В отличие от драматического

Из вышеизложенной характеристики структурной основы эпоса и драмы следуют очень существенные выводы относительно эпического и драматического способов раскрытия, трактовки характера. А именно – мотивировки действий, поступков, решений героя.

Для ЭПОСА характерен параллелизм мотивировки (параллельная мотивировка поступка).

Поступок человека мотивируется двояко: 1) внутренним побуждением, т. е. собственным желанием; 2) внешним, объективным воздействием.

Оба мотива либо равносильны, и тогда поступок является результатом их сочетания, либо в конечном счете преобладает второй мотив – внешний побудитель.

Вот пример, наивный, но очень точный – из гомеровской «Илиады». Его с давних пор используют теоретики для иллюстрации принципа параллелизма эпической мотивировки: Агамемнон, возвращая по повелению Аполлона свою рабыню Хризеиду ее отцу, одновременно отбирает у Ахилла его Бризеиду:

…чтоб ясно ты понял,

Сколько я властию выше тебя, и чтоб каждый страшился

Равным себя мне считать и дерзко верстаться со мною!

Как же на это оскорбление реагирует Ахилл?

Рек он, и горько Пелиду то стало: могучее сердце

В персях героя власатых меж двух волновалося мыслей:

Меч ли ему обнажить, что висел у бедра заостренный,

И, проложив дорогу в толпе, им повергнуть Атрида,

Или же гнев укротить и ярость свою успокоить?

Как видим, нанесенное Ахиллу оскорбление рождает в нем рефлексию, противоречивые побуждения. Причем оба противоположных импульса – «меч обнажить» и «гнев укротить» – равносильны, равнозначны. Ему самому трудно выбрать между этими двумя «или – или». Ахилл, его разум – в положении Буриданова осла, который погибает, будучи не в состоянии выбрать между двумя охапками сена, висящими слева и справа от его морды.

Что же происходит? Ахилл в конечном счете совершает поступок – он смиряется, «гнев укрощает». Но почему? Его поступок мотивирован двояко: во-первых, внутренним побуждением (у него ведь была мысль о том, чтобы «гнев укротить»), а во-вторых, внешним воздействием: Ахилла останавливает от безрассудного действия Афина – невидимая никому, кроме него, она хватает Ахилла сзади за волосы. Следовательно, его остановили две силы: и собственный рассудок, и Афина.

В миг, как подобными думами разум и душу волнуя,

Страшный свой меч из ножон извлекал он, – явилась Афина,

С неба слетев, – ниспослала ее златокудрая Гера.

Это и есть внешнее, объективное воздействие. Афина, Гера, вообще боги олицетворяют у Гомера объективные, независимые от человека силы, законы необходимости, т.е. внешние по отношению к воле героев обстоятельства. В наивно-простой форме здесь – тот принцип, который неизменно реализуется всеми эпиками.

Конечно, с развитием словесного искусства – в гораздо более сложной форме. Вспомните Толстого: как он мотивирует поступки своих героев, допустим, Кутузова или Наполеона? Непременно двойной, параллельной мотивировкой. Разумеется, гораздо сложнее, чем Гомер:

Ø герой может думать, что он сам решил совершить то-то и то-то… А Толстой покажет, что нет, вернее, что не только сам, но и под действием таких-то и таких-то объективных причин;

Ø герой может думать о мотиве своего поступка одно, а Толстой его поправит, по формуле: «он думал…, а на самом деле…».

Здесь иная, более сложная форма проявления того же принципа двойной мотивировки.

В драме дело обстоит иначе: действие, поступок героя драмы в конечном счете – результат собственной воли героя. Как бы глубоко ни были спрятаны корни поступка!

Пример – из шекспировского «Гамлета». Теоретики драмы тоже часто любят его приводить как пример собственно драматической мотивировки действия. Внешне ситуация очень похожа на ситуацию предыдущего примера из «Илиады», но сущность – иная.

Гамлет появляется в Эльсиноре. Он уже догадывается о том, что произошло с его отцом. Но одной догадки – мало, чтобы немедленно начать действовать. Тогда Гамлету является призрак – дух отца. В принципе, это то же, что явление Афины Ахиллесу: внешнее, объективное воздействие. Однако Гамлет ведет себя совершенно иначе, чем Ахилл: он не верит призраку:

Но, может статься,

Тот дух был дьявол. Дьявол мог принять

Любимый образ. Может быть, лукавый

Расчел, как я устал и удручен,

И пользуется этим мне на гибель.

Дата добавления: 2015-08-18