С. Батлер

Анализ обоснования тезиса («деньги для человека») показывает его реаль­ное принятие в общественном сознании и культуре духовных отношений. И наверное потому, что противоположная позиция («человек для денег»)

содержит неприемлемое для представлении морального сознания содер­жание. Ведь в соответствии с требованием категорического императива человек в мире нравственности должен выступать в качестве «цели самой по себе». Он не может быть использован только как средство по отношению к чему бы то ни было, в частности, к деньгам, и даже — к самой морали. Но все дело в том, что нравственные наставления в состоянии оказывать воздействие на хозяйственное поведение, следовательно, и на добывание денег, тогда, когда «они сами должны иметь силу над душами людей»¹⁹. Поэтому категорическое наставление кантовского императива не решает проблемы «мораль — деньги».

Показательно, что теоретики «разумного эгоизма», чья позиция также может быть охарактеризована через положение «деньги для человека» (как и «мораль для человека»), свою основную аргументацию концентрируют на объяснении альтруистической жертвенности сугубо «внутричелове-ческими» мотивами. Но это приводит к сложнейшим затруднениям, по­скольку альтруизм подавляет витальные стремления человека. И не только сугубо жизненно необходимые, как, например, реализация себя с целью получения денежного эквивалента, вознаграждения, но и любой нравст­венный поступок может быть представлен как благотворительная жертва.

Человек всегда стоит перед необходимостью производить расходование того драгоценного материала, из которого сам состоит, тратить единст­венную, и, в конечной перспективе конечности существования, бесконечно ценную собственность — жизнь, часть которой воплощена в деньги как эквивалент затрат на ее воспроизводство. В этом смысле жертва никогда не может быть представлена как оправданная. Ведь вряд ли кто-то спо­собен допустить мысль о том, чтобы эта трата производилась ради вторич­ного, вспомогательного по отношению к жизни элемента. Следовательно, можно обоснованно говорить о том, что не только человек, но и деньги, как стимул моральной деятельности или бездеятельности, не могут рассматри­ваться как средство, поскольку превращенные в средство они теряют всякое моральное качество. Если спросить людей, рассуждает М. Вебер, преиспол­ненных «капиталистического духа», о «смысле» их безудержной погони за наживой и деньгами, то они ответят, что кроме «заботы о детях и внуках» их влечет «само дело с его неустанными требованиями», ставшее для них «необходимым условием существования». Это «действительно единственная правильная мотивировка, выявляющая к тому же всю иррациональность подобного образа жизни с точки зрения личного счастья, образа жизни, при котором человек существует для дела, а не дело для человека»²⁰. В нашем рассмотрении — деньги для человека или человек для денег.

В оценке следствий положения «человек для денег» существует фило-софско-этическое обоснование превращения морального человека в чело­века морали, отчуждение морали от конкретных индивидов и ее интер­претация в виде силы, призванной господствовать над ними. Тезис человек для денег порождает то «экономическое сознание», заложенное в самом

стремлении к деньгам, но скрытое за определенными внешне нравствен­ными принципами. Вместе с тем происходит девиация (подмена) нравствен­ного сознания, поскольку практическое воплощение анализируемой позиции («человек для денег») актуализирует практицизм, что обусловливает занятую позицию, далеко не соответствующую нормам, считать единственно пра­вильной, во всяком случае, на первом этапе. Но это не мораль, не этическая позиция, а морализаторство, которое по сути является «нигилистическим морализмом» (С. Франк).

В результате нравственная нормативность теряет свое специфическое моральное качество, ибо морализатор — тот, кто утверждает принцип зави­симости человека от денег, производит активную работу по расширению, перестройке и селекции этических норм и принципов. Он насыщает их не просто дополнительным, а извращенным, «паразитарным» по отноше­нию к морали содержанием. Поэтому деньги начинают занимать в моральном сознании ту его часть, которая является сферой «трансцендентного идеала», придавая им характер абсолютной и ценностной независимости отдельным нормам.

Для мошенника высшего полета его дети, жены, словом все, что его окружает, имеет для него второстепенное значение. Он любит деньги не как скупец, который стремится набрать их в кучу и спрятать в своем подвале, нет! Если он добывает их всеми средствами, если он черпает их из любых источников, то это только для того, чтобы видеть, как они потоками льются к нему, ради всего того, что они могут ему дать: ради роскоши,

Дата добавления: 2015-08-21