Пути миграции птиц.

Тема, которая последует за этим заголовком, довольно обширная, с сильными впечатлениями. Попробую собрать мысли в кучку, чтобы сконцентрировать их на бумаге. Быть может, что и получится.

Ну, а что касается птичьих гнездований, путей миграции и перелетов, конечно, начать следует с горных гусей. Горные, или еще их называют индийские горные гуси, на Восточном Памире гнездятся на озере Зор-Куль (бывшее когда-то озеро Виктории, значилось именно так на картах 1942 года, в честь британской королевы озеро назвал английский путешественник, побывавший здесь в те времена, когда правила Виктория) и на Кара-Куле. Про птичьи поселения на других озерах не знаю. Занесен этот гусь в Красную Книгу и действительно его очень мало. Клюв и лапы у этого гуся желтые, сам серый, как и прочие гуси, но как он «разговаривает», услышать не довелось. Летают они, во всяком случае, молча.

Подстрелил я за долгую охотничью жизнь на Памире одного такого гуся, и то случайно, в Аличурской долине. Возвращался к палатке с маршрута в позднее время, было уже почти темно, и поднялся очень сильный ветер, хорошо дувший в спину. Зачем-то оглянувшись, увидел, что на меня налетает сзади стая птиц, подумал – атайки, успел сбросить с плеча ружье и выстрелить навскидку, в угон. Одна птица свалилась и оказалась индийским горным гусем, весил этот гусь килограмма три. А так, практически за весь сезон увидишь этих гусей один-два раза, и все.

А первый раз соприкоснулся с ними, когда лагерь стоял на Сассык-Куле. Проходил я из сая Тамды, мимо двух крайних локаторов. Один, у которого антенна в виде узкого вытянутого ромба качается в вертикальной плоскости, прозванный солдатами замполитом, не работал, у второго антенны вращались в горизонтальной плоскости, и из вагончика выглянул знакомый сержант. Поздоровались.

– Можно посмотреть, что за экран у тебя?

– Заходи, гостем будешь.

Захожу, зеленый круглый экран светится, и вдруг на нем появляются светло-зеленые точки и движутся.

– Смотри, сколько нарушителей воздушной границы!

– Да это гуси!

Протягивает армейский бинокль, я с недоверием выскакиваю наружу. Сверху, определенно, доносится шелестящий шум крыльев, совершенно непонятный в наступившей темноте. Никогда бы не подумал, что в бинокль можно, что-то разглядеть в ночном небе. И, тем не менее, действительно, правильным косяком, высоко – метров в триста, проплывает в сторону Яшиль-Куля стая горных гусей. Посидели, покурили, поболтали с полчаса, пролетела еще одна стая штук сорок-пятьдесят.

– И часто они здесь летают?

– Да каждый день, то на юг, то на север.

Здесь же надо бы дать и краткое описание Сассык-Кулю. Интересное место Сассык-Кульская котловина. В центре ее торчит гора останец высотой триста метров, сложенная гранитами и кристаллическими сланцами. Гору окружают соленые озера Сассык-Куль, Туз-Куль и Чукур-Куль. Сассык-Куль овальной формы три на пять километра, остальные озера поменьше. В озеро Сассык-Куль впадает речушка Тамды и родники, все пресные, а вода в озере с минерализацией двести-двести восемьдесят грамм на литр и содержит промышленные концентрации урана, много бора, лития, церия. Запасы урана даже подсчитали – пятьдесят тонн, но на баланс их не взяли.

На берегу озера, под горой останцем бьет холодный нарзан около пяти литров в секунду, очень крепкий, набирай в емкости и вези продавать в Фергану, пустых машин идут с Памира сотни но, кому это надо было в те времена.

Погребенных рассолов в котловине не нашли, по настоянию главного геолога Спецревизионной партии Горбатка пробурили скважину на уран около нарзана, хотя я доказывал, что уран в озере скопился в результате испарительной концентрации. Прошли сто метров, с отбором керна, остановились, керн – граниты без урановой минерализации, из скважины течет нарзан, из родника тоже. Горбаток Виталий Трофимович умоляет пробурить еще пятьдесят метров. Пробурили – урана нет. Начали демонтаж. Обсадная труба с гусаком, но нарзан уже не выливается, даже обидно. Уровень нарзана в трубе выше уровня земли почти на метр, но ниже гусака. Говорю буровику Гене Боборину:

– Гена ткни вот здесь электродом, пусть нарзан через дырку выбегает, удобно будет бутылки набирать.

Гена сделал дырку, из нее ударила струйка нарзана, но почти тут же сникла. Заглядываю в скважину и вижу, что уровень нарзана стремительно падает и через несколько секунд исчезает. Не могу понять, что за явление? Но тут обсадная труба начинает подрагивать, из скважины доносится гул и бульканье, а затем из нее, через отводной гусак вылетает гейзер нарзана, с шумом, с плевками воды метров на пять. Извержение продолжается примерно с минуту, затем резко стихает. Заглядываю в скважину, она опять сухая, но через пару минут обсадная начинает подрагивать, доносится гул, извержение повторяется.

Ура! Соорудили рукотворный гейзер. Все развлечение солдатикам в увольнении по воскресеньям. У них одно развлечение в увольнении – обойти вокруг озера, а теперь можно наслаждаться видом на гейзер.

Самое удивительное, что в озере, в этом рассоле, обитает живность – создания красного цвета, похожие на креветок, но размером два-три миллиметра. Созданий этих летом появляется так много, что вода у берегов кажется красноватой, а ил на дне озера, получая столько органики, имеет консистенцию сливочного масла, только черного цвета, и запах сероводорода, температура его двадцать пять-тридцать градусов, и это при температуре воды семь-десять градусов. То есть ил представляет собой лечебную грязь высшего качества.

Подкормиться этими «креветками» в августе месяце собираются утки огари, по-киргизски «атайки», со всего Восточного Памира, что естественно составляло нам в те далекие времена весомый прибавок к стандартному меню с тушенкой.

Но вернемся к нашим птицам. Полной неожиданностью явилось то, что через Восточный Памир пролегает путь миграции такой северной-то, в общем, утки, как шилохвость. Во второй половине сентября не редкость увидеть на озерах стаи шилохвости в несколько сотен штук. Интересно, что осенью появляется на озерах лысуха. Охотники знают, что эта водяная курица для взлета метров десять разгоняется, а потом медленно летит как бабочка, волоча за собой длинные ноги с остатками перепонок между пальцами.

Был случай, когда мы в году семидесятом детально опробовали озеро Сассык-Куль. Дело было в сентябре, для этого привезли с собой «Казанку» с «Вихрем».

А у нашего друга капитана, командира локаторщиков случилась в это время проверочная комиссия из Москвы – человек пять полковников и все с ружьями приехали, то есть охотники – утятники подмосковных краев. Естественно капитану надо организовать охоту, чтобы проверяющим было, что вспоминать. Взаимовыручка в те времена была на Памире законом жизни, к примеру, стоило машине остановиться на трассе, как каждый проезжающий обязательно тормозил и спрашивал: «Нужна ли помощь?»

Погрузили «Казанку» и мотор на военный ЗИЛ-131, залезли все в кузов и поехали за тридцать километров на Яшиль-Куль. По дороге первое озеро Булун-Куль, округлой формы диаметром до двух километров, сравнительно мелкое, заполненное водорослями. Камышей, тростников нет, но что-то вроде осоки по берегам имеется. Из озера до Яшиль-Куля течет, на расстояние три километра, речка с меандрами и болотцами.

Подъезжаем, сидящие у берега утки, подпускают машину на выстрел. Охотники открывают с кузова лихорадочную пальбу и все же ухитрились подстрелить одну утку. Остановились. Я с помощью заранее прихваченной лески и палки подтащил первый трофей к берегу. Вся видимая поверхность озера покрыта стаями и одиночными утками. Один полковник из нашего экипажа заявил, что он дальше не поедет и, несмотря на уговоры, что дальше уток больше будет, принялся восстанавливать полуразрушенный скрадок на берегу озера. Оставили ему в помощь сержанта с заданием после постройки скрадка следовать по речке к Яшиль-Кулю, пугая по пути уток.

Прибыв на Яшиль-Куль, сажаю двух стрелков на нос высокого мыса, вдающегося в озеро, через который обычно пролетают утки на высоте тридцать-пятьдесят метров с озера на озеро. Ну, а мы, то есть я, один из полковников и лейтенант спустили лодку в речку Аличур и сплавились к заливу озера, расположенному правее мыса. Залив мелководный, забит растительностью и утками. Впечатление, как будто очутились на утиной ферме, сплошное кряканье шилохвосток, серых уток, широконосок, гр-гр огарей – атаек. Подобраться на выстрел нет никакой возможности, берега пологие, трава высотой двадцать сантиметров, земля мокрая. Завел «Вихрь» и поехали уток пугать. Полетели они через мыс, началась там пальба дуплетами, а мы помчались по озеру, вдали, на воде виделось целое скопление каких-то уток. Приближаемся, ба! Да это же не утки, а лысухи, да какая стая! Не меньше нескольких сотен. Так они тоже летят на «юга» загорать через Восточный Памир! Подскочили к этим лысухам на полном газу, стрельнули раз пять, собрали десяток, заехали к рыбацким домикам где обитали два-три рыбака от потребкооперации. Рыбаки выделили пяток пелядей (озерный сиг), которых запустили в озеро года за три раньше и османов – сколько утащите. Пелядь – это конечно рыба, во-первых, жирная, во-вторых, без костей и, в-третьих, выросла за три года до двух килограмм. С этой добычей вернулись к стрелкам, которые распуляв по целому патронташу, подстрелили тройку шилохвостей да тройку атаек, но были страшно довольны.

Не очень-то понятно, почему один из путей миграции лысухи – этой, в общем, «тихоходной» птицы, обитательницы средней полосы и озер Казахстана, лежит через высочайшие горы. И чего ей не лететь сразу, скажем, на юг Таджикистана, где на озерах в песках Курджала-Кум и по Аму-Дарье зимуют большие стаи лысух. Так и напрашивается вывод, что горы выросли на пути миграции уже существовавшем, и выросли быстро.

Интересно, а существует ли срок существования популяции птиц?

Кстати, с воздыманием Памира некоторые исследователи связывают любопытное обстоятельство жизни такой птички как памирский вьюрок. Почему-то эта птичка устраивает гнездо на отметках в три тысячи метров и для прокормления птенцов целый день летает вниз на отметки 1500-2000 метров, где, набив клюв всякими букашками-насекомыми, порхает по склону вверх. Так же, вот и индийские горные гуси упрямо летают над самыми высочайшими вершинами Гималаев. За сотни тысяч лет эволюционные законы природы, вероятнее всего выработали у них способность входить в состояние подобное медитации, или анабиозу, когда косяки находятся на высотах около восьми километров. Пульс, при этом, у гусей составляет всего несколько ударов в минуту. Поистине, непостижимые разумному восприятию, способности.

А вот самых распространенных в стране уток – кряквы и чирков, на Памире я не встречал. Нет уток и на озере Сарез.

В самом начале шестидесятых годов стоял наш маленький лагерь из двух-трех палаток на озере Ранг-Куль, точнее на перешейке между озерами Ранг-Куль и Шор-Куль, в центре, можно считать, рангкульской котловины.

Севернее котловины протягивается Сарыкольский хребет, по оси которого проходит граница с Китаем. Хребет не очень высокий с пологими долинами, по одной из которых мы как-то в поисках архаров, вместе с пограничниками, поднялись, даже на ГАЗ-63, на самый водораздел. Архары от нас убежали без потерь, но мы прогулялись по китайской территории и потом с полным основанием заявляли, что за границей были.

В нижней части долины хребта, не вдалеке от озера находится россыпное месторождение золота, разработки которого велись еще во времена Чингиз-Хана – Тамерлана. А в восьмидесятые годы, когда на месторождении трудились уже геологи Памирской ГРЭ, пришлось и мне полазить по россыпи для составления горнотехнической и гидрогеологической глав к подсчету запасов, поскольку разработка планировалась карьером.

Южнее, вдоль озера протягивались уступы известнякового массива, почти отвесные, высотой двести-триста метров – вот простор для гипотез любителей тектоники-неотектоники.

В одном из уступов, на высоте метров двести, видна дыра известная в литературе как пещера Тешик-Таша. Согласно бытующей у местных народов легенде, в этой пещере спрятало свое сокровище китайское войско, убегавшее от войск Чингиз-Хана. Подъем к пещере был осуществлен своеобразным способом. Резали верблюдов, куски мяса, намораживали на стенку, поскольку дело происходило зимой. По этой необычной лестнице и лезли в пещеру. Многие экспедиции альпинистов «точили зубы» на эту пещеру, но где взять столько верблюдов, чтобы подняться к пещере этим, уже опробованным способом. Раскрыла тайну Тешик-Таша экспедиция академика Тамма, который, как и многие физики, грешил альпинизмом. Раскрыла простейшим образом, то есть один человек спустился к пещере на веревке сверху. Пещера оказалась гротом, на дне которого находилась куча палок – гнездо грифа и даже с яйцом. Справедливости ради, следует отметить, что в сам грот альпинист не попал, поскольку уступ здесь с отрицательным углом, так что какой-то элемент загадки остался, а вдруг вход в пещеру или сокровище под гнездом!?

Сама же система озер Ранг-Куль – Шор-Куль представляет собой, что то вроде микро Кара-Богаз-Бола. Пресные воды из озера Ранг-Куль по ручью перетекают в озеро Шор-Куль, не имеющее стока, где и испаряется с образованием рассолов. Площадь озера Ранг-Куль порядка пятнадцати квадратных километров, глубина максимальная составляла в период нашего пребывания там, около четырех метров. Но величины эти, как и объем стока подвержены значительным колебаниям, соответственно озеро Шор-Куль, в отдельные годы может пересыхать почти полностью, в итоге минеральная лечебная грязь превращается просто в черную глину.

Но пребывание на озере было довольно приятным. Великое дело, когда в лагере имеется парочка довольно миловидных студенток-практиканток. Навещали нас по вечерам соседи пограничники, старшина срочной службы – молодой веселый, типичный хохол, никогда не забывал прихватить десяток консервов, а лейтенант привозил парочку солдат, по-моему, это у него было поощрением за отличную службу – пообщаться с новыми людьми, а главное с девицами. Понять его можно, прослужить два года на высокогорной заставе, когда из развлечений только редко привозимые новые фильмы, крепкие нервы надо иметь солдату.

Когда стояли лагерем неподалеку от локаторщиков, на Сассык-Куле, то тамошние лейтенанты не поленились организовать для солдат целый бал или вечер танцев. Пригласили нас с нашими студентками, географа профессора Сидорова из Ленинграда с его шестью дамами, русских учительниц из поселка, приехавших на работу по распределению и еще не успевших сбежать в цивилизацию. Профессор Сидоров был широко известен на Памире тем, что ежегодно приезжал только с дамским коллективом.

Инициатором всего мероприятия был лейтенант Женя Богуш, который заявил:

– Женской части прием организуют солдаты – ужин, самодеятельный концерт и танцы. Пусть солдаты хоть один раз за два года службы за женскую талию подержатся. Ну, а мужиков угостим отдельно!..

До сих пор помню офицерский прием. В комнате длинный стол. По центру стола, почти вплотную друг к другу, ряд бутылок с водкой. Параллельно этому ряду бутылок, с двух сторон, вплотную одна к другой, два ряда открытых банок самых разных консервов. По краям стола, по две банки маринованных огурцов и помидоров.

Вот это угощение! Придется присмотреть за «малопьющими», чтобы уходить, не хватаясь за стенки и не «теряя лица». В общем, проведенным вечером все остались довольны. А Женька Богуш вообще оказался человеком с большой буквы – утром примчался в лагерь на мотоцикле поправить наше здоровье.

А на Ранг-Куле отличился наш друг старшина. Проезжал он как-то мимо по делам в Мургаб, сам за рулем, дали мы ему поручение, по случаю дня рождения одной из студенток, купить что-нибудь в магазине. Вернулся старшина уже под сильной «мухой», сел вместе с нами праздновать, автомат свой с полным рожком забросил за раскладушку. Когда, по окончании мероприятия уезжал к себе, про автомат никто и не вспомнил. Обнаружил я его, когда ложился спать. Решили отвезти автомат утром, не объяснять же ночью на проходной дежурному, дескать, иди, разбуди старшину, он автомат забыл у нас.

Утром сначала, конечно, проехали по ближайшему саю, в надежде увидеть архаров, постреляли по мишеням, завернули автомат в мешок и поехали на заставу. Вызвали к машине старшину:

– Пощупай мешок.

– Где взяли?

– Да это же твой!

– Как мой?!!

И стал старшина нашим преданным другом, но через пару дней отправились мы на следующий объект. Связь с пограничниками всегда оставалась устойчивой, в том числе и в производственном плане. Когда в семидесятые годы начались драки с Китаем, озаботились наши пограничники на Восточном Памире водоснабжением застав, особенно по реке Аксу – верховья Мургаба, поскольку начинается эта река в Китае и «культурные революционеры» – хунвейбины могли воду в реке загадить.

Поступило указание пробурить скважину для заставы Речной, расположенной в излучине реки Мургаб, километрах в семидесяти выше райцентра, который, как известно, тоже стоит на этой реке. Пригнали УРБ-3АМ на заставу, командир дает точку только на территории заставы, огороженной забором из валунов. Застава в излучине, с трех сторон река, вода в скважине вроде бы должна быть, но уж очень высокая эта излучина, метров пять над урезом воды. Достал я аэрофотоснимки и стереоскоп, которые старался все время таскать с собой, смотрел-смотрел, не нравится мне место заложения скважины. Ну, не нравится, и все тут! Подъехал, кстати, в это время главный инженер нашей Экспедиции – а в дальнейшем всего Управления Таджикгеологии, Николай Сергеевич Огнёв, залезли с ним на пограничную вышку, оттуда рассмотрели долину и пришли к выводу, что скважину надо бурить метрах в ста пятидесяти, а лучше в двухстах от заставы.

Пошли к лейтенанту с нашим предложением, тот позвонил начальству и получил приказ, бурить только на территории заставы. Ну что же, хозяин-барин. Проткнули стометровку даже без обсадки, промыли, откачали, стоит скважина сухая, в полдень, при солнце можно, даже стенки осмотреть. Сцементирован валунно-галечник в стенках ствола прочным кремнистым цементом. Но деньги за скважину пограничники заплатили и решили мы вторую скважину ткнуть с нижней стороны излучины, опять же на территории заставы. В этой скважине с пол-литра в секунду все же удалось получить. Все остались довольны, для заставы этого количества вполне хватит.

Вообще-то хотел я поведать о рангкульском птичьем «базаре», да несколько отвлекся. Утиное население озер летом, в августе составляли утки серые, атайки – большие любительницы соленых озер, по центру озера и у северного берега, почти всегда можно увидеть стаи горных гусей. Но как же увеличивалось утиное поголовье во время пролета!

В конце сентября, закончив полевые работы, решили задержаться на несколько дней в Мургабе, на базе Памирской ГРЭ, покамералить, привести в порядок записи, посмотреть, что забыли, что надо доопробовать, тем более что получили уже результаты некоторых анализов.

Выделили нам полдомика, пару комнат, расстелили на полу кошмы, вдоль стен спальные мешки, печка есть, приятно, оказывается, пожить в комнате после, почти полугодового житья в палатке. Сидим камеральничаем. В один из вечеров наш водитель дядя Степа-пенсионер, который приехал весной в Душанбе навестить свою дочь, решил посмотреть Памир, устроился на работу в нашу Экспедицию и вот уже шесть месяцев осматривает Памир, привез ленинградских геологов.

В порядке оказания технической помощи, снял их лагерь из труднодоступного места, даже для нашего вездехода. Благодарные геологи явились в гости с бутылками спирта питьевого. В тот год на Памир водку не возили. Торговые работники решили, зачем возить напиток, шестьдесят процентов которого составляет вода, а воды в речках и так много. Во всех магазинчиках спирт питьевой по пять рублей шестьдесят копеек ноль пять литра, девяносто шесть градусов, разумеется.

И вот, отмечаем окончание полевого сезона ленинградцев, вдруг заходят два веселых человека, представляются журналистами «Комсомольской правды». Далее вечер продолжался совсем весело, журналисты оказались еще и поэтами, начали опробовать на публике свои стихи, затем появилась гитара, пошло…

Изъявили журналисты желание посмотреть охоту на Памире, проблем, конечно, нет, но нет и времени, им на следующий вечер надо быть в Булункуле, набираться впечатлений от общения с яками, чтобы потом все описать. Так что охота на архаров отпадает.

Но утром поехать в Ранг-Куль, пострелять уток вполне можно, что и осуществили. Что же творилось на озере по сравнению с той тишиной и покоем, что здесь были недели три назад! Оказалось, что Ранг-Куль, что-то вроде остановочного пункта на пути перелета шилохвости. Уселись с журналистами на перешейке к озеру Шор-Куль, два человека отправились в противоположные концы озер. Стрельнули там несколько раз и полетели над нашими головами стаи шилохвости из нескольких сотен штук. Правда, крупные стаи сразу набирали хорошую высоту, но мелкие стаи шилохвости и атаек шли пониже. Расстреляв имевшиеся у меня полтора десятка патронов, добыл я пяток шилохвостей да пару атаек (огарей по научному). Журналисты, как не имеющие опыта, постреляли мимо, но для них главное впечатление, сам процесс.

А несколько партий горных гусей, видимо наученных горьким опытом, через перешеек не полетели, а обогнули его по плавной дуге, хотя шли низко.

Добычу нашу я подарил журналистам, убедив их, что в Булункуле жаркое из уток им приготовят быстро.

Когда, наконец, вернулся отряд в Экспедицию, преподнесли нам несколько экземпляров газеты «Комсомолец Таджикистана», где на всю четвертую страницу была напечатана статья с интригующим названием: «Люди – звезды!» Бойкое перо оказалось у ребят, статья обо всем и ни о чем, но с упоминанием моей фамилии в таком духе, что вот один из тружеников геологии несется на грузовике (конечно не за утками) и борода его развевается по ветру. Долго потом меня третировали друзья приветствием типа: «А вот пришла звезда с бородой», или «Наконец явилась бородатая звезда».

Поскольку на данном этапе речь идет вокруг темы о пернатых, хотелось бы коснуться удивительного птичьего мероприятия, такого как слет орлов. Именно так назвал виденное явление буровик нашей Экспедиции Володя Молдаван – страстный и удачливый охотник. В самых верховьях долины реки Дашти-Джум, хребет Хазрати-Шо сложенный мощной толщей неогеновых конгломератов, имеет облик столовых гор. Цилиндрические столбы диаметром до сотен метров с куполообразными вершинами. На куполах растет редкая травка и чахлые деревца боярышника. Стенки сложены плотнейшими конгломератами и вертикальные, никакой живности на купол не забраться.

Наблюдал и я однажды «слет орлов», когда работал на золотоносных россыпях в этом районе. Под вечер сижу на точке наблюдений. Крутящийся неподалеку, по-моему, орел уселся на вершине одного из столбов-столов, в полукилометре от меня. Через пару минут рядом появилась еще одна птица. И что тут началось! С небес по спиралям и в пике, на купол, буквально посыпались грифы, орлы стервятники и мелочь типа коршунов. В бинокль видно, что преобладают грифы – сип белоголовый, много черных грифов.

Купол, буквально стал черным от птиц, и все сидят спокойно. Наверное, проводят совещание по разделу территории и небесного пространства за сферы влияния. Посидев минут пятнадцать, птицы начали разлетаться в разные стороны, кругами набирая высоту. Через полчаса только в бинокль и можно разглядеть где-нибудь вверху одинокого грифа.

Никакой падали на куполе не было и не могло быть, да и поведение птиц в этом случае совсем иное. Стоял полевой лагерь на берегу реки Варзоб, там произошел случай, аналогичный вышеописанному. Выхожу рано утром из палатки. На верхнюю часть противоположного, крутого и скалистого склона высотой триста метров в крутом пике приземлился гриф – белоголовый сип, следом другой. Подумал: «Наверное, там кто-то умер». Так оно и оказалось. Как позже выяснилось, там, не удержавшись на крутом склоне, сломала себе шею корова. Что тут началось! На склоне закипела жизнь. С верху сыпались грифы, со всех сторон подлетали орлы, подорлики, разнообразные коршуны и стервятники. Природа писала на склоне картину «Жизнь на трупе!» Раздираемая на кусочки туша, медленно проваливалась по склону вниз. Штук пятьдесят птиц, взлетали, садились, дрались. В итоге, через час после начала «пира» на берегу реки у подножия лежал белый скелет, очищаемый от остатков мяса парочкой стервятников – обладателей длинных тонких клювов. А грифы, накручивая спирали, медленно поднимались в небеса.

По этому поводу провел я с народом внеочередной инструктаж по ТБ и, тыча пальцем в сторону остатков коровы, пояснил, что ежели кто из лихости или по глупости полезет на крутой, опасный склон и сломает себе шею, то через час его останки будут пригодны к использованию только в качестве школьного пособия на уроках анатомии.

Не понятно совершенно, по каким критериям, но целый ряд озер на Памире вообще пустует. В отношении птиц. К этой категории относится и озеро Друм-Куль. Не помню, по какому поводу, Таджикский Гидромет затеял экспедицию, типа комплексной, на озеро Друм-Куль, расположенное в верховьях Шах-Дары.

Кто-то видно усомнился в результатах моего заключения по облету озера на вертолете в 1968 году, по которому озеро признано потенциально опасным в случае повторного обвала крутого участка левого берега в озеро. В результате первого обвала участка берега и образовалась плотина, перекрывшая речку Друм-Дара.

Организатором выступил Вадим, начальник Гушаринской селестоковой станции. Участники экспедиции, знакомый вам, Женя Мирошников и я с техником нашего отряда Толиком Карягиным. Вадим прихватил так же радиста с рацией.

Собралась в один из дней наша экспедиция во дворе Гидромета, располагавшегося еще с тридцатых годов в центре Душанбе, собрали на машину все снаряжение, в том числе лодку «Прогресс», поскольку был заказан, первый поступивший в аэропорт, вертолет МИ-8, куда без труда мог уместиться и «Прогресс».

А подвесной мотор «Москва-25» новый, решили все же завезти, тем более что во дворе пожарный бассейн с доской, предназначенной именно для подвешивания мотора. Завелся двигатель с одного рывка. Решили заодно слегка обкатать его – на месте будет не до того. Сели. Самый молодой сбегал в магазин, сожгли бачок горючего на малом-среднем газе, познакомились, кто не был знаком. Установили, что аномальных личностей, то есть непьющих или, скажем, пьющих скандалистов среди нас нет.

На следующий день к вечеру были уже на озере. Посадочную посадку подобрали с воздуха метрах в ста от воды, на берегу речки, впадающей в озеро. Быстро выгрузились, вертолет ушел. Хорошая машина новый МИ-8, салон побольше, чем у МИ-4. Грузоподъемность, правда, не намного больше и машина эта, явно не для гор, особенно если сравнить его с появившимся через двадцать лет, вертолетом МИ-8МТВ, мощность турбин которого стала в два раза большей, а цена за летный час всего на двести рублей выше. Почему было сразу не разработать модификацию машины для гор. Сколько солдатских жизней было бы спасено в Афганистане, не говоря уже об экономике. Спрашивал я как-то у вертолетчиков:

– Почему у американцев вертолеты на шасси, а у нас все на колесах?

– Так у них движки, какие стоят! Посильнее наших!

Да, наверное, американцы считать не умеют, не знают, что дешевле эксплуатировать маломощные вертолеты, особенно в горах.

Но впрочем, я отвлекся. Поставили палатку. На «Прогрессе» сплавился до озера, вернулся в палатку, выпросил у Вадима его казенный карабин охотничий, но с оптическим прицелом и пошел подстрелить сурка. Но, увы, все надежды на сурков отпали, поскольку стояла неподалеку, месяц назад, отара овец и собаки пастушеские, всегда голодные, всех сурков в радиусе десяти километров, съели.

Утром решили обойти сначала на лодке все озеро, а мотор не заводится. Почистили свечи – не заводится, сняли, продули карбюратор, нет толку. Женя и Толик, считавшие себя знатоками моторов, начали возиться с зажиганием, потом разобрали мотор наполовину, собрали, дергали-дергали, сломали стартер, начали дергать за веревочку, не заводится.

Я сижу рядом, с удочкой – таская османов и маринок. Механики наши притащили брезент, постелили, разобрали мотор почти полностью, собрали, правда, осталась почему-то лишняя гайка, повесили движок на лодку. Толик заявил:

– Дергаю три раза, если не заведется, я к этому дерьму больше не подхожу!

Дернул три раза – мотор не завелся, но я то сидел рядом и услышал, что он ожил – слабый выхлоп. Механики это, будучи в лодке не услышали. Настал мой звездный час. Подхожу, говорю небрежно:

– Кто же так дергает, вы что, плохо позавтракали? Дергать нужно сильным рывком, с дальнейшим потягом. Вот я заведу с одного рывка. Давай шнур.

– На, шутник! Ха-ха, заведет он!

Залез я в лодку, подсосал бензинчику, скривил решительную физиономию, дернул, мотор заработал. Надо было видеть лица наших механиков-любителей!

Причину отказа мотора я понял с самого начала. Дело в том, что когда уже довольно долго летели, увидел я, что кто-то, при погрузке положил мотор так, что хвостовик находился выше двигателя, мы же его заводили, и в системе охлаждения осталась вода и теперь эта вода, хоть немного намочит систему зажигания. Аналогичный случай на Сарезе уже был. Решил я помалкивать о своем открытии, ибо выхода было два. Сидеть и ждать пока двигатель за два-три дня на солнышке просохнет, или вот так, как получилось, разбирать, собирать, дергать. При разборках и протираниях двигатель и высох.

В общем, поплыли по Друм-Кулю. Озеро голубое, вода чистейшая, длина семь километров, ширина пятьсот-семьсот метров. Промерами глубин занялись Вадим с Женей, мы с Толиком обследовали завал, сделали съемку плотины, обследовали берега, замерили трещиноватость и так далее. Вывод остался прежний, плотина устойчива, сток поверхностный, практически, без эрозии завала, некоторую опасность представляет участок левобережного склона, прилегающий к стенке обвала, образовавшего плотину. Но обвал этого участка склона вероятен только в результате землетрясения, и когда будет это землетрясение и какой силы? – знает только Аллах.

Работу закончили, дали РД, ждем вертолет день, два, кончились сигареты, третий день – кончились окурки. Вечером посовещались, собрали остатки продуктов и, оставив их радисту, отправились пешком вниз. Десяток километров протопали по тропе вниз до первого кишлака, где одни женщины, а мужская часть населения была где-то на сенокосе, потом два десятка километров, уже по дороге, по долине Шах-Дары до магазина. Долина Шах-Дары производит приятное впечатление на этом участке. Вдоль реки и по протокам непролазные заросли облепихи, дорога вьется по настоящему лесу из тополей, ив, арчи. А зайцев! Без числа! Повылезали из облепиховых зарослей к темноте, редко такое увидишь. Постоянно в поле зрения, да бегают пять-десять штук. Совершенно непуганые.

Подошли к магазину почти затемно. Навстречу от магазина едет грузовик, завмаг уже домой собрался. Остановили грузовик, завмаг сильно навеселе, с большой охотой пошел опять открывать свое заведение, а с ним Вадим и Толик. Я с шофером и двумя памирцами остался у машины. Познакомились, болтаем, они говорят, а давай выпьем, у нас бутылка водки есть. Что ж не выпить, закуска – лепешка и огурец, а из чего пить? Один из памирцев замечает, что из горлышка пить некультурно, шофер давай посуду. Шофер лазил-лазил по кабине и принес баллонный ключ. Ничего – хорошая посуда, только держать надо двумя руками, что бы зубы случайно не сломать. Не рекомендую пользоваться баллонным ключом при распитии спиртных напитков.

Вернулись наши из магазина, принесли сигарет и ящик портвейна и поехали мы ночевать в гости – в кишлак. Запомнился этот вечер. Вадим, оказывается, неплохо поет и играет на гитаре, за неимением гитары, потребовал дутар и начался концерт. Половина присутствовавших оказались певцами, и неплохими.

Своеобразный говор у памирцев – певучий. Если в бригаде буровиков есть памирец, то у ребят развлечение – просят его заматериться. Интересно наблюдать, как встречаются в Хороге давно не видевшиеся старики, дед обязательно целует руку у бабуси, зрелище довольно трогательное.

Довез водхозовский самосвал нашу троицу до аэропорта, где ожидал нас Женя Мирошников. Самолета из Душанбе еще не было, отсрочка на пару часов из-за погоды. Пошли в чайхану на свежем воздухе, сидим, пьем чай. После вчерашнего портвейна состояние не очень, вношу предложение пить чай с ромом. Кроме рома, на бутылке которого нарисована жизнерадостная физиономия негра, в буфете, кстати, ничего нет. Берем эту бутылку, чай с ромом всем очень нравится.

Вдруг залетает в чайхану молодой человек-памирец, но по облику точно джигит, которых показывали в те времена в различных кавказских танцевальных мужских ансамблях исполняющих «Лезгинку» по телевизору и в кино. Женя спокойно говорит:

– Сейчас будет еще одна бутылка рома. Этак нас и в самолет не пустят, если он прилетит.

И точно. Джигит обводит орлиным взглядом сидящих в чайхане, замечает Женю, расплывается в улыбке, подходит. Мы ему естественно наливаем, он приносит вторую бутылку рома, сидим до обеда, ждем самолета. После обеда отмена рейсов на весь день, отправились в контору Водхоза, где нам открыли «красный уголок», в котором мы и отдыхали до вечера. А вечером пригласили нас в гости на поедание барана. В гости пошли мы в так называемый «частный сектор», то есть от центра Хорога вверх по правому склону, по узкому проходу между кибитками, до самого подножья скал, где уселись на крыше кибитки.

Красив вид сверху на Хорог и необычен. Под нами лестница из крыш кибиток, внизу ряды европейских четырехэтажек и лента голубого Гунта. Напротив, немного и ниже Ботанический сад и долина реки Рошткала. Справа виден Пяндж. Теплый летний вечер, под боком подушки, щедро накрытый достархан, неспешные разговоры, что еще нужно человеку?

Только самолет до Душанбе утром.

И вот утром опять сидим в чайхане аэропорта. Опять задержка из-за погоды, хотя у нас погода отличная. На бутылку рома денег уже нет, поиздержались, пьем смиренно зеленый чай. Придется ехать на попутных грузовиках, а не хочется. Ведь это означает ночевку по дороге в Кала-и-Хумбе, или в самом нем, то есть в москитном раю. Довелось как-то ночевать пару раз в этих местах, как вспомню, так вздрогну. Москиты ухитряются пролезть даже во вкладыш к спальнику и грызут ноги.

Вот уже и семнадцать часов. Кто-то вдруг высказывает предположение: «А может быть, на Памире работает какой-нибудь вертолет».

Иду к старому знакомому Борису – начальнику аэропорта. Вертолет оказывается есть и сейчас прилетит на заправку и ночевку. Минут через десять слышен гул, вертолет садится, несемся к нему. Командир всем нам знакомый. Улыбается радушно:

– Какие люди! И всем в Душанбе надо? И у каждого по заявке есть? И подпишите туда и обратно? Ну, если по погоде разрешат – отвезу. Такой случай упускать – просто грешно!

Лезет опять на рацию, долго уговаривает, но, увы, аэропорт закрыт.

– А Кулябский аэропорт?

– Закрыт тоже.

– Ну, отвези хоть в Кала-и-Хумб.

– В Кала-и-Хумб пожалуйста.

Летим втроем. Вадим остался, надеется завтра уговорить командира и вывезти с Друм-Куля радиста. С нами попутчик – майор пограничник. Это хорошо, посылаем майора к вертолетчикам, если в аэропорту Кала-и-Хумба радист еще не ушел домой, то с погранотряда пришлют машину. Удача, радист оказался на месте, машина ждет и минут через двадцать после приземления, сидим в чайхане под чинарой в центре Кала-и-Хумба, известной всем кто хотя бы однажды ездил из Душанбе на Памир. Майор, назвав свою несколько необычно звучащую должность – начальник границы, пообещал всяческую помощь при нештатных ситуациях и дружески распрощался.

Ну, а мы опять пьем чай. Грузовики подъезжают, шофера перекусывают и уезжают ночевать на заправку, на берег Пянджа, где ветерок продувает, и нет москитов. Глядя на ночь, в Душанбе ехать, не желают. Придется и нам ночевать, только где?

Впрочем, здесь же тоже есть Водхоз районный. И точно! Появляется начальник Водхоза, обнимается с Женей, приглашает к себе. Но Женя говорит, что придем попозже, а пока подождем, может все же подвернется машина. Но оказывается, Женя озабочен ужином, а обременять приемом гостей начальника Водхоза нежелательно, поскольку у него порядка десяти детей, так что:

– Подождите ребята, сейчас мимо чайханы пойдет с работы председатель райисполкома – большой прохиндей, мы с ним лет пять назад строили здесь оросительный канал.

И действительно, идет председатель, разумеется, как начальник, при шляпе. Подходит, милейший человек, неподдельная радость встречи:

– Жду вас через час, Женя, ты дорогу знаешь.

Через час сидим на тахте, половина которой нависает над речкой Кала-и-Хумб, с чистейшей голубой водой, опять поглощаем плов, запивая портвейном. Здесь и спать остались, благо, что на ветерке москитов не было. Спрашиваю Женю:

– Почему это тебя так хорошо водхозовцы принимают? Ты что ли министром или его замом скоро станешь?

– Да нет, просто у меня в руках фонды на живскот для Памира.

Все понятно. Живскот, то есть бараны, стоит семьдесят копеек за килограмм живого веса. Следовательно, один баран или овца весом пятьдесят килограмм обходится всего-навсего в тридцать пять рублей, а на базаре эта овца стоит сто пятьдесят рублей. Получают этот живскот на откормочных базах, куда колхозы и совхозы скотину обязаны сдавать в соответствии со спущенными сверху планами. Эффективная была система учета приема на откорм и сдача откормленного скота. Принимали по головам, сдавали по весу.

Взял меня однажды с собой Ахрор Буданаев, только что назначенный завхозом Гидроминеральной партии, на эту откормочную базу получить баранов – пятьсот килограмм живого веса. Приехали, предлагают так называемых «белых» баранов, то есть выбракованных мериносов. А у них рога, как у архаров, а у самцов мужское достоинство висит чуть не до земли, а шкура, почему-то с шерстью, сколько весит?

Ахрор пошел прояснять ситуацию, нашел на базе земляка, тот ему все рассказал. Выдали нам пятьсот килограмм живскота – десять хороших курдючных овец, причем от которых можно было получить весной по одному и даже два ягненка, если додержать их до весны, а расписались за двенадцать голов.

Хорошо жило начальство на этих откормочных базах. Впрочем, я снова отвлекся.

Утром рано сели мы на ЗИЛы и часов через восемь были в Душанбе. А Вадим уговорил вертолетчика и снял с Друм-Куля в тот же день слегка отощавшего радиста. На этом и закончилась комплексная экспедиция на озеро Друм-Куль.

Чтобы быть предельно информативным касаемо озер, не только Памира, но и всей Республики в целом, не хотелось бы сбрасывать со счетов и именитое озеро Искандеркуль. В плане птиц оно было практически стерильным, но геологи вокруг озера вполне уже хаживали.

На Искандеркуле, ставшим потом объектом посещения туристами, поработал я дважды. Сначала мы обследовали озеро на предмет изучения его донных отложений, затем, через несколько лет пришлось писать заключение о вероятности его прорыва. В те годы на озере царили тишина и покой и никаких отрыжек цивилизации в виде строений и мусора. Имелась там только метеостанция и красивая роща и водопад высотой, по-моему, сорок метров; на который можно было посмотреть с небольшого скального выступа над ним, желательно лежа, чтобы не закружилась голова.

По озеру перемещались на «Казанке» с мотором ЗИФ-5 и ухитрились утопить мотор, забыв привязать его страховочным тросиком. Хорошо, что произошло утопление в небольшом заливе с ровным дном из песка и щебенки. Имея метров двести веревки, зацепили мотор методом траления и вытащили его на берег. Расстелили брезент, разобрали и просушили на солнышке двигатель, собрали и он, как ни странно заработал.

Хорошие раньше делали моторы.

Если современный мотор искупать, вряд ли его заведешь, спустя несколько часов.

Красивейшее озеро Искандеркуль, но вода не прогревается теплее семи градусов. В августе жара под сорок, хочется искупаться, поплавать, но, прыгнув в воду, выскакиваешь на берег как пробка. Правда, видел я людей, которые плавали в такой холодной воде, но может быть это «моржи».

А еще, вспоминая озеро Искандеркуль, вспоминаются и тамошние москиты. Говорили, что это особый вид москитов – собакоголовый, крупный. Рассматривали мы голову под лупой, действительно похожа чем-то на собачью, во всяком случае, кусается этот москит как собака, шишки от укусов по неделе не проходят.

А по поводу возможности прорыва озера заключение было вынесено отрицательное, о типе плотины же разгорелась дискуссия. Половина геологов посчитала, что она обвального типа, половина, что это морена. Но сколько геологов, столько и мнений – замечательная отличительная черта геологии, как науки.

Дата добавления: 2015-08-09