Дороги полевые.

За долгую геологическую жизнь, повстречать довелось многих шоферов, и поработать с ними продолжительное время, хотя, конечно и шоферы и машины менялись довольно часто. Но некоторые водители запомнились надолго и поэтому, разумеется, я не могу обойти стороной эту важную тему – не рассказать подробнее о водителях. Конечно, кроме тех, о ком уже упоминал. Ну, хотя бы взять для начала (а быть, может в продолжение…) тот же Акархар.

В начале шестидесятых отправили нас со Славой Мельниковым на Восточный Памир в декабре. Дело в том, что коллеги из Памирской Экспедиции уже тогда составили ТЭД на Акархарское месторождение бора, источником водоснабжения указали озеро Кол-Уч-Кол, но промерить озеро и посчитать объем воды, разумеется, забыли. Для высокого начальства все едино, что гидрогеолог, что гидролог и Управление геологии поручило провести замеры озера нашей Экспедиции.

Снарядили нас очень даже хорошо. Главбух Боев Петр Андреевич недрогнувшей рукой подписал к выдаче по новенькому спальному мешку, по два матраса и ватных одеяла, по паре геологических сапог и по новому белому полушубку, самолично сопровождал на склад и выдал добавочно дворницкий тулуп. Один на всех, но с полами до земли. Петр Абрамович побывал на Памире еще до войны в составе Советско-Германской экспедиции и знавал, как там работается зимой.

Выделили новенький ГАЗ-63, вездеход, да еще оборудованный как грузотакси, то есть с будкой. Застелили пол кошмами, загрузили ящик с бензолампой, куханной утварью и все, можно ехать!

Водитель известный, если не сказать знаменитый, помню его как Василия Ивановича – шофер опытный, родом из Оша, шоферил по Средней Азии еще до войны, потом воевал в автобате, а затем снова крутил баранку по пыльным азиатским дорогам. Среднего роста, шапка-ушанка лихо заломлена набекрень и одно ухо непременно торчит в сторону. Голос хриплый, решительный, нижняя челюсть как у гориллы и даже выбритая только что выглядит щетинистой. А вот нос пипочкой и красный, как фонарик. Войну закончил Василий Иванович в офицерском звании и быть бы ему завгаром если бы не пагубная привычка, о наличии которой красноречиво свидетельствовал цвет его носа. Разговорились мы как-то по дороге. Работал раньше он и завгаром и начальником автобазы, но долго удержаться на должностях не мог.

– Угождающих много, а человек слаб, пришлось сесть за баранку, баранка, она каждый день пить не позволяет, будешь пить, останешься без зарплаты. – Так обосновал фронтовик свое решение сесть за руль.

В те времена обитал я в Каратаге, где стояла, как я упоминал ранее, наша буровая, а Славик снимал комнатушку в городе. Ему и забирать машину утром в Экспедиции, а по пути подобрать меня, поскольку путь лежал наш через Самарканд, Фергану и Ош. Появились они только поздно вечером. В кабине сидит молодой узбек, кузов набит мешками с рисом, из щели между мешками и верхом кузова, чертыхаясь, выползает Славик и еще один узбек.

– Василий Иванович! Спекулянтов везем?

День уже потерян, ползти будем как черепаха, ехать нам придется лежа в этой узкой щели, и ГАИ, конечно, остановит не один раз.

– Парни! С ГАИ хозяин груза разберется всегда, а если в Самарканд придем на пустом грузотакси, на нас пальцем показывать будут. Машина кормить должна.

– Кормить тебя, или весь экипаж?

– Конечно весь!

Нам много не надо. Вечером булка хлеба, кусок колбасы да бутылка водки, чтобы лучше спалось в машине. С тем и отправились в дальний путь.

На следующий день, часам к одиннадцати вечера добрались до Самарканда. Отлежав все бока, кряхтя, спустились из своей щели на узбекскую землю. Осмотрелись. Машина стоит в большом дворе, огороженном высоченным дувалом. По периметру двора обустроена веранда с множеством дверей, ведущих в комнаты для гостей и товаров. Оказывается, все это называется караван-сараем или, официально – колхозный двор, принадлежащий пригородному колхозу. Будто из ниоткуда выскочили пятеро молодых парней, потащили во все стороны мешки с рисом, мгновенно разгрузив машину. Наши вещи перенесли в одну из комнат, пол в которой земляной, но покрыт кошмой. Пришел хозяин заведения – караванщик, бойкий бабай, принес блюдо с пловом, правда, холодного уже, лепешку и бутылку водки. Отметил, что блох у него нет, и мы можем спать спокойно. Блох действительно не оказалось.

Утром мы со Славиком проснулись рано. Василий Иванович заявил, что ему необходимо поспать еще пару часиков, чуть ли не сутки за баранкой просидел, а мы можем осмотреть пока местные достопримечательности. Первая достопримечательность примыкала к массивным железным воротам караван-сарая и представляла собой небольшой буфет с богатым выбором вин, водок, настоек, коньяков и ликеров. В Душанбе такого набора и в ресторанах не сыскать. Хозяин – толстый добродушный узбек с роскошными черными усами приветствовал как родных, порекомендовал начать с посещения знаменитой площади Регистан и ста граммов армянского коньяка, который он имеет честь нам предложить с лимончиком.

Последовав рекомендациям, мы и отправились на площадь где немало поудивлялись синеве минаретов и их высоте, осмотрели медресе, которое в то время находилось в полуразрушенном состоянии, в чайхане напротив медресе, через арык, попробовали вкуснейшую рыбу, которая жарилась в кипящем масле гигантского казана, на улочке, убегающей от площади купили у частников знаменитых самаркандскиих лепешек, и пошли будить водителя.

Открыв дверь комнаты, чувства от увиденной картины были выражены единым выдохом ненормативной лексики. На блюде из-под плова лежала пустая вечерняя бутылка, в которой оставалось утром почти половина содержимого, стояла новая бутылка, в которой осталось водки не больше ста грамм, стояла банка кильки в томате полнехонькая и лежал кусок лепешки. Таковой была незатейливая сервировка. Василий Иванович мирно похрапывал.

Неужели все один вылакал и без закуски? И когда успел?

Позвали караванщика.

– А ваш Вася следом за вами сразу и выскочил за ворота. Купил бутылку, консерву и спит. Ночью проснется, остаток допьет, и до утра будет спать.

– А ты откуда знаешь, как его зовут?

– Я его с до войны знаю, он еще на полуторке, да на ЗИС пятом с Оша сюда заезжал.

– Он один пил?

– Один, я не пью, а к нему никто не заходил.

Да, с такой дозы без закуси действительно проспит до утра и будить бесполезно. Сели мы в машину и думу думаем, что делать?

– Слава, ведь сегодня суббота, заправиться можно только на базе «Самаркандгеологии» и если сегодня не заправиться, то придется и в воскресенье в караван-сарае просидеть. По полям я еще рулить умею, но по городу не пробовал.

– Не стоит и пробовать.

На наше счастье появился на постоялом дворе грузовик с душанбинскими номерами. Мы к шоферу.

– Земляк, выручай!

С трудом, но все же уговорили его сесть на нашу машину и съездить на базу заправиться. Немного воспряли духом. К тому же однокашник мой в Душанбе числился, практически официальным женихом, он сказал, что у его красавицы невесты в Самарканде проживает сестра с мужем, с которой он был уже знаком и, что у него имеется адрес и телефон. Отыскали неподалеку телефон, позвонили, через час за нами потенциальный родственник Славы – муж сестры.

Василия Ивановича, продолжавшего спать, закрыли на замок, оставив ему по совету караванщика двести грамм водки, кое-что перекусить, банку с водой и ведро для отправления малой нужды (по большой ему вряд ли захочется в результате таковой диеты…).

– Проснется, выпьет, и будет спать до утра, – повторил караванщик, – но вы часам к восьми, все же возвращайтесь на всякий случай.

Вечер провели мы в городской квартире с комфортом и в приятной компании, да и ночевать нас оставили, а утром сестра вручила посылочку, что бы завезли мы ее по дороге в Джизак, к маме.

В караван-сарай успели вовремя, караванщик открыл комнатушку, и Василий Иванович собрался в магазин. Попытка была пресечена в самом зародыше, затворника усадили пить чай, и к вечеру он обрел человеческий облик.

Взяли курс на Ленинабад через Джизак, где предстояло передать посылочку и ехать далее, но в Джизаке будущего зятя и, естественно, его спутников ожидал королевский прием: натопленная баня – мечта зимнего путешественника, вкусный ужин с винами разных сортов собственного изготовления с высоким качеством и теплая чистая постель.

Двигаясь по Ферганской долине, иногда прерывали свой путь, чтобы перекусить, размять ноги и обратили внимание на одно обстоятельство. Местные жители пожилого возраста при встрече с нами как бы вздрагивали, посматривали с испугом или неприязненно, а то и смотрели как на пустое место. Спрашиваю Василия Ивановича:

– В Фергане русских что ли не любят?

– Причем здесь русские или не русские! На вас же форма как у НКВДэшников. Белые полушубки, ремни офицерские, портупея. Вы бы еще ваши наганы сверху прицепили. Это солдаты в окопах в шинельках сидели, а НКВД в полушубках сидело в заградотрядах, да здесь мобилизацию проводило. Жесткая была мобилизация, в кино показывают, да в некоторых книгах пишут, что народ валом валил на призывные пункты, а на самом деле было наоборот.

Приняв к сведению это размышление, залез я в кузов, завернулся в тулуп с комфортом, но с грустными мыслями в лежачем положении. Проснулся ночью, машина стоит в каком-то дворе. Опять, что ли Василий Иванович нас в караван-сарай завез? Оказалось, что это двор гостиницы в городе Маргелан. Появились Славик и Василий Иванович из дверей.

– Какие апартаменты нам отвели?

– Номер «люкс» на пятнадцать кроватей, свет не выключается и всю ночь народ туда сюда ходит.

Решили спать в машине, Василий Иванович, включив в кабине свет, поскольку Славик решил полчасика перед сном почитать журнальчик, ушел в гостиницу.

Не успев еще и задремать, услышал я у машины громкий разговор типа мать-перемать, звук хорошего удара и последовавшие тут же голоса явно милицейского тембра. Пришлось срочно натягивать штаны и идти в гостиницу, где шла разборка происшествия.

Оказывается наш водитель, решил перед сном посетить ближайшею местную забегаловку, но выпил, вероятно, меньше чем душа просит, понимая, что утром надо ехать дальше. Будучи по этой причине в плохом настроении, прошел опять мимо своей койки к машине, где набросился с кулаками на Славу. На Славу, который был известен еще в институте, что не терпит оскорблений и угроз, и ежели Слава снимает очки, то последует удар, невзирая на габариты грубияна и число его друзей.

В гостинице милицейский лейтенант с дружинниками по бокам уже решал вопрос отправить Василия Ивановича в вытрезвитель или оформлять протокол о хулиганстве? Размахивая командировочными удостоверениями, рассказывая, что выполняем важное государственное задание и, что мы все же гости из соседней республики, уговорили лейтенанта отпустить нас с миром.

– Как же вы поедите с пьяным водителем?

Тут перепуганный Василий Иванович начал божиться, что выпил всего сто грамм, что он за рулем уже тридцать лет и так далее.

– Ладно, поезжайте, уговорили. До выезда из города всего один километр по прямой, потом через пять километров большой арык с чистой водой, там и спите. Поедете дальше, так там пост и шофер ваш может прав лишиться.

Этому совету мы и последовали с благодарностью.

Километров шестьдесят дороги перед Ошем оказались из-за выпавшего ночью снега гладким катком с грузовиками в кювете через каждые два-три километра. Завидев наш вездеход, некоторые становились на дорогу, приходилось вытаскивать, но дело это оказалось даже прибыльным – в благодарность за спасение совали бутылку.

Очередная небольшая неприятность поджидала нас на базе Памирской ГРЭ, где собирались заправляться. Оказывается, сегодня четвертое декабря, а завтра праздник, день конституции, заправщик уже отправился домой и придется денек отдохнуть.

Поселились в приличной комнате с кроватями и письменным столом со стульями и, главное с нормальной печкой из кирпича с запасенными дровами. Василий Иванович не мешкая, отправился в гости к куму пить самогон, нас с собой не взял, хотя по дороге обещал, что будем ночевать у кума. Вот и спасай его от вытрезвителя, штрафа и милицейской кляузы по месту работы. Но мы особенно не расстроились. Прогулялись по городу, остальное время предавались нардам, преферансу «с болваном» и покеру на спички, оценив каждую в определенное количество коньяка, то есть, спички были обеспечены градусным запасом. Удивительно то, что на следующее утро после праздника водитель явился практически трезвый и без похмельных мук, должно быть хороша у кума самогонка.

Наконец-то едем по Памирскому тракту. На перевале Кызыл-Арт вынужденно переночевали в казарме с дорожными рабочими, дожидаясь, когда восстановят оползший участок дороги. На Акбайтале остановились и выпили со Славой по сто грамм как первопроходцы, Василий Иванович воздержался до ночевки, и правильно сделал, поскольку в Мургабе, «не зная брода», подкатили к милиции, прямо пред светлые очи ее начальника, находясь в кабине грузовика втроем! Начальник, учтя двадцатиградусный мороз и штормовой ветер, ограничился устным внушением.

Ночевка в Мургабе на базе Памирских геологов в грязной комнатушке с нещадно дымящей «буржуйкой». Началась головная боль, хотя поднимались на высокогорье – отметки долин четыре тысячи метров, на машине и должны были бы акклиматизироваться. Самое печальное, что голова болела и утром, и всю неделю, что мы проработали на озере Кол-Уч-Кол. От Мургаба до озера около ста километров, едем, размышляем, неужели придется каждый день возвращаться на ночевку в Мургаб. Вот и сай Гурумды. Через двадцать километров увидели вал морены, за которой находится озеро, а у подножия вала, ура! стоят три юрты и загон для овец. Подъехали, представились, рассказали, зачем приехали. Бригадир пригласил в юрту, я это жилище увидел впервые. Большая, круглая, с печкой-буржуйкой из толстого железа, и идеальная чистота, полы застланы войлоком, вдоль стен из белой кошмы стопки матрасов и одеял. Сели пить чай, как водится. Бригадир внес предложение:

– В Мургаб ночевать ездить не будете, в юрте всем места хватит. Я вам даю двух человек, будут долбить лунки во льду, а на вашей машине будем возить кизяк для топки со старых овечьих загонов. Бензин у меня есть.

Повезло нам, можно считать, необыкновенно.

Утром, отдав хозяйке свои продовольственные запасы, довольно скромные, позавтракали со всеми: белые толстые лепешки, шир-чай (черный крепкий с молоком) и ячье масло сколько хочешь. Вполне хватит такого завтрака до вечера. Работа на озере пошла полным ходом. Два молодых киргиза, совсем еще мальчишки, долбят ломами лунки, Слава меряет хлопушкой глубину, я хожу с картой, компасом и мерной лентой, размечаю створы, и между делом гоняю зайцев, которых оказалось не очень много, спустя несколько дней, жаркое из зайчатины все же сделали. Управились за четыре дня. Василий Иванович в это время объезжал окрестные загоны, где слой кизяка был до одного метра толщиной, пастухи ломами выламывали куски кизяка, грузили и развозили по юртам.

На прощание хозяева решили угостить нас памирским пловом, то есть мелко нарезанное мясо, которое варилось четыре часа и все равно осталось жестким и макаронами, которые варились столько же, но все равно остались полусырыми. Рис здесь, оказывается, вообще невозможно сварить, отметка, на которой стояли юрты четыре двести. Съели плов памирский с удовольствием, дорого внимание и гостеприимство. Переночевали последний раз в юрте и поутру отправились в обратный путь.

Все же юрта идеальное жилище для кочевников. Собрать и разобрать можно за несколько часов. Перевезти можно на верблюдах, лошадях, ишаках или вьючных яках. Работать, имея для ночевки юрту, тоже можно. Печка топится, спящий у печки, через два-три часа, как станет холодно, просыпается, кидает в «буржуйку» куст терескена, у которого очень толстые корни, терескен быстро разгорается, печка загружается кизяком и снова на пару часов в юрте тепло. Но как выживали кочевники раньше с малыми детьми в таких экстремальных условиях, представить трудно. Сейчас то семьи живут в колхозном поселке, в обычных домах, правда, с глинобитными стенами.

Утром, заправленные бензином, не заезжая на Памирскую базу, направились вниз, но как говорится: вниз через четыре перевала. Ночью у озера Кара-Куль, Василий Иванович начал за рулем клевать носом. Остановились. Нужно где-то приткнуться переспать. За стеклами кабины свищет сильнейший ветер и мороз под тридцать. Поселок Кара-Куль будто вымер, свет горит только на столбах и у пограничников, да на метеостанции. Решили напроситься к метеорологам, как-никак, почти коллеги, должны приютить. Начальник ГМС нам обрадовался. Он уже две недели трудился круглосуточно, в одиночестве. Три молодых специалиста, направленные сюда по распределению, съев все таблетки от головной боли на станции и на заставе у пограничников, сбежали. Голова болела все время и у нас, но мы уже как бы привыкли, считая боль неизбежным условием жизни. Однако, до сих пор помню, как при появлении первых зеленых кустов арчи на спуске с перевала Талдык боль мгновенно исчезла, как будто кто-то в голове ее выключил. Все в кабине ожили, заулыбались, даже Василий Иванович, обычно молчаливый, начал рассказывать какую-то байку.

На этот раз в Оше заехали сразу к пресловутому куму, который жил в собственном, довольно основательном, доме с виноградником и садом, и работал шофером на скорой помощи. Кум был еще на службе, пока кума начала готовить к вечернему приему стол. Василий Иванович повел нас в гости к жене его погибшего на войне брата. Вдова, приятная женщина средних, по нашим понятиям, лет проживала неподалеку тоже в собственном доме, однако скромном для занимаемой ею должности – директора Ошского базара, колхозного, разумеется. Хозяйка пригласила соседку, очень миловидную даму, Славик – известный ловелас начал ее обхаживать и, когда через часок Василий Иванович и я направились вновь к куму, остался в надежде провести ночь более приятно…

Кум сидел за столом в скверном расположении духа, перед ним стояла бутыль литра на три с самогоном прозрачным, как слеза и без сивушного запаха, а кума не дозволяла ему выпить, пока не вернутся гости. С нашим появлением настроение кума мгновенно поправилось. Стол был выше всяческих похвал. Квашенная капустка, соленые арбузы и помидорчики, брызгающие соком от одного прикосновения вилки, хрустящие огурчики, маринованные баклажаны с морковкой, моченые яблочки и сало с мясными прожилками от выкормленного собственноручно кабанчика. Блюдо с дымящейся горячей картошкой и селедочка к ней было украшением стола. Все это после предыдущей полуголодной четырехдневной жизни. Посидели хорошо, душевно. Спать меня определили на кровать с пуховой периной высотой чуть ли не с метр, залазил на нее со стула.

Открыв утром глаза, с удивлением обнаружил на соседней кровати Славика. Миловидная соседка, вскружив кавалеру голову, ночевать, однако, к себе не пустила и очутился неудачник темной ночью на улице чужого города, с трудом припоминая с какой стороны и сколько времени мы до этого места шли, побрел наугад, поминая коварную барышню незлым тихим словом, по пустынной улице среди, почти одинаковых клановых домов. Как ни странно, единственный встречный прохожий на вопрос:

– Где здесь живет кум, который работает шофером на машине скорой помощи? – довел Славу до нужного дома.

Проснувшись позже всех, кумовья вознамерились продолжать банкет, но эта попытка кумой была жестко пресечена. Я заранее предупредил куму, что нам желательно, хотя бы к вечеру ехать дальше, что, по-моему, вполне совпадало с ее желаниями. Посему кумовьям предложили разнообразные рассолы, домашняя лапша из петуха и баня, которую мы со Славой уже натопили.

В итоге поздним вечером двинулись на Ленинабад.

Грузовик, стараниями кума, загрузили мешками с мукой и картошкой, что вообще-то было, кстати, в дороге мы уже поиздержались.

В Ленинабаде рядом с крытым рынком, оказывается есть тоже караван-сарай, не такой «комфортабельный», как в Самарканде и похожий более на обычный сарай, где мы переспали и отправились далее, останавливаясь иногда, чтобы Василий Иванович подремал немного в кабине. До Экспедиции добрались благополучно и в срок, о приключениях в дороге не распространялись, что водитель в Самарканде чересчур выпил, так сами виноваты, нечего было оставлять без присмотра.

Василий Иванович вскоре уволился и уехал в свой родной город Ош.

Очередная впечатлительная поездка случилась через пару лет, когда отправились мы весной на Восточный Памир. Для осуществления цели маршрута был выделен вездеход ГАЗ-63 но без будки и тента. Водителем приняли пенсионера, приехавшего в Душанбе навестить дочь и решившего заодно посмотреть Среднею Азию. Пенсионер оказался бодрым и веселым, щечки яблочками, характер добродушный и никогда не ругался. Запомнился тем, что не ездил со скоростью более шестидесяти километров в час.

– Зарок дал, – пояснил однажды это обстоятельство.

Сказал всем, что у него очень заковыристое отчество, наследие старого режима, и его можно звать дядя Степа, тем более, что по возрасту он как раз годился нам в дядьки. За рулем мог сидеть по двенадцать часов в день, так что ехали мы не спеша, но быстро… В преимуществе такой езды убедились отъехав от Аличура, где заглянули в магазин и шоферскую столовую, благоразумно отказавшись там что-нибудь пробовать. Сразу за мостом обогнал нас на приличной скорости грузовик, наполненный с верхом мешками с мукой. Справа от дороги на моренном холме крутится локатор, от него к дороге несется солдат, вздумавший подъехать до казармы, располагающей дальше в паре километров:

– Один дурак несется по дороге с толстым слоем гравия на перегруженной машине, второй несется к машине, как будто нас не видит, мы бы его тоже подвезли. А бегает солдат быстро, видно третий год служит,– бурчит дядя Степа.

Тем временем грузовик, подобрав в кабину солдата, скрывается за небольшим бугром и через несколько секунд там взлетает громадный столб пыли.

– Не дай бог, если сейчас нам придется покойников или покалеченных собирать – произнес дядя Степа.

Поднимаемся на бугор, дорога вниз совершенно прямая, метрах в пятидесяти стоит на колесах машина и рядом две человеческие фигуры. Живы! От сердца отлегло. Но откуда и с чего пыль взметнулась? Подъезжаем. Мешки большой кучей лежат на левой обочине. Несколько штук лопнули. На правой – стоят серые шофер и солдат. У шофера на спине, под лопаткой приличная ссадина и в тело воткнулся небольшой камушек. Достали нашу аптечку, выдернули камушек, залили рану зеленкой. Солдатик без единой царапины, лопочет, что уже второй раз за год попадает в такую аварию!

– Можешь еще раз попасть, бог троицу любит, а четвертый, не советую, – утешаю его.

Оказывается в нижней части спуска очень мощный слой гравия на дороге, шофер руль не удержал, колеса вильнули вправо, пассажиры вылетели через лобовое стекло прямо на дорогу, а машина кувыркнулась два раза чуть левее и встала на колеса, не затронув людей.

Пока мы стояли, оказывая первую помощь пострадавшему, понаехали с обоих сторон машины Памирского автотреста, производящие досрочный завоз, машину утащили в Аличур, муку загрузили в свободный грузовик и увезли по месту назначения, оставив Мургабское ГАИ без работы.

Идеальным шофером для геологической работы был наш дядя Степа. Машина у него всегда в порядке, ровно и спокойно переносил переезды и палаточную жизнь, не рвался вниз, в цивилизацию. Он не расстроился даже, когда однажды вечером машина провалилась неожиданно до осей на дороге, по которой мы проезжали ни о чем не подозревая. А все дело в том, что, когда в августе снег тает, и на Восточном Памире уровень грунтовых вод на отдельных участках долин резко повышается, и дорога по щебнистым суглинкам кажущаяся с поверхности твердой, на глубине нескольких сантиметров представляет собой кисель в буквальном смысле. В такую ловушку попадали многие и опытные геологи. На наше счастье неподалеку стояла юрта и, главное, машина рядом с ней. На Памире в помощи не отказывают. Связав два троса, долго, но безрезультатно тянули наш вездеход. Пришлось ехать в Башгумбез за трактором. Двадцать километров. Тракторист «Беларуси» без лишних слов поспешил за нами, долго, и опять без успеха, тянули машину двойной тягой. Я в это время сидел на склоне и отрешенно наблюдал, покуривая за процессом, мысли дельные на ум не приходили, но тут!..

– Придется применить тяжелое оружие, – решился тракторист-экскаваторщик на последнее средство.

И вот этот самый молодой киргиз, только что вернувшийся из армии, вымостил рядом с вездеходом целую площадку из камней, чтобы и трактор глубоко не провалился, затем то, приподнимая ковшом нашу машину снизу за борт с поворотом ее по ходу, то, давая другой машиной натяжку троса, освободились, наконец, из ловушки. В честь обретения свободы и в благодарность за спасение пришлось, разумеется, послать дядю Степу в магазин. Вечер в юрте, как водится, прошел приятно.

Все же характер у дяди Степы был командирский. За руль он пускал меня охотно, до сих пор помню, как подъехав к только что построенному мосту через Ак-Су у Кузыл-Рабатской заставы, ширина которого была чуть больше ширины между колесами, а длина моста метров тридцать, я заволновался и стал притормаживать, а дядя Степа вдруг рявкнул:

– Езжай!

Обливаясь холодным потом, проехал как по ниточке, он сидел, демонстративно отвернувшись и на берегу снизошел до похвалы:

– Вот теперь ездить научишься.

Великолепная банька запомнилась рядом с этим мостом, на островке посередине реки. Небольшой домик, а внутри бассейн пять на пять, глубиной два метра, заполненный нарзаном с температурой тридцать семь градусов. Цвет голубой, на дне видна каждая песчинка и пульсирующие грифоны. По периметру бассейна, на глубину одного метра сделаны деревянные скамейки, можно сидеть и плавать сколько хочешь, пульс до ста двадцати и более как в горячих сероводородных бассейнах, не скачет. И водообмен хороший, из бассейна вытекает ручей тепленького нарзана с расходом до пяти литров. Но это уже лирика профессиональная. К сожалению, после окончания полевого сезона, уехал дядя Степа на Родину к своей бабке.

Следующий водитель – антипод дяди Степы. Парень наших лет, симпатичный с большими (бараньими) голубыми глазами, большой любитель и любимец женщин, жил в геологическом поселке с женой и ребенком. Звали и его Слава. Тихой езды он не признавал, как только позволяла дорога – газу до отказу и понеслись, а вот привычки перед выездом обойти машину, посмотреть на месте ли все гайки, у него не было. Не мерил он щупом уровень масла в моторе перед его запуском, как делали все шофера.

– Слава, почему уровень масла не замеряешь?

– Зачем, вот же прибор показывает давление масла.

– А если этот прибор делали в конце квартала или года, когда план «горит».

– Да ну, сколько уже шоферю и все в порядке.

Оказалось, что в порядке не все.

Отправились мы в мае на юг Таджикистана на обследование пещер на соляных куполах Ходжа-Мумин и Ходжа-Сортис. Машина УАЗик с цельнометаллическим кузовом, оборудованная для автономного «плавания». Баллон с газом в тумбочке, на тумбочке закреплена газовая плитка на две конфорки, ящик с посудой, ящик с продуктами, фляга с водой, в задней части кузова настил из досок, под настилом рюкзаки, сапоги и прочее барахло, включая бухту фала капронового и бухту репшнура; на настиле матрасы, одеяла, спальники и возлежит с комфортом народ.

Сразу за Дангарой, отличный асфальт проходит по полям, вдоль дороги, слева хилые деревца лесополосы увешаны круглыми воробьиными гнездами из соломы. Сами воробьи, которые здесь относятся к разряду кочующих птиц, перелетают через дорогу, сидят на обочинах и во множестве погибают от столкновения с быстро идущим автотранспортом. На дармовое угощение к дороге со всей округи собрались лисы и коршуны. Один из стервятников, взлетев с дороги, с трудом уворачивается от столкновения с лобовым стеклом, а наша скорость под сотню.

– Эх, чуть не попался! – кричит наш лихач.

– Радуйся, что не попался. Он килограмма три весит, если бы врезался, где бы мы искали новое стекло?

Решил я немного передохнуть. Перелез на скамейку за сидениями шофера и переднего пассажира, улегся на спальнике подремать. Впереди длинный прямой спуск в сай Гнилой арык и крутой подъем. Только я улегся, как на перегибе дороги под УАЗиком раздался глухой удар и противный, если не сказать, жуткий металлический скрежет. По тормозам, выскакиваем, что случилось? Оторвалась и упала задняя часть плоского, длинного, дополнительного бака на шестьдесят литров с бензином, которую экспедиционные «умельцы» приспособили под кузовом, со стороны водителя. При падении в баке появилась основательная дырка, из которой хлещет бензин. Быстренько подняли заднюю часть бака, бензин слили в основной бак, а остатки в кювет.

– Повезло нам мужики, что дождь идет и асфальт мокрый, а то бы искра, вон, сколько кремней из асфальта торчит. Из машины не успели бы выскочить. Я такую аварию уже видел, кто сгорел, кто обгорел – разговорился Слава.

– Если видел, то, что же за креплением бака не смотрел! мать твою! и т.д. – не сдержался я – самый спокойный человек в Экспедиции.

Все гайки крепления пооткручивались, а последнюю с резьбой срезало. Сняли бак полностью, забрали с собой, дефицит все же, а дырку в конторе залатают, и крепление новое придумают.

Через какое-то время – закончив изучать одну из пещер на плато Ходжа-Сортис, где встретившийся геофизик Олег Сусин – фанат спелеологии, научил нас преодолевать узкие дыры, раздевшись до пояса, «на вздохе», возвращались на базу в Восе. Пока мы целый день лазили под землей, наверху прошел хороший дождь, на дороге лужи, в одной из которых, не дотянув километр до асфальта, застряли. Толкали без успеха, забили двухметровый, стальной кол перед машиной и привязав к нему фал, другой конец пытались как-то закрепить на колпачках колес, ничего не получилось, Славик так и не приварил на колпаки небольшие крестовины, которые удерживали бы фал. Тогда он придумал еще один способ вылезти из лужи. Пропустив фал под рулевой тягой, примотал его к карданному валу. Я стоял у кола, метрах в двадцати от машины, следил, чтобы он неожиданно не вылетел, Слава врубил пониженную и демультипликатор, машина поползла вперед, тут я заметил, что фал давит на рулевую тягу, замахал руками, закричал, что его нужно пустить под тягу. Слава, приняв мои крики и махания за выражение одобрения и восторга по поводу движения машины, дал газу, и тяга сломалась. Интересно, из какого металла эта тяга, если ее ломает веревка? А может к лучшему, что она сломалась в луже, а, скажем, не на серпантинах перевала. Уже стемнело и пришлось провести ночь в луже, сокрушаясь, что все снаряжение оставили на базе в Восе, дабы облегчить машину.

Утром я пошел к асфальту, ловить машину, ребята начали привязывать к обломкам тяги обломок рейки, который забыли выкинуть из машины на базе. К моему приходу на асфальт, сверху появился колхозный ГАЗ-63, вездеход, который без труда дотащил нас до дороги, несмотря на вихляющие туда-сюда колеса. Получше привязали рейку и потихоньку спустились с плато на террасу. Спуск довольно крутой до километра и с обрывом слева, я и Толик Карягин шли у передних колес и пинками сапог придавали им нужное направление. Кое-как добрались до усадьбы ближайшего колхоза, где на наше счастье у дороги монтировали водопровод, имелся и сварочный аппарат. Наварили на тягу накладки, загрузили в Восе снаряжение и поехали повеселевшие домой, но неприятности на этом, однако, не закончились. Спустя пятьдесят километров дороги, в моторе раздался оглушительный хлопок. Остановка, открываем капот, весь мотор залит маслом. Выбило пробку. На протирку мотора пришлось пожертвовать вкладыш от спальника. У Славы все же отыскался запас масла, так что тронулись дальше. На перевале Шар-Шар обнаружилось, что отсутствует зарядка аккумулятора, а уже темнеет. Пришлось Чермозакский перевал преодолевать без освещения фар, пристраиваясь за гружеными автомобилями.

Отремонтировались и наш отряд, который назывался Хребет Петра первого (наверное потому, что на хребте отмечаются целые карстовые поля, направился обследовать горные выработки в район Шинга, известный своими разноцветными озерами и, где геологи работают давно, накопав достаточно много дырок уже. Придали нам для страховки по линии ТБ пенсионера, горного мастера, который проработал в Шинге лет двадцать на штольнях. Он сразу стал у нас «Батя». Обладал Батя большой лысой головой с носом картошкой, солидным животом, нависавшим над штанами, сдерживаемыми веревочкой. Характер у него был добродушный, голос хриплый, нецензурно умел высказываться, как всякий старый горняк, артистически, но выражал свои чувства таким способом редко, в штольнях при виде каких-либо непорядков. Поездкой в Шинг был очень доволен.

– Я там столько лет отбарабанил! Половина кишлака из моего крепежного леса построена, все местные проходчики горнорабочие - мои ученики.

Слава попросил взять с собой родственника:

– Брат жены, только, что освободился, хочет в Шинге устроиться на работу, на подземку, вот только денег у него нет.

– Прокормим, человек стал на путь исправления, решил Батя, поваром будет временно.

Человек, решивший начать трудовую жизнь, оказался мужичком лет сорока, ростом метр шестьдесят с кепкой, очень подвижным, с совершенно не запоминающимся лицом, и очень разговорчивый. За ним сразу закрепилось прозвище «Брат сестры». Дело в том, что Слава уже крутил в поселке роман с одной девицей, представившись ей старым холостяком, и на вопрос девицы, что за мужичка мы привезли, ляпнул:

– Это брат же.., – но, вспомнив, что он «холостяк», исправился – брат сестры.

– Но тогда он и твой брат!

– Да он такой брат, двоюродный, троюродный – выкрутился Слава.

Немного обжившись, Брат сестры сообщил, что сроков у него сорок пять лет, при возрасте… сорока! Что кличка его «Карапуз» и, ежели он появится в Ташкенте, то милиция объявит боевую тревогу. Врал, или говорил правду, кто его знает.

Отвели нам в бараке большую комнату с отдельным входом. Брат сестры вымыл пол, постелили кошмы, сальники, матрасы и одеяла в середине достархан и стали жить на азиатский манер. По вечерам, после работы нас, точнее Батю, навещали его ученики – друзья, все исключительно с портвейном, наверное, потому, что альтернативные напитки в местном продмаге отсутствовали.

Когда компания уже бывала навеселе, Брат сестры начинал рассказывать истории из жизни в лагерях и на свободе. Рассказывал с ничего не выражающим лицом и не очень веселые истории, а смеялись все от души. Талант у человека, ему бы в «Аншлаге» выступать. Просыпался я утром от звяканья посуды и бульканья в кружке кипятящейся пачки чая. Карапуз готовил что-нибудь на завтрак, а себе – чефир. Если вечером гостей было много и голова, соответственно, тяжеловатая, перепадало и мне пара глоточков этого «энергетического» напитка. В организме тут же появлялась бодрость, голова становилась ясной.

Через пару недель, закончив работу, пристроив Славкиного «родственника» рабочим к маркшейдеру, убыли поутру в Ленинабад.

За Пенджикентом дорога отличная, Слава, как обычно давит полный газ, впереди кишлак, стоит знак: сорок, у нас под сотню.

– Слава, ты, что знак не заметил?

– Так на дороге никого нет.

– Вон, впереди на обочине куча гравия, а на ней два пацана стоят, лет им по пять-семь, они в таком возрасте непредсказуемы, побежит один через дорогу перед машиной, что бы доказать свою храбрость другому, что будешь делать? – только и успел спросить я водителя.

Через дорогу они не побежали, просто один подбросил перед машиной гравий, который был уже приготовлен у него в ладошке.

Лобовое стекло побелело, с моей стороны посыпалось, машина завиляла и остановилась. Выскочили и решительно направились за ребятишками в кибитку, их мамаша заявила, что придет вечером с работы муж, с ним и разбирайтесь.

Вот и приехали. Ехать до Ленинабада без стекла совершенно не хочется, да и там, где это стекло найти? И аванс должны прислать в Ленинабад только через несколько дней. Сердобольные прохожие сказали, что отец деньги за разбитое стекло заплатит, но лучше подъехать к участковому, посоветовали они, который сейчас сидит в чайхане неподалеку, дует чай зеленый. Машину на всякий случай решили не трогать, сходили к чайхане, предъявили стражу порядка бумагу с просьбой: всем органам Советской власти оказывать мне содействие. Участковый сел на мотоцикл, через полчаса привез отца, собравшиеся заявили, что в Самарканде мы спокойно купим стекло на любой автобазе за сто рублей, каковую сумму нам бабай и отсчитал, потребовав при этом расписку, что претензий больше не имеем. Умен оказался.

Без стекла ехать оказалось очень даже скверно и, совсем печально, что на автобазе заявили, что стекол нет и это такой дефицит, который и за двести в Самарканде не достать.

Медленно движемся мимо аэропорта, видим – садится ЯК-40 и женский голос доносится из динамика:

– Произвел посадку самолет, следующий по маршруту Ташкент-Самарканд-Душанбе.

– Слава тормози!

У нас же в машине техник Валера сидит, все-таки сын начальника Экспедиции!

– Валера, хочешь домой на денек слетать?

– Конечно.

– Держи десять рублей на билет, пять рублей на такси, если успеешь на этот ЯК-40, в Экспедиции будешь через полтора часа.

– Завтра ждем тебя со стеклом к обеду.

– А вдруг в конторе его тоже нет, и придется доставать, дайте хоть еще один день. – Не растерялся Шарабханянчик.

– Ну, хорошо, встретимся послезавтра.

Валера улетел через пятнадцать минут, а мы стали размышлять, где нам провести две ночи. Если бы дело было в Ленинабаде, то поехали бы на Сыр-Дарью, и сидели с удочками, а здесь куда ехать? Отправились обратно в Шинг, но, не доехав немного, остановились на развилке у махонького магазинчика, во дворе которого большая тахта под орехом, слева, вдоль речки густой вишневый сад и вишня вся в цвету. Отрезали сторожу магазина несколько метров фала, застелили тахту кошмами, разложили одеяла, матрасы, мешки. Заснули под божественный соловьиный концерт, в котором принимали участие не менее двух десятков солистов на хрупких подмостках вишневого сада. Пробуждение тоже было приятным. Тихое солнечное утро, над головой в ветвях ореха порхают райские мухоловки, необыкновенно красивые птички, спинки у них мелькают зеленым цветом, грудь оранжевая, на головах хохолки, а у самца роскошный оранжевый хвост длинный из нескольких тонких перьев. На тонкой веточке висит гнездо – «варежка» из пуха и травинок с одним большим пальцем, на кончике пальца дырка, вход в гнездо. Никакой хищник до гнезда не доберется.

Толик полез в машину, приготовил завтрак, Батя сходил в магазин, принес портвейну, сидим завтракаем. Пришел в гости завмаг, и тоже не без портвейна, сел с нами. Завмаг уже с утра навеселе и через полчаса заснул. В первый раз встретил завмага, любителя выпивки. Через некоторое время, решив прогуляться по ближайшим окрестностям, вышел за ворота. Слева магазин и дверь настежь открыта, заходят и выходят апы. Странно – завмаг у нас на тахте спит, а магазин продолжает работать. Захожу тоже. За прилавком суетится Батя, развешивает апам сахар, печенье, конфеты, себе открыл бутылку коньяка, знай, поплескивает в рюмочку по двадцать грамм.

– Ты как здесь оказался?

– Завмаг с пьяных глаз магазин забыл закрыть.

– Как торговля идет?

– Слабовато, народ мало заходит.

– А откуда коньяк?

– Вон под прилавком ящик стоит, хороший коньяк армянский, я за бутылку деньги-то, отдельно положил.

– Положи туда же еще за два, замок где-нибудь видишь?

– Вот он лежит.

– Давай, забираем оплаченные бутылки, закрываем лавочку и пошли к себе – на тахту. Появится сейчас проездом милиция, доказывай потом, что мы на подменку вышли.

Вместо милиции появился Слава, ночевавший в поселке у дамы своей, и принес два известия. Первое, что пристроенный к маркшейдеру Брат сестры, после нашего отъезда продал штаны своего начальника, простыни, еще какие-то тряпки, напился изрядно, кем-то избит и сейчас спит; второе известие, что местное население дружно собирают белые горные грибы, хорошо бы и нам по грибочки съездить. Что ж, перед маркшейдером придется извиняться, – нехорошо получилось, а за грибами съездили в арчевник с превеликим удовольствием, к закату нажарили полный казан.

На следующий день в обед, как договаривались, из прилетевшего самолета вышел со стеклом Валера, с трудом поставили его на место, и отправились в Ленинабад.

Очередное ЧП с машиной произошло спустя три недели, когда возвращались с месторождения Алтын-Топкан, расположенного на границе с Узбекистаном. Голодная степь, дорога ровная, прямая, с хорошим асфальтом. Когда под машиной что-то грохнуло, корму подкинуло так, что Толик, сидящий сзади на настиле и озирающий окрестности, слетел на пол, впереди быстро покатилась какая-то круглая железяка, машина со скрежетом, завиляв по дороге, остановилась. Отвалилась часть заднего кардана, а вперед укатился диск ручного тормоза.

Вытряхнулись из машины. Водитель произнес:

– Повезло нам ребята, что асфальт твердый и не на спуск шли. Вполне могли бы кувыркнуться вверх колесами, я такой случай видел.

– Что-то чересчур часто нам стало везти, то асфальт был мокрый и бензин не загорелся, сейчас асфальт твердый и мы не перевернулись, когда стекло вышибли, на встречной машин не было. А почему кардан упал?

– Так он на шести болтах с гайками крепится, а я, когда ремонтировался на базе отыскал только три, думал в Ленинабаде выпросить еще три, да забыл – без всяких эмоций пояснил Слава и полез под машину снимать злополучный кардан, а мы пошли искать диск ручного тормоза, лазили по обочинам целый час, но так его и не обнаружили.

До гаража Северной Экспедиции доехали на передке, диска в гараже, конечно же, не оказалось, но завгар позвонил соседям и сказал:

– На ваше счастье у геофизиков вчера случилось несчастье, поезжайте в гараж к ним, снимете диск с обгоревшего УАЗика.

Ситуации у геофизиков действительно была нештатная. С торпедирования скважины геофизическая машина вернулась поздним субботним вечером с неиспользованной торпедой, которую оставили в машине. В воскресенье слесарь гаража, молодой парень зачем-то полез в эту машину, нашел торпеду и подсоединил ее провода к клеммам аккумулятора, решив, вероятно покончить с жизнью таким оригинальным способом, заодно отправив за решетку начальника геофизического отряда. Хоронить было нечего, сгорело и обгорело пять машин. Диск ручника на УАЗике остался невредимым, поставили его на нашу машину и с грустью поехали продолжать работу.

Через месяц приехали в Экспедицию с отчетом, Батя заявил начальству, что всему нас обучил, что в бесхозных выработках мы уже не пропадем. На прощание зашел к нам в камералку, распили посошок, и Батя произнес напоследок:

– По штольням лазить гораздо безопаснее, чем ездить на машине с таким шофером как у вас. Пересаживайте Славку на грузовик, если хотите остаться живы!

Коллектив с этим резюме дружно согласился, пошел я к завгару Давыдову Ивану Даниловичу, все понимающему фронтовику, обрисовал ситуацию и получил водителем Валерия Абзаловича, фамилию, к сожалению, забыл, у которого машина в дальнейшей работе с ним не ломалась. Славу пересадили на грузовик, чему он был, по-моему, только рад.

Вообще, в экспедициях шофера меняются часто, чуть ли не каждый сезон и запоминаются своими привычками. Например, Николай курил, и окурки передавал выбрасывать мне. Несколько лет назад, он проглядел, что потерялась крышка с бензобака, находящегося со стороны водителя, выброшенный окурок залетел каким-то случаем прямо в бензобак. Машина сгорела. С тех пор Николай приобрел привычку тушить окурки, если едет один, либо поручает это пассажиру.

Водитель по имени Павел Алексеевич был прикомандирован в наш отряд из Курган-Тюбинской партии. Вся его шоферская жизнь протекала в Вахшской долине, за исключением периода отсидки совместно с торгашами по результатам работы на торговой базе. Так что из горных дорог Паша преодолевал только перевальчик в Душанбе, который преодолевает даже узкоколейка. С нами же пришлось ехать в верховья Зеравшана, до уже выселенного на хлопок райцентра Матча.

Анзобский перевал преодолел он лихо, а вот по дороге вдоль реки начал нервничать. Дорога, конечно, не приведи Господь, узкая, не чистилась, наверное, несколько лет. Где-то посередине пути дорога проложена по громадной активной осыпи, вниз к реке склон не такой уж и крутой, но далеко внизу, протекающий Зеравшан, кажется спокойной речушкой. Дорога немного шире расстояния между колесами нашего ГАЗ-63, полузасыпана обломками с верхней части осыпи, машина идет, сильно накренившись к обрыву и задние колеса, подпрыгивая на камнях, все время ощутимо сдвигаются в обрыв. Очень неприятное ощущение! Павел лихорадочно подкручивает туда сюда руль, и беспрерывно вытирает руки о рубашку.

– Что с тобой?

– Да ладони потеют от страха, руль мокрый.

Мне, признаться, тоже хочется пересесть из кабины в кузов, оттуда всегда спрыгнуть можно, но осыпь, наконец, кончается, слева открывается махонький кишлак и открытый магазинчик. Павел тормозит.

– Начальник, возьми бутылку водки.

– Да, ты что, Паша?! Нам еще километров пятьдесят ехать! – Я сто пятьдесят выпью, поеду уже без страха.

Действительно, руки у него потеть перестали, и Пашина езда пошла гораздо увереннее.

Уже в полной темноте добрались до места. Впереди угадывается большой кишлак, но нет ни одного огонька, слева устье большого сая, справа ровная площадка террасы, на ней и переночуем.

Остановились, расстелили перед машиной кошмы, включили подфарники, сели ужинать и слегка выпить, поскольку приехали мы с гостем, художником, старшим братом техника Гены Объедкова. На свет подфарников со всех сторон пожаловали фаланги – пауки длиной пять-семь сантиметров, бегающие быстро и страшные с непривычки.

Фаланга – это тигр среди насекомых. Впереди у нее торчат четыре изогнутых шипа по сантиметру каждый, двигаются шипы в горизонтальном и вертикальном направлениях и кузнечика, или саранчу разделывает этот тигр в одно мгновение. Укус фаланги конечно болезненный, но безвредный, но среди этих высоких пауков с лапами, покрытыми белым пушком, попадаются экземпляры толстые, как бы налитые желтовато-зеленым ядом. По общему мнению, укус такой фаланги может заразить трупным ядом. Уж очень любят фаланги всякую тухлятину. Однажды, из любопытства был перевернут около Дангары дохлый ишак, под ним оказалось с полсотни фаланг, причем половина толстых и зеленых, уже, как бы наевшихся.

Появление фаланг поначалу вызвало легкую панику среди новичков, потом все успокоились, но спать, кроме меня и Паши полезли в кузов.

Утром подошли из кишлака два пожилых таджика и предъявили нам, вполне серьезно, претензию. Почему мы остановились в таком нехорошем месте, если чуть дальше ровная площадка с зеленой травкой, течет арык с родниковой водой и растут деревья с созревшим урюком, под которыми можно поставить палатки. Для жителей кишлака это обидно, поскольку получается, что они негостеприимные люди.

Мы извинились, пояснили, что остановились на этом пустыре только переночевать, и с удовольствием переехали на предложенное место.

Как приятно было проснуться утром, от стука падающих на палатку абрикосов. Не менее приятно, что съесть горного урюка, можно было хоть ведро без риска получить расстройство желудка. Райцентр, теперь уже бывший, оказался почти пустым, народ в добровольно принудительном порядке переселили в Голодную степь, на освоенные под хлопок земли. Жили люди в горах, а очутились в полупустыне, от одного названия которой страшно становится. Хлопок в Таджикистане – это царь и Бог.

В Верхнюю Матчу прибыли мы с целью: сходить отсюда через Шахристанский хребет на озеро с ласковым названием Ай-Куль, что в переводе означает Лунное озеро. Всего-то километров пятнадцать подъема на перевал с отметкой четыре с половиной, короткий спуск, отобрать пробы и назад. В наш проект это озеро попало ошибочно, поскольку находится на территории Киргизии, но если объект в проекте, то он должен быть и в отчете, иначе невыполнение геологического задания с вытекающими последствиями в виде лишения премии. До озера можно добраться и на машине в объезд, через Ферганскую долину, но это далеко и, главное, неинтересно. Толи дело прогуляться через хребет, посмотреть, что за породы залегают по саю, постучать молотком по камешкам, тем более, совсем недавно в институте я входил в число гидрогеологов с особым азартом грызущих именно геологические дисциплины, вероятно в «пику» геологам поисковикам и съемщикам.

В горах, кажущихся с дороги лысыми, серыми и скучными, оказывается, растут по ущельям обильные арчевые рощи, по берегам ручьев разнообразные цветы и под перевалом король горных цветов – эдельвейс, впервые мною, да и моими спутниками, увиденный.

Ходили три с половиной дня, половину из этого времени нас поливал дождик, а на перевале посыпало снежком, но летом такой каприз погоды не страшен, тем более, когда на полпути имеются сухие арчевые дрова. Вернувшись благополучно, денек отдохнули, художник написал парочку этюдов, по нашему «просвещенному» мнению очень красивых. Оказывается членам Союза художников, для подтверждения своего права, «оформлять» детские садики, школы, агитплакаты и лозунги, необходимо регулярно писать этюды и картины, доказывая свою квалификацию или профпригодность.

Гостеприимные хозяева подарили ящик урюка и отправились мы в обратный путь. Павел ехал гораздо увереннее, но осторожно. Оно и лучше, когда водитель едет осторожно. На следующий день, на спуске с Анзобского перевала, на крутом и закрытом повороте, нас, громко сигналя, стремительно обогнало грузотакси ГАЗ-51.

– Куда несется, за смертью что ли? – Пробурчал Паша, которому пришлось шарахнуться к обочине.

Оказалось, действительно, за смертью. Через тридцать километров это грузотакси лежало на боку посредине Варзоба, на берегу сидел в мокрой одежде пассажир в шоковом состоянии, которого каким-то чудом выбросило из кабины и прибило течением к берегу. В кабине, почти целиком погруженной в воду и с закрытой дверью, то появлялся, то исчезал, колеблемый водой, труп водителя. Никакой возможности добраться до него не было, паводок на Варзобе всегда грозный.

На этой грустной ноте закончилась наша поездка с Павлом.

А вообще-то, новый водитель почти всегда вероятность непредвиденных случаев. Сорвали меня, Толика Карягина и Валеру Шарабханяна однажды с отчета и отправили срочным порядком на месторождение золота Шугноу, где уже заканчивали монтаж драги, а подсчитать устойчивость углов вскрышных рабочих откосов карьера забыли. Выделили УАЗ с тентом и водителя Ивана, недавно приехавшего из Сибири. В гараже он восстанавливал после аварии КРАЗ, раньше работал на этих машинах. Наш Ваня – сибиряк двухметрового роста и в плечах сажень, с трудом поместившись в кабине УАЗика, пренебрежительно произнес:

– Ну, и пиндюрка!

На месторождение поехали через Куляб, чтобы посмотреть заодно и дорогу, по которой тащили драгу (разумеется, по частям). За Ховалингом дорога идет через реку Ях-Су. Остановились, ширина реки метров тридцать, течение быстрое, но спокойное. Помня случай, как мы застряли посреди реки и потом бегали за трактором за много километров, полез в воду. Дно покрыто плотным гравием, глубина небольшая, можно ремень аккумулятора не снимать. Переехали реку благополучно, преодолели крутой подъем с серпантином и поворотами на высокую террасу и помчались по совершенно прямой и ровной дороге. Впереди крутой, но невысокий подъем на следующую террасу, Ваня разогнался, но на третьей скорости подъем не одолел, стал переключаться, мотор заглох, Ваня по тормозам, а их то и нет. Нас как ветром сдуло, остановились внизу метров через семьдесят. Выскочили, заглядываем под машину, вроде все трубки целы, потом до всех сразу доходит: тормозные колодки то мокрые. Ваня пояснил, что на КРАЗе при такой глубине колодки не намокают, что как-то упустил из виду, что у УАЗика колеса поменьше будут. Я мысленно обозвал себя идиотом – мог бы сам сообразить, что колодки сушить надо. Перекрестились, что мотор не заглох на предыдущем подъеме, порассуждали:

– А смог бы Ваня притереть машину к обрыву террасы, или хотя бы опрокинуть ее на дороге, или пришлось бы кувыркаться вниз до самой речки.

После будущих переездов через водные преграды тормоза сушить не забывали.

Драга произвела сильное впечатление. Среди голых, серых столовых гор вдруг вырастает огромный голубой пароход.

На драге имелся главный геолог Женя и два техника, показали нам «ураганные» пробы золота – приличные кучки из невзрачных серовато-зеленых крупинок, завитушек, проволочек.

Неподалеку, в маленьком кишлачке стояли палатки геологов Южно Таджикской ГРЭ, но за два месяца ни одного геолога не появилось, а обитали там сторож-конюх, молодой русский парень и три великолепных гнедых мерина.

Свою палатку мы поставили несколько выше драги, под деревом в устье Сары-Оба, начали работать: съемка, замеры углов откосов, пробы и прочее. Половину маршрутов выполняли на лошадях, которых сторож-конюх с удовольствием представлял в наше распоряжение, уже заседланных. Лошади у него стояли третий месяц, кушали исправно овес и сено, разминка была им просто необходима.

Через пару недель продукты заметно оскудели, пора подумать о кабанчике. Решили съездить через перевальчик в сторону Тавиль-Дары, там по речке Банди-Сары-Об, не доезжая километров десять до кишлака, должен быть хороший сад на месте выселенного кишлака, где можно покараулить ночью кабана или медведя.

Подъехали к саду еще засветло. Остановились, вылезли из машины, до сада на низкой террасе на противоположном берегу речки метров сто. Смотрим, где можно по камешкам перепрыгнуть на ту сторону. Вдруг, на окраине сада появляются десятка два свиней и поросят, покрутились немного, и ушли в сад. Уже не разбирая дороги, мы несемся следом, я по правой, а Толик с Валерой по левой, неглубоким промоинам, прорезающим сад. Промоина идет с небольшим подъемом, поспешаю сколько хватает сил. Наконец промоина заканчивается. Впереди стоит, по азиатским меркам, высоченный тутовник. Осторожно выглядываю из промоины. Под тутовником кормятся опавшими и почти сухими ягодами полдесятка поросят, а где же свиньи? Неужели придется ограничиться поросенком? Но, тут из-за ствола тутовника частично выдвинулась крупная свинья и после выстрела падает как подкошенная. Как позже оказалось, картечина попала в сердце. Выскочил из промоины, свиньи удирают, мелькая между кустами далеко впереди, стрелять в угон практически бесполезно, да и зачем? Хватит нам и этой свиньи. Появились коллеги, быстренько, двумя кусками фала взяли на удавку рыло свиньи, бегом доволокли тушу до машины и отправились в обратный путь. Вся охота заняла пятнадцать минут!

Спуск и подъем на перевал достаточно пологие, но в самом начале спуска отмечалось полста метров очень крутого участка, покрытого, как и вся дорога, валунами. Ваня, как поднимался на перевал на второй или третьей скорости, так и поехал вниз, притормаживая. Задние колеса тут же подбросило на валунах, машина прыгнула вперед и устремилась вниз еще быстрее, подпрыгивая на всех четырех колесах и кренясь во все стороны. Я ухватился за ручку, «растопырился», чтобы не вылететь из кабины, если кувыркнемся, как-то там ребята в кузове, успели хоть за что ухватиться? Краем глаза вижу – Ваня тянет рукоятку ручного тормоза, которая в сравнении с его могучей рукой выглядит хлипенькой, как бы не сломал, второй, не менее могучей рукой удерживает руль, а тот бьет на валунах немилосердно, я бы ни в жизнь не удержал.

Наконец спуск кончается, машину выносит на подъем и ровную площадку. Выскакиваю, заглядываю в кузов, парни в целости, держатся за стойки тента, но вид имеют бледный. Выбрались, потирая «мускулюс глютеус» и выражают эмоции соответствующими моменту словами, хотя обычно не матерятся:

– С чего это, ты, Ваня решил так лихо спускаться!?

– Я не решал, этот долбанный УАЗик сам решил по валунам попрыгать!

– А эти две рукоятки для чего? Это пониженная передача, а это демультипликатор, включи и езжай как трактор.

Оказывается Ваня, проездив всю жизнь на КРАЗах и МАЗах, никогда не ездил на вездеходах. Опять я дурак, не доглядел, не выяснил и этот факт. Но все закончилось благополучно. Через час мы уже жарили печенку. Следующий день пришлось потратить на приготовление фарша, обжарку мяса. Прибыло в гости начальство драги, послали машину в Тавильдару в магазин, поскольку на драге действовал «сухой закон».., в общем, вечер прошел не скучно.

Стоит отметить о том, что Женя Белов последний водитель в моем экспедиционном «списке». Высокий, плотно сбитый, с выразительными глазами, окладистой смолянистой бородой, Женя был идеальным водителем для геолого-съемочных и всех геологических работ. Родился и вырос в геологическом поселке, при Экспедиции, детство провел под чинарами академического сада, отлично говорил по-таджикски, что всегда полезно. Отличался, как говорится нордическим характером, то есть, с товарищами по работе поддерживает дружеские отношения, с женой в разводе, алименты платит, беспощаден к проявлениям хамства и грубости. Последнее качество характера иногда бывает опасным для его владельца, и однажды во время гражданской войны едва не закончилось для Жени трагически. Власть в Душанбе уже находилась в руках Народного фронта, стало поспокойнее, и стоял Женя в небольшой очереди за пивом. Подъехали бойцы Народного фронта, в очереди, конечно, стоять не стали. Женька возмутился, разумеется, а возмутился он на таджикском языке, был при бороде, атрибутом, как правило, вахаббитов. Бойцы тоже возмутились, что какой-то недобитый вахаббит права качает и, не задумываясь поставили Женю к стенке, защелкали затворами автоматов, но в последний момент затребовали паспорт, увидели русские инициалы и расстрел отменили.

В поселке у Жени имелась половина коттеджа с садиком и тахтой, вернувшись поздно с поля в Экспедицию, можно было всегда поспать до утра на тахте.

Машину и возможности ГАЗ-66 знал Женя досконально. К примеру, едем вдоль горной речки и нам необходимо на противоположную сторону. Мост в верховьях и до него еще много километров по ухабистой дороге. Речка шириной метров тридцать, вода чистая, дно в сплошных валунах, глубина не очень большая, спуск с дороги к воде короткий, но очень крутой.

– Женя, а можно здесь переехать и не пилить до моста и обратно?

– Машина военная, значит можно, только ремень вентилятора снимем, чтобы свечи не намочило.

Переезжаем, экономя три часа времени.

В последний раз видел я Женю, когда уезжал из Таджикистана. Он, собрав компанию из нескольких водителей и слесарей восстанавливал списанный КРАЗ, на котором они собирались уехать в Краснодарский край.

Вспоминая прожитые годы, вывод можно сделать один: в геологии работали долгие годы шофера с душами родственными душам геологов, случайные люди быстро уходили.

Дата добавления: 2015-08-09