Легенда памирского неба.

Наконец, после почти двухмесячного отсутствия на Сарезе появился вертолет. Прилетел Игорь Иванов, вертолетчик божьей милостью, как говорится. Начали завозить бензин, продукты, отправили вниз отработавших практику студентов, «перетрудившихся» работяг-москвичей. Отметили довольно широко возобновившуюся связь с цивилизацией. Во всяком случае, когда я уже по темноте вернулся из Ирхта, куда плавал за очередной порцией – шестнадцать булок домашнего белого хлеба, над лагерем стоял тихий гул, как гудят пчелы на пасеке во время хорошего взятка. Народ, разбившись на компании по возрасту, симпатиям, профессиям, праздновал… На следующий день немножко все болели, умные и предусмотрительные поправляли здоровье, и опять началась работа.

Иванов привез трех туристов – двух солидных мужиков и одну симпатичную даму, как ни странно – чехи, и молчаливого гида. Танки Варшавского договора в Праге, туристы-чехи на Памире. Поставили туристам палатку, посидели на радиостанции, поговорили, слегка выпили. Гид расслабился, пожаловался на жизнь, когда чехи ушли спать, дескать, приходится ему – майору КГБ таскаться по горам с туристами, но приказ, ни чего не попишешь.

Прокатил туристов по Сарезу, показал завал, половили османов на полпалки аммонита, поскольку надо было быстренько наловить, что бы покормить согласно законам гостеприимства и отправились туристы вниз. По поводу танков в Праге разговора не получилось, но мы и не настаивали.

Когда прилетел вертолет, и началась заброска разных грузов из Рушана, иногда стали навещать нас гости. Кроме туристов-чехов, привез однажды Игорь Григорьевич двух мужичков с кинокамерами. Заявили они, что снимают фильм про Памир по заказу французского документального кино. Повозил их по Сарезу на завал, на метеостанцию. Что у них получилось, не видел, но памирский геолог Ирина Матвеева, через несколько лет встретившись, начала пристально рассматривать мои глаза.

– Что Ирочка влюбилась что ли?

– Нет, просто была недавно в Москве, в кинотеатре, перед сеансом показывали кинохронику, и там вдруг наш Сарез, и за мотором, на «Казанке» восседаешь ты и почему-то у тебя голубые глаза! Наверное, потому, что вода в озере голубая.

Прилетал геолог с нашей Экспедиции и заядлый охотник Слава Куликов с мечтой подстрелить киика. Не помню, сбылась ли его мечта, но появление его из вертолета с курицей в руках запомнилось. Дело в том, что до Рушана он приехал на собственном мотоцикле! и на дороге через кишлак, одна из зазевавшихся куриц, вспорхнув, попала между ногой и мотоциклом. После, порядком надоевшей козлятины, лапша домашняя с курицей всем понравилась.

Навестило нас и районное и пограничное начальство. С целью отдохнуть и поохотиться. Отдохнули хорошо, поголовью козлов ущерба, практически не нанесли, мазали безбожно. Наверное с похмелья.

Закончили перевозку грузов, теперь самое время облететь другие озера Памира на предмет оценки возможности их прорыва. На эти дела у меня был составлен отдельный не большой проект. Сели с Игорем Григорьевичем, разложили карты, прикинули время. На облеты у меня было пятьдесят часов, минус пять часов заначки на всякий случай. Объяснил, что мне требуется над каждым озером покрутиться помедленнее, иногда сесть с подбором площадки с воздуха. Отметки площадок от 2000 до 4500 метров. Игорь быстренько проанализировал ситуацию, учел санитарную норму налета экипажа на месяц и объявил, что будем работать, не спеша, что остается вертолет на базировку недели на три, чему я, естественно, только обрадовался. Конечно, могут в это время дергать вертолет на санзадание, но ненадолго. И действительно забирали машину один раз на два дня, но не спасать альпинистов, вывозить погибших четырех человек. Дело в том, что погибли ребята-физики из какого-то очень секретного ящика, и кто-то из соответствующих органов выдвинул предположение: «А вдруг они ушли в Афганистан!?» Пик 6000 то, рядом с границей: «А представить их живых или мертвых». Пришлось альпинистам бросить свои восхождения, найти и спустить до вертолета трупы.

Но это отступление от повествования. Лететь по озерам желающих не нашлось, кроме Коли Закирова, но он то полетел просто из любопытства, поскольку основная его специальность – буровик. Прибыли в Рушан после обеда, прогулялись по поселку, встретили начальника заставы, зашли на заставу в гости, здесь то и показали нам местную историческую достопримечательность. На окраине райцентра, рядом со строениями заставы, на берегу Пянджа, пограничники сохранили старую казачью заставу, по-моему, существующую с 1895 года. Эта застава представляет собой конусообразную башню высотой метров десять, диаметром в нижней части метров семь. Башня выложена из крупных известняковых плит. Внутри по периметру два яруса нар из старых деревянных плах, подпертые, частично, деревянными столбами. В стенах два ряда бойниц, отстреливаться можно во все стороны. На наружной стене сохранена надпись на высоте четырех-пяти метров: «Донские казаки!..» и несколько фамилий. Признаться, я тут же понадеялся найти фамилию Бирюков, но, увы.

А фамилию эту носил мой дед по матери, бывший когда-то станичным атаманом станицы Новоаннинской, откуда я родом. Не дожил дед до революции, а вот дядя Христофор, брат мамы дожил и оттрубил потом десять лет, за службу у Мамонтова, но все же уцелел и почил своей смертью в должности бухгалтера в семидесятые годы. Удивительной красоты сад он вырастил во дворе своего дома. А отец был в те далекие времена в той же станице первым секретарем Укома комсомола и, получается, воевал с братом будущей жены.

Пообщавшись с историей, пригласили в гости командира заставы, и отправились в аэропорт, где жарилось мясо, котлеты, османы, отметили прибытие и повалились спать.

Пробуждение состоялось на рассвете. Игорь показал себя настоящим садистом, не дал похмелиться, скорей-скорей, затолкал меня и второго пилота в вертолет и вперед и вверх сразу на 5500 метров. Бортмеханика, правда, оставили отсыпаться.

Игорь Григорьевич ухитрялся летать почти постоянно с одним и тем же бортмехаником, которого звали Михалычем. Пожилой уже, спокойный, хороший человек и Бог по двигателю. На МИ-4 стоял тот же движок, что на АН-2. Игорь отлично понимал, что жизнь наша зависит на пятьдесят процентов от его мастерства, а пятьдесят процентов от мастерства Михалыча. Михалычу и лучшие куски за столом, и лучшее место, вот и поспать его оставил, ну, а мы пошли вверх по Гунту, с набором высоты.

Слева красивейший пик Патхор. Летим дальше. Тяжеловато становится после возлияния, подышали по очереди кислородом из баллона, стало полегче, но второй пилот вылазит со своего места, спускается в салон, заворачивается в дворницкий тулуп, невесть как оказавшейся в салоне, и заваливается отдыхать. Я усаживаюсь на его место. Вот это обзор! Не то, что выглядывать из-за спины с места бортмеханика. Разворачиваю планшет, сразу показываю направление, по которому увидим озера. Уж чем я могу похвастаться, так это умением ориентироваться с вертолета в горах. Прошел хорошую школу на селевых съемках разного масштаба, когда с вертолета приходилось отрисовывать не только селевые потоки и конуса выноса, но и скопления рыхлой четвертички по саям.

Вот и озера. Зарош-Куль и Чап-Дара, оба размером три на пять километров, расположены на моренах. Вода в озерах светло-голубая, с каким-то белесым оттенком. Плавают довольно крупные льдины. Насчет прорыва, озера неопасны. Языки ледников, довольно далеко от озер и не очень внушительны. Записываю коротко свои соображения, вечером придется расшифровывать каракули – сколько писал заявок на приобретение диктофона, все без толку. Летим к следующим озерам.

Через три часа садимся на заправку в Хорог и идем на Ваханский хребет. Рядом с шеститысячниками Карла Маркса и Фридриха Энгельса – представительными пиками, осмотрели озеро Узун-Куль. Озеро не очень надежно, но смывать нечего, долина ниже озера не населена. Для подъема на пик Карла Маркса с севера надо сначала «взять» почти вертикальную стенку высотой 2000 метров, вверху стенки находится на шести тысячах полка, а от полки вверх уже заснеженный склон самого пика.

Здесь показал мне Игорь внизу, у подножия стенки площадку, где года два назад стоял лагерь таджикских альпинистов во главе с Машковым – врачом Санавиации и самым титулованным альпинистом Таджикистана. Взяв с меня обещание о «неразглашении», рассказал следующую историю, которую за давностью лет теперь можно разгласить.

Прошли уже альпинисты на пик по западной и восточной части стенки, очередная пара решила пройти по центру. Маршрут высшей категории сложности, можно мастером спорта стать. Не добралась эта пара до полки метров сто пятьдесят-двести и застряла. Выдохлись. Закрепились на уступе и не двигаются ни вверх, ни вниз. Спасти надо ребят, а как?

В лагере имелась бухта нейлонового каната весом пятьдесят килограмм, если бы бухту доставить на полку и с ней одного человека, то, спустившись к ребятам по канату, можно было бы их вытащить. Доставлять нейлон обычным способом, то есть на горбу, в обход стенки займет столько времени, что за это время застрявшие альпинисты окончательно выдохнутся, а то и обморозятся. Единственная надежда на Игоря, который обслуживал как раз этот лагерь. А по всем инструкциям и речи быть не может о посадке МИ-4 на высоте 5900, плюс еще «мелочь» порядка пятидесяти метров. А если Игорю рискнуть и все пройдет благополучно, то начальство, узнав о таком случае, просто обязано его уволить. Хотел Игорь запросить разрешение на посадку в МГА, но дело было в воскресенье, разве найдется в министерстве в воскресенье чиновник, который решится разрешить посадку вопреки инструкции, причем разрешить быстро.

Открутили и сняли с вертолета все, что только можно открутить и снять, подсчитали минимум бензина, оставил Игорь в лагере второго пилота с бортмехаником и полетел с Машковым и нейлоном на выручку. Сели благополучно. Машков по канату спустился к застрявшим, и все успешно поднялись на полку, а дальше, в обход стенки вниз предстоял им путь пешком, предварительно подкрепившись. Очень просили ребята Игоря прихватить с собой эту бухту нейлона – жутко большой дефицит в те времена. Но какой уж тут нейлон! Сначала машина вообще не отрывалась от земли, потом начала потихоньку подпрыгивать, потом подпрыгал Игорь к краю обрыва, выбрал момент, когда вертолет поднялся немножко повыше, чтобы не зацепить винтами за бровку, и свалил машину боком в обрыв. Когда, через несколько минут приземлился в лагере, рубашку можно было выжимать.

Свою долю славы Игорь Григорьевич получил только через много лет, когда уже с разрешения МГА посадил МИ-8 на снежное плато у пика Коммунизма с аналогичной высотой, чтобы вывезти заболевшего альпиниста – физика, академика Хохлова. Летал так же один, сняв с машины задние двери, рацию, многие другие вертолетные части.

И включив как-то телевизор, увидел я на экране Игоря, сидел он в парадном мундире, важный как генерал, шла передача по поводу какого-то юбилея Аэрофлота и знаменитая в те времена телеведущая рассказывала, что Иванов, для спасения жизни человека рискнул собственной жизнью, и совершил посадку, на такой большой высоте.

Ну, а мне то же понадобилось приземлиться на озере Ривак-Куль, очень ненадежными показались и «плотина» и, прилегающий к ней участок склона, да и на устье долины реки Ривак, впадающей в Гунт, понастроили дома, чуть ли не в русле.

Сели рядом с завалом, походил я часа полтора, все описал, зарисовал, можно лететь дальше, но не тут-то было. Не зависает машина на необходимой высоте, чтобы нам перескочить через высокие деревья арчи, густорастущие на конусе выноса, почти перекрывающем долину реки ниже по течению. А взлетать можно только вниз по долине.

Минут пять подпрыгивали и тут же плавно опускались. Сели. Выключили движок, надо сливать бензин. Слили с полтонны, а бензин-то А-95, для автомашин тогда такой и не выпускался. Как раз под выхлопной трубой образовалась хорошая лужа бензина. Опять загвоздка, если заведемся с выхлопом, то сгорим, и винты раскрутить не успеем. Хорошо, что у бортмеханика, как у запасливого шофера, оказалась лопата, прокопали канавку, отвели бензин, накидали сверху земли и благополучно улетели, правда, самую макушку одной арчи колесом зацепили по моим наблюдениям.

В общем, за намеченный срок обследовали мы сорок озер, все кроме двух опасности в смысле прорыва не представляли, на двух надо еще поработать. Летим домой, то есть в лагерь. Слева видна макушка пика Революции, немного не хватает у него до 7000 метров. А, что мы летаем, второй год все мимо и смотрим только на макушку, вношу предложение посмотреть долину и реку Кудара, которая фактически подрезает снизу Усойский завал, а заодно глянуть на пик. Идем с набором высоты по долине Кудары, пик постепенно открывается. Похож на пик Ленина, так же красив и осанист. Но большее впечатление производит его сосед, пик Холодная Стена, в нижней части которого, непосредственно от дна долины воздымается на три километра бронированный склон крутизной семьдесят-восемьдесят градусов. Склон в тени, кажется совершенно черным, прорезан тонкими белыми нитями ледопадов. Долина довольно широка и вертолет кажется маленькой мушкой.

Да, на Холодную Стену по этой стенке альпинисты уж точно не залезут.

Но вот внизу кишлачок Кудара и березовая рощица, в которой когда-то останавливались все путешественники перед подъемом на безлесный Восточный Памир.

Вношу второе предложение, присесть у рощи, передохнуть и слегка отметить на «свежем» воздухе окончание облета. Садимся. Я, признаться хотел еще посмотреть, что за зеленые скорпионы обитают в этой роще, о которых писали все, посещавшие эту рощу. Действительно, почти под каждым камнем скорпион зеленого цвета, но какие-то они вялые, может потому что уже довольно прохладно. Все писали, что эти скорпионы не ядовитые, но попробовать подставить палец под шип никто не захотел.

Выпили грамм по сто, Игорь отказался, обозвал нас алкашами, сказал, что у него встречное предложение, лететь быстрее в лагерь, наловить и нажарить рыбы и отметить окончание работ более основательно, что мы и выполнили.

Регулярно начали летать на вертолетах в 1964 году, когда совместно со специалистами по селям из ВСЕГИНГЕО Шеко и Массаковской приступили к составлению Селевой карты Таджикистана масштаба 1: 2 500 000. Правда, первый полет совершили с Хашимом Разыковым на АН-2, экспедиционное начальство уговорило заказать самолет, дескать, стоит он сто рублей в час, а вертолет двести. Проболтались в воздухе полдня, но мало, что разобрали, высоко и скорость все же большая.

Зато возил нас знаменитый пилот Ослов, ударение на первой букве, как он уточнил при знакомстве. Первым начал регулярные рейсы на Памир. Человек под два метра ростом, красивый и доброжелательный. Погиб он трагически менее чем через год после нашего знакомства и вместе с геологами. Перевозил до Мургаба старшего геолога Памирской ГРЭ Николая Машталлера и двух студенток-практиканток вместе с имуществом партии. Вылетел из Рушана по Бартангу через Сарез, до Мургаба не долетел.

Деталей о гибели экипажа и геологов не знает никто, свидетелей не было. Искали их вертолетчики и геологи во главе с Аверьяновым, а потом на себе выносили к площадке, где мог сесть вертолет. Самолет лежал сгоревшим на стыке склона и террасы и все они – там же. Это правый борт долины реки Мургаб, чуть выше впадения в нее реки Западный Пшарт, в пятидесяти километрах выше Сареза. Из разговоров среди летчиков следовало, что самолет загорелся в воздухе, а в нем, кроме всего, были еще и бочки с бензином, это усугубило ситуацию. Пожар начался в салоне, может, кто из студенток закурил, а сам Машталлер не курил. Настоящим асом, в этой ситуации показал командир! Он ухитрился посадить парящий самолет сходу, целым среди глыб и обломков, устилающих поверхность террасы, но уже никто выскочить из самолета не успел.

Первыми вертолетчиками в Таджикистане были Черницин и Борисов. В первый свой полет на МИ-4 мы с Разыковым полетели с Борисовым. Жил в 1964 году я на базе партии в Каратаге, в пятидесяти километрах от Душанбе. Поскольку летать собрались в Ленинабадскую область, то Хашим вылетел с аэропорта, а меня забирали прямо с партии к радости всего местного детского населения, сбежавшегося посмотреть на чудо-машину.

Борисова скоро перевели в Ташкент, но мы и там до него добрались.

Взял я заявки с печатями, гарантийное письмо и на ГАЗ-63 всем Селевым отрядиком – я, техники Валера Шарабханян и Лариса Крашенинникова, водитель Боря, мой земляк с Волгоградских краев, поехали в Ташкент, нашли отряд малой авиации в пригороде Сергили. Без проблем выделили нам вертолет, командир конечно Борисов.

Перелетели и переехали в Ленинабад, вертолетчики пошли устраиваться в гостиницу, а мы искать, где нам ночевать. Нашли великолепное место почти на берегу Кайраккумского водохранилища, на окраине урюкового сада зеленая полянка, а посреди полянки скважина, из которой хлещет десять литров в секунду чистейшей воды в небольшой бассейн. Мечта – хочешь, пей, хочешь, купайся.

Утром мы на вертолет и в горы, а Боря в машину и на базар. Отпускаю с условием, чтобы вечером, на ужин была пара бутылок портвейна и пропитание. Ну, а где пообедать, решили просто. Выбираем кишлак подальше от дорог, садимся, народ сбегается, разумеется, тащат в гости. В благодарность Борисов всегда набирал человек десять уважаемых аксакалов и давал с ними пару кругов. Все довольны.

Летали благополучно, но однажды попали в небольшую передрягу. Обследовав селеопасность саев на восточной части Кураминского хребта, возвращались по Ферганской долине на заправку в аэропорт.

Неожиданно пошел встречный ветер, да такой, что внизу видно, как деревья гнутся, а попутные грузовики почти нас обгоняют. Но вот виден вдали аэропорт. Бортмеханик машет, что бы я к нему поднялся, тычет пальцем на небольшое табло, на табло зеленые цифры 75, 50, 25, а верхняя цифра 100 горит красным светом. А вертолет этот кушает бензин, ого! Тонну за три часа, а высота у нас метров тридцать. Фигуры пилотов напряжены, вот и 75 загорелась. Пронеслись над последними крышами домов, резко снизились до одного метра и метров через двести пятьдесят плюхнулись на свою стоянку.

На табло уже горела цифра 25. Хорошо, что табло исправное. Вылезли все довольно возбужденные. Да! Вечером по такому случаю полагается «худои» делать.

А вообще наш командир интеллигент и деликатный человек. Если замечает, что я не успеваю зарисовывать и записывать, сам сбросит скорость, без особых просьб может зависнуть, приятно летать с таким пилотом. И часов не выпрашивает. Расставались мы с Борисовым с большим сожалением.

С Чернициным летали довольно редко. Он все же был начальником отряда малой авиации и летал не часто. Но уж если летит Черницин, то в вертолете сидят попутчики: то жители кишлака, которых надо подбросить, то сборщики орехов, то бригадир колхоза с мешком муки, у которого в горах по нашему маршруту пасется отара овец, а у чабанов мука кончается. В общем, помогали дехканам.

Основные работы с вертолета начались весной 1969 года, когда в результате аномальной для Таджикистана зимы, даже на юге выпало до двух метров снега, да и весной таяние снега растянулось более чем на месяц из-за регулярных ночных заморозков, начался массовый сход оползней. Сведения о гибели людей начали поступать чуть ли не ежедневно. В Бальджуане, со склона верхнечетвертичной террасы, сложенной лессовидными суглинками, сошел ночью оползень и накрыл кишлак с тремя сотнями жителей, и контору конебазы нашего Управления Геологии, то же с людьми. Вместо кишлака образовалась лепешка грязи мощностью пять-шесть метров.

Склон террасы, с которой сошел оползень, как говорится, типичный, крутизной тридцать градусов. Таких склонов сотни километров, попробуй, угадай, где произойдет следующий такой оползень. Правда, сам оползень нетипичный, оползневые массы разжижены, классического оползневого тела нет.

В Управление Геологии посыпались со всех районов письма о потенциально опасных кишлаках, просьбы прислать геолога. Мне выделили Ленинабадскую область, прикрепили двух, тогда еще молодых специалистов Светлану Винниченко и Бориса Острового и начали мы летать. Тут же случилось небольшое ЧП. Командиром был Калошин, опытный и осторожный пилот. Полетели в Айнинский район, забрали председателя райисполкома и направились в кишлак, в ста километрах выше райцентра по долине Зеравшана. Кишлак на высокой террасе, у подножья склона. На террасе разбит урючный сад, на краю террасы небольшая площадка, где можно сесть. Уступ террасы отвесный высотой сто пятьдесят метров, подмывается рекой.

Калошин почему то зашел на посадку от противоположного склона, очень близкого к террасе, снижаемся по крутой глиссаде, вдруг, когда вертолет еще висит над рекой и до площадки метров пятнадцать, как что то грохнет и скрежет, но слышу, мотор работает ровно, без перебоя и тут же приземляемся. Сверху кубарем сваливается бортмеханик с выпученными глазами:

– Где?

– Это у тебя надо спросить! – отвечаю.

Надо отдать бортмеханику должное, сориентировался он быстро. Хватает отвертку, вскрывает заглушку на стенке между салоном и сиденьем первого пилота, а там оказывается вентилятор – этакое колесо диаметром около метра, по ободу колеса насажены лопатки размером с ладонь. Лопатки защищены кожухом из дюраля. Оказывается, оторвалась одна лопатка, посшибала остальные, кожух толщиной в один сантиметр прорезан насквозь, но лопатки удержал.

Связались с аэропортом, пообещали прислать за нами вертолет к вечеру, или на следующий день. Бригадир повел экипаж и раиса домой, во дворе дома уже снимали шкуру с только что зарезанного барана. Это зрелище вдохновило меня и моих стажеров на трудовые подвиги. Невзирая на начавшийся дождь, полезли на оползневой склон, определили его состояние как очень хреновое, то есть опасное. Прикинули и указали, из каких кибиток надо срочно убрать людей. Правда, большинство уже сами переселились к родственникам, назначили молодого парня дежурным, смотреть за прилегающими к оползню склонами, в общем, сделали свою работу. К вечеру вертолет все же пришел, привез новое колесо вентилятора, трех технарей, остались они производить ремонт, а мы отправились домой. Предложили подбросить в Айни председателя райисполкома, но он вежливо поблагодарил и сказал, что как-нибудь доберется самостоятельно.

Приехав в авиаотряд со следующей заявкой, разыскал я Иванова, договорились, что он, по мере возможности, будет летать со мной. В общем, отрабатывали район далее с Ивановым.

И не зря я подсуетился, и не без причин он так охотно согласился. Дело в том, что летали в Ленинабадскую область не через Анзобский перевал, а через перевал в верховьях узбекской реки Туполанг, попадая в долину реки Шинг, знаменитой своими озерами с водой разного цвета – Семь Красавиц Шинга. Но Иванов знал еще одно озеро на узбекской стороне, в верховьях одного из притоков Туполанга.

И вот, отлетав семь часов, а с посадками девять, возвращаемся в Душанбе. От Игоря поступает предложение:

– Сядем, отдохнем, порыбачим?

– А где?

– Сейчас покажу.

– А удочки?

– У нас на озере, а у тебя леска и крючки в кармане, палку найдешь.

– А на что ловить?

– А кусок колбасы есть, а потом на глаз.

– А что за рыба?

– Форель.

– О! Да! Давай побыстрее.

Озеро оказывается рядом с перевалом, на высоте порядка 2000 – 2300 метров, очень уединенное, этакое синее блюдце диаметром метров триста. Садимся в десяти метрах от воды на единственной маленькой площадке, где посадка возможна.

Из озера вытекает маленький ручей. Красивое место. На склонах редкие скальные выходы красных гранитов и крупные темно-зеленые деревья арчи. Вода как зеркало, прозрачная, и тишина. Становится как-то спокойно, даже переговариваются все в полголоса.

А форели-то в озере, как в садке. Правда, мелковата, грамм по двести, но много. И еще плавают три-четыре форели размером пятьдесят-семьдесят сантиметров, прозываем их крокодилами. «Крокодилы» держатся метрах в десяти от берега, но не уплывают.

Игорь схитрил, у него в хвостовой балке оказывается, запрятана телескопическая удочка. Пока вертолетчики разыскивают в кустах ивы свои удочки, а я вырезаю палку, Игорь несется с телескопом и куском колбасы к берегу, закидывает и тут же цепляет «крокодила». Сбегаемся на помощь, я советую немного поводить, утомить рыбину, но Игорем овладел азарт – тащит в «наглую». Естественно форель срывается. Остальные «крокодилы», от греха подальше исчезают. Что ж будем ловить то, что есть.

Но замечательно это озеро оказалось не только форелью. Удалось залететь нам туда однажды в августе. Сели. Я выскочил наружу, экипаж не выходит.

– Эй, чего сидите?

– Змеи!

– Где?

– А вон одна, вон вторая, ты их разгони сначала.

Действительно змеи есть, распугал их, достал из кустов удочки, начали таскать форель. «Крокодилы» – четыре штуки, держатся метрах в десяти, крючок до них не добросить с нашими удочками, а телескопа в этот раз нет. Но ловить форель с одного места скучно.

– Пойду, обойду озеро.

Вертолетчики смотрят на меня как на самоубийцу.

– Да ты знаешь, сколько змей на той стороне озера?

– Но я же их ловить не собираюсь…

Пошел, перепрыгнул ручей, вытекающий из озера, да действительно змей много. Даже на кустах ивы по три-четыре штуки греются на солнышке. И на дне озера у берега лежат, поджидают неосторожную форельку, и на тропинке, по которой мне идти, отдыхают. Вот эта змея – гюрза с оранжевыми пятнами на спине, а вот эта поменьше с яркими красными круглыми точками, похоже молодая гюрза, вот щитомордник, судя по его морде, а вот эта серая похожа на кобру, чтобы узнать надо имитировать нападение на нее, тогда она поднимется и раздует капюшон. Но мне нападать на кобр не к чему, я рыбу пришел ловить.

Вот на кусте ивы висят еще две змеи и две в воде, у всех на голове по два желтых пятна, значит это ужи, но почему у них по туловищу тоже желтые пятна, очень четкие, размером с две копейки. Никогда таких змей не видел и не встречал их описания.

Движусь, не спеша по берегу, закидываю удочку, таскаю форель, змей с тропинки вежливо отгоняю в озеро. На склоне, над тропинкой небольшой выступ скалы, на выступе немного выше головы небольшая площадка, а в моей голове, конечно, не возникает мысли, что на этой площадке может отдыхать змея.

Поравнявшись с выступом, взмахиваю удилищем, чтобы забросить крючок, конец удилища при взмахе наклоняется до самой площадки, раздается громкое шипение, успеваю чуть повернуть голову и вижу, с уступа стрелой соскальзывает к ногам гюрза, проскакивает рядом в озеро и быстро уплывает вдоль берега под водой.

Интересно, кто больше испугался? Меня, во всяком случае, холодный пот прошиб.

Пробираюсь дальше, но что это? Не вижу ни одной форели, мгновенно все исчезли. Оборачиваюсь, вдоль берега, и не далеко, медленно плывет «крокодил», пройдет где-то в метре от поплавка и крючка с насаженном в виде наживки глазом. Неужели Аллах решил вознаградить меня за пережитый страх и хорошее отношение к змеям? «Крокодил» подворачивает к крючку, наживка исчезает в пасти, подсекаю, тащу. Удилище – достаточно толстая палка, леска на ноль пять миллиметра, крючок обычный и толстый.

Подвожу форелину к берегу, осторожно приподнимаю ее башку, чтобы выволочь на берег и в это время крючок вылетает из пасти. Дальнейшее произошло на уровне инстинкта, не помню, как я прыгал, но оказался по пояс в озере, причем сзади за форелью и лицом к берегу. Подцепил форель двумя руками и выбросил на берег, затем выбрался сам.

Что интересно в этом эпизоде? Когда крючок выскочил из пасти, возникла мысль наклониться и схватить рыбину руками. А вот мысли, что надо прыгнуть через форель, развернуться в воздухе на сто восемьдесят градусов и выбросить рыбу на берег двумя руками не было. Инстинкт. Наверное, среди моих предков, когда они из обезьяны превращались в человеков, были заядлые рыбаки.

Вернулся весь мокрый, но с добычей, а народ думал, что я сиганул в озеро, спасаясь от разъяренной змеи. Вес «крокодила» составил четыре килограмма и триста грамм, но рыбина оказалась тощей, нелегко форели питаться форелью.

Если вспомнить, то довелось мне поработать почти со всеми асами Таджикистана, которые имели допуск на посадки на высотах свыше четырех тысяч метров, с подбором площадки с воздуха. Площадку находили почти всегда поближе к месту работы, то есть ценили и наши труды. Часы на МИ-4 особенно не выпрашивали, а на МИ-8 уже стоял прибор, отсчитывающий время полета по минутам.

Несколько выделялся из общего ряда Александр Сачко, уж очень был жаден и хамоват. Но я однажды его наказал за хамство, чем очень, потом гордился. Работали мы в Ленинабадской области, потребовались облеты, заказали вертолет из Душанбе, прилетел под вечер Сачко. Новый аэропорт уже построили, встретились у гостиницы, договорились, куда и как лететь с утра. Сачко спросил у меня, женат ли я и где моя жена, пока я болтаюсь по горам. Я ответил, что жена тоже геолог и работает в Металлогенической партии у Орлова. Сачко заржал и выразился в том смысле, что Орёл – мужик насчет женского пола не промах. Я же спокойно пояснил, что в партии, у всех на виду грешить довольно затруднительно, а вот его жена, пока он тоже болтается по горам, сидит дома в уютной квартире, скучает, а что со скуки не бывает? С тем и разъехались.

Приехали утром, второй пилот и бортмеханик встретили меня с радостными улыбками.

– Где командир?

Стоят, откровенно ржут.

– Сейчас придет, он вчера после твоего намека улетел вечерним рейсом в Душанбе, утром прилетел, привез жену, выбивает ей номер в гостинице.

Больше всего я был доволен, что наказал Сачко материально, учитывая его жадность. Пришлось ему слетать в Душанбе и оплачивать номер в гостинице для жены за свой счет. Отличался он тем, что выпрашивал у всех начальников партий все, что попадет на глаза ценного – палатку, спальный мешок, сапоги и так далее. И приходилось отдавать, особенно, если от вертолета зависела работа. Бортмеханик, попавший как-то в придомовой сарайчик Сачко, рассказывал мне с удивлением:

– Знаешь, у него там по всем стенкам полки до потолка, а на полках и палатки и спальные мешки, тенты, фляги молочные, баллоны газовые и чего только нет, целую вашу геологическую партию снарядить можно.

А закончилась летная карьера Сачко печально. Дело в том, что изобрел он своеобразный метод работы. Прилетает, например, в Ванч, где на пьезокварц работает Экспедиция «Памиркварцсамоцветы». Штольни верхние уже на 5000 метров, площадки для грузов на 4000-4500 метров. Сачко первым делом идет посмотреть, сколько груза ему надо перебросить из аэропорта райцентра до штольни. Потом спрашивает, сколько часов на переброску грузов отпущено, торгуется, договаривается, что за столько-то тонн груза ему начальник партии подписывает столько-то часов. А дальше вместо нормы – одна бочка солярки берет две, а то и три, машину то на эти высоты дают поновее да помощнее, перебрасывает грузы за три дня, вместо положенных шести-семи, и три-четыре дня отдыхает, а то глядишь и какой левак появится. В итоге, когда однажды почти новый вертолет в полете «задымил» и хорошо, что успел сесть на вынужденную, начальство авиаотряда устроило разборку, начало обвинять бортмехаников, ну они и рассказали, каким методом работает Сачко. Перевели его бедного в аккумуляторщики. А жаль, очень классный был пилот. К примеру, обследовали мы с Вадимом Малышевым один селеопасный сай, вблизи с начинавшей стройкой Рогунской ГЭС. Спустились по дну сая до самого Вахша, попили мутной, но вкусной водицы, теперь надо подняться на террасу метров пятьдесят-семьдесят, откуда нас и должен забрать вертолет. А надо сказать, что Вахш в этом месте шириной всего метров пятьдесят, на том берегу крутой скалистый склон, с нашей стороны еще более крутой уступ террасы. У сая по которому мы пришли, вместо конуса выноса на устье две нашлепки каменистые площадью метров по десять каждая.

Только собрались вверх на террасу, как летит Сачко и машет, чтобы оставались на месте. Интересно, где же он собирается приземлиться? Уж не нам ли на голову. Пока переглядывались и соображали, Сачко лихо развернулся, подлетел к нам над рекой, опять развернулся и уперся передними колесами в ровный единственный клочок земли на остатке конуса выноса. Вот это да! Лопасти рубят воздух в метре от поверхности земли, до уступа террасы где-то пять метров, хвостовой винт и балка висят над рекой, ступенька у заднего колеса висит выше головы. Бортмеханик открывает дверь, делает пригласительный жест. Подбегаем, подтягиваемся и, с его помощью проникаем на четвереньках в салон. Сачко, как на грузовике, сдает назад с плавным разворотом на девяносто градусов, и уходим вверх по Вахшу. И чего ему было не сесть на ровной площадке террасы и подождать нас десять минут?

А как продемонстрировал Сачко возможности использования вертолета для проведения режимных наблюдений! В 1974 году в марте собрались на режим, на Восточный Памир на озеро Сассык-Куль я, Коля Иванов и Лешка Ахмедов. На северном берегу озера расположилась рота локаторщиков, командир роты наш старый друг. Закупили дары ранней весны, то есть редиски, лука зеленого и прочей зелени, взяли, конечно, горячительных напитков, повез нас Сачко. Чтобы не беспокоить локаторщиков, прилетели на бреющем полете, сели рядом с офицерским домиком. Капитан и пара лейтенантов очень нам обрадовались, целую зиму новых людей не видели. Соорудили тут же застолье, потом преферанс, как водится, но, увы, этот праздник жизни оказался не для меня. Прихватила меня и Лешку Ахмедова «горняшка». Но к утру, немного отошли, отправились на лед озера, целый день долбили лунки, брали пробы, мерили глубину.

На следующий день собрались утром идти по родникам, как вдруг летит вертолет, он ночевал в Хороге. Странно, улетать мы собирались завтра. Что случилось? Выходит из вертолета Сачко и заявляет:

– Ребята, сегодня вечером мы должны быть в Душанбе, завтра погоды не будет и не будет ее еще неделю.

– Но мы не успели по родникам пройти.

– А давайте я вас на вертолете буду возить.

Мы конечно, не против, садимся, летим. Первый родник мой, площадка ровная метров в двухстах, но Сачко в своем репертуаре, садимся прямо на родник, на склон, упирается передними колесами, мне приходится прыгать метра на три, как бы бутылки не побить. Приземляюсь нормально, набираю воду, быстренько двигаю на ровную площадку, затем следующий родник. В общем, с родниками управились часа за три, распрощались с хозяевами, с некоторым сожалением, и улетели, взяв курс на запад. Вечером были уже дома, а погода действительно испортилась и даже больше чем на неделю.

Вообще-то во многих местах можно сесть на вертолете, но вот взлететь можно не везде.

В подтверждение этого постулата вспоминается такой случай. Работал отряд нашей Гидроминеральной партии по долине реки Оби-Хингоу и в районе Джиргиталя под руководством Феди Рябцева. Дело было в конце летнего месяца, когда начальникам отрядов приходится прибывать в Экспедицию для сдачи процентовок, табелей и прочих дел. Закончили мы все бумажные и прочие дела, у всех уже есть отгулы, а Феде назавтра дают вертолет, а в верховьях Оби-Хингоу мы знаем такую речку под названием Оби-Занки, где самая маленькая форель весит пол килограмма. В общем, собралась небольшая группа рыболовов-спортсменов, я, Малюта Николай Андреевич, Виктор Крат, Коля Закиров – не только рыболов, но и охотник, и, примкнувшая к нам в качестве добровольца-поварихи Надя Шапар. Высадились на террасе в устье Оби-Занки, место отличное, садились здесь пару раз в прошлые годы, Федя улетел работать, а мы принялись рыбачить. Какая была уха по вечерам, описывать бесполезно. Кто не пробовал, все равно не поймет.

Коля Закиров рано утром ушел наверх и подстрелил козерога – киика по-таджикски, теке по-киргизски. Когда пошли за мясом, видели вытаявший из снега лавины труп киика – самца лет восьми. А я был уверен, что кто-кто, а козел всегда успеет убежать от лавины, оказывается, что это не так. Ну, а Коля вечером взял переднюю ногу козла, нашпиговал ее чесноком, натер солью, обернул листьями конского щавеля (можно тряпкой), сдвинул костер, положил на землю эту ногу, присыпал сверху углями, и жгли далее костер над ногой два часа и сорок минут. По-моему более вкусного я ничего не ел. Во всяком случае, четыре человека, только что налопавшиеся ухи и не доевшие даже форель, съели тут же, вооружившись ножами, килограмм шесть мяса. И хорошо потом спали, правда, у тех, кто спал под одеялом пятки, конечно, мерзли…

Вертолет за нами залетел во второй половине дня, когда по долине Оби-Хингоу сверху уже потягивал ветерок, правда, порывами. А взлетать с таким ветром довольно опасно, потому что лететь должны метров сто вдоль Оби-Занки, потом перед склоном на правом борту Оби-Хингоу поворот на девяносто градусов влево и дальше над рекой вниз по течению. А если на повороте будет порыв попутного ветра?

Долго стояли, мусолили указательные пальцы и, подняв их вверх пытались оценить силу ветерка и периодичность порывов. Потом командир отправил бортмеханика к Оби-Хингоу с задачей уловить момент, когда ветер более или менее стихнет, а мы тем временем погрузились, раскрутили винты и сидим, ждем. Минут через пять бортмеханик помчался к вертолету, заскочил к нам в салон, вертолет тут же взмыл и помчался вперед. Я сидел по левому борту и смотрел в блистер. На повороте машину, конечно, прижало к воде, внизу валы воды пугающе близко, заднее колесо вдруг мокрое, наверное, пену зацепили, соображаю так. Поворачиваюсь к сидящему рядом Коле, чтобы сообщить свои наблюдения насчет мокрого колеса, а он меня спрашивает:

– Ты чего такой белый, тебе плохо?

– Белый, это пройдет, хорошо, что не седой стал.

На ослабевших все же ногах, заглянул в кабину к пилотам. Сидят все еще с закостеневшими спинами, их голубые щегольские рубашки на спине показались черными, мокрые от пота насквозь. Бортмеханик тоже имеет бледный вид, качает головой. А наши, по-моему, даже ничего не заметили. Прилетели в Джиргиталь. Командир, по-моему, это был молодой еще Борис Мурин, спустился снаружи.

– Видели как мы чуть не гробанулись, видели как мы чуть не гробанулись!? – Повторяет возбужденно.

Мужики смотрят на него вопросительно. Тут настал мой черед. Постучав сапогом по колесу, я объяснил, что оно на развороте было мокрое, и от встречи с бабушкой с косой нас отделял десяток-другой сантиметров. Вот тут-то физиономии у всех вытянулись, а я внес предложение возблагодарить Аллаха, то есть сделать «худои» с применением горячительных напитков, на что все с готовностью согласились, и выполнили.

К счастью таких критических взлетов больше не случалось, хотя однажды пришлось подождать, когда стихнет ветер, дующий вниз по ущелью. Год 1973, делали съемку двухсоттысячного Гармского листа. Отработали выбросные маршруты с вертолета и в это время заехали к нам гости из Узбекистана, из института «Гидрогингео» – академик Султанходжаев и сопровождающий его кандидат наук Даврон. Академик знакомился с минеральными источниками Таджикистана, посмотрели озеро около Гарма, которое по некоторым сведениям считалось сероводородным, но на самом деле было просто озером.

Султанходжаев слегка расстроился и попросил помочь ему найти и опробовать минеральный источник, но уже на узбекской стороне, в верховье реки Сох, выходящей к Коканду. Желание гостя – закон, тем более, что кратчайший путь к этому источнику через развалины Хаита, по долине реки Кара-Дара, на склоне которой, по некоторым сведениям, тоже имеется минеральный родник, но уже на нашем листе, и опробовать этот родник нужно нам. Полетели, перевалили довольно быстро хребет Кабут-Крым, а на узбекской стороне открылась нам картина. Русло реки шириной пять-шесть километров, выстлано белым галечником, прямое, и где-то на горизонте угадываются здания Коканда. От начала русла у подножия хребта расходятся веером с десяток саёв. Залетать в каждый сай в поисках родника никакого бензина не хватит, нужно кого-то спрашивать. Ага, видим отару, приземляемся рядом. Даврон бежит к чабану, стоят, размахивают руками. Даврон возвращается:

– Источники вон в том ущелье, почти рядом!

Действительно, в полукилометре от начала сая, на левом склоне полоса длиной метров двести, шириной около ста метров ржавого цвета со светло-сине-зелеными пятнами и потеками – роднички и ручейки горячих сероводородных вод.

Садимся в начале сая, командир все же залетел в него метров на пятьдесят-семьдесят, как позже оказалось, напрасно. Разбираем канистры под пробу, Даврон, я, Виктор Крат и Коля Иванов, академик конечно без канистры – возраст, идем к источнику. Источник – около десяти действующих и «старых» родников и родничков с горячей сероводородной водой, на некоторых родниках запруды – приличные мини-бассейны. Быстро раздеваемся, как же не искупаться? Но вот нечто новенькое, типа землянки, в которой может поместиться тело. Вход в виде дыры, обрамленной дощечками и занавеска из тряпки. Пол в землянке из чистого, белого, теплого и влажного песка, на поверхности которого взбухают и лопаются водяные пузырьки. Помещаю тело в землянку, голова снаружи дышит свежим воздухом. Тело мое тощее в результате почти ежедневных маршрутов, но как же с него потекло! Ни в какой парной – сауне так не пропотеешь. А после земляночной процедуры, состояние организма легкое и невесомое. Кажется, взмахни руками, и полетишь без всякого вертолета.

Набрав канистры по двадцать литров, замерив температуру, расходы, взяв образцы отложений, вернулись к машине, где командир пребывал в расстроенных чувствах, поскольку из сая тянул ощутительный ветерок, и взлетать нам предстояло по ветру. Решили подождать, сколько позволяет время, чтобы засветло вернуться на место базировки, в Гарм, авось ветер стихнет. А если не стихнет, то заночевать придется. Подошел я к командиру и начал потихоньку интересоваться, а известно ли ему, что не так давно какой-то вертолет с какими-то геологами, взлетая на какой-то речке с попутным ветерком, колесо намочил? Командир сказал, что известно, именно поэтому и сидим.

Но через полчаса ветер стих, и мы благополучно улетели. А перспективы на ночевку были неплохие, потому с близлежащего кишлака подтянулся народ, начал приглашать нас в гости, в приглашениях зазвучали знакомые слова – гуспанд (баран), арак (переводить наверное не надо), но увы.

В дальнейшем на съемке, определив площади, которые надо отрабатывать с выбросных вертолетных лагерей, мы предварительно, при облете согласовывали с экипажем, места выброски, если надо садились и взлетали без груза, договаривались, что будет работать именно эти же машина и экипаж.

В добавление к вертолетной теме, хотелось бы отметить, что МИ-4 и МИ-8 машины слабенькие для высокогорных полетов с посадками на высоте более четырех тысяч метров. Жаль, что поздно появился МИ-8МТВ – модернизированный транспортный, по внешности тот же МИ-8, только хвостовой винт с другой стороны, а мощность турбин четыре тысячи л. с., вместо двух. Стоил летный час на нем на двести рублей дороже, а груза он брал больше в четыре раза, то есть вместо обычных пятисот килограмм, две тонны.

В 1991 году, в последний год съемок база нашего съемочного отряда была в Ак-Архаре. Передовая группа – четыре человека я, Вовик Шукуров, Наталья Каванина и Игорь Басов отправились на базу, на первом в Таджикистане МИ-8МТВ. Погрузили мотоцикл «Урал» с коляской, две бочки бензина, всю кухню, продукты, баллоны с газом, плиту и прочее, да четыре человека. А посадочная площадка на Ак-Архаре никакая – клочок ровной земли десять на десять метров, на берегу ручья, на высоте 4325 метров. Нормально сели с этим грузом, а как красиво, с набором высоты, улетела эта машина.

Дата добавления: 2015-08-09