Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 10 Справедливость

Читайте также:
  1. IV. Справедливость
  2. Злость - это реакция на кажущуюся несправедливость.
  3. МАРТА (Справедливость)
  4. Программа политической партии «Социальная справедливость».
  5. Следом за Островским нам, очевидно, захочется проследить «законы жизни», в которой происходит такая вопиющая несправедливость.
  6. Смерть не может восприниматься как трагедия, потому что является природной справедливостью.

 

Свой опыт причинения боли на крысах Игорек продемонстрировать не смог. Он держал в руках теплые маленькие тельца и пытался вызвать у себя ненависть, но не мог. Крысы покусывали его за пальцы и шевелили хвостами. Артур прекратил эксперимент, когда Игорек погладил одну из них по спинке.

— Вернемся к прежним опытам, — сказал он. — Две из них больны. Скажи чем и вылечи.

Неожиданно позади зашуршало платье, и Юлька, выпрямленная, строгая и печальная, подошла к никелевому столу с клетками и сказала, глядя на Игорька в упор.

— Научился ненавидеть, значит.

Ее глаза холодно мерцали по ту сторону прутьев разделяющей их клетки.

— Я и раньше умел, — ответил Игорек.

Она коротко хмыкнула, но ничего не сказала и ушла. Игорек справился с заданием и получил свой укол. После его ждал чай в каминной зале. Он уже начал привыкать к обществу Артура и к тому состоянию, в которое его вгоняла инъекция — он становился разговорчивее, деятельнее, перескакивал с одной мысли на другую и чувствовал себя центром сжимающейся вселенной.

Ему было хорошо.

— Я никогда не интересовался, — проговорил Артур, включая матовый экран камина, — но теперь стало интересно. Откуда ты этого набрался? Секты, духовные практики, бабушка-ведьма?

Предположение о ведьме позабавило Игорька. Он рассмеялся, запрокинув назад светловолосую голову, посмотрел на Артура из-под полуопущенных век.

— Я уже говорил… Я вершитель. Нет, даже не так… Я Вершитель. Чтобы стать Вершителем, нужно выжить, умерев, а потом не дать себя загнать на тот свет, как бы ни старались предшественники. Я боюсь увидеть Криса, — добавил он, помолчав. — Мне кажется, он видел во мне совсем не то, во что я превратился. Я надеюсь, что он забыл обо мне и сейчас занят делом — поднимает трубку своего телефона. Странно, но… телефон доверия. В этом что-то есть. Доверие. Мы ему доверяли и продолжаем доверять. Наверное, поэтому мне и страшно. Я доверяю ему до сих пор, и если он откажется принимать мое доверие, значит, от меня отвернулось все, в чем есть человечное. Он спас меня, я его рук дело… он мне никогда не врал и предупреждал обо всем, что произойдет дальше, и я верил, но что-то мешало его послушаться. В конце концов, я имею право выбирать то, что действительно хочу сделать. Я и выбирал.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — остановил его Артур. — Сосредоточься.

— Не могу, — признался Игорек, выпустив из рук чашку. — Я думаю о сотне вещей одновременно. И меня ждет раскаленный ад. Мне никто и никогда не будет доверять, потому что я взялся судить. Но мне плевать — это тоже мой выбор, давно-давно, в подвале с памятником солдата я сказал Крису, что вандалы должны быть наказаны, а он сказал — не суди. Так вот… я готов был начать судить уже тогда, так что это всего лишь следствие. Развившаяся болезнь. Меня тянет в Запределье, вот что… — закончил он свой монолог и распластался в глубоком кресле.

Артур не стал его трогать, погасил свет и вышел, оставив Игорька наедине с ночью и электрическим огнем камина.

* * *

Все покрылось пылью. Фарфоровые кошки замерли, коробочки и ящички захлопнули крышки. Негритенок спал на кресле. По его лакированной коже побежали трещины. Подсолнечники в саду солдатика увяли, а сам он перестал выходить на крылечко и только изредка натужно кашлял. Телефон молчал. Возле него высыхал открытый маркер. Крис не заваривал чай, не вынимал из-под дивана баночек с вареньем и не подходил больше к окну. Он просыпался, садился на своей шаткой раскладушке и замирал в ожидании вечера.

Над ним тихо кружились подвязанные на нитях рождественские серебряные звезды. В коридоре часто слышались чьи-то шаги, но Крис не обращал внимания.

Он становился теплым камнем и видел разбегающиеся по рукам трещины. Карты тоже скорбно молчали, не желая его тревожить.

Черные глаза, упершиеся в одну точку, почти ничего не выражали. Пока в городе гремели взрывы, Крис еще порой медленно поворачивал голову к окну, но когда все утихло, перестал двигаться вовсе.

Отпуск — это когда никому не нужен. На полу стоял раскрытый чемодан, оклеенный изнутри открытками. В нем лежали пустые ножны, отделанные агатами. Филигранная резьба, изображающая ящерицу, обвивалась вокруг.

На них и смотрел Крис, но не видел ничего, кроме круглой залы Закона, в которую торжественно внесли много лет назад чудесный, выкованный из истинной стали и крови ящерицы клинок. Он, обернутый промасленным шелком, рвался из рук кузнецов. Черные агаты матово блестели на рукояти, в лезвии отражались перевернутые фрески разноцветного потолка.

— Он готов, Законник, — сказал Нёрд, утирая красноватое лицо широкой ладонью. — С характером… но должен получиться добрый друг.

Доброго из Кайдо не получилось. Это Крис понял сразу же, как только взял его в руки. Ледяной клинок был упрям и зол на всех подряд. Прошло много времени, пока он научил его проявлять разумность и приобретать свою вторую форму, которая так и не стала человеческой. С ним, узким, в черной чешуе и привычкой шипеть, выпуская раздвоенный язык, Крис обошел все видимое Запределье. Кайдо смотрел на мир внимательными неподвижными глазами и по молодости кидался на все, что видел. Его влекло недостижимое — все, что не поддавалось силе, становилось для него целью, и первые свои царапины он получил в сражениях с вечным.

Сначала он был немногословен, а потом вдруг принялся болтать, и Крис часто потом вспоминал эти разговоры — пока, наконец, не принял решение обо всем забыть.

— Я не ко времени, — сказал однажды Кайдо. — Войны отгремели, в твоих жилах не кровь, а молоко, пришла эпоха смирения и жалости… Зачем я был тебе нужен?

— Оружие — друг, а не слуга, — сказал Крис.

Кайдо долго обдумывал, а потом впервые пришел с просьбой — если нас разлучат, пояснил он, то пусть у меня будет что-то, что я взял у тебя и что будет отличать меня от других.

Крис молча открыл шкатулку, стоящую поодаль, вынул чистую еще, совершенно пустую колоду карт и вписал на их рубашку имя своего меча. Кайдо принял колоду и по каким-то неведомым признакам догадался, что это прощальный подарок.

— Я не могу остаться с тобой?

Крис покачал головой.

Кайдо сунул карты в карман и вышел, не оборачиваясь. Его уход был отмечен обрушением северных башенок — он просто раскинул руки и в бессильной ярости раскромсал многовековую кладку в клочья. И исчез. Исчез на долгие века, а потом вдруг обнаружился констриктором в самом обычном городе, обнаружился совсем другим — с человеческой кожей, глазами, лицом, но с той же самой колодой в кармане.

Крис всячески старался забыть это снова и возвращался к тому моменту, когда Кайдо держался всегда рядом, прижавшись плотно, всегда готовый нападать и обороняться. Тихонько шипел, извлекаемый из ножен, а ночами сидел над колодой, пытаясь запомнить значения карт. Его рвение было трогательным — он не был предназначен для того, чтобы прорицать, но старался понять, и это качество — редкое для меча, и без карт отличало его от других.

В последний свой вечер в городе под красными крышами Крис пришел к нему, обнял и долго не отпускал. Кайдо сидел, замерев, и не выказывал ни одной эмоции, только голову опускал все ниже.

 


Квартира покрывалась пылью, а Крис по-прежнему смотрел на тускло поблескивающие ножны и вспоминал холод своего меча в руках. Кайдо. Лучшее оружие Запределья. Друг.

Потом Крис валился на бок, на скрипящую всеми пружинами раскладушку, и закрывал глаза, чтобы пережить ночь и начать новый день — ему предстояли еще сотни таких, он намеревался переждать безумие внешнего мира, чтобы снова услышать телефонный звонок, но его планы изменились, когда утром вместе с пустой чашечкой негритенок на подносе приволок оплавленные, с длинной трещиной ножны.

Показал пальцами и замахал ладошкой в воздухе — горячо. Крис приподнялся, откинул в сторону верблюжье одеяло и взял раскаленные, тающие в быстрые капли ножны. Руки обожгло страшным жаром, разъедающим, словно кислота. К мягкому порозовевшему металлу прилипала кожа, капли крови разлетелись по серебряному подносу, как гранатовые зерна.

— Он умирает, — сказал Крис. — Как и было обещано.

Негритенок оскалился.

— Открой шторы, — приказал Крис и поднялся.

Шторы разъехались, показав вместо города что-то серое, безмолвное, в жидком тумане. На школьном дворе не было видно ярких курточек, деревья не стали зеленеть — солнце, разочаровавшись, ушло, а ведь совсем недавно казалось, что весна совсем близко.

На асфальте чернели лужи. Людей было мало. На стенах противоположного дома ветром трепало желтые плакатики со значительным мудрым лицом — выборы мэра так и не состоялись.

Зато над крышами широко, в полный рекламный формат, развернулось улыбающееся лицо юного ангела, голубые глаза которого смотрели ласково и весело.

Жить — нужно!

Потревоженный светом, выполз на свое крылечко солдатик, посмотрел на ангела, похрипел и сплюнул.

— Что? — спросил Крис. — Не нравится?

— А, мать их за ногу… — махнул рукой солдатик и отер обшлагом рукава квадратное лицо. — Сначала рожу привесят, а потом шею веревкой прихватят… вот у нас был случай — гнали мы одного по ряду! Пятьдесят палок! Спина — лапша с бульоном. А все почему? А все потому, что тоже все рожей своей вот так светился… У нас же как? Палки, ваше благородие немчура. Не ваши прутики, которыми воробья не перешибешь…

Крис отвел в сторону норовящую вернуться на место тяжелую штору и вгляделся в лицо Игорька. Несколько секунд рассматривал его, словно читая хорошо понятную ему книгу, а потом отпустил штору. Окно закрылось, но солдатик высунулся в щель между шторами:

— А солнышко-то где? Кости погреть…

— А нет солнышка, — коротко ответил Крис, ища в завалах между кипами карт и обувными коробками свою куртку. — Они тянут время… Понимаешь? Тянут. Время.

— На кол, — глубокомысленно сказал солдатик и спрятался.

Крис выбежал на лестницу, грохнув дверью, кинулся вниз по ступенькам и успел к подъезжающему такси раньше, чем открылась дверца.

— К ближайшей тени, — сказал он торопливо.

— Это близко, — благодушно сказал водитель.

— Хорошо, — сказал Крис. — Ходу, волк, ходу!

И серое стремительное такси сорвалось с места, подняв мелкую водянистую пыль.

Остановилось оно у плохо прикрытого люка на середине бетонного пятна какой-то желтоватой пустоши, по краям которой громоздились пятиэтажки. Крис выскочил наружу, присел на корточки и сдвинул чугунный проржавевший блин, под которым открылся тоннель с приваренными скобами-ступенями. Он без колебаний спустился вниз, легко нащупывая ногами ступени, и, когда достиг дна, люк сверху уже закрылся — водитель поспособствовал. В кромешной тьме Крис ориентировался так же хорошо, как и на свету, поэтому безошибочно выбрал направление и зашагал уверенно, пригибаясь тогда, когда сверху нависала труба. Скоро неподалеку показался свет — слабенький, прохладный. Запахло жидким супом и сигаретным дымом, и даже проползла по стене низенькая тень.

Крис свернул туда и через минуту вышел в центр крошечной комнатки, где на неподвижном вентиле устроен был стол из пары досок и сидел за этим столом толстенький человечек в вязаном растянутом свитере.

Перед человечком стояла баночка с кабачковой икрой и пластиковое корытце с остатками какого-то бульона.

— Здравствуй, отец, — сказал Крис.

— Не могу пожелать тебе того же, Сатана, — грустно сказал отец Андрюша. — Я тебя таким во сне и видел…

— Это тоже сон, — сказал Крис. — Поговорим потом. Позови Антона, пусть ждет меня здесь на исходе второй ночи.

И нырнул в черный ломтик тени, притаившейся в углу.

Преодолев натяжение плотной колючей паутины, он вырвался на ту сторону и перешагнул Границу, тут же по щиколотку провалившись в красный раскаленный песок. Позади трещало и подвывало израненное пространство, с трудом латая повреждения. В другое время Крис пожалел бы его, но сейчас было не до проторенных путей — он нанес Запределью тяжелую рану, но не собирался извиняться. Запределье предало их ради собственного удовольствия — вырастило себе новых вершителей, накормило силой и пустило властвовать, не заботясь ни о чем.

Оно, это толстое никчемное одеяло, беззастенчиво нарушило ход событий, которые Крис предоставил самих себе, и ничуть об этом не жалело — лежало перед глазами, сыто щурясь единственным оком красного дрожащего солнца.

Если так, то и Крис церемониться не собирался. Широким шагом направился к пропасти и перемахнул ее, легко спружинив на краю. По рукам ударили жадные каменные иглы, но кровь не пролилась, раны просто наполнились болью и дымом.

Солнце прикрылось узким лезвием свинцового облака, словно глаз Запределья прикрылся в задумчивости.

— Подели наше яблоко! — завизжало сбоку, и под ноги Крису кинулась полубезумная, в черных лохмотьях волос женщина, таща за собой высохший восковой труп.

Крис наклонился и вынул яблоко из ее рук. Женщина затихла и свернулась на песке гремучей змеей.

Яблоко, все в морщинках и пыли, Крис сунул в карман и пошел дальше. По узкой тропинке дошел до обители Матери и безошибочно нашел ее маленький домик, единственный, где на окне еще развевалась ситцевая цветная занавесь.

— Мать, — позвал он негромко, опираясь на ограду.

В домике зашуршало, стукнуло, мелькнуло в окне встревоженное лицо, и вдруг из раскрытой двери на Криса бросилась простоволосая, с небрежно распущенной косой босая женщина. С залитым слезами лицом она заплясала возле Криса, словно боясь коснуться, а потом не удержалась и обняла его белыми мягкими руками.

— Ты вернулся! — завсхлипывала она. — Ты вернулся… а у меня даже тесто еще не подошло. Ну как же… ты бы хоть предупредил… Пойдем, пойдем… пойдем быстрее… А я все гадаю сижу, живой-не живой… и чувствовала всегда, что живой. Всегда чуяла…

Крис одну руку положил на ее шелковистый затылок, щекой прижался к ее виску и некоторое время молчал. Потом заглянул в полные слез глаза:

— Коробочку мою сберегла?

— Да, — сказала она, утираясь краем фартучка. — И не отдавать бы тебе ее, знал бы, как мать бросать… За коробкой пришел, что ли?

Крис кивнул.

— За коробкой и попрощаться. За тобой скоро придет Кельше. Помнишь Кельше?

— Память у меня подлиннее твоей, — ответила она. — Горя много от вас, толку мало.

— А ты прощай, — мягко сказал Крис. — Меня, Кельше… всех. Ты же умеешь прощать.

Мать молча развернулась и пошла в дом. Через несколько минут она вернулась, с уже туго заплетенной косой и сухими глазами. Через оградку сунула Крису в руки маленькую тяжелую шкатулку, резную, потемневшую от времени, холодную.

— И пошел теперь! — прикрикнула она. — Чтобы не видела тебя больше!

— Спасибо, — сказал Крис и зашагал прочь, сжав в ладони шкатулку так, что она превратилась в коробок размером не больше спичечного.

Пальцы прилипали к этому коробку, и Крис стискивал зубы, чтобы не поддаться порыву и не открыть крышечку. Хорошо бы — открыть и раскромсать эту тупую красную тушу в клочья, взрезать равнодушную пустыню до самых недр, чтобы вопли и стоны лились отовсюду, чтобы в ужасе зажмурился круглый алый зрак. Наказать его, как раньше, и оставить незаживающие раны, подобные той пропасти, что недавно перешагнул.

— Не суди, — хриплым шепотом сказал сам себе Крис. — Не суди.

Запределье настороженно молчало. Что же ты медлишь, Законник? Ты поймал меня на преступлении, ты увидел последствия расторгнутого договора, так что же ты медлишь? Где твоя карающая страшная сила, которой прежде держал меня в узде?

— Не мне тебя судить, — громко откликнулся Крис. — Но тебе, мерзкой твари, нужен поводок. Тот, что ты сама себе сплела, не подходит. Я найду другой, и тогда ты получишь свое.

В недрах Запределья что-то двинулось. Горячий пар выбился из-под земли, разметав песок, и из-за красного полога показался изувеченный город с распяленной пастью на месте прежних ворот.

Крис плотнее сжал шкатулку и миновал разлом. На пути ему кто-то попадался, но Крис не обращал внимания, простыми движениями рук избавляясь от всех, кто бросался наперерез. Словно зеленые листья, кружились плащи и опадали на землю. Крис перешагивал их и шел вперед, восстанавливая в памяти систему улиц и переходов. Кузни находились прямо за Башней, и Крис обогнул ее, не став заглядывать внутрь — ему было не до жадного к власти молодняка, сцепившегося за право занять осыпанный черным жемчугом трон.

Он не обратил внимания и на то, что следом ринулся кто-то, с острым зеленым взглядом и перекошенным лицом.

Ворота кузницы были распахнуты настежь. Возле наполненного красной лавой тигеля на коленях, опустив голову, стоял Кайдо. Под его коленями шипела, пузырясь, отравленная кровью ящерицы сталь. Длинными цепкими крючьями его держали с двух сторон, и неестественно вывернутые локти уже покрылись длинными алыми трещинами.

Крису достаточно было просто поднять глаза, чтобы щипцы рухнули на пол, жалобно зазвенев, а кузнецы замерли, вцепившись в него неподвижными зелеными взглядами.

Кайдо медленно повернул голову, из-под длинных черных волос рассмотрел облик своего спасения и снова уронил голову.

«За попытку перековать меч Закона — смерть!» — явственно прозвучало в голове у Криса, но он просто молчал и смотрел на кузнецов. Других слов он не знал, а судить права уже не имел.

В кармане нагревалась и пульсировала маленькая шкатулка — только открой…

— Кайдо, — сказал Крис. — Поднимайся и проведи меня к нынешним вершителям.

— А не надо никуда идти, — прозвучал позади напряженный голос. — Добро пожаловать в наш город, Законник.

Крис посмотрел через плечо.

— Клинок переплавить, — мягко проговорил Анн, и кузнецы снова двинулись с места, поднимая свои щипцы. — Гостя в башню. У него есть для нас подарок.

— Этот? — Крис вынул из кармана шкатулку и показал ее правителю. — Ты все о нем знаешь?

— Я знаю, что теперь мы начнем все заново, — ответил Анн.

Глаза его были прикованы к шкатулке.

— Верно, — согласился Крис и легко, словно невесомую, перевернул шкатулку и разжал ладонь.

Шкатулка устремилась к полу, зависла на секунду и обрушилась вниз. Мгновенно всколыхнулся и заалел воздух, тугим кольцом разметав стены кузницы, как тонкий картон. Всепожирающая волна понеслась дальше, вздымая вверх дома и башни, и там, у самого неба, они рассыпались на части, превращаясь в черную пыль. Грохот взбил в тугой вихрь северный ледяной ветер, закрутил его и понес по выжженной земле. Трещины понеслись по ней, обгоняя друг друга, и горячий пар острыми белыми копьями вонзился в красное заплывшее солнце.

Все это длилось секунду, а потом утихло, и Крис остался напротив Анна, а больше не было ничего.

— Я имел на это право, — сказал Крис.

— Где? — взвыл правитель, опускаясь на колени и ощупывая руками оплавленную воронку. — Где она теперь?

— Такие вещи не передают из рук в руки, — пожал плечами Крис. — Ты должен был об этом знать.

— Я найду, — сказал правитель. Его губы тряслись. Пальцы из накипи, окружившей воронку, он выдернул полуобугленными. Зеленые глаза потускнели и заметались в кроваво-красном кольце.

— Вас создали, — сказал Крис, садясь перед ним на корточки, — из прихоти. Из скуки. Вы не прошли того, что должен пройти Вершитель, чтобы знать, как вершить и имеет ли он на это право. Вы тянули время, превратив его в декорацию. Вы делили золото и власть, похожие на людей настолько, что не сумели их понять. Вы смутили их умы, научили быть жестокими, уничтожили сострадание и жалость, превратили в убийц, и проводникам долго еще не сделать ни одной куклы с улыбкой на лице.

— Они такими и были, — глухо ответил Анн, в лихорадке разбрасывая расплавленный песок. — Они такими и были! Они ненавидели друг друга, они и без того готовы были убить и никого никогда не жалели!

— Неправда, — жестко сказал Крис.

— Мы начали бы снова! — заорал Анн, цепляясь за плечо Криса. — Эта шкатулка… она очистила бы их мир, и с нового листа снова вырос бы рай!

— Неправда.

— Запределье возродит нас заново, и ты ничего не сможешь сделать, — выговорил Анн.

— Тоже неправда, — устало ответил Крис и поднялся, сбрасывая его руку со своего плеча.

— Это правда! — завопил Анн, поднимаясь с колен.

Его тонкая фигура в обтрепанном плаще на фоне черно-красной раны притихшего мира казалась кукольной, марионеточной.

— Это правда! Если я выжил, значит, я нужен!

— Ну и что? — вдруг сказал кто-то сбоку. — Я тоже выжил, где тут по этому поводу в вершители записываются?

Кайдо, с отвращением глянув на обожженную руку, подошел к Крису поближе и, сумрачно рассматривая Анна, выпустил длинный раздвоенный язык — зализать рану. Его черные глаза горели нехорошим опасным светом.

— Пусть идет, — сказал Крис, угадав настроение своего меча. — Он действительно на кой-то черт нужен, раз жив. Так всегда бывает. Просто так не умирают и просто так не остаются в живых.

Кайдо посмотрел на влажную окровавленную руку, потом на Криса.

— Он же будет дальше свою пластинку крутить, — удивленно ответил он Крису. — И вся эта пригоревшая кровавая каша дальше полезет…

— Я сделал все, что мог, — отозвался Крис. — Я не могу сделать большего, иначе я снова стану Законником, заложником Запределья, Вершителем… а я не хочу, Кайдо.

 


Кайдо несколько секунд смотрел на Криса, потом кивнул:

— Можешь идти, — сказал он Анну. — Если Крис говорит, значит, из тебя может получиться что-то путное…

— А пока он будет тянуть время, — закончил Крис, глядя в осунувшееся и ставшее почему-то вполне человеческим лицо Анна. — Это пока в его власти. Тянуть время и строить свой ад. Пойдем, Кайдо.

Кайдо развернулся, фыркнул напоследок и пошел вслед за Крисом, увязая в ставшем почти жидким алом песке.

Он напоследок посмотрел на то место, где прежде стоял город, и вздохнул:

— Здесь было неплохо.

Крис не ответил.

Не ответил он и тогда, когда они проходили мимо надтреснутой равнины, в которую превратилась деревенька Матери.

— Она была хорошая тетка, — заметил Кайдо. — Берегла прошлое…

У Криса еле заметно напряглись плечи.

От деливших яблоко остались лишь белые, в паутине трещин кости. Запределье вымерло. Солнце побелело от муки. Ветер умолк, отовсюду тянуло холодом. Скалы почернели и осыпались, похожие на искалеченные пальцы.

— Когда-то здесь были сады, — вполголоса сказал Крис. — Ты этого не помнишь, но когда здесь правила Женщина, Запределье цвело. У границы текла река… черная прозрачная вода, всегда свежая. Я ходил туда на закате, а уходил с рассветом. У берега стояла лодка с желтым фонарем. Перевозчик дарил мне монетки. Древо только распустилось, и Волк еще не родился. Его породили мы. Женщина не была так жестока.

— Волк, — вспомнил Кайдо. — Который?..

— Да, — кивнул Крис. — Я остался без руки. — Он посмотрел на свою ладонь. — На время. Меня выходила Мать, а я побоялся, что ее власть больше моей, и заставил людей забыть о ней. Отголоски долго еще бродили по земле — мифы, сказки… но светлый облик всепрощающей мудрой Матери ушел. Так рано или поздно поступает каждый Вершитель — сила становится абсолютной и достается тому, кто убил свою мать.

Кайдо помолчал из вежливости. Ему непонятны были терзания Криса, но он чуткой сердцевиной ощущал, что не стоит перебивать и высказывать свое мнение.

Он бы молчал и дальше, но Крис вдруг остановился и посмотрел ему прямо в глаза — тонкие брови сошлись, лицо стало сосредоточенным. Серый дым волос медленно плыл за его спиной, белая кожа отливала серебром.

— Она исчезла только сейчас, — сделал попытку Кайдо. — Умерла… ведь только сейчас.

— Нет, — качнул головой Крис. — Мы умираем, когда перестаем быть нужны.

— Как все сложно, — проворчал Кайдо и потянулся, разминая плечи. — Я думал, эти поганцы утопят меня в лаве. А ты пришел.

— Это попытка окольными путями узнать почему? — спросил Крис и тут же ответил: — Я пришел не за тобой, Кайдо, а за шкатулкой.

Он остановился возле пропасти, посмотрел вниз, в угольную черноту бездонья.

— Справедливость перевернута, — подсказал Кайдо, от досады кусая губы.

— Да, — Крис улыбнулся. — Прыгай, Кайдо.

Кайдо раскинул руки и без колебаний шагнул вперед, в страшный провал искалеченного Запределья.

* * *

Когда он снова смог открыть глаза, оказалось, что сидит он на деревянном ящике за столом из двух сдвинутых досок, а на столе вскрытая банка килек с торчащей из нее вилкой, газеты и мутноватый стакан. Крис сидел рядом, подложив ладонь под подбородок, а напротив, опустив глаза, еще один — маленький круглый человечек, смущенно зажавший руки между колен.

— Антон скоро придет, — скованно сказал человечек.

— Наша компания вам в тягость, святой отец, — заметил Крис. — Но мы обещаем не вносить смуту в вашу душу.

— А, — с какой-то безнадежностью сказал человечек. — Моя душа не такой уж ценный предмет, чтобы ее оберегать.

Крис посмотрел пристально.

— Хотите, я скажу, какая у вас душа, святой отец? — спросил он.

— Не надо, — обреченно отказался человечек и обернулся обрадованно: — А вот и Антоша. В узкий подвальный проход, наклонившись, вошел крупный человек в сером пыльном камуфляже. Он сразу же нащупал глазами Кайдо, и тот выпрямился, принимая вызов.

Антон покосился на Криса и сел подальше, под тень обернутых в серую дранку труб. Он сложил большие руки и поднял голову с немым вопросом.

Отец Андрюша завозился и тихонько вздохнул.

— Вот они поговорить хотели… — скованно сказал он.

— Почему остановился, Антон? — напрямую спросил Крис, отпуская расслабившегося Кайдо. — Думаешь, все закончилось?

— Думаю, что это мое дело, — ответил Антон.

Кайдо приподнял руки и с наслаждением вцепился зубами в кончики пальцев. Брызнула кровь. Антон посмотрел на него с интересом.

— Жалости в тебе нет, — сказал Крис. — Сопереживать не умеешь. Разучился. Поэтому массовое помешательство тебя стороной и обошло. Если бы не то, что вложил отец, ты бы так и стоял в оцеплениях и гонял этапы.

Антон равнодушно выслушал свою краткую характеристику, а потом медленно поднялся, распрямив согнутую спину, и вынул из спрятанной под одеждой кобуры пистолет. — И никто вас здесь не найдет, — прокомментировал он.

Его лицо застыло, а палец лег на курок, но навстречу поднялся Кайдо, собой загородил Криса и приказал:

— А-агонь.

Антон выстрелил не раздумывая. Кайдо развернуло боком, из плеча выдернуло тканевой смятый ком, но не пролилось ни капли крови.

Отец Андрюша сидел позади неподвижно. Глаза его стали влажными, он быстро моргал.

— Моя очередь? — нехорошо понизив голос, выговорил Кайдо и поправил лохмотья куртки, свисающие с плеча.

Антон стрелять больше не стал.

— Это что за бред? — спросил он у отца Андрюши, и тот развел руками.

— Скоро, — сказал Крис, поднимаясь из-за импровизированного стола, — сюда придет Игорь. Его сложно будет узнать, но вы узнаете. К этому времени ты должен поднять войска, Антон, иначе твой город превратится в гетто. Из подвалов не правят. Если ты не выберешься наружу, ничего не изменится. Ты устал и знаешь, что не все ладно, но закрываешь на это глаза, потому что тебе больше не хочется отправлять людей на смерть. Тебе ночами снятся горячие куски мяса, прилипшие к стенам, и пальцы, которыми сначала завязывают шнурки и которые потом лежат на асфальте. Ты хочешь сделать вид, что справился.

Антон убрал пистолет обратно в кобуру, застегнул несколько пуговиц и поднял на Криса отчаянные глаза.

— Я справился, — хрипло сказал он.

— Неправда, — который раз за день ответил Крис. — Ты играл в освободителя и проиграл.

— И как я должен поднять армию? — с презрением спросил Антон. — Я смог собрать своих — с кем воевал раньше, смог найти несколько отморозков, согласившихся нацепить пояса смертников, но я не Че Гевара, чтобы начинать революцию.

— Я дам тебе Кайдо, — ответил Крис, и Кайдо, возившийся с разорванным рукавом, повернул голову, словно не веря. — Кайдо способен перемкнуть мозги любого, кто когда-нибудь держал в руках оружие.

Он развернулся к отцу Андрюше и наклонил голову:

— У вас такие интересные пуговицы, святой отец.

— Да, — печально сказал отец Андрюша и посмотрел на свернутую на коленях истрепанную жилетку. — Со звездочками.

— Позвольте, — попросил Крис, наклонился и снял с ткани маленький металлический кружочек. — Возьму себе за труды.

— И все? — хмуро спросил Антон. — Зачем ты все это делаешь? Из-за пуговицы?

— Я хочу, чтобы заработал мой телефон, — пояснил Крис, — и я снова стал кому-нибудь по-настоящему нужен. Кайдо, ты все понял?

— Ага, — кивнул Кайдо, облизывая пальцы, чтобы развернуть истрепанную колоду веером. Он вытащил одну карту и радостно взвыл: — Дьяяявоооол! Ну что, камрад, — хищно улыбнулся он Антону. — Пошли, сделаем из тебя Че! Начнем с самых верхов. Кто сейчас самый главный вояка в этой дыре?

Антон, словно подтверждая слова Криса о способности Кайдо, послушно развернулся и пошел по коридорчику, пригибаясь. Кайдо отправился следом.

— Он хороший мальчик, — тихо сказал отец Андрюша. — Он правда хотел кого-то спасти.

— Я знаю, — ответил Крис, вертя пуговицу в пальцах. — Он просто наткнулся на одну неприятную особенность выбора: выбирая, белые или черные фигуры, ты обязуешься играть. Вы играете в шахматы, святой отец?

— Играл, — ответил отец Андрюша.

— Я так и думал.


Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 104 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава 1 Отшельник | Глава 2 Колесо фортуны | Глава 3 Страшный суд | Глава 4 Императрица | Глава 5 Дьявол | Глава 6 Сила | Глава 7 Башня | Глава 8 Верховная жрица | Глава 12 Смерть |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 9 Луна| Глава 11 Повешенный

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.036 сек.)