым веселым взглядом. — Ух, какого завел… Страшный.

Крис уложил бланк на колено и расписался быстрым росчерком.

— Ну, молодец… молодец… — на прощание сказала старушка и исчезла за дверью.

Крис разорвал конверт, сломав сургучную коричневую печать, которую тут же потянул куда-то в угол негритенок с дрожащими от счастья лапками. Из конверта выпала сложенная вчетверо глянцевая карта метро. От нее пахло типографской краской.

Крис развернул карту, встряхнул ее, распрямляя, и искоса посмотрел на Кайдо.

— Красивая, да?

— Я думал, вдруг чего… — ответил Кайдо, возвращаясь в комнату и снова берясь за ноутбук. — Ну вот, — расстроился он. — Слили меня из пати, пока тебя караулил.

— Хватит играться, — с хорошо скрытой нежностью отозвался Крис. — Займись чем-нибудь полезным. Расскажи мне, что случилось дальше.

— Сейчас, — сказал Кайдо, облизал окровавленные пальцы и снова защелкал по клавишам. — Вот… После взрыва в больнице…

…Осталось нетронутым правое крыло первого этажа. Фотография: под руки ведут белокурую ослабевшую женщину с потерянным безумным взглядом. Психопаты из разрушенной больницы вырвались на улицы. Фотография: толстенький, маленький человечек в коричневом растянутом свитере. Глаза у человечка как у распятой лягушки под стеклом: предсмертные, обвиняющие.

Гибель известного политика зафиксировали в четыре часа ноль семь минут. Его тело нашли в одной из палат, прожаренным и прилипшим к потолку. Фотографии нет.

Оставшиеся в живых наемники потребовали немедленную оплату. Не нашлось никого, кто заключал с ними контракт. Тогда они стянулись к главным банкам и получили свою оплату сами. Несколько перестрелок с охраной, погибли пятеро человек. Фотография: расколотые стеклянные двери, засыпанные каким-то мусором.

На улицы в очередной раз вышли люди, требуя защиты. Военные вернулись на позиции и перекрыли пути отхода. Оцепления установлено не было, погибло пятнадцать человек мирных жителей, среди них три корреспондента нашего уважаемого канала. Помним, скорбим. Три фотографии.

На следующее утро наемники покинули страну под прикрытием международного совета, одуревшего от ужаса, — программа очистки, единогласно всеми одобренная, повернулась какой-то жуткой стороной.

Фотография: кто-то в галстуке и с холеным лицом торжественно накладывает запрет на дальнейшие эксперименты в области очищения наций.

Многочисленные демонстрации и митинги. За и против. Мы хотим будущего для наших детей. Уберите плесень. Фотографии-фотографии-фотографии.

— Надо успеть на пикник, — сказал Крис, укладывая в корзину желтое увядшее яблоко, — пока эти деятели не придумали что-нибудь еще. Страх — мощный мотиватор, но… это ненадолго.

— Ведется расследование, — вчитался Кайдо. — Расследование причин взрыва в больнице Сестер Жизни.

— Давай сюда ноут, — сказал Крис.

— Эх, — огорченно вздохнул Кайдо, но передал теплый ноутбук Крису. На крышке блеснул логотип — золотистое круглое яблочко.

Ноутбук Крис положил в корзинку последним.

— В путь.

— В путь, — повторил Кайдо, забираясь в свою порядком уже потрепанную черную куртку. Он же и подхватил корзину.

У подъезда стояло такси. Девушка за рулем улыбнулась, показав ровные белые зубки.

— К Древу, — сказал Крис, и она кивнула.

Машина, набирая скорость, ринулась прочь из города и вскоре зашелестела шинами по серому асфальтному полотну, положенному меж нерасчесанного хвойного леса — черного, сказочного.

Верхушки елей покачивались. Янтарные шишки крепко держались за свои веточки. Ели, обглоданные внизу и с серо-зелеными рваными зонтиками крон, покачивались, поскрипывая. Ветер усиливался.

Дорога сделала петлю, и показались тусклые золоченые купола старой церкви, а за ней — черная рана захоронений Сонного Полигона. Бараки сложились, как карточные домики. Груды досок словно ждали, пока кто-то поднесет к ним спичку, и Кайдо нащупал в кармане зажигалку, затаив дыхание, когда машина остановилась возле раскрытых настежь ворот церкви.

Девушка высадила пассажиров, с уважением посмотрела на купола и умчалась.

— Ну, — поторопил Кайдо, держась за ручку корзины цепкими побелевшими руками.

— Подожди, — осадил его Крис и остановился в открытых воротах. За ними росла меленькая трава, а дальше виднелись четыре сбитые ступени.

— Мы же не пойдем туда, — занервничал Кайдо.

— Там никого нет, — ответил Крис. — Нам никто не запретит. Таков концепт этого места — каждому страждущему…

— Это концепт, — возразил Кайдо. — А на деле нас там покалечит от щедрот милосердия.

Крис улыбнулся. Глаза его мягко засияли, и красивое лицо стало мальчишеским.

— А мне кое-что даже нравится, — сказал он, поднимая голову, чтобы разглядеть купола. — Не судите, и не судимы будете…

Кайдо угрюмо молчал, потом не выдержал и поплелся вниз по дорожке, увязая в мокрой земле. Он добрался до тоненького деревца, посаженного Игорьком. Деревце хорошо принялось и раскинуло тонкие веточки. Под ним Кайдо принялся разгружать корзину. Вытащил арабский платок и расстелил его на земле, прижав углы четырьмя камешками. На платок выставил запыленную бутыль без этикетки, с густым сладким вином, колыхающимся у залитого зеленым воском горлышка. На пластиковую тарелочку выложил багряные свертки виноградных листьев, в которые были завернуты полупрозрачные медовые ягоды. Яблоки, зеленые и крепкие, художественно разложил рядом и занялся бутербродами — толстыми ломтями ржаного хлеба с кусочками пропахшего дымом шпика.

Потом он сидел под деревцем и смотрел, как Крис идет по полю, и подвинулся, когда он оказался рядом, привалился к нему боком и замер.

Крис взял бутерброд с отпечатками крови на шпике, откусил кусок и сказал:

— Где ты это взял?

— Взял, — сварливо ответил Кайдо. — У меня припасы. Такого шпика нет уже лет двести… Коптят черт-те на чем…

Он наклонился, вынул из багряного конвертика виноградную гроздь, но есть не стал.

— Крис, мне можно будет потом остаться с тобой?

— Нет, — моментально ответил Крис. — Это была последняя наша совместная работа. Ты констриктор, которому я больше никогда не перейду дорогу, если только не появится новый…

— Вот не надо больше новых, — мрачно сказал Кайдо. — Ты не представляешь, каким жалким я себя чувствовал. Тормознули меч Законника с полпинка и даже не извинились. Думал — найду, в салат покрошу.

— А я вернусь к своему телефону, — словно не слыша его, продолжил Крис.

— Это ты его придумал? — спросил Кайдо, принимаясь жевать ножку виноградной грозди.

— Да, — ответил Крис, протянул руку и повернул гроздь так, чтобы Кайдо отпустил ножку и принялся за ягоды. — Я сначала шлялся ветром… Смотрел, наблюдал, но не вмешивался. А потом увидел — некоторых людей хоронят, а у них лица страшные. Словно что-то забыли, а вспомнить не могут. Из них Проводники делают жутких кукол, даже тебе с такими справиться сложно. Визгливые истеричные твари, маленькие, быстрые, наткнешься — перегрызут колени. Они все внутри как паштет — желе, рана раскрытая. Я начал с них — это обычно убийцы, маньяки, часто военные… политики — никогда. Они все хотели одного и того же — чтобы я понял, почему они такие. Мне стало скучно — однообразная работа, и тогда я взял к себе всех остальных. Сначала я переживал их судьбы: я всегда знал, кто виноват, а потом понял, как много от этого теряю… Если все время думать о виновных, забудешь о тех, кто не был виноват… Вытяника мне карту.

Кайдо облизнул пальцы, пошуршал в карманах.

— Повешенный, — сказал он, вглядываясь.

— Да, — откликнулся Крис. — Именно он. Ему не нужна моя прежняя сила. Детская шкатулка с лягушками никогда не дастся ему в руки, потому что он вырос быстрее, чем она успела ему пригодиться.

— А кто ее найдет? — спросил Кайдо, глядя на карту, покрытую сетью трещинок.

— Хороший вопрос, — очень серьезно ответил Крис. — Надеюсь, что никто и она канула в лету. Я никогда бы не решился выбросить ее просто так, но не было другого выхода. Анн подстроил бы ее под себя, превратил наших лягушек в пыль, и неизвестно, кто пришел бы им на смену.

— Плохо, — искренне сказал Кайдо и умолк.

Деревце над ними легонько зашуршало. Ветер отогнал в сторону черные тучи и обнажил подкладку — серое, невыразительное небо.

— Это не плохо, — проговорил Крис, пальцами кроша зеленый воск на горлышке бутылки. — Это значит, что мы окончательно отвязались от прошлого.

Кайдо, не глядя, подставил зеленый стаканчик под открытую бутылку, поболтал вино туда-сюда и искоса посмотрел на Криса.

Крис развернулся и погладил рукой тоненький шелковистый ствол.

— Привет, Древо, — весело сказал он. — Расти большим и… никогда никого не отпускай.

Он выплеснул вино у подножия деревца, и Кайдо поступил так же, а потом они оба встали и пошли по периметру поля, ненадолго задерживаясь у каждого разрушенного барака. Вслед за ними вскипало веселое буйное пламя, оранжевое снаружи и золотистое с фиолетовыми искрами изнутри.

Ветер чуть потеплел.

Шесть гигантских костров пылали, отражаясь в куполах церкви. Древо трепетало листьями, и когда они вернулись к нему, то увидели Игорька. Он сидел, сложив руки на коленях, и безмятежно рассматривал бушующее пламя костров. Оранжевые блики плавали по его лицу, искры светились в совершенно белых, бумажно-белых волосах.

— Да, — с уважением сказал Кайдо. — Ты действительно не дохнешь.

Развернулся и, примерившись, принялся руками раскапывать жирную рыхлую землю.

Крис поправил узорный уголочек завернувшейся скатерти, сел рядом с Игорьком и подал ему наполненный вином стакан.

Они долго сидели молча — веселые костры трещали, обливая ярким золотом то по локоть грязные руки Кайдо, то лицо Криса и его плечи, закрытые тонкой кольчужной сеткой. Игорек протянул руку и из груды виноградных листьев и ягод достал тугое, словно налитое изнутри медом яблоко. Прозрачная кожица с нежными прожилками.

Яблоко так и застыло у него в руке — яма, которую рыл Кайдо, приобрела очертания могилы.

— По Запределью мечется один, — сказал Крис, неподвижным взглядом уставившись в лилово-желтую сердцевину ближайшего костра. — Любитель чистых листов. Впиши в него все, что положено. Не жалей. Гни под себя. Он неплохой парень, но слишком зеленый. Ломай его, озадачивай, из рук не выпускай — из максималистов получается лучшее оружие.

Игорек повернул голову и посмотрел на него со слабым любопытством.

— Не бойся теперь, — сказал Крис. — Имеешь право.

Игорек кивнул.

— Готово, — выкрикнул Кайдо и вылез из ямы.

Крис смотрел на Игорька и кусал губы. Игорек тоже смотрел на него в упор, и молчаливое единение, связавшее их, заставило Кайдо отступить на шаг.

Это была не его территория — не его, великолепного, но все-таки просто оружия. Вершители пытливо искали в глазах друг друга знание и единение — общая субстанция, вглядывающаяся в свои же глубины.

— Странно. Неужели это все в обмен за одну жизнь… — вполголоса сказал Игорек.

У него синие искры плясали в глазах.

— За твою жизнь, — сказал Крис и отвернулся.

Договорились.

После Крис сам уложил на дно ямы ноутбук, наметив изголовье. Кайдо схватился за концы скатерти и свернул вино и яства в узорный узел. Его сунул в противоположный конец ямы, и туда же Игорек уронил свое яблоко. Оставалось совсем немного. Древо позади замерло. Крис поискал по карманам и вынул несколько монеток с неровным обрезанным краем.

Игорек опустил руки.

Кайдо сделал шаг вперед и обнял его со спины, а когда отпустил, выплеснулась кровавая паутина, и нежные листочки Древа стали блестящими и алыми.

Игорек медленно осел на край ямы, зажимая пальцами шею, с которой сползала, накреняясь вбок, беловолосая голова. Костры взвизгнули, выбросив наверх тучи пепла и искр.

Тело медленно обрушилось в яму, и Крис разжал ладонь. Монетки запрыгали по комьям земли, увлекая их за собой, и вскоре могила закрылась полностью, словно зашитая рана, и даже шрама не осталось. Напоследок Крис начертил на ней одному ему известные знаки и сказал вполголоса:

— Твои пароли действительны только в Запределье…

Кайдо посмотрел на свои руки и опустился возле Древа. Крис сел рядом — спиной к спине.

Молча, неподвижно Законник провел ночь под Древом Жизни вместе со своим мечом, на кромке которого еще дымилась кровь. В темноте угасающие костры светились, как прищуренные глаза. Белесые призраки поднимались из-под земли и бродили туда-сюда, не приближаясь. Туман шел от леса, таща за собой горький запах хвои, позже — утренней свежести. Кайдо поерзал, вынул из кармана колоду и выложил карту.

— Солнце, — сказал он, рассматривая витиеватые лучи на кусочке истрепанного картона.

Потом костры угасли окончательно, а из-за кромки поля показался огненный край поднимающегося солнца.

— Так и есть, — хрипло сказал Кайдо. — Оно вернулось.

— Значит, лето все-таки наступит, — отозвался Крис.

— Ты знал, что так будет, с самого начала?

— Нет, — покачал головой Крис. — Меня просто когда-то провели точно таким же путем, но повтор я узнал только к середине. Были некоторые несовпадающие детали…

— Кто провел? — с удивлением спросил Кайдо. У него в голове не укладывалось, что кто-то мог быть выше Законника.

— А кто подарил мне карту метро? — спросил Крис.

Под лучами солнца зазолотились купола церкви, и Крис смотрел на них, смотрел внимательно и благодарно, а потом вдруг болезненно дернулся, словно его полоснули лезвием по глазам.

— Вот и все, — устало сказал он, поднимаясь.

Кайдо тоже встал и мрачно уставился на него, угловато держа плечи.

Туман пополз между ними, смешиваясь с дымом погасших костров.

— Прощай, — сказал Крис, глядя куда-то вдаль. — Ты мне не нужен.

И его плечи тоже согнулись, а руки бессильно повисли.

Кайдо задрожал от обиды, но смолчал. Наклонился и в последний раз подставил затылок под ладонь своего хозяина. Крис медленно сжал его волосы, ощущая кожей твердую драгоценную рукоять.

* * *

Телефон звонил. Мелко дрожа, подпрыгивала трубка, в черном лоснящемся боку отражалось голубоватое светящееся зеркало.

Крис поднялся, откинув верблюжье одеяло, и побрел по комнате, натыкаясь то на трельяж, то на уголок столика. Следом топал невидимый негритенок.

— Свечи, — шепнул ему Крис.

Свечу негритенок снял с подоконника, на котором теперь стоял еще и плетеный горшок с растением, листья которого напоминали лиловых бабочек, а цветы — сонных эльфов, медленно кружащихся на шелковых зеленых нитках.

Сонные эльфы встрепенулись и снова опустили крылья. Свеча зажглась и круглым шаром поплыла следом — в прихожую.

Крис сел на пол и прижал трубку к уху.

— Криспер Хайне, телефон доверия.

Под ногами его сворачивались в трубки листы с записями прежних вызовов. Их было так много, словно сумасшедший библиотекарь распахнул двери хранилища и вышвырнул бесценные рукописи вон.

— Посмотри, — сказал ломкий женский голос. Крис посмотрел, и увидел в зеркале напротив куклу, прижавшую ладошки к стеклу — изнутри. Лицо куклы, фарфоровое, бело-розовое, пересекал резаный шрам рта.

На груди куклы зияла проломленная дыра. Вокруг нее висели разорванные кружева.

— Хороша? — шепнул голос.

Крис отложил в сторону лист и маркер.

— Он дал мне жизнь, и он же ее отнял, — сказал голос, а кукла прильнула к зеркальной глади, и ее выпуклые глаза очутились в прихожей.

— Он отнял у меня мое прекрасное сердце.

Негритенок выглянул и вдруг с быстротой кошки ринулся за спину Криса и там замер, робко вцепившись холодными деревянными лапками в его плечо.

— Мое прекрасное, доброе сердце.

— Юля, — мягко сказал Крис.

— Неужели он думал, что стоит сказать: извини, так получилось, — и все будет прощено?

— Чего ты хочешь на самом деле? — спросил Крис.

Кукла отпрянула. Зеркало снова заволокло. Свеча погасла, и трубка выдохнула:

— Скажи моей сестре, что взрослые иногда врут… и я не умерла, просто теперь смогу приходить только ночью. И приходи! Приходи к ней каждую ночь, пока она не вырастет!

— Хорошо, — согласился Крис. — Я твоя служба доверия, Криспер Хайне.

А потом он вышел в летнюю, пахнущую уснувшими деревьями ночь, сел в поджидавшее такси и думал о том, что когда-то в детстве смастерил шкатулку — приладил дощечки одну к другой, оковал железом и настроил в ней жизнь маленьких забавных лягушат, которых накрыл прозрачным тонким стеклом. Лягушата под музыку работали крошечными тяпочками, сходились и расходились в реверансах, брались за маленькие мечи и копья, ели ложечками из расписных мисочек… а потом стекло треснуло, осыпалось, и осколки, обрушившись вниз, наполнили шкатулку кровью, потому что оказалось — лягушата были живые, и их сердечки бились жадно и быстро…

Крис смотрел за окно. Где она теперь, эта шкатулка? Затерялась в болотах, упала на полки магазина, поселилась на чьем-то чердаке? Где бы она ни была, он надеялся, что не найдется человека, который сможет взять ее в руки.

Над ним и над городом под кроной погибшего старинного Древа ютилась чаша черного неба, а еще выше — красные пустыни, опаленные жаром. Пустыни, по которым бродили гигантские черепахи, а солнце висело над красным шпилем башни.

Черная река забвения обвивала пустыню, словно лента — шейку капризной дамы, и дыхание этой дамы северным ветром опаивало спящий мир, а сама она, успокоенная новым гостем, умиротворенно прикрывала кроваво-красное око. На смену ее неловким попыткам вернуть прежнего любимого Законника пришел истинный Вершитель — такой же, как и много сотен лет назад, стиснувший зубы от боли и понимания, закаленный собственной гибелью, сделавший единственно правильный выбор.

Запределье вглядывалось в него внимательно, нежно — и в мальчишеских чертах пробуждало и поднимало прежние черты Законника, и ими заменяло человеческие, мягкие. Из клетчатого кусочка ткани плело полог и ложе, чтобы не забыл, чтобы помнил.

Запределье обнимало его жаром красных крыльев, ласково согревая и даря ему бессмертие — сохранить его, удержать его, чтобы не оставил в одиночестве, не ушел… не понял, насколько он бесполезен.

 


Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 107 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава 1 Отшельник | Глава 2 Колесо фортуны | Глава 3 Страшный суд | Глава 4 Императрица | Глава 5 Дьявол | Глава 6 Сила | Глава 7 Башня | Глава 8 Верховная жрица | Глава 9 Луна | Глава 10 Справедливость |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 11 Повешенный| Часть I

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.051 сек.)