Если состоялось решение товарищеского суда, принятое в пределах его компетенции, по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям;

Если между сторонами заключен договор о передаче данного спора на разрешение третейского суда;

<...>

Судья, отказывая в принятии заявления, выносит об этом мотивированное определение. В определении судья обязан указать, в какой орган следует обратиться заявителю, если дело неподведомственно суду, либо как устранить обстоятельства, препятствующие возникновению дела...

Отказ судьи в принятии заявления по основаниям, предусмотренным пунктами 2, 7, 8 и 9 настоящей статьи, не препятствует вторичному обращению в суд с заявлением по тому же делу, если будет устранено допущенное нарушение...". Обращает на себя внимание то, что п. 6 не фигурирует среди тех оснований, устранение которых позволяет вновь обратиться в суд. А еще более красноречиво то, что обращение в государственный суд в условиях, когда имеется арбитражное соглашение, в этой статье фактически квалифицируется как "нарушение"! Что это, как не демонстрация особого, почтительного отношения к институту третейского разбирательства?

Таким образом, в ГПК РСФСР 1964 г., который с 1993 г. и вплоть до 2002 г. имел огромное значение для международного коммерческого арбитража в России, законодатель четко дал понять, что заключение арбитражного соглашения влекло очень серьезные процессуальные последствия, как на стадии принятия исковых заявлений, так и в связи с возможностью прекращения ввиду наличия такого соглашения производства по делу.

В свете указанных правил ГПК РСФСР 1964 г. заключение арбитражного соглашения во многом эффективно блокировало возможность начать разбирательство в суде общей юрисдикции и влекло необходимость исполнения такого соглашения, прохождения третейской процедуры до конца. По буквальному смыслу ГПК РСФСР 1964 г. обращение в суд после заключения арбитражного соглашения становилось возможным только после того, как третейское решение вынесено, но суд отказал в выдаче исполнительного листа на него. Это четко следовало из того, что в случае прекращения производства по делу вторичное обращение в суд по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям не допускалось, а также из ст. 20 приложения N 3 "Положение о третейском суде" к ГПК РСФСР 1964 г. ("После вступления в законную силу определения народного судьи об отказе в выдаче исполнительного листа спор может быть разрешен в суде по заявлению заинтересованной в том стороны").

Разве нельзя рассматривать подобный подход в качестве выражения особого идеологического отношения к институту третейского разбирательства?

Нельзя не отметить, что от связывания наличия арбитражного соглашения с прекращением производства по делу, а не с оставлением иска без рассмотрения, ГПК РСФСР не отказался даже и после принятия в мае 1995 г. АПК РФ, воспринявшего противоположный подход: в ноябре 1995 г. ст. 219 "Основания прекращения производства по делу" ГПК РСФСР 1964 г. была изменена Федеральным законом N 189-ФЗ "О внесении изменений и дополнений в Гражданский процессуальный Кодекс РСФСР", но отнюдь не для разрушения такого связывания.

Таким образом, добавление в ст. 8 Закона о МКА указания на прекращение производства можно рассматривать в качестве попытки закрепления в этом Законе особого, как уже говорилось, отношения к институту третейского разбирательства, отношения уважительного, показывающего, что третейское разбирательство считается не просто альтернативой государственному судопроизводству, но и равновеликим ему. Кстати, в ст. 8 Закона о МКА было включено именно указание из ГПК РСФСР 1964 г. на прекращение производства, а не указание на отказ от принятия искового заявления, также имевшийся в ГПК РСФСР 1964 г. Причина очевидна: первое указание является более мощным инструментом закрепления особого отношения к институту третейского разбирательства.

Само собой разумеется, что с позиций сегодняшнего дня такое отношение выглядит во многом чопорным и искусственным. Таким оно отчасти действительно и было. Несомненно и то, что подобный подход законодателя в СССР к институту третейского разбирательства стал возможным прежде всего ввиду того, что большой популярностью такой институт на практике не пользовался. Для любого лица нет большого труда демонстрировать почтение и соблюдать церемониал в отношении чего-то редкого и особо интересы этого лица не затрагивающего. Но когда явление перестает быть редким, ширится, и все больше вторгается в зону чужих интересов, надо быть очень мудрым и выдержанным, чтобы такое почтение сохранять.

Как известно, российские суды в 90-е гг. прошлого века и в прошлом десятилетии пошли скорее по пути снижения планки уважения к институту третейского разбирательства с усилением демонстрации пренебрежения к нему. Почему - тема для отдельного исследования.

При этом резкое расширение использования третейского разбирательства на практике и взрывной рост количества третейских центров в России не могли не привести к тому, что продолжать связывать существование арбитражного соглашения с прекращением производства по делу, а не с оставлением иска без рассмотрения, стало для государственных судов неприемлемо. Оставление иска без рассмотрения позволяло им четко продемонстрировать свое более высокое место в иерархии способов разрешения споров и рассматривать арбитражное соглашение как не более чем устранимое препятствие для начала государственного судопроизводства. Для государственных судов, особенно Госарбитража, начавших в этот период активно развиваться и почувствовавших свою силу, приемлемым был только такой подход. Именно поэтому Госарбитраж и перенес акцент на оставление иска без рассмотрения еще в АПК РФ 1995 г., за семь лет до того, как это было сделано в ГПК РФ.

В таких условиях указание в ст. 8 Закона о МКА на прекращение производства выглядит сегодня конечно же экстравагантно.

Но это, само собой, не юридико-техническая ошибка и не атавизм. Зато в чем-то это анахронизм, пережиток еще советской старины, в которой отношение к институту третейского разбирательства отличалось от современного по форме в лучшую сторону (хотя и во многом из-за искусственности и неестественности среды, в которой сосуществовали третейские и государственные суды). И в чем-то это рудимент, функция, утратившая свое основное значение в процессе эволюционного развития международного коммерческого арбитража в России: сейчас задача уважительного и равноправного отношения к третейскому разбирательству решается (и еще во многом подлежит решению) в отечественном праве иными средствами. Но это также еще и живая связь с советским правом, акты которого постепенно в России вымирают.

Сегодня указание в ст. 8 Закона о МКА на прекращение производства можно толковать не буквально, а расширительно: как невозможность для суда в соответствующей ситуации продолжить рассмотрение иска, хотя бы оно и оформлялось определением об оставлении его без рассмотрения.

Любопытно отметить, что можно встретить и иную точку зрения, обосновывающую необходимость прекращения в госарбитраже производства по делу в свете ст. 8 Закона о МКА, причем со ссылками на АПК РФ 2002 г.: "Согласно п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ производство по делу в арбитражном суде РФ может быть прекращено в связи с тем, что данное дело не подлежит рассмотрению арбитражным судом. Дело не подлежит к рассмотрению в арбитражном суде именно на том основании, что есть арбитражное соглашение, предусматривающее рассмотрение данного конфликта МКА" <1>. Само собой разумеется, что эта точка зрения совершенно неверна: в ст. 150 "Основания для прекращения производства по делу" АПК РФ 2002 г. говорится совсем об ином, а авторы приведенного утверждения, по-видимому, просто не разобрались в соотношении данной статьи со ст. 148 "Основания для оставления искового заявления без рассмотрения" этого же Кодекса.

--------------------------------

<1> Батяев А.А., Терехова Ю.К. Комментарий к Закону РФ от 7 июля 1993 г. N 5338-1 "О международном коммерческом арбитраже" // СПС "Гарант".

И последнее соображение: ГПК РСФСР 1964 г. повлиял не только на ст. 8 Закона о МКА. Думается, что именно благодаря ему в этом Законе вообще появился термин "третейский суд" (хотя сыграло важную роль конечно же и существование нового суда (госарбитража), присваивание которому названия с термином "арбитраж" было с юридической точки зрения неправомерным, привело и приводит к путанице и несуразностям). ГПК РСФСР 1964 г. термином "третейский суд" оперировал, но понимал под ним не столько международный коммерческий арбитраж, сколько третейские суды, действовавшие на основании приложения N 3 к нему. А поскольку ГПК РСФСР 1964 г. имел огромное значение для международного коммерческого арбитража в России в 1993 г. и позднее, то было необходимо увязать термин "третейский суд" в нем с Законом о МКА, что и было достигнуто путем его включения в такой Закон.

Второй аспект экстравагантности ст. 8:

пререкания о подсудности. Антитеза мимикрии

со стороны арбитража применительно к термину "суд"

Упоминание в ст. 8 Закона о МКА о пререканиях о подсудности является вторым по значимости экстравагантным моментом в ней. Как уже говорилось, в Типовом законе ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже 1985 г. такого упоминания не имеется: это чисто российское добавление.

Во-первых, обращает на себя слово "пререкания". Оно, как известно, подразумевает не просто обычный спор, а препирательство, взаимонеприязненные реплики спорящих сторон. Иначе, этим словом обозначают то, что заслуживает скорее порицания. В контексте ст. 8 это слово становится юридическим термином с особым негативным и эмоциональным наполнением, который ясно обозначает, что речь идет о ситуации с наличием арбитражного соглашения и обращением одной из сторон такого соглашения в государственный суд, причем очевидно, что спор в таком суде по поводу юридической силы арбитражного соглашения начинает именно указанная сторона. Именно она и занимается пререканиями с другой стороной, указывающей на наличие арбитражного соглашения. Думается, что за счет использования термина "пререкания" таким ее действиям фактически придается негативная окраска, что с точки зрения необходимости развития и защиты института третейского разбирательства вполне объяснимо.

Однако в любом случае для юриспруденции использование такого сильно окрашенного эмоциями термина достаточно экстравагантно.

Что же касается термина "подсудность", то его экстравагантность несколько потускнела после принятия Конституционным Судом РФ Постановления от 26 мая 2011 г. N 10-П "По делу о проверке конституционности положений п. 1 ст. 11 ГК РФ, п. 2 ст. 1 Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации", ст. 28 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним", п. 1 ст. 33 и ст. 51 Федерального закона "Об ипотеке (залоге недвижимости)" в связи с запросом ВАС РФ".

Как известно, в этом запросе ВАС РФ поставил перед КС РФ, в контексте искусственно созданной им самим проблемы арбитрабельности споров в связи с недвижимостью, среди прочего следующий "важнейший" вопрос: может ли юридический термин "суд" (именно термин в его специфическом понимании со стороны ВАС РФ, а не широкоупотребительное слово) быть применимым к третейскому разбирательству, корректно ли само по себе словосочетание "третейский суд" ввиду присутствия в нем термина "суд", и не надлежит ли такой термин зарезервировать только для государственных судов? КС РФ признал указанные споры арбитрабельными и пришел к выводу, что третейскому суду именоваться судом вполне допустимо. В свете этого термин "подсудность" в ст. 8 Закона о МКА выглядит сегодня не так необычно, как это было в тот непростой и тревожный период, когда вопрос ВАС РФ ожидал разрешения в КС РФ.

Как известно, подсудностью в отечественном праве обычно именуют распределение компетенции между государственными судами, принадлежащими к одной системе, в зависимости от их локализации в пространстве или же в иерархии судебной системы. Применительно же к третейскому разбирательству термин "подсудность" традиционно не использовался.

Его появление в ст. 8 Закона о МКА свидетельствует о том, что разработчики этого Закона исходили из принципиальной равновеликости в сфере частного права государственного суда третейскому, их равнозначности (что не исключает выполнения ими несовпадающих функций): в самом деле, в ст. 8 речь действительно идет о решении вопроса о том, какой суд будет разрешать спор, государственный или же третейский, к чьей компетенции и подсудности он окажется отнесенным.

И крайне важно подчеркнуть, что в данном случае речь идет не о том, что третейское разбирательство надлежит рассматривать в качестве квазисуда или что оно мимикрирует под "настоящий" суд. На самом деле в данном случае мы имеем дело со стороны третейского разбирательства с антитезой мимикрии, именно с утверждением/самоутверждением его в качестве одного из подвидов подлинного суда. У института третейского разбирательства, исторически более древнего, нежели государственные суды, не говоря уже о Госарбитраже, оснований считать себя подлинным судом ничуть не меньше, чем у государственных судов. "Выводить правосудие лишь из публичной власти на том только основании, что теперь большая часть юрисдикционных споров получает разрешение в судах от имени государства, означало бы анахронизм, когда обстоятельства, наблюдаемые на кратком участке исторического времени, приняты за неизменную данность" <1>. Уж если и говорить о мимикрии, то скорее применительно к Госарбитражу, причем мимикрии терминологической, когда в начале 90-х гг. прошлого века имело место некорректное присвоение ему названия со словом "арбитраж", хотя никаких сущностных предпосылок для этого не было, а имевшимися историческими соображениями и стремлением к удобству было бы честнее не руководствоваться.

--------------------------------

<1> Мнение судьи КС РФ К.В. Арановского к Постановлению КС РФ от 26 мая 2011 г. N 10-П "По делу о проверке конституционности положений п. 1 ст. 11 ГК РФ, п. 2 ст. 1 Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации", ст. 28 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним", п. 1 ст. 33 и ст. 51 Федерального закона "Об ипотеке (залоге недвижимости)" в связи с запросом ВАС РФ".

Далее, термин "подсудность" в ст. 8 Закона о МКА по своему духу прекрасно соотносится с указанием в этой же статье на прекращение производства, также подчеркивающим принципиальную равновеликость третейских и государственных судов.

Вопрос о возможности для третейских судов именоваться судами благодаря КС РФ уже закрыт. Но всегда следует помнить, что равно в той степени, в какой государственные суды будут демонстрировать не вполне уважительное отношение к третейским судам, термин "подсудность" может выглядеть на фоне такой демонстрации частично экстравагантно, пусть даже для самих государственных судов, а не для развивающегося отечественного гражданского общества.

И можно отметить еще три важных и любопытных нюанса в связи с рассмотренным вопросом о термине "подсудность", понимающемся в Законе о МКА как относящийся к компетенции и третейских судов.

Во-первых, сегодня широко известен подход Госарбитража, предлагающий нормы ст. 38 "Исключительная подсудность" АПК РФ 2002 г. трактовать в качестве критериев для определения арбитрабельности частноправовых корпоративных споров: эти правила АПК РФ 2002 г. начинают подменять собой принципиальный подход ГК РФ к арбитрабельности частноправовых споров, а также сам Закон о МКА, как и Федеральный закон "О третейских судах". Между тем термин "подсудность" в ст. 8 Закона о МКА проливает новый свет на смысл указанной ст. 38. Коль скоро у Госарбитража имеется своя подсудность, а у третейских судов своя, то очевидно, что в ст. 38 речь идет только о подсудности споров внутри системы самого Госарбитража, а отнюдь не о том, что ее правила являются критериями для определения арбитрабельности частноправовых споров.

Во-вторых, просьбу стороны арбитражного соглашения в адрес госарбитража направить стороны в арбитраж можно оформлять в качестве ходатайства о передаче дела по подсудности.

В-третьих, почему бы в развитие первого нюанса (если таковой Госарбитражем не воспринимается) не объявить хотя бы о том, что в свете термина "подсудность" в ст. 8 Закона о МКА ст. 37 "Договорная подсудность" АПК РФ 2002 г. ("Подсудность, установленная статьями 35 и 36 настоящего Кодекса, может быть изменена по соглашению сторон до принятия арбитражным судом заявления к своему производству") следует понимать как охватывающую и арбитражные соглашения? Пусть правила Закона о МКА аналогичным образом вторгнутся в сферу госарбитража.

Третий аспект экстравагантности ст. 8: обязанность

государственного суда направить стороны в третейский суд.

Консервация Госарбитражем ареала арбитража

В ст. 8 Закона о МКА четко говорится, что государственный суд должен направить стороны в арбитраж. Нет сомнений, что эта формулировка, повторяющая ст. 8 Типового закона ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже 1985 г., опять-таки преследует цель обеспечения уважительного отношения к институту третейского разбирательства, подхода, которым на деле, а не на словах, демонстрируется то, что третейское разбирательство считается не просто альтернативой государственному судопроизводству, но и равновеликим ему.

Данная формулировка выглядела и продолжает выглядеть несколько экстравагантно в контексте действующего процессуального регулирования для государственных судов. Действительно, АПК РФ 2002 г. ограничивается указанием на то, что суд оставляет иск без рассмотрения при наличии арбитражного соглашения (ст. 149 "Порядок и последствия оставления искового заявления без рассмотрения": "1. В случае оставления искового заявления без рассмотрения производство по делу заканчивается вынесением определения.

В определении арбитражный суд указывает основания для оставления искового заявления без рассмотрения, а также решает вопрос о возврате государственной пошлины из федерального бюджета в случае, предусмотренном пунктом 2 статьи 148 настоящего Кодекса.

Дата добавления: 2015-08-18