Историческая поэтика 3 страница

РИС.16

Евангелие (текст)  Архитектура  Витражи  Иконы и фрески  Арх <итектурный?> <нрзб.>  Колокол  Свет  Богослужение.

Храмовая форма моего черепа в контексте поэтики личностного сознания. Готическая дробность усиливает значение уносимой в себе личностной поэтики.

Борение "дробности" и "дефункциональной связи" в готической архитектуре.

8) Город и храм; пейзаж (мир) и храм. Свод черепа.

9). Три сферы рефлексии в "личностное сознание" Homo in templo.

Рис.17

10). Неизбежность эстетического преобразования в интерьере личности

(а) Неизбежность перевода чтения в видение, незавершенного в

единовременное (Евангелие — Храм).

(б) Неизбежность сочетания движения (непосредственного) и

движения (сосредоточенного) взглядом — с ритмом возвратных,

отсылочных движений, с их ритмической ролью.

(в) Неизбежность превращения свода Храма — в свод черепа, лба,

"головы"...

(г) Неизбежность "похищения" храма "в себе", перевода церковно-

значимого момента (заутреня, вечерня, <исповедь?>) в не-

сакрально значимый момент жизни, дома, в момент возможного "настоящего будущего" (в его эстетической <нрзб.>).

(д) Неизбежность игры "изобразительной" и "архитектурной"

конструированности, каркасности.

***

Еще к "В-округе-храма-сознанию". 1. Колокол души — в ритмизации и формализации и в сосредоточении вглубь — двух составляющих

— округ себя- в-храме (во всем его Евангельском содержательном наполнении) — и

— реальная моя жизнь во всех ее неповторимых и индивидуальных впечатлениях. Это амальгама, слиток колокола души. 2. Отщепление этого "слитка" в особое самостоятельное образование (звучащая <икона?>, образ храма), предстоящее мне как образ. 3. "Житие" (образ святого и частный человек), "в и дение" и то — как "щели" в личностное сознание. 4. Евангелие, точка точных временных <нрзб> (7 ч. утра) и их <нрзб>.

——————

Борьба сил тяжести (сжатия) и легкости (растяжения) — как поэтический схематизм и строй храмовой архитектуры (тайное растяжение — NB) от романской архитектуры к готике.

——————

Стены храма "окна", протертые в "горний мир", — окна, открытые в этот мир. В обе стороны открытость стен делает их — абсолютно прозрачных, стеклянных, — непрозрачными, рефлектирующими обратно, каменными, но — (не видимыми, а...) звучащими.

— Полюсы формалистического умозрения

и

— напряженно эмоционального тона жестов.

— Ср. — "простец" и "мудрец"!

——————

Особое значение двух полюсов эллипса —

— пред-стояние

и

— фокус мира Я, куда все погружается и кристаллизуется. Этот фокус (сейчас — о нем) — сосредоточить в этом, неповторимом, точно измеренном (ср. точность Евангелия...) мгновении, в его мгновенно бессмертной значимости. Это вместе с тем фокус дирижирования. Я говорю не об архитектуре, а именно о двух полюсах, фокусах эллипса личностного самосознания... Раскачивание колокола.

Что в самой поэтике Евангелия предрасполагает к идее одновременности прошлого и настоящего (в зиянии настоящего) — предсказание Христа одновременно с их исполнением, это движение в одном пространстве. Это связь (топологическая) двух узлов "интервала". — Ср. "но час еще не пришел". [См. прим. 000 к с. 000].

———————

На иконе существенно не изображение (ведь это невообразимо и невидимо), но умопонимание, напоминание, указание на <нрзб.>, принципиально иное, чем изображение. Изображение — не образ — а знак — указание, жест. Единственно, что здесь эстетически содержательно — это не изображение (оно — умопостижимо), но то, на чем изображено. — Но и чем ихображено. Это — пред-стояние. Идея пред-стояния, свода, окружающего меня. И — с двух сторон взгляд, по эту и по ту сторону, — <делает?> этот момент, что изображение <нрзб.> плоскостью, везде и по ту сторону его — не оно (ср. Ренессанс — перспективная иллюзия), но Я — свидетель и наблюдатель, я — смотрящий на (извне) стены храма.

Сама иконная роспись (горки и т.п.) заставляет меня глядеть с той стороны, исключать пространство иллюзии и — ведь только это видимое "той стороны" — видеть стену, стена храма, здание.

———————

В русле "поэтики" — это взаимоотражение в со-знании (Я — Ты) формально ритмического образа моего бытия и его сосредоточенно духовного образа (в круге — в округе храма); впервые это взаимоотражение достигает ясности и завершенности ("настоящее будущего") в округе души средневекового человека. Колокол этого личностного сознания, что можно определить как идею души, раскачивается, и звон распространяется, имея центром "точку", "било" смерти, — в сторону будущего (после смерти, каким бы религиозным или творчески предвидимым оно ни было), и — в сторону настоящего (прошлого), в личное деяние человека. Это биение колокола сознания в обе стороны (со всем его ритмом и "узором") и создает идею личности или души.

———————

К Аверинцеву.

...Существенный челнок в схематизме личностного сознания человека Средневековья:

(1) Цикл — архитектура как момент литургии. Я исчезает в соборном действе — возносится в Бога... И — вглубь —

(2) Цикл — литургия момент архитектуры. Все замолкает. Действие уплотняется в стены Храма. Возникает поэтика "Я-в-(о)круге-храма" сознания. Этот момент молчащей музыки становится решающим, когда я выхожу "из храма", когда храм звучит "во-мне" — со стороны (внешний строй здания — окруженность пейзажем — колокол).

Существенны все движения этого челнока, но NB — его устремленность вглубь, в молчание, в "формальность", ритм, — во второй цикл.

NB! Качание этого колокола... И — даже — о двух преображениях спиритуализма.

———————

Время —

особо резкое сочетание авторитарного (дуплицирование в настоящем прошлого, цитируемость авторитета, — в плане предвидения) и — будущего — воздаяния, Страшного Суда... ожиданий вечности. Настоящее "проваливается", в этом пустом месте сдвигается прошлое и будущее, образуя «настоящее будущего» <нрзб.>.^xlviii125

———————

Будущее как сакральное будущее (после смерти), с высот которого я вижу и совершаю свою жизнь, в поэтике я-в-округе-храма-сознания превращается в будущее строящегося (уже — пред-стоящего) храма, здания, сооружения в его тектонической, ритмической, формальной игре. NB этот сквозной троп — молящийся — в мастера. NB. Изменение типа.

Вот с каких высот будущего (но впитавшего все бесконечное и вечное бытие) я смотрю на свою жизнь и строю (перестраиваю) ее, начиная с конца.

В Античности — в момент акме — в целостное и мгновенное настоящее собирается и сосредоточивается и тело и сознание героя. Они — в этот момент тождественны.

В Средневековье сознательная воля отделяется от тела (момент смерти) и извне, в пред-стоянии (и изнутри — в раздвоении) определяет (от конца к началу к концу) жизнь индивида.

Конечно, и в Античности герой не совпадает с собой (род — индивид), но и в одном, и в другом полюсе — тело-сознание  тело-сознание. В Средневековье это дуализм сознающей воли и — тела.

——————

К Средневековью.

"В-круге-храма" все мои личные (пред-личные) страхи, надежды, предчувствия, узлы жизни не только кристаллизуются в монограмму, в магнитное поле храма, но и проецируются во-вне — на стены и своды храма, и — на этом "плотном" и кинестезически значимом каркасе в сложном, мне — внеположном узоре, предстоят мне самому как некая отдельная от меня плоскость (мое сознание — мне предстоит), амальгамируются с росписью и кинетикой стен. Так мне предстоящее и чаемое будущее, включающее в себя мое сознание (экран — плотный и твердый) — реализуется как идея души — в ее исходном (генетически первом) виде и форме, — хотя и феноменологически и теологически душа была раньше.

* * *

Чл.-кор. П. Симонов. Предыстория души. Наука и жизнь. 1984. №2.

...3) рефлексы саморазвития, подчас не нужные для приспособления к наличной ситуации, но жизненно необходимые для встречи с будущим (с. 114).

— Рефлексы будущего...: исследовательский, свободный (сопротивления), подражательный, игровой... Адаптация к невозможному будущему...(118).

“Возможность с помощью речи и произведений искусства передать свое знание другим породила со-знание, обобществленное знание, знание вместе с кем-то. Но передача своего знания о мире другому означает отделение себя и от мира и от того, кому я это знание передаю. Иными словами, сознание неизбежно влечет способность к самосознанию, к осознанию уникального собственного "я". По мнению нейрофизиолога Дж. Экклса, тестом на наличие самосознания служит способность узнавать свое изображение в зеркале. Кроме человека эта способность обнаружена только у шимпанзе. У ребенка она возникает примерно через 18 месяцев после рождения”. (121). Сфера сознания снизу подпирается сферой подсознания (автоматизированные и поэтому переставшие осознаваться навыки) и сферой сверхсознания (творческой интуиции)... “В последнее время "вздорная побасенка о свободе воли" (Ленин) получила свободное оформление в виде представления о "само-детерминации личности"” (121).

На самом деле поведение человека целиком определяется его социальным воспитанием и генетическими задатками. «Свобода выбора есть иллюзия, но иллюзия исключительно полезная. Представление о свободе воли порождает чувство ответственности за совершаемый поступок, а это чувство заставляет человека вновь и вновь оценить сложившуюся ситуацию, мысленно просмотреть возможные последствия тех или иных действий, взглянуться на себя со стороны...” (122).

...В этом и только в этом смысле можно говорить о... самодетерминации, о причинном обусловливании поведения человека нервными связями, ассоциациями, первично возникающими (в сознании. — В.Б.) в мозгу человека... (122).

“Итак, с точки зрения религиозного сознания основные признаки души сводятся к следующему:

1. В определенный момент жизни человек замечает, что помимо нужды в пище, жилье, одежде, мужчине (женщине) он наделен тягой к новому, неизведанному, красивому, к сочувствию и ласке, то есть к тому, что нельзя взять в руки, силой отнять у собрата, закопать в землю на черный день. Вот в этом-то неуловимом, невещественном и нуждается в отличие от тела душа.

2. Каждый человек наделен своей уникальной, лишь одному ему присущей душой, которая сохраняет свою уникальность и после смерти, потому что не может исчезнуть тот особый, единственный в своем роде мир, который я ношу в себе.

3. В душе сконцентрировано все лучшее, человеческое, доброе, поэтому хороший человек — душевный, хорошо работать — значит работать с душой.

<...>

4. Душа есть помещенный внутри меня судья моих помыслов и поступков, и когда я поступаю плохо, она скорбит, болит, напоминая этой болью о моей личной ответственности за мои деяния.

«Сегодня мы в состоянии дать естественнонаучное объяснение каждому из перечисленных выше представлений» (122).

Личность это прежде всего и главным образом индивидуально неповторимый набор потребностей, причем, каждый “стоит столько, сколько стоит дело, о котором он хлопочет” (123).

Сознание, — затем уход в подсознание, и тогда “нормы поведения... приобретают в процессе перехода ту силу, которой они не обладали в качестве внешних предписаний. И тогда возникает голос совести, зов сердца, веление долга, тем более сильные, чем больше эти нормы соответствуют фундаментальным человеческим ценностям, накопленным в ходе исторического развития цивилизации” (123).

Чем определяются хотения (см. Шопенгауэр: “Человек может делать то, что хочет, но не <может?> хотеть то, что хочет”...

Именно через творчество осуществляется так называемая самодетерминация поведения, то есть нахождение таких вариантов действий, которых не было ни в личном опыте субъекта, ни в известном ему опыте всех людей” (123).

Субъективный мир человека познается не сознанием, но “мыслящим сердцем” (Гегель), не наукой, а искусством. Предмет науки — объективные законы высшей нервной деятельности...

* * *

Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери. М. Изд. Правда. 1955.

«Собор Парижский Богоматери <...> уже не храм романского стиля, но это ещё и не вполне готический храм. Это здание промежуточного типа.» (Первый камень заложил Карл Великий — последний — Фил­ипп-Август. Строился шестьсот лет!..) «Не ус­пел саксонский зодчий воздвигнуть первые столбы нефа, как стрельчатый свод, вынесенный из кресто­вых походов, победоносно лег на широкие романские капители, предназначенные поддерживать лишь полукруглый свод. Нераздельно властвуя с той по­ры, стрельчатый свод определяет формы всего собора в целом. Неискушенный и скромный вначале, этот свод разворачивается, увеличивается, но ещё сдер­живает себя, не дерзая устремиться остриями своих стрел и высоких арок в небеса, как он сделал это впоследствии в стольких чудесных соборах. Его словно стесняет соседство тяжелых романских столбов. <...> Это — прививка стрельчатого свода к полукруглому» (собирание и воссоединение самых различных соборов...). Сам этот собор — химера. «У него голова одной церкви, конечности другой, торс третьей и что-то общее со всеми...» (с. 1I7-I20).

«...В течение первых шести тысячелетий, начиная с самой древней пагоды Индостана и до Кельнского собора, зодчество было величайшей кни­гой рода человеческого»... Религиозный остов еле различим сквозь завесу народного творчества. «Трудно вообразить, какие вольности разрешали себе зодчие даже тогда, когда дело касалось церквей. Вот витые капители в виде непристойно обнявшихся монахов и монахинь, как например в каминной зале дворца правосудия в Париже; вот история посрамления Ноя, высеченная резцом со всеми подробностями на главном портале собора в Бурже; вот пьяный монах с ослиными ушами, держащий чашу с вином и хохочущий прямо в лицо всей братии, как на умывальнике в Бошервильском аббатстве. В ту эпоху мысль, высеченная на камне, пользовалась привилегией, сходной с нашей современной свободой печати. Это было время свободы зодчества.

... Будучи свободной лишь в области зодчества, мысль целиком высказывалась только в тех книгах, которые назывались зданиями. В этой форме она могла бы лицезреть собственное сожжение на костре от руки палача, если бы по неосторожности отважилась принять вид рукописи; <...> мысль, воплощенная в церковном портале, присутствовала бы при казни мысли, воплощенной в книге. <...> Все материальные силы, все интеллектуальные силы общества сошлись в одной точке — в зодчестве. <...> В те времена каждый родившийся поэтом становился зодчим. <...> Илиады выливались в форму соборов... [Остальные искусства] были рабочими, созидавшими великое творение. Архитектор — поэт — мастер в себе одном объединял скульптуру... живопись... и музыку...» (194-195).

«Основные черты всякого теократического зодчест­вах — это косность, ужас перед прогрессом, сохра­нение традиционных линий, канонизирование перво­начальных образцов, неизменное подчинение всех форм человеческого тела и всего, что создано природой, непостижимой прихоти символа.... Всякое усовершенствование... святотатство. <...> Напротив, характерные особенности построек народного зодчества — это разнообразие... самобытность... непрестанное движение. Здания уже настолько отрешились от религии, что могут позаботиться о своей красоте, лелеять ее и непрестанно облагораживать свой узор из арабесок и изваяний. Они от мира. Они таят в себе элемент человеческого, непрестанно примешиваемой ими к божественному символу, во имя которого они продолжают ещё воздвигаться. Вот почему эти здания доступны каждой душе, каждому уму, каждому воображению. Они ещё символичны, но уже открыты пониманию как сама природа..." (с.I96—I97).

С ХV века все изменяется.

Книгопечатание...

«...Все эти гармонические части великолепного целого, воздвигнутые одни над другими в пять гигантских ярусов, безмятежно в бесконечном разнообразии разво­рачивают перед глазами свои бесчисленные скульптурные, резные и чеканные детали, могуче и неотрывно сливающиеся с спокойным величием целого. Это как бы ог­ромная каменная симфония; колоссальное творение и человека и народа; единое и сложное, подобно "Илиа­де" и "Романсеро", которым оно родственно; чудесный результат соединения всех сил целой эпохи, где из каждого камня брызжет принимающая сотни форм фантазия рабочего, направляемая гением художника; одним словом, это творение рук человеческих могуче и изобильно, подобно творению бога, у которого оно заимствовало двойственный его характер: разнообразие и вечность" (с.11З).

С. 147 — о колокольном звучании, о колокольной архитектуре Парижа!!!

... И дух его нормировался по образцу собора.

(с.161 — о Квазимодо...).

... О двух смыслах Собopa Парижской Богоматери. Красота, стройность, гармония — и — темная мистика — с.172.

* * *

Кн. Евгений Трубецкой. Умозрение в красках. Три очерка о русской иконе. Париж. 1965.

"Икона в ее идее составляет неразрывное целое с хра­мом, а потому подчинена его архитектурному замыслу. Отсюда — изумительная архитектурность нашей религи­озной живописи; подчинение архитектурной форме чув­ствуется не только в храмовом целом, но и в каждом отдельном иконописном изображении: каждая икона имеет свою особую внутреннюю архитектуру, которую можно наблюдать и вне ее непосредственней связи с церковным зданием в тесном смысле слова.

<...>

...Мы видим перед собою, в соответствии с архитектурными линиями храма, человеческие фигуры, иногда чересчур прямолинейные, иногда, напротив, — неестественно изогнутые соответственно линиям свода; подчиняясь стремлению вверх высокого и узкого иконостаса, эти образы иногда чрезмерно удлиняются: го­лова получается непропорционально маленькая по сравнению с туловищем; последнее становится неестественно узким в плечах, чем подчеркивается аскетическая истонченность всего облика.

<...>

...Не только в храмах, — в отдельных иконах, где группируются многие святые, — есть некоторый архитектурный центр, кото­рый совпадает с центром идейным. И вокруг этого центра непременно в одинаковом количестве <...> стоят с обеих сторон святые. В роли архитектурного центра, вокруг которого собирается этот многоликий собор, яв­ляется то Спаситель, то Богоматерь, то София — Премудрость Божия. Иногда симметрии ради, самый центральный образ раздвояется. Так, на древних изображениях Евхаристии Христос изображается вдвойне, с одной стороны дающий апостолам хлеб, а с другой стороны святую чашу...

<...>

..."Богородица Нерушимая Стена" в Киевском Софийском соборе: поднятыми кверху руками она как бы держит на себе свод главного ал­таря...

<...>

...Подчинение живописи архитектуре <...> Архитектурность иконы выражает одну из центральных и существенных ее мыслей. В ней мы имеем живопись по существу соборную; в том господстве архитектурных линий над человеческим обликом, которое в ней замечается, выражается подчинение человека идее собора, преобладание вселенского над индивидуальным. Здесь человек перестает быть самодовлеющей личностью и подчиняется общей архитектуре целого.

В иконописи мы находим изображение грядущего храмового или соборного человечества." (с. 3I-34).

Мой подход — прямой спор с выводами (!) Трубецкого. — В.Б.

II В. Личность в романном слове¹²⁶.

Новое время. Роман. Акмеистичность каждого момента жизни и — его — посмертность. Но в сознании точка решения и смерть не расходятся. В точке сопряжения индивидов к а к личностей; личностей как индивидов. Авторство и творчество.

Основные узлы Ново-временной идеи личности:

Но здесь я не буду догматически повторять описание этих узлов (как они давались в предыдущих разделах). Просто опираясь на идеи Бахтина (здесь они есть...) разверну некоторые особенно существенные (в логической связи) моменты. Напомню только — а) Здесь особенно существенно сопряжение идеи личности как она складывается в поэтике и как она складывается в социологии, в истории (это — и содержательно существенно)^xlix. И — б) Это — не "романная личность", но — роман — адекватная, конгенильная форма эстетического осознания^l, что есть (до романа?) личность, но личность-то есть лишь как феномен такого осознания. Для личности (ее идеи) нет отдельных времен, — настоящего, прошлого, будущего, есть (ср. Августин) только настоящее, —- настоящее личности... Личность Нового времени — личность в доминанте "настоящее — настоящего" <внутреннее снятие?>.

В этой связи обращу внимание на такие плоскости анализа:

А. Коренные напряжения того внутреннего пространства, рефлектируясь в которое каждый поступок человека может быть понят (=может быть поступком...) как поступок личности, как узел одного поступка, — жизни как поступка, человека как автора своей жизни...^li Образы культуры: Гамлет… Дон-Кихот... Тр. Шенди...

Романы Достоевского.

(I) Начну с Гегеля — это хорошее вступление^lii127.

Гегель о напряжении ХАРАКТЕРА и — движения в обстоятельствах...¹²⁸ Было бы банально… НО — неожиданно: выход на идею конфликта между двумя определениями характера — между " твердым характером " и " самопогруженной личностью "¹²⁹. У Гегеля это дается в движении триады – к снятию в идее субстанциального характера, если же оба определения взять в одном временном сопряжении, — это точный набросок коллизий личности (нет отдельного рока), набросок конфликта Гамлета и набросок того, как подходить к внешним поступкам в их рефлексии внутрь душевного пространства (в сохранении их внутренней антиномичности). В одновременность всех моментов жизни человека. Вот первая напряженность "пространства личностных смыслов" человека Нового времени.

О Гамлете¹³⁰. Твердый характер нуждается в осмысленном, а не флейта-в-чужих- руках (не моем…) поступке. Ср. Выготский: Гамлет в фабуле убивает, в сюжете – не убивает¹³¹. Одновременность двух этих действий. "Гамлет" Шекспира как завязь романного смысла личности. То внутреннее пространство, которое в последующих романах ослабевает, но лишь в соотношении с Гамлетовским началом роман может быть понят как роман. ЕСЛИ вдуматься (в себя, в ситуацию романа) глубже, возникает ещё одно определение этой напряженности^liii132:

(2) Это напряжение между двумя саморешенными как абсолютные — точками — в искусе самоубийства мое рождение (быть или не быть …) и моя смерть (перерешение судьбы, ее неопределенность или — " будь, что будет ", отказ от личной ответственности) оказываются теми полюсами, между которыми (уже на всем пространстве, а не в привилегированной точке "акме" или "исповеди "…) располагается растянутое, длительное пространство настоящего жизни^liv.

Это — точки именно абсолютного начала, — феномена решения о рождении и решения о смерти (или ином варианте жизни). Это — не физиологические, но – волевые точки. И точки рефлексии. И это точки, в которых история и будущее — моменты одной, этой уникальной, неповторимой смертной жизни¹³³. То, что зависит от истории, от генетики, от обстоятельств понимается (и есть!) момент моего решения (ср. соотнесение с роком, с собиранием рока рода в точку…). Условность этих двух точек, они могут быть поставлены, завязаны (волей и сознанием) — в любом интервале жизни и — здесь две точки собираются в одну — точку рефлексии — предельной, последней; вместе с тем — это технология "отсылки" любого интервала и любой сдвоенной точки – к началу (к точке быть или не быть, к решению: быть)^lv.

Открытость, нерешенность (момент рефлексии), незавершенность этих двух точек, двух точек завершения. Во внутреннем пространстве между этими двумя точками (одной сдвоенной точкой) зажата вся действительность, все внешние поступки, рефлектируемые в это замкнутое пространство, из пространства векторного (в дурную бесконечность). Но... замкнутое ли это пространство?

Уже здесь — внимательнее о "точке" Гамлета и "точке" романов Достоевского (в Бахтинском толковании).

Но отсюда:

(3). Эти две точки как два "дополнительных" понимания (определения) индивидуальности:¹³⁴

А. одно понимание в точке начала — бесконечная потенция. Личность как индивидуальность уже есть (настоящее) в самом начале жизни личности, — в дальнейшем развитии человека, в деятельности его — лишь развертывается, осуществляется, реализуется и — сужается обстоятельствами, слагается с другими действиями (ущемляется, отшатывается от "условий", а точнее — включается в законосообразность и тем самым становится "субстанциальным началом" в Гегелевском смысле^lvi). (Вообще здесь — Нота Бене! — Гегелевское понимание "духа" и "идеи", начала и конца его Логики…)

Б. — другое, второе понимание в точке конца: Личности в начале нет, изначально она небытие; она – акт решения всей жизни, человек индивидуализируется, становится субъектом в итоге творчества, он созидает себя, созидая свой мир (мир объектов — как мир воплощенных, — и уже поэтому — обращенных на себя – стремлений). Здесь существенно (ведь это вообще определяюще для личности): в творениях своих Я отстраняюсь от себя, могу себя увидеть как ТЫ... В "пространстве" между этими двумя полюсами, фокусами, вращается схематизм личности Нового времени. Рациональный смысл и разведенность этих двух полюсов: двойной смысл исходных решений: начала как решения быть (личность – индивидуальность, сам решаю, кто и что я... — как бесконечная потенция, как изначальность – настоящее всей жизни индивидуальности – в ее начале, — но продиктованное определенным отношением к Ты, к индивидуальному иному) и – конца, как момента предельной отстранённости, как смотрения на себя – Ты, в итоге творческой деятельности, но – здесь – заметить – именно здесь возможность перерешения, рефлективного, мгновенного выбора иного возможного варианта (жизнь на фоне иных ее возможных-невозможных, неосуществленных вариантов, спектральных линий). И только на этом фоне (вот во что превратились исходные бесконечные потенции) личность, индивидуальность конца, — есть всеобщее растянутое настоящее конца, (завершения, завершенности). В начале – это бесконечность внутренних потенций – в одно русло направленных. В конце – это – одно завершение (отстранение) на фоне неосуществленного (переиграть, перерешить?) спектра…¹³⁵ И все время не забывать, что все, что я здесь изображаю, наблюдая романный схематизм личностного начала Нового времени, все это позволяет обнаружить мои догматические предположения о "личности" (внутреннее пространство, несовпадение с самим собой, — собой действующим, изменчивым и собой, по-иному (Я – Ты) – неизменным, постоянное настоящее, жизнь в Образе, привилегированные точки сопряжения двух определенностей и т.д.) – казалось бы само собой разумеющейся идеи личности – индивидуальности (Новое время), в ее простеньком обороте (индивидуальность – социум), обычно заслоняющем все другие определения.

(И в сопряжении с полюсами: "акме" – "посмертное воздаяние" — без которого (без такого соотнесения) нет ещё и внутреннего пространства личности Нового времени — как индивидуальности. Тогда ее "неповторимость" – это просто безмотивный произвол...^lvii

(4) Ocoбoe сопряжение человека и его судьбы (ср. Бахтин — В.Л. и Э. – 479¹³⁶). О невмещаемости человеческих качеств и потенций – в социальную заданность и данность... Рефлектирование этого сопряжения во внутреннее пространство личности... Новые два полюса: идея судьбы – и идея невмещаемой в нее человеческой личности. Снова: два постоянных, взаимоотстраненных полюса. Судьба – неисполненность жизни (тот спектр неиспользованных возможностей, о которых я говорил, понятый как… определение личности и реальная (завершенная) векторная биография человека (как определение его судьбы…)). Апофатизм личности (то, что могло быть, но не осуществилось, но что внутри "душевного пространства" не менее есть, чем то, что осуществилось... Cooтношение с античной судьбой – роком небес...

Дата добавления: 2015-08-21