Необходимость и свобода. Долг и мораль

Вторая часть кантовских «Критик» носит название «Критика прак­ти­чес­кого разума». Первая и вторая части различаются по содержанию: в первой речь идет о познавательных возможностях, формах и границах теоретического знания, т.е. науки, а во второй анализируется поведение человека с точки зрения его соответствия или несоответствия нравственному закону. Вместе с тем обе они тесно связаны. Исследование деятельности рассудка и разума создает основу для анализа практического разума, который вырабатывает ап­ри­ор­ные принципы и законы поведения людей в обществе. Практический разум Кант ставит выше теоретического.

Из всех живых существ только человек обладает сознанием, способностью целеполагания и волей. В то же время он, как и всякий живой организм, подчинен естественным законам. Таким образом, применительно к человеку антиномия: необходимость или свобода, не состоятельна. Здесь нет ис­клю­чаю­щих друг друга или — или. Человек живет как бы в двух мирах: в мире, где царствует необходимость, и в мире свободы. Оговоримся: Кант имеет в виду не конкретного человека, пребывающего в реальном конкретно-исто­рическом обществе, где царит насилие, а абстрактного человека, человека вообще.

Свобода предполагает возможность определения цели действий самим субъектом, не скованным какими-либо внешними принуждениями, а также отсутствие насилия над его волей. Этим характеристикам Кант придавал огромное значение. Не без влияния Руссо, Кант утверждает, что человек не может быть использован как средство для достижения чуждой для него цели. Кант объявлял этот постулат абсолютным. Он справедлив даже тогда, когда речь идет о благом деле. Личность — не средство, но всегда только самоцель. «Во всем сотворенном, — пишет Кант, — все что угодно и для чего угодно может быть употреблено всего лишь как средство, только человек…есть цель сама по себе». В этих знаменитых и в последнее время часто цитируемых словах Канта он предстает перед нами как идеолог буржуазии, поднявшейся на борьбу против феодализма. Они явно направлены против деспотизма, феодального произвола и соответствуют тем требованиям свободы личности, которые провозглашали и обосновывали деятели Просвещения.

Но каким образом человек может использовать свободу, не превратив ее в произвол и вседозволенность? Для Канта этот вопрос тождественен вопросу: как нужно поступать, чтобы быть и оставаться нравственной личностью. Что­бы ответить на него, необходимо было определить, что есть нравственность и какой поступок может быть назван моральным. Проблемы этики как раз и составляют основное содержание «Критики практического разума».

Этика Канта — сурова. Она не похожа ни на этику Эпикура, ни на этические теории французских просветителей, связывавших нравственность с чувством удовольствия или полнотой счастья. Кантовская этика с ее вер­хо­вен­ством Долга сродни скорее учениям античных стоиков.

Критерий, на основе которого тот или иной поступок может быть оценен как нравственный или безнравственный, не может быть получен, исходя из эмпирического опыта. Последний дает нам единичные примеры поведения отдельных индивидов. На их основе нельзя получить всеобщего, не­пре­хо­дя­щего, абсолютного критерия нравственности. Таковой продуцирует только чистый разум.

Ключевым понятием практического разума является понятие долга. Кант выводит полностью за рамки этики чувство удовольствия или интерес субъ­ек­та действия. Нравственным, по Канту, является лишь тот поступок, который совершен не по склонности, а исключительно лишь из чувства долга и уважения к моральному закону.

Предположим, что кто-то из чувства уважения или привязанности вся­чес­ки заботится о нуждающемся или больном человеке, навещает его, приносит продукты и одежду. Такое поведение, согласно теории Канта, нельзя назвать нравственным в собственном смысле слова. Кант, разумеется, не отрицает того, что поведение подобного рода заслуживает одобрения. Однако в ка­те­го­риях нравственности оно оценено быть не может, т.к. субъект в этом случае выступает как лицо заинтересованное, им руководит жалость, любовь, но не бескорыстное подчинение долгу, т.е. исполнению нравственного закона. Субъективные чувства не постоянны, они могут по тем или иным причинам исчезнуть, наконец, человеку со временем может попросту наскучить за­ни­мать­ся благодеянием. Долг же повелевает всегда и при всех условиях дейст­во­вать сообразно закону. Кант именно так и определяет это понятие: «Долг есть необходимость совершения поступка из уважения к закону» [3, c.236].

Но в чем же суть этого нравственного закона? Подобно другим идеям разума, он трансцендентален, т.е. не зависит от опыта. Это — продукт чис­то­го разума, и, как таковой, абсолютен. Он не сводим к сумме частных при­ме­ров, и в этом отношении имеет не содержательный, а формальный характер. Такой непреложный, вечный и абсолютный закон Кант называет ка­те­го­ри­ческим императивом.

В трудах Канта имеется довольно много определений категорического императива, но различаются они только по форме, тогда как их содержание всегда совпадает. Так, в «Метафизике нравственности» Кант пишет: «По­сту­пай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» [3, c.250]. Термин максима употребляется Кантом в значении цели, побудительного мотива действия. Следовательно, требование категорического императива состоит в том, чтобы как побудительная сила поступка, так и он сам могли бы стать нормой для всеобщего законодательства.

Кант предупреждал, что некоторая сложность определения не должна от­пу­ги­вать читателя, т.к. использование императива в качестве критерия для отличия поступка нравственного от безнравственного не может вызывать затруднений. В подтверждение тому он приводит ряд примеров. Вот только два из них. Некто, понуждаемый нуждой, занял у богатого соседа какую-то сумму денег, твердо зная при этом, что возвратить долг он не сможет. Чтобы оценить его поступок в плане нравственности, достаточно, говорит Кант, спросить себя: хочу ли я, чтобы обман стал всеобщей нормой? Очевидно, нет, и потому, согласно категорическому императиву, поступок обманщика дол­жен быть признан безнравственным, не взирая ни на какие смягчающие об­стоятельства.

Другой человек, убитый горем из-за смерти близкого человека, ис­пы­тав­ший измену друзей или разочаровавшийся в жизни вследствие каких-то иных обстоятельств, решается на самоубийство. По Канту, такой поступок без­нрав­ст­венен, он не может стать нормой всеобщего законодательства, поскольку противоречит основе основ существования общества — сохранению и пре­ум­но­жению человеческого рода.

Большое значение Кант придавал побудительному мотиву поступка. Если таковой соответствует категорическому императиву, то, несмотря на ре­зуль­тат, поступок должен быть признан нравственным. Некто бросается в воду, дабы спасти тонущего человека. Результат плачевный: спасти утопающего не удалось, но намерения, а потому и сам поступок высоко нравственны.

Если, как показал на ряде примеров Кант, понять суть категорического императива и научиться пользоваться им в качестве критерия нравственности того или иного поступка не сложно, то подчинить свое поведение мо­раль­но­му закону, поступать всегда, исходя не из личных интересов, а сообразуясь с долгом, весьма и весьма трудно. Для этого нужны самодисциплина и по­сто­ян­ный самоконтроль, которые способствуют приближению к идеалу нрав­ст­вен­но совершенной личности.

С учетом этого идеала Кант конкретизирует и уточняет понятие свободы. В конечном счете, он приходит к выводу, что личность является свободной тогда, когда она добровольно и последовательно действует в соответствии с нравственным законом.

В «Критике практического разума» Кант гораздо более развернуто, чем в предшествующем труде, обосновывает продуктивность идеи бога и бес­смер­тия души. Если в «Критике теоретического разума» он лишь констатировал, что вера в бога в регулятивном отношении имеет преимущество над атеизмом, то во второй «Критике» он раскрывает суть этого преимущества. Проблема, таким образом, переносится из области гносеологии в этику. Недоказуемые теоретически, убеждения в существовании свободы, бессмертия и бога Кант рассматривает как необходимые требования практического разума и называет их постулатами.

Первый из них — постулат свободы необходим потому, что без признания свободы невозможно и признание личной ответственности человека за со­вер­шенные им деяния. Постулат бессмертия души необходим для обоснования бесконечности нравственного прогресса личности. Неизменное намерение со­вершенствоваться, преодолевать дурное и переходить к лучшему под­дер­жи­ва­ется и питается надеждой на возможность дальнейшего морального со­вер­шен­ст­вования не только до тех пор, пока продолжается земная жизнь че­ло­века, но и за ее пределами. Таким образом, вера в бессмертие души оце­ни­вается Кантом в аспекте ее регулятивного значения, как идея, под­дер­жи­ваю­щая стремление человека двигаться вперед на избранном им трудном пути нравственного совершенствования. Третий постулат «практического» разу­ма — вера в существование бога. Его необходимость определяется тем, что исполнение нравственного закона и достижение счастья — две вещи не­со­вмест­ные, поскольку истинно нравственный поступок совершается не по склонности, а исключительно из уважения к закону. Надежду на счастье человек черпает в вере в бога, который и есть высшее благо. В предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума» Кант писал: «Мне пришлось ог­ра­ни­чить знание, чтобы освободить место вере».

Учение о морали Кант дополняет анализом права. Право отличается от мо­ра­ли тем, что его нормы носят внешний по отношению к человеку характер. Иными словами, здесь действует не свободная воля субъекта, а внешнее при­нуж­дение. Кроме того, в нормах права оценивается только поступок. Пра­во­вая оценка не зависит от намерений действующего субъекта. Для этики же, как уже говорилось, учет намерения имеет весьма су­щест­вен­ное значение. Однако право и мораль не только различаются, но и пе­ре­се­каются. Нормы права основываются на нравственности и потому, по мнению Канта, этика стоит выше права.

Но если это так, то в чем необходимость права? Кант признает такую необходимость и обосновывает это двумя причинами. Во-первых, в человеке есть злое (термин Канта), проистекающее из его естественной природы. Основой злого является эгоизм, порождающий себялюбие, своекорыстие, зависть, агрессивность и прочие пороки. Во-вторых, постоянное соблюдение нравственного закона требует недюжинного мужества и воли. Наличие этих обстоятельств делает вполне реальной опасность превращения свободы в про­из­вол. Свободное целеполагание и свобода воли индивида, не ре­гу­ли­руемые категорическим императивом, неизбежно превратятся в угрозу для проявления свободной воли других членов общества и, в конечном счете, породят общественный хаос. Следовательно, необходимы такие условия, при которых воля отдельного лица по отношению к другим членам общества могла бы быть ограничена посредством общего закона свободы. Право и есть, по Канту, система таких условий.

Кантовское понимание права несет на себе очевидный отпечаток его эпохи. Кант еще далек от социально-классового анализа права, что придает его рассуждениям формальный характер. Но вместе с тем, выдвинутое им положение о защите всеобщей свободы и прав человека, как основной задаче права, при всей его абстрактности, было для своего времени прогрессивным и соответствующим сути буржуазной идеологии. «Право человека на свободу должно считаться священным, каких бы жертв ни стоило это государственной власти, — читаем мы у Канта. Здесь нет середины и нельзя измышлять среднего прагматически обусловленного права» [3, c.302].

Основными понятиями кантовского учения о государстве являются граж­данская свобода и равенство. Под равенством он понимает право граж­да­ни­на признавать высшим над собой только того, кто сам обязан выполнять то, к чему он нас обязывает. Эта несколько тяжеловатая формулировка означает, что все равны перед законом. Что же касается формы государственного устройства, в рамках которой возможно наилучшим образом обеспечить сво­бо­ду и равенство, то таковой Кант считал представительную республику, в которой представители народа участвуют в работе законодательного соб­ра­ния, где юридически закреплены независимость судей и подчинение власти закону.

Республиканское устройство Кант считал идеалом, к которому нужно стремиться, но который никогда не может быть воплощен в чистом виде в реальной жизни. Он подверг критике политический строй Англии, который большинство буржуазных политиков и философов Просвещения считали образцом для подражания. Кант показал, что в реальной политической жизни Англии ни одна из перечисленных им норм не осуществляется: участие в парламенте представителей народа имеет чисто формальный характер, т.к. они, не говоря уже о представителях высших слоев общества, больше всего думают о личном обогащении, а отнюдь не об интересах народа, которые они должны защищать. В том же духе действует и правительство. В итоге вместо разделения властей образуется тесный союз групп, сплоченных едиными своекорыстными интересами. «Таким образом, — пишет Кант, — это, так на­зы­вае­мое умеренное государственное устройство… есть бессмыслица», под­лин­ное назначение которой состоит в том, чтобы прикрываться «видимостью оппозиции, дозволенной народу».

В современном мире, полагал Кант, условия для республиканской формы государственного устройства еще не созрели. К таковым он относил наличие зрелого гражданского общества и просвещение народа. Для того, чтобы эти условия сформировались, необходимо время. Любая попытка форсировать этот естественный процесс неминуемо приведет к отрицательным ре­зуль­та­там. Этим объясняется его негативное отношение к революциям.

Лучшей формой перехода от абсолютизма к республике, осторожный и достаточно консервативный в своих политических воззрениях, Кант считал монархическую форму правления, что явно противоречило его учению о сво­бо­де, равенстве и правах человека. Не снимала противоречия и высказанная им оговорка о возможной опасности перерастания монархии в деспотизм. И уж иначе, как иллюзорными, трудно назвать рассуждения Канта о Прусском монархическом государстве, якобы, демонстрирующем всей Европе иде­аль­ную форму правления. Кант высоко оценивал прусского короля Фридриха II, в котором его привлекало то, что, как ему казалось, Фридриху «надоело управлять рабами», и он готов признать верховенство закона, а также взгляды прусского монарха на просвещение и провозглашение им (правда, чаще всего словесное) свободы мысли и слова. По мнению Канта, просвещенный монарх, идеал которого он усматривал в лице Фридриха II, сможет постепенно и без­болезненно подготовить условия для создания правового государства. По­это­му он называл Пруссию государством «эпохи Просвещения» и «эпохи Фрид­ри­ха». Как мы видим, по своим политическим взглядам Кант вовсе не был тем титаном мысли, каким он предстает перед нами в своих философских трудах.

Перу Канта принадлежит обширная работа, проблематика которой весьма актуальна и в наше тревожное время. Называется она «К вечному миру». В ней Кант не только решительно протестует против войн, но и предлагает проект целого ряда межгосударственных соглашений, направленных на уст­ра­не­ние войн и обеспечение мира между народами. Кант анализирует объ­ек­тив­ные и субъективные условия, которые способствуют утверждению на Земле вечного мира. К их числу он относит развитие торговых отношений между странами. Кант убежден, что рано или поздно все государства встанут не этот путь. В этом случае всех их объединит общий интерес поддержания мира, ибо война препятствует торговле.

Принятие соглашений по обеспечению мира между народами, а главное, проведение в жизнь соответствующих правовых норм в большой степени за­ви­сит также от внутреннего положения стран, представители которых участ­вуют в договорном процессе. Мир будет тем прочнее, чем выше бла­го­со­стоя­ние народа и чем благоприятнее условия для свободного самоопределения граждан. К числу таковых Кант относит свободу слова, прозрачность по­ли­ти­ки, подчинение власти закону, и даже привлечение философов к обсуждению политических решений и предоставление им права на свободную публичную критику правительства. «Нельзя ожидать, — пишет Кант, чтобы короли фи­ло­соф­ствовали или философы стали королями…Но короли или самодержавные (управляющиеся по законам равенства) народы не должны допустить, чтобы исчез или умолк глас философов…» [3, c. 289]. При этом Кант отличает «мо­ральных философов» от «политических», каковые с легкостью меняет свои взгляды, приспосабливая их к любым зигзагам политики. Нельзя не заметить, что сарказм Канта, увы, относится и к довольно многочисленному отряду культуртрегеров современной России, на наших глазах демонстрирующих ред­кий талант приспособленчества.

Оценивая «Вечный мир» с высоты последующего исторического опыта, нельзя не признать, что в этой работе Канта много иллюзий, наивных рас­суж­дений и пожеланий. Однако сам ее дух, проблематика и гуманистическая направленность делают ее актуальной и интересной не только для спе­циа­лис­тов в области истории философии, но и для достаточно широкого круга со­вре­мен­ных читателей.

***

Учение Канта оказало огромное влияние на самые различные областей культуры, начиная от искусства и кончая теорией государства и права. Но в первую очередь оно дало мощный толчок развитию философии. Идеи Канта об активности субъекта познания, надиндивидуальном характере форм мыш­ления переосмысливали и развивали такие выдающиеся мыслители как Фих­те, Шеллинг, Гегель, Маркс. Учение Канта об антиномиях дало толчок к раз­работке проблем диалектики. Кантовская этика, а также его теория права, в основу которых положена идея свободы, были восприняты и в дальнейшем развиты передовыми учеными и политическими деятелями послекантовского периода. Эстетика Канта стала теоретическим обоснованием течения ро­ман­тиз­ма в искусстве XIX века. Ее высоко ценили Гете и Шиллер.

Вместе с тем, изобиловавшая противоречиями философия Канта уже при его жизни подвергалась и вплоть до настоящего времени подвергается на­падкам со стороны ученых, стоящих на самых разных мировоззренческих позициях. Философы — материалисты критикуют Канта за агностицизм, абсолютизацию различия между «вещью в себе» и явлением, идеалисты — за признание существования мира «вещей в себе» вне и независимо от сознания.

В последней трети XIX века возникло течение, получившее название нео­кантианство. При всей пестроте этого течения, его сторонников объединяет критика Канта с позиций идеализма, т.е. за допущение «вещи в себе». Порою имеет место и такая интерпретация работ Канта, которая носит весьма про­из­вольный и субъективистский характер. Так, например, некоторые видные деятели II Интернационала, разделявшие взгляды Канта и отстаивавшие не­об­хо­ди­мость соединения марксизма с кантианством, постулат о бесконечности нравственного прогресса, безоговорочно переносили на исторический про­цесс. Так, социализм рассматривался ими, как недосягаемый идеал, от­не­сенный в бесконечность. К этому идеалу следует стремиться, но достичь его невозможно. Из этого проистекала знаменитая фраза одного из лидеров немецких социал-демократов Э. Бернштейна: «Движение — все, конечная цель — ничто».

В 1902-м году в Германии было основано «Кантовское общество» и стал издаваться журнал «Учение Канта», в котором публиковались дискуссионные материалы, отражавшие различные интерпретации кантовской философии. Характерный факт: в 1938-м году общество и журнал были запрещены на­цис­тами. В 1947-м году общество было восстановлено и продолжает свою дея­тель­ность до сего дня.

ФИХТЕ

Дата добавления: 2015-08-05