Этические религии спасения непривилегированных слоев

Согласно кажущейся вероятной гипотезе Дисмена, именно по такой ассоциации апостол Павел говорил, что Христос выкупил своей кровью христиан, освободив их от «рабства закону и греху». Если это верно (не исключено, что источником могли послужить и ветхозаветные слова gä'al или padä), то становится ясно, в какой степени пропаганда христиан была рассчитана и на слой несво­бодных горожан с их экономически рациональным образом жиз­ни, вызванных стремлением к определенной цели. Напротив, «го­ворящее орудие» античных плантаций, низший слой рабов не был доступен общинной религиозности и вообще какой бы то ни было религиозной пропаганде. Подмастерья всех времен, обычно лишь на определенный срок отделенные от самостоятельного мелкого бюргерства, как правило, разделяли приверженность к упомяну­той специфической религиозности; впрочем, еще большую склон­ность они проявляли к неофициальной религии сект всех форм: для них низшие ремесленные слои городов с их повседневной нуж­дой, связанной с колебаниями цен на хлеб и поисками заработка, нуждающиеся в «братской помощи», были повсюду благодатной

почвой. Многочисленные тайные или полупризнанные сообщест­ва «бедных людей» с их то революционной, то пацифистски-ком­мунистической, то этически рациональной общинной религиоз­ностью распространены обычно в среде мелких ремесленников и подмастерьев. Прежде всего по той чисто формальной причине, что странствующие подмастерья являются самыми подходящими миссионерами любой общинной религии масс. Невероятно бы­строе — за несколько десятилетий — распространение христиан­ства на громадной территории от Востока до Запада иллюстрирует это наилучшим образом.

Для современного пролетариата в той мере, в какой он вообще занимает какую-либо особую позицию в религиозном отношении, характерно, как и для широких слоев подлинно современной бур­жуазии, равнодушие к религии или полное ее отрицание. Зависи­мость от собственной работы вытесняется или дополняется здесь сознанием зависимости от чисто социальных констелляций, от экономической конъюнктуры и гарантированного законом соот­ношения сил. Напротив, мысль о возможном влиянии космичес­ких, метеорологических или каких-либо иных сил, допускающих магическое или провиденциальное толкование, исключена, как пре­красно показал Зомбарт. Пролетарский рационализм, как и раци­онализм достигшей своего могущества крупной буржуазии, сопут­ствующее явление которой представляет собой пролетариат, сам по себе далек от религиозности, во всяком случае от создания ре­лигии. Религию здесь обычно заменяют иные идеологические сур­рогаты.

Правда, низшие слои пролетариата, наиболее подверженные влиянию экономических колебаний, которым меньше всего до­ступны рациональные концепции, а также близкие к пролетариа­ту, постоянно испытывающие нужду и опасающиеся пролетариза­ции слои мелкой буржуазии легко могут стать объектом религиоз­ной миссии, но только религиозной миссии ярко выраженного магического оттенка или, когда магия искоренена, такой религи­озности, которая может служить суррогатом магически-оргиасти-ческого культа (таковы, например, сотериологические оргии ме­тодического типа, учреждаемые Армией спасения). Без сомнения, на этой почве значительно легче возникают эмоциональные эле­менты религиозной этики, нежели рациональные, и вряд ли здесь может появиться этическая религия. Специфическая «классовая» религия лишенных привилегий слоев существует лишь в ограни­ченном смысле.

На вопросе, в какой степени религия может обосновывать со­держание «социально-политических требований» в качестве угод-

283ных богу, нам надлежит кратко остановиться при рассмотрении этики и «естественного» права. Что касается характера религии как таковой, то само собой разумеется, что потребность в «спасе­нии» в широком смысле этого слова присуща, как мы увидим ниже, обездоленным классам, тогда как представителям «сытых» приви­легированных классов, во всяком случае военным, бюрократам и плутократии, эта идея чужда.

Возникнуть религия спасения, безусловно, может и в социаль­но-привилегированных слоях. Харизма пророка не зависит обыч­но от принадлежности к тому или иному сословию, она даже тре­бует хотя бы минимальной интеллектуальной культуры. Об этом свидетельствуют в достаточной степени специфические пророче­ства интеллектуалов. Однако религия спасения, как правило, ме­няет свой характер, как только она переходит в среду, где интел­лектуальность специально и профессионально не культивируется, и меняет его еще радикальнее, когда распространяется в тех слоях, для которых интеллектуальность экономически и социально недо­ступна. Одну черту этого изменения — продукт неизбежного при­способления к потребностям масс — можно определить в общей форме следующим образом: появление личного спасителя, бога или богочеловека, обладающего благодатью, и религиозное отношение к нему — как условие спасения. Мы уже видели, что одной фор­мой адаптации к потребностям масс было преобразование культо­вой религии в чистое колдовство. Вера в спасителя является вто­рой типичной формой такой адаптации, которая, конечно, связа­на с чисто магическим пребразованием рядом самых разнообраз­ных переходов. Чем ниже мы спускаемся по ступеням социальной иерархии, тем более радикальные формы принимает, однажды возникнув, потребность в спасителе. Вишнуите кая секта Kharba Bajads, наиболее серьезно ставившая вопрос об устранении каст, что теоретически свойственно всем религиям спасения, и устано­вившая, например, хоть ограниченную совместную трапезу ее чле­нов — не только культовую, но и в частной жизни, — именно поэтому и является сектой мелкого люда; с религией спасения она сочетает культ своего родового гуру, доводя этот культ до его край­него выражения. Близкие явления можно наблюдать в других ре­лигиях, последователи или приверженцы которых относятся к низшим социальным слоям. При восприятии религии спасения массами почти всегда возникает или получает большее значение личность спасителя. Замена идеала Будды, т.е. интеллектуального спасения посредством погружения в нирвану, идеалом бодхиса-твы, остающегося на земле спасителя, отказывающегося от нирва­ны ради спасения людей; спасение благодаря вочеловечению бога

в индуистских народных религиях, прежде всего в вишнуизме; победа этой сотериологии с ее магической сакраментальной бла­годатью как над изысканной атеистической верой буддистов в спа­сение, так и над древним, связанным с ведийской образованнос­тью ритуализмом, — все это явления, которые в различных фор­мах встречаются и в других религиях. Повсюду находит свое выра­жение религиозная потребность мелких и средних городских сло­ев в эмоциональной, связанной с внутренними переживаниями назидательной легенде, а не в мифах о героях. Эта потребность соответствует представлениям об умиротворенности и особом зна­чении домашней, семейной жизни, противостоящей жизни гос­подствующих слоев. Возникновение проникновенной религиоз­ности «бхакти» во всех индийских культах, создание образа бод-хитсатвы, культа Кришны, популярность назидательных мифов о младенце Дионисе, об Осирисе, младенце Христе и многие другие родственные им верования — все это относится к бюргерскому преобразованию религии путем придания ей жанровых черт.

Возникновение бюргерства как силы, влияющей на характер верования, и воздействие нищенствующих орденов привели также к вытеснению изысканного изображения богородицы в искусстве Николло Пизано жанровыми картинками из жизни святого се­мейства, создаваемыми его сыном; характерно, что младенец Криш­на является в Индии любимцем народных культов. Сотериологи-ческий миф и его вочеловеченный бог или ставший богом спаси­тель являются, подобно магии, концепцией специфически народ­ной и поэтому спонтанно возникающей в самых различных мес­тах, тогда как безличный, возвышающийся над богами этический порядок космоса и спасение, основанное на личном примере, на­против, — интеллектуальная идея, специфически ненародная, аде­кватная этическому рациональному светскому образованию. То же относится к представлению о надмирном боге. Все религии и ре­лигиозные этики за исключением иудаизма и протестантизма вы­нуждены были, адаптируясь к требованиям масс, восстановить культ святых, героев или богов, связанных с определенными функция­ми. Конфуцианство допускает этот культ в образе даосского пан­теона; популяризированный буддизм терпит богов стран, в кото­рые он проник, в качестве подчиненных Будде объектов культа; ислам и католицизм должны были признать местных богов, богов определенной деятельности и определенных профессий, которым собственно и поклоняются массы в их повседневной жизни.

Религиозности низших слоев в отличие от аристократического культа военной знати свойственно предоставление равных прав женщинам. Различная степень допуска женщин к отправлению

религиозных культов, их более или менее активное или пассивное участие в них или полное исключение повсюду зависят от степени мирной настроенности или милитаризации данного общества (в прошлом или настоящем). При этом, конечно, существование свя-щеннослужительниц, прорицательниц или колдуний, короче го­воря, почитание отдельных женщин, обладающих, по общему мне­нию, сверхъестественной силой или харизмой, не играет никакой роли в вопросе о равенстве женщин при отправлении культа. На­оборот, принципиальное равенство в отношении к божеству, как в христианстве и иудаизме, менее последовательно в исламе и офи­циальном буддизме, может существовать одновременно с монопо­лией на функции священнослужителей и с правом на активное участие в решении дел общины исключительно мужчин, получив­ших специальную подготовку и обладающих, по общему призна­нию, соответствующей квалификацией, как это и происходит в упомянутых религиях.

Большая восприимчивость женщин к любому религиозному пророчеству, если только оно не носит ярко выраженного воен­ного или политического характера, отчетливо отражается в не­принужденном, свободном отношении к женщинам почти всех пророков — Будды, Христа и Пифагора. Однако это отношение женщин к пророчеству обычно проявляется только на ранней ста­дии образования общин, когда в первую очередь ценится духов­ная харизма как признак специфической религиозной возвы­шенности. Вслед за тем в повседневной жизни общины с ее рег­ламентацией отношений наступает реакция, и духовность жен­щин в религиозных вопросах начинают воспринимать как прояв­ление неспособности следовать установленному порядку и болез­ненности. Это обнаруживается уже у апостола Павла. А уж всякое военно-политическое пророчество, например ислам, вообще об­ращено только к мужчинам. Культ воинского духа часто прямо связан с использованием и подлинным разграблением хозяйства женщин (при периодических явлениях обожествленного героя) мужчинами, принадлежащими к дому воинов, типа некоего кази­но или клуба. Повсюду, где господствует или когда-либо господ­ствовало аскетическое воспитание воинов с присущим ему пред­ставлением о «новом рождении» героя, считается, что женщина лишена высшей героической души; тем самым она деклассирова­на в религиозном смысле. Это характерно для большинства арис­тократических или милитаристских культовых сообществ. Жен­щины полностью исключены из официального китайского, а так­же римского и брахманского культов; интеллектуальной религии буддизма также чужд феминизм. Еще во времена Меровингов на

церковных синодах высказывалось сомнение в равноценности жен­ской души.

В отличие от этого специфические культы индуизма, часть буд-дийско-даосских сект в Китае, а на Западе прежде всего раннее христианство и позже боговдохновенные и пацифистские секты в Восточной и Западной Европе были в значительной степени обя­заны успехом своей пропаганды тому обстоятельству, что они при­влекали женщин, предоставляя им равные права с мужчинами. В Греции культ Диониса на его ранней стадии был связан с неслы­ханной там ранее свободой от всех условностей участвовавших в оргиях женщин; однако чем дальше, тем больше эта свобода ис­кусственно и по характеру своих церемоний стилизовалась и рег­ламентировалась и в связи с этим огранчивалась процессиями и отдельными другими праздничными актами различных культов, а затем постепенно вообще потеряла всякое практическое значение. Серьезное преимущество христианства в кругах мелкого бюргер­ства перед своим основным соперником, религией Митры, объяс­нялось тем, что оно, в отличие от этой религии, культ которой носил чисто мужской характер, не исключало женщин. В период общего мира сторонники религии Митры вынуждены были искать для женщин какой-либо замены в форме других мистерий, напри­мер мистерий Кибелы, что сразу же привело к уничтожению един­ства и универсальности религиозного сообщества даже внутри от­дельных семей, — также в отличие от христианства. То же, если не в принципе, то по своим результатам, происходило и во всех под­линно интеллектуальных культах — гностиков, манихеев и им подобных. Отнюдь не все религии, требующие «любви к брату и врагу своему», сложились под влиянием женщин или носят феми­нистский характер, это, например, ни в коем случае не относится к этическому принципу индуистской религии — к ахимсе. Влия­ние женщин обычно сказывается только в усилении эмоциональ­ных, истерических аспектов религиозности. Так происходит в Индии. Однако нельзя, конечно, не признать, что, поскольку в религиях спасения прославляются немилитаристские и антимили­таристские добродетели, это должно быть близко настроению жен­щин и угнетенных слоев.

Дата добавления: 2015-08-05