Реформы социальной политики: опыт и последствия 3 страница

Страхование по безработице и политика на рынке труда. Для таких стран как Швеция и Норвегия характерна активная политика на рынке труда, нацеленная на обеспечение высокого уровня занятости и недопущение безработицы. При этом в Швеции политика на рынке труда является существенным и, можно сказать, сущностным элементом модели государства благосостояния и охватывает не только группу мер, направленных непосредственно на данный рынок, но и на общеэкономическую ситуацию, инвестиционный процесс и т.д.

Учитывая, что для шведской модели в целом характерна ориентация на активные меры по недопущению безработицы как таковой, выплата пособий по безработице в целом носит достаточно жесткий характер. Для получения пособия по безработице человек должен быть членом специальной кассы страхования по безработице (не менее 12 месяцев), потеря рабочего места должна была произойти не по вине работника, а также необходима готовность работника принять практически любое рабочее место. Максимальный период получения пособий по безработице в этом случае может быть 400 дней. В Финляндии этот период составляет 200 суток в год, и при этом имеют место требования к стажу работы.

На протяжении длительного времени вплоть до 1990-х гг. уровень безработицы в Швеции и Норвегии был крайне низок и составлял 2,5 - 3% самодеятельного населения. Экономический спад в 1990-х гг. изменил данную ситуацию коренным образом. На конец 1996 г. безработица в Швеции составила уже 13% (в том числе 8% - открытая безработица и 5% - скрытая безработица). В целом же модель страхования по безработице в Швеции (равно как и в Финляндии, Норвегии и Дании) не приспособлена к наличию длительных периодов безработицы. Фактически в случае существования безработицы на протяжении относительно длительного времени происходит замещение пособий по безработице на пособия по бедности, и оценить общий объем расходов на поддержку доходов, потерянных именно по данной причине, достаточно сложно.

Образование. В рамках шведской модели социальной политики образование на всех ступенях его получения предоставляется государственными институтами. Школы трех уровней, университеты (за единственным исключением), являются бесплатным и финансируются за счет центрального и местных бюджетов. Бесплатными для учащихся являются также учебные материалы, школьное питание, транспорт. В рамках высшей школы студенты могут получить субсидию для обучения или займ (на 15 – 20 лет) от центрального правительства. Аналогичная поддержка студентов существует и в Финляндии, где около 15% студентов имеют возможность получать стипендии, для остальных есть возможность использовать банковские ссуды на получение образования. Почти также схемы действует и в Норвегии и Дании.

Налогообложение на покрытие социальных расходов. Значительные по объемам расходы за счет бюджетной системы (включая внебюджетные фонды и систему социального страхования) на социальные цели предполагают и соответственно высокий уровень бюджетных доходов относительно ВВП.

Таблица 4.1

Структура налоговых доходов в некоторых странах ОЭСР

% от ВВП

	Швеция	Великобритания	Канада	Норвегия	Дания
	1994г.	1993 г	1992г.	1993г.	1994г.
Налоговые доходы – всего, в том числе:	48.5%	33.1%	28.7%	40.7%	48.1%
- налоги на доходы и прибыль	19.3%	11.7%	17.]%	13.4%	27.6%
- налог на добавленную стоимость	8.9%	6.55	5.1%	7.7%	10.1%
Взносы и платежи по социальному страхованию	13.6%	5.9%	3.5%	10.2%	1.7%

Ист.: национальные статистические издания стран ОЭСР.

Высокий уровень налогообложения в значительной мере формируется за счет высоких ставок подоходного обложения, в первую очередь – личного подоходного налога.

В Швеции имеет место фактически два уровня подоходного обложения – центральный и местный. Местный подоходный налог носит пропорциональный характер и его ставки различаются в зависимости от муниципалитетов (26% - 31%). Национальный подоходный налог носит прогрессивный характер и его ставки находятся в интервале от 16% (минимальная) до 65%. Ставка налога на добавленную стоимость по основным категориям товаров и услуг составляет 21%, а для группы продовольственных товаров в 1996 г. была снижена до 12%. Ставка корпорационного налога на прибыль также достаточно высока и составляет 40%. Общая величина страховых платежей, уплачиваемых работодателями в процентах к выплаченной заработной плате рабочих и служащих, составляет 34%, в том числе по страхованию основных пенсий – 8,3%, по страхованию дополнительных пенсий - 11,75%, по медицинскому страхованию - 9,6%.

Высокий уровень налогообложения в Швеции тем не менее в целом принимается населением и не встречает так хорошо знакомого России активного сопротивления. Об этом, в частности, свидетельствуют результаты опросов общественного мнения. На вопрос, считаете ли Вы уровень налогообложения в Швеции чрезвычайно высоким, "да" ответили 94% респондентов. Однако на вопрос, считаете ли Вы необходимым снижать налоги любой ценой (в том числе путем сокращения социальных расходов), "да" ответили только 53% респондентов. Таким образом, с известной долей условности, можно говорить о том, что около 40% населения выражает готовность платить цену высоких налогов за право претендовать на высокий уровень государственных расходов социальной направленности[118].

СССР и патерналистская модель социальной политики. Шведскую модель государства всеобщего благосостояния нередко называют социалистической, говорят о феномене шведского социализма. И действительно, принципы социальной политики, проводившейся в Швеции, во многом, совпадают с принципами социальной политики, проводившейся советским государством в бывшем СССР.

Следует также отметить, что при всем своем разнообразии, модели построения государства благосостояния в западных странах с установкой на благосостояние для всех неизбежно в том или ином объеме предполагали контроль и участие государства, привлечение формальных социальных процедур, наличие и формирование основных инструментов, с помощью которых государство стремится гарантировать минимальный уровень благосостояния и посредством которых оно перераспределяет ресурсы нерыночными способами.

Итак, в своей основе западные доктрины во многом тяготеют к идее государственной опеки над социальной сферой, что сближает их с основными принципами патерналистской модели.

Поэтому прежде чем переходить к рассмотрению других моделей социальной политики, мы бы хотели остановиться на характеристике модели государственного патернализма.

Итак, в директивной экономике нашей страны и других социалистических стран реализовывалась так называемая патерналистская модель социальной политики. Именно патернализм представлял собой важнейшую черту данной социальной модели. Венгерский социолог и экономист Януш Корнаи определяет патернализм как модель, при которой «центральное руководство берет на себя ответственность за экономическое положение и одновременно претендует на использование любого инструмента из арсенала административных средств, который представляется ему наиболее целесообразным»[119].

На первый взгляд, государство, сосредотачивая в своих руках основную массу ресурсов, необходимых для экономического и социального развития, может распределять их с наибольшей эффективностью, удовлетворяя по мере возможности наиболее насущные потребности членов общества. Однако в условиях тоталитарного правления патернализм оборачивается засильем и бесконтрольностью бюрократии, что создает предпосылки для возникновения коррупции, принятия неэффективных решений, вторжения государства в частную жизнь граждан. Еще худшим последствием патернализма является рост социальной пассивности граждан, упование на государство как на «высшую инстанцию» в решении всех социальных проблем.

Учебник «Управление социальной сферой / Под ред. В.Э. Гордина» (СПб., 1998) предлагает следующую характеристику патерналистской модели социальной политики с акцентом на особенностях ее применения в бывших СССР и странах социалистического содружества.

Одна из характерных черт патерналистской модели – жесткое директивное регулирование производства, распределения и обмена социальными благами и услугами. Последствием этого в СССР явилась не только непомерная для государства «ноша» в виде попытки директивно сбалансировать Объем и структуру спроса и предложения на товары и услуги, но и резкое снижение заинтересованности производителя в изучении потребительского рынка, что привело, в конечном счете, к полному диктату производителя[120].

Следующая черта патерналистской модели – этатизм, огосударствление социальной сферы, ее отдельных отрас­лей и учреждений. Этатизм является логическим продолже­нием патернализма и служит инструментом прямого вмеша­тельства государства в функционирование социальной сфе­ры и вытеснения из нее любых субъектов, способных не только составить конкуренцию, но и предложить сотрудниче­ство в решении социальных проблем.

Известный российский социолог О.И. Шкаратан в своей работе «Тип общества, тип социальных отношений» дает следующую характеристику этатизма как проявления патернализма. Он оценивает общественное устройство, сложившееся в СССР к началу 1930-х гг. и сохранявшееся до 1990-х гг. как этакратическое. «Это была новая социальная система, - пишет Шкаратан, - не являвшаяся ни капиталистической, ни социалистической, которая возникла в СССР, а позднее была распространена на другие страны. Ей присущи специфические и устойчиво воспроизводящиеся черты, которые знаменуют становление новой самостоятельной социально-экономической и политической системы, которую можно именовать этакратической(дословно власть государства от франц. и греч.). Этакратизм – это не цепь деформаций и отклонений от некоей образцовой модели капитализма или социализма, а самостоятельная ступень ив то же время параллельная ветвь исторического развития современного общества со своими собственными законами функционирования и развития»[121].

О.Шкаратан называет основные черты этакратической модели:

- обособление собственности как функции власти, доминирование отношений типа «власть – собственность»;

- преобладание государственной собственности, процесс постоянного углубления огосударствления;

- государственно-монополистический способ производства;

- доминирование централизованного распределения;

- зависимость развития технологий от внешних стимулов (технологическая стагнация);

- милитаризация экономики;

- сословно-слоевая стратификация иерархического типа, в которой позиции индивидов и социальных групп определяются их местом в структуре власти и закрепляются в формальных рангах и соотнесенных с ними привилегиях;

- корпоративная система как доминирующая форма реализации властных отношений, а соответственно иерархического ранжирования и объема и характера привилегий членов социума;

- социальная мобильность как организуемая сверху селекция наиболее послушных и преданных системе людей;

- отсутствие гражданского общества, правового государства и соответственно наличие системы подданства, партократии;

- имперский полиэтнический тип национально-государственного устройства, фиксация этнической принадлежности как статуса (при определении ее «по крови», а не по культуре или самосознанию)[122].

В своем рассмотрении особенности этакратической системы Шкаратан ссылается на оценку этого феномена одним из ведущих мировых социологов М. Кастельсом: «В ХХ веке мы жили, в сущности, при двух господствующих способах производства: капитализме и этатизме. … При этатизме контроль за экономическим излишком является внешним по отношению к экономической сфере: он находится в руках обладателей власти в государстве (назовем их аппаратчиками или, по-китайски, линг-дао). Капитализм ориентирован на максимилизацию прибыли, т.е. на увеличение объема экономического излишка, присвоенного капиталом на основе частного контроля над средствами производства и распределения. Этакратизм ориентирован (был ориентирован?) на максимизацию власти, т.е. на рост военной и идеологической способности политического аппарата навязать свои цели большему количеству подданных на более глубоких уровнях их сознания»[123].

Далее Шкаратан отмечает, что странам Центральной и Восточной Европы этакратизм был навязан со стороны СССР. При этом особое сопротивление новой системе оказали народы стран с большим опытом рыночной экономики, демократических институтов и принадлежавшим к католической и протестантской христианским культурам. В то же время этакратизм вполне добровольно и самостоятельно произрастал в государствах, не знавших зрелых буржуазных отношений, шедших другим историческим путем, чем Европа, - в Китае и Вьетнаме, Монголии и на Кубе, что подтверждает неслучайность его возникновения[124].

По мнению Шкаратана, все существующее ныне в мире разнообразие линий общественного развития в конечном итоге основывается на различиях двух доминирующих типов цивилизации, которые условно можно именовать «европейским» и «азиатским». Первая идет от античного полиса. Это цепочка обществ, которые характеризуются частной собственностью, балансом отношений «гражданское общество – государственные институты», развитой личностью и приоритетом ценностей индивидуализма. Второй тип исторически связан с азиатскими деспотиями, доминированием государственной собственности, всевластием государственных институциональных структур при отсутствии гражданского общества, подданством, приоритетом общинных ценностей при подавлении индивидуальности. В мировой истории, - продолжает социолог, - в общем-то и в пространстве и во времени преобладал этот тип цивилизации. Именно в этих странах, где исторически доминировала эта вторая, неевропейская, линия развития, в середине ХХ в. установился этакратизм[125].

Продолжим рассмотрение особенностей патерналистской модели социальной политики.

Прямое следствие этатизма – чрезвычайно слабое развитие, а часто и отсутствие, рыночных отношений в отраслях социальной сферы. Причем уровень развития ры­ночных отношений весьма отличается по отраслям.

В таких отраслях, как образование, здравоохранение, социальное обеспечение, практически полностью отсутство­вали платные формы и ресурсы для их развития направля­лись из государственного и местного бюджетов и из средств предприятий. В отраслях культуры, связи и физической куль­туры, на пассажирском транспорте рыночные отношения приняли модифицированную форму, предусматривающую платные формы обслуживания населения, но при этом на услуги данных отраслей устанавливались заниженные по сравнению с себестоимостью цены, требовавшие постоян­ных и все возрастающих дотаций. В третьей группе отрас­лей – в торговле, общественном питании, бытовом обслуживании – исторически сохранялись элементы реального рын­ка, здесь также присутствовала некоторая доля частной соб­ственности. Но особенно активно рыночные отношения в этих отраслях развивались в форме «теневой» экономики[126].

Еще одна существенная черта патерналистской модели – эгалитаризм – равенство в потреблении материальных благ и услуг.

Данный принцип социальной политики сыграл важную роль в обеспечении общедоступности социальных благ. На его основе в СССР была дос­тигнута всеобщая грамотность, улучшены жилищные условия миллионов людей, снижена заболеваемость по большинству болезней, увеличена продолжительность жизни. Вместе с тем, эгалитаризм снижал стимулы к труду у населения, отри­цательным образом влиял на качество предоставляемых услуг. При этом декларируемые государством эгалитаристские принципы часто вступали в противоречие с многочис­ленными привилегиями номенклатурного класса.

Следующая черта патерналистской модели социальной по­литики – гарантированная всеобщая занятость – была обу­словлена отсутствием реального рынка труда. По мере ин­тенсификации общественного производства политика все­общей занятости столкнулась со значительными трудностя­ми, в частности, по созданию все новых рабочих мест. В то же время слаборазвитая система переподготовки и переква­лификации кадров в сочетании с массовой первичной подго­товкой кадров не позволяла оперативно реагировать на за­просы народного хозяйства. С другой стороны, в стране су­ществовала скрытая безработица, причем не только в форме занятости в домашнем и личном подсобном хозяйстве, но и в следствие неэффективного использования рабочего време­ни, особенно со стороны инженерно-технических работников и младшего управленческого персонала[127].

Заканчивая рассмотрение патерналистской модели социальной политики в ее приложении в российским реалиям, мы хотели бы отметить следующее. Можно признать, что применение патерналистской модели социальной политики во многом было предопределено исторически, соответствовало особенностям российского менталитета, и в приложении к характеру российской социально-экономической и политической ситуации в течение нескольких десятилетий давало положительные результаты в разных областях социальной сферы. Однако на опреде­ленном этапе развития общества патерналистская модель социальной политики стала существенным тормозом для совершенствования социально-экономических отношений. Поэтому по мере реформирования российского общества встала задача поиска альтернативных моделей социальной политики[128].

Немецкая модель социального рыночного хозяйства. Продолжим рассмотрение моделей социальной политики. Важный опыт построения государства на основах продуманной социальной политики представила миру послевоенная Германия. Мы говорим о концепции социального рыночного хозяйства. Г. Эспинг-Андерсен относит Германию к особой корпоративной модели социальной политики. В чем же ее особенность и основные принципы.

Модель общественно-экономического устройства, сложившаяся после Второй мировой войны в Запад­ной Германии под руководством министра экономи­ки, а затем канцлера — Л. Эрхарда, стала основой так называемого немецкого экономического чуда. Эта модель получила название социального рыночного хозяйства. И ныне Германия, несмотря на значительные трудности и затраты, обусловленные объединением этой страны, остается ведущим звеном европейской экономики.

В этом разделе мы обратимся к рассмотрению идейно-теоретических предпосылок социального рыночного хозяйства, которые формировались в европейской и особенно в немецкой социально-экономической мысли XVIII — первой половины XX вв., а также становлению этой социально-экономической системы, ее реализации в 1940—1950-х гг. в Германии.

В основе немецкой концепции социального рыночного хозяйства лежат либеральные принципы – личная свободы, социальная справедливость и экономическая дееспособность.

И рождение этой социальной доктрины, ее характер, особенности определены историей развития таких мощных течений европейской социальной и экономической мысли, как классический европейский либерализм (Адам Смит, Давид Рикардо, Джон Стюарт Милль) и концепции австрийской, венской (Людвиг фон Мизес, Фридрих А. фон Хайек, Й. Шумпетер и др.) и немецкой «исторической» (Вернер Зомбарт, Макс Вебер) школ. Безусловно, определяющее воздействие на формирование доктрины социального рыночного хозяйства также оказали социально-экономические и политические процессы, разворачивающиеся в Германии первой половины ХХ в.

Развитие либеральных идей и подходов к формированию концепции социального рыночного хозяйства в 1930 – 1940-е гг. Теоретики концепции социального рыночного хозяйства отмечают, что социальное рыночное хозяйство это не просто модель экономического развития или один из вариантов соединения эффективной экономики с принципами социальной справедливости. Это – особый тип общественного устройства и даже особый тип мышления.

В немецкой литературе традиционно принято считать, что теоретические основы социального рыночного хозяйства в Германии заложили работы трех групп ученых:

- фрайбургской школы; которую создали еще в середине 1930-х гг. профессора университета в южно­немецком городе Фрайбург Вальтер Ойкен, Франц Бём и Ганс Гроссман-Дёрт; позже к ним примкнули Леонхард Микш, Фридрих Лутц, Карл Пауль Хензель и др. Это направление получило также наимено­вание ордолиберализм (от названия издаваемого ими ежегодника «ORDO»[129] и его предшественника — журнала «Ordnung der Wirtschaft»[130]);

- неолибералов гуманистической традиции (преж­де всего Вильгельма Репке и Александра Рюстова);

- социал-либералов, в значительной мере ориен­тировавшихся на социальное католическое учение (Альфред Мюллер-Армак и др.).

Все эти ученые и политики, жившие и работав­шие примерно в одно время, с большими или мень­шими основаниями могут считаться «духовными предтечами» социального рыночного хозяйства. Особенно важно подчеркнуть, что все они – при различиях и даже противоречиях, ко­торые можно обнаружить в их взглядах, не ограни­чивались узкоэкономической проблематикой, а, по­добно мыслителям эпохи Просвещения, использова­ли историческое и социологическое знание, опира­лись на философские, культурологические и полити­ческие идеи. Они выступали пропагандистами нового мышления, а их книги стали учебниками для после­военного поколения[131].

Коротко остановимся на основных идеях названных ученых.

Общественно-политический неолиберализм В.Рёпке. Среди экономистов, формировавших и корректировавших концепцию социального рыночного хозяйства, выделяется Вильгельм Репке (1899— 1966). Он выступил не только против господства государства, но и против социалистических и капита­листических отношений, подавляющих личность, его свободу и достоинство.

Капитализм, по утверждению Репке, искажает принципы «чистого» рыночного хозяйства, что про­является в тенденции к концентрации капитала» кар-телизации, стремлении к господству на рынке. При­чина этого — инфицирование раннего капитализма вирусами абсолютистского феодализма.

Исследование проблем национального и мирово­го хозяйства привело Репке к выводу, что экономи­ческая наука только тогда приобретет способность воздействовать на умы и станет силой, формирую­щей общественное самосознание, когда она преодоле­ет узкие рамки «экономизма» и включит в себя ис­точники познания «по ту сторону спроса и предложе­ния» (именно так озаглавлена его важнейшая книга, изданная в 1958 г.). Поэтому он обратился к антро­пологии, социологии, философии, истории, религии и политике как к взаимосвязанным с экономикой сферам познания и общественной жизни.

Написанные им в 1940-е гг. в Женеве книги «Об­щественный кризис современности» и «Civitas Humana», а также послевоенные статьи предупреждали об опасности «экономического материализма», разрушающего свободу как базис благосостояния и, со-1 ответственно, укрепляющего худшие стороны госу­дарства. Последнее отнюдь не является обществен­ным благом, напротив, оно порождает моральную безответственность и эгоистические устремления. Один из основополагающих выводов Репке заклю­чается в том, что невозможно создать эффективную экономику, имея больное, общество и патологичное государство.

Именно Репке, будучи разочарован в возможнос­тях капитализма и выступая яростным борцом против тоталитаризма в национал-социалистическом или коммунистическом обличий, обозначил характерные для социального рыночного хозяйства институциональные и моральные основы как «третий путь». Эту концепцию справедливо окрестили «экономическим гуманизмом», и она в немалой степени повлияла на обоснование специфической германской модели. Ее стержнем является приоритет индивида над коллективом и государством. Человек — главный хозяйственный и политический субъект, а не «клеточка» или «винтик» какой бы то ни было общности. Для Репке это стало базисным ценностным утверждением, подкрепляемым не только научными аргументами, но и религиозно-философскими убеждениями.

В Германии после Первой мировой войны не су­ществовало ни малейших условий, которые обеспечи­вали бы свободу индивида. Напротив, сменяли Друг друга разнообразные диктатуры — от диктатуры групп интересов и картелей в Веймарской республи­ке до «коричневого коллективизма» в период нациз­ма. После поражения последнего возникла реальная угроза замены этих вариантов коллективизма всеобъ­емлющей «просвещенной» социализацией и дирижизмом. Хотя в этом случае в политической сфере ут­верждаются нормы демократии, она становится ущербной из-за доминирующей роли государства. Личность обменивает свободу на благосостояние и вынуждена признать доминирование государства, пусть и демократического. Частные хозяйственные решения вытесняются политическими. Репке впервые обнаружил тесную взаимосвязь между «массовизацией» личности, нарастанием коллективизма и хо­зяйственным порядком, в котором отсутствует меха­низм свободной конкуренции.

Чтобы не допустить такого развития событий в Западной Германии (а к этому подталкивали немец­ких руководителей британские и французские влас­ти), Репке использовал все свои научные и публи­цистические возможности (в частности, через влия­тельную газету «Нойе Цюрхер Цайтунг») для под­держки экономических реформ, связанных с установлением социального рыночного хозяйства в Германии.

Репке на протяжении почти двух десятилетий развенчивал «фискальный социализм» кейнсианства, подчеркивая, что использование кейнсианских мето­дов в политике чревато безудержной инфляцией и кризисом государственных финансов. Предупреждал Репке и о. способности социализма, особенно находя­щегося в кризисе или в состоянии распада, немного перекрасившись, находить окольные пути, проникать в западное общество через «черный вход», пользуясь структурами «социального государства».

Почему же столь опасным казалось Репке доминирование государства и поли­тики в экономике? Прежде всего, потому, что усиле­ние влияния государства на хозяйственные процессы делало актуальным вопрос о том, в чьих руках находятся моральные ресурсы, необходимые для функциониро­вания институтов данной системы. По мнению ученого, эти ресурсы должны передаваться человеку, входящему в рынок и конку­рентные отношения, от семьи, религиозных и иных сообществ, традиций, обычаев, культуры.

Так, одной из важнейших форм социальной солидарности, социальной ответственности и социальной защиты Репке считал семью. По мнению ученого, семья придает подлинную социальность рыночному хозяйственному порядку. Наряду с семьей в этом отношении чрезвы­чайно важны различные малые локальные сообщест­ва, выполняющие социальные и регулирующие функции эффективнее, чем государство[132].

Неолиберализм в рыночной политике А. Рюстова. В ряду теоретиков, внесших вклад в обоснование асоциального рыночного хозяйства, стоит и социолог Александр Рюстов(1885-1963).

Центральное место в обширном литературном на­следии Рюстова занимает обоснование оптимального социально-экономического строя. «Рыночный меха­низм, как представляется, обладает практически не­ограниченными возможностями самоизлечения от эн­догенных помех»[133], - таков был категорический им­ператив Рюстова. Он решительно выступал как про­тив социалистического (коммунистического) планового хозяйства, которое, в его представлении, по мере своего развития неизбежно ведет к тоталитарной диктатуре, так и против неограниченного, «чистого» либерализма. Последний может самостоятель­но достигнуть состояния равновесия, но он «обременяет рынок такими большими перегрузками», что тот? «не способен выдерживать их»

Работы Рюстова содержали обоснование так на­зываемого «третьего пути» - общественного разви­тия, являющегося альтернативой как исторически ис­чертившему себя капитализму, в той форме, какой он достиг к началу XX в., так и коммунистической общественно-экономической системе. «Мы должны... радоваться тому, что не стоим перед страшным выбо­ром между «капитализмом» и коллективизмом, ибо имеется третий путь, избегающий недостатков как «капитализма», так и социализма», - писал Рюстов в одной из своих; основополагающих статей «Между капитализмом и коммунизмом», опубликованной во втором томе журнала «ОРДО» в 1949 г.[134]

В развернутой форме обоснование «третьего пути» содержится в трехтомном капитальном труде Рюстова «Место современности в истории», написан­ном в основном в эмиграции, но опубликованном в 1950—1957 гг.[135]. В нем он изложил собственное виде­ние «универсальной» истории развития человеческо­го общества как развития и смены разного уровня культур и социальных структур. Рюстов был привер­женцем сильного государства, но не в том смысле, в каком его понимал Бисмарк с его политикой протек­ционизма, а как государства, созидающего «рамоч­ные условия» и правила для функционирования ры­ночной экономики. Обязанностью государства, пола­гал он, является проведение активной конкурентной политики, устраняющей все возможные помехи дей­ствию рыночного механизма. Рюстов выдвинул и обосновал понятие «либерального интервенциониз­ма» как альтернативы «свободному рынку» класси­ческого либерализма.

Конкуренция, в понимании Рюстова, требовала определенных ограничений, дабы обеспечить этические и социальные связи. Для ее характеристики в рамках неолиберальной концепции он оперировал понятием конкуренция по результатам деятельности» (Leistungskonkurrenz»). Последняя предполагала не только наличие, но и соблюдение определенных правил и законов рыночного хозяйства, но и следование моральным нормам, существовавшим в обществе. Последнему фактору Рюстов придавал особенно важное значение. Ключевым элементом в его концепции яв­лялось представление о человеческом обществе как взаимосвязи индивидуума (единицы) и свободы, спо­собствующей развитию каждого индивидуума.

---

Дата добавления: 2015-08-18