Религия ремесленников

При сравнении жизни мелкого бюргера, в частности ремеслен­ника и торговца, с жизнью крестьянина сразу бросается в глаза, что он значительно меньше связан с природой, чем сельский жи­тель, и что магическое воздействие на иррациональные силы при­роды не может иметь для него такого же значения; напротив, ус­ловия его экономического существования значительно более ра­циональны, т.е. связаны, с возможностью расчетов и постановки рациональной цели. Далее, ремесленник, а в определенных обсто­ятельствах и торговец, полагает, что добропорядочность соответ­ствует его собственным интересам, что хорошо выполненная ра­бота и верность своему долгу «вознаграждаются» и действительно «достойны» награды; следовательно, формируется этически раци­ональная этика справедливого воздаяния, близкая вообще, как бу­дет показано ниже, всем привилегированным слоям. Она им во всяком случае значительно ближе, чем крестьянам: последние по­всюду обращаются в веру «этического» воздаяния только после того, как магия искоренена другими силами, тогда как ремеслен­ники очень часто сами активно участвуют в ее искоренении. И бесконечно более близок этот тип религиозности мелкому бюр­герству, чем военным или крупным финансовым магнатам, эко­номически заинтересованным в войне и в столкновении полити­ческих сил — они меньше всего воспринимают этически рацио­нальные элементы религии. На ранней стадии профессиональной дифференциации ремесленники, правда, испытывают сильное вли­яние магических представлений, так как всякое специфическое, неповседневное, не повсюду распространенное «искусство» вос­принимается как магическая харизма, личная или, как правило, унаследованная, обрести и сохранить которую можно только с по­мощью магических средств. Эта харизма обособляет тех, кто ею

обладает, от общества обычных людей (крестьян) посредством табу, иногда тотемов, часто лишает их права владеть землей. Это прежде всего случается с выходцами из древних народов, обладающими определенным умением. Сначала их воспринимают в качестве «на­рушителей» повседневной жизни. Затем они предлагают свое ис­кусство как изолированные чужеземцы, обитающие в определен­ной местности, их особое положение превращает их в париев, а техника ремесла магически стереотипизируется.

Там, где это состояние изменяется, — а случается это обычно прежде всего в новых городских поселениях — ремесленник начи­нает более рационально, чем это когда-либо было свойственно крестьянину, мыслить о возможностях своего труда, Условия тру­да ремесленника — во всяком случае определенных профессий, в нашем климате особенно связанных с пребыванием в закрытом помещении (например, ткачества) — предоставляют ему достаточ­но времени и полную возможность для размышлений (именно поэтому, вероятно, в этой среде особенно распространено сектан-ство), что в некоторой степени и при известных обстоятельствах справедливо даже при наличии современных механических ткац­ких станков, не говоря уже о работе на ручном ткацком станке прошлых времен. Повсюду, где чисто магические или ритуалисти-ческие представления искоренялись пророками или реформатора­ми, ремесленники и мелкие бюргеры склонялись к своего рода рационалистическому в этическом и религиозном смысле отно­шению к жизни, правда, подчас весьма примитивному. Уже в силу самой своей профессии они являются носителями специфически окрашенного единого «жизненного поведения». Детерминирован­ность религиозности этими общими условиями существования ремесленников и мелких бюргеров отнюдь не однозначна. Китай­ские мелкие торговцы, весьма склонные к расчетам, не являются носителями рациональной религиозности; китайские ремесленни­ки, насколько нам известно, также нет. Они следуют, наряду с магическим учением, буддийскому учению о карме. Здесь прежде всего отсутствует рациональная религиозность, и, по-видимому, именно это обстоятельство влияет на бросающуюся в глаза недо­статочную рациональность их техники. Самого по себе существо­вания ремесленников и мелких бюргеров никогда не было доста­точно, чтобы создать этическую религию даже наиболее общего типа. Напротив, мы видели, как кастовое табу в сочетании с верой в переселение душ влияло на этику индийских ремесленников и стереотипизировало ее. Лишь там, где возникала общинная рели­гиозность, причем рационально-этическая по своему характеру, она, конечно, особенно легко могла находить сторонников имен-

281но в кругах мелких бюргеров, а затем в свою очередь при извест­ных обстоятельствах оказывать на них длительное влияние, как это действительно и происходило.

Что касается низших в экономическом отношении слоев, ра­бов и свободных поденщиков, то до сих пор они никогда не были носителями специфической религиозности. Рабы в ранних хрис­тианских общинах входили в состав мелкого городского бюргерст­ва. Ибо греческие рабы и, например, упоминаемые в Послании к римлянам люди Нарцисса (по-видимому, знаменитого император­ского вольноотпущенника) принадлежат либо к кругу достаточно обеспеченных и самостоятельно действующих должностных лиц или слуг очень богатого человека, либо, напротив, являются (по большей части) независимыми ремесленниками, которые выпла­чивают подати своему господину и надеются скопить достаточно денег, чтобы уплатить за себя выкуп, что было обычным явлением в античности и в России вплоть до XIX в.: они могли также быть государственными рабами, занимающими хорошее положение. Из надписей мы знаем, что многие из них были последователями религии Митры. Дельфийский Аполлон (как, несомненно, и дру­гие боги) действовал в качестве хранителя сбережений рабов, к этим кассам охотно обращались и из-за их сакральной неприкос­новенности — впоследствии они выкупали рабов на «свободу».

Дата добавления: 2015-08-05