Пират-Пиратка

В нашем классе кого только нет: и поляки, и евреи, и русские, и нацмены* разные. Даже один немец. Но наш, русский. Конечно, и украинцы. Но их не больше всех. Да мы и

не делимся. Все дружим, кому с кем нравится. Вот Маша Муравьёва – одна только у нас русская. Всегда какая-то растрёпанная. А всем в классе нравится.

У неё отец, как и мой, инвалид войны, только без одной ноги. Он и медник, и лудильщик, и жестянщик, и слесарь. На все руки мастер: что ведро починить, что новое сделать, что кастрюлю запаять… Но больше всего несут ему примусы налаживать. Это летом в Каменке главная вещь на кухне.

Но не потому, наверное, с Машей все дружат. Мы знаем, что Муравьёв был декабристом, как и наш каменский Давыдов. За простых людей старался, хоть и барин был. Потому, наверное.

Со мной тоже все водятся, считают за русского, хоть я и украинец. Из-за фамилии,

- - - - - - - - - - - - -

* Нацмен – сокр. национальные меньшинства.

наверное. В Каменке Чорновых – так в журнале классном переделали нашу фамилию на местный лад – больше нет, мы одни на всё местечко.

Вот Островских – треть класса. Они евреи все, хотя и не родственники. Татаринцевы тоже евреи. Но в нашем классе только один из них. Поляков тоже много. Например, близняшки Вера и Дина Дикуши. Красивые! Смотришь на них – глаза даже не моргают. Но и задаваки большие. Всё равно все с ними дружат. И ещё брат и сестра – тоже поляки. Он – больной. Однажды с ним прямо на уроке припадок случился. Но никто не смеялся и после не дразнился. Знаем, что это от перепуга сильного такая болезнь. При немцах, когда всех согнали смотреть на расстрел заложников, он так сильно испугался…

Смешные фамилии у некоторых местных. И тоже много одинаковых, потому что родственники. Вот мой товарищ с Николаевской Вовка Безверхий. Какого верха у него нет? Никто не ответит. А то ещё смешнее – Побивайбатько… Когда и за что побил своего отца казак, которому дали такое прозвище, ставшее потом фамилией?

Но над этим тоже никогда не смеемся. Наоборот, всегда помогаем во всём.

Большинство из нас в первом и втором классе числились среди переростков, которые должны были начинать учиться, когда мы под немцами находились. И догоняли своих одногодков уже после прихода наших. Как говорит отец, в ускоренном режиме обучения. Поэтому отличников было мало, всего трое: Володя Безверхий, Ида Островская и Гриша Ташлицкий. Вот он – непонятно кто: не то еврей, не то поляк. Но товарищ стоящий.

Ида очень хорошо училась. И со мной водилась. Может, потому, что с арифметикой у неё туговато получалось. А я задачки щёлкал, как орешки. И когда она просила – всегда ей помогал. Не решал за неё, а разъяснял. Не только потому, что она мне нравилась, а и как пионерский звеньевой. Хотя она из другого звена.

И вот когда после окончания учебного года мы получили табели, и у неё оказались одни пятёрки, она подарила мне щенка.

Как я обрадовался – не передать!

После немцев в местечке собак, считай, не было совсем. А своих щенков из мальчишек местечковых – ни у кого. А тут не просто щенок симпатичный, а ещё и охотничьей породы – легавая называется. Хоть и немецкая легавая – это отец определил – а всё равно мне сразу полюбился. Лопоухий такой, большими и малыми пятнами белыми и коричневыми.

Пиратом я его назвал. Правда, выяснилось, что это не Пират, а Пиратка. А до чего умной оказалась! Вот послушайте.

Мы с Васькой Шалимовым играли в цурки. Так здесь называют игру в чижика. Так вот, один бьёт битой по этому самому чижику, он и летит, как птичка, далеко от кона. А второй игрок должен или поймать чурочку, или попасть ею в кон. Тогда игроки меняются местами.

Вот увидала Пиратка, куда чижик полетел, помчалась за ним, принесла мне. Испортила игру.

Я её потрепал за ухо, сказал «нельзя». Она больше и не стала за палочками бегать. Стала крутиться около девчонок, которые обычно поблизости катали мячик по целому ряду лунок. Нужно в этой игре попасть в намеченную лунку из шести. Каждый раз в другую. Как эта игра называется, не знаю. Мы в свои, мальчишечьи игры забавлялись.

А у девчонок мячик частенько уходил в сторону, мимо лунок и далеко укатывался. Они же, балаболки, прежде, чем побежать за мячиком, долго спорили, кому это делать.

Пиратка однажды не выдержала и принесла лентяйкам мячик. С тех пор и караулила, когда он укатится: нравилось ей поноски носить.

И вот как-то несёт мяч девчонкам, уже близко от нас, а у Васьки удар неудачный получился по чижику, и чурка полетела почти над самой землёй. И – прямо по голове Пиратки. Да так сильно ударила, что собачонка даже упала. И хотя через минуту снова бегала как ни в чём ни бывало, через несколько дней я стал замечать, что Пиратка уже не такая весёлая, не ластится всякий раз, а вялая какая-то, даже не стало нравиться ей, когда за ухом чешу. А раньше от этой ласки прямо-таки таяла от восторга.

Мы сначала думали, что от удара она с ума сошла. А некоторые утверждали, что чумкой заболела. А Витька Шестопал так даже доказывал, что бешенством.

…В эти дни на нашей улице произошли два важных события. Первое – от шоссейки и до базарной площади выравнивали грейдером проезжую часть. Грейдер громадный, высокий, высотой под крышу нашего дома. А колёса металлические шириной со школьную тетрадку.

Мы, детвора, конечно, тут как тут. И Пиратка рядом. И вдруг ни с того ни с сего понесло её под колёса грейдера. Бредёт, как пьяная, ничего не соображает. Хорошо, недалеко от меня была – едва успел выхватить её чуть не из-под колеса. Сам чуть не угодил.

Вот уж наслушались мы ругани от дорожников…

А через несколько дней было воскресенье, большой базар. Народу понаехало из сёл…

Я стою и выбираю, чьих бы коней на водопой сводить, на Конскую баню. Уж больно мне нравилось верхом прокатиться, хотя и без седла. Стою, туда-сюда зыркаю. В сторону от нас, смотрю, Пиратка ковыляет по дороге, сама не знает куда.

Вдруг слышу со стороны рынка гам, крики. Глядь, несётся оттуда на полном скаку четырехколёсная бричка рессорная. Кони гладкие, откормленные. Видать, начальство какое приехало, может, председатель колхоза. А в бричке - никого. Понесла непривязанная упряжка, видно, кем-то сильно напуганная. Несколько человек бросились перехватить её – не получилось.

А у меня мысль, как молния: «Не раздавили бы Пиратку!». А то и сами под машину могли попасть, неожиданно выскочив на шоссейку.

И когда бричка поравнялась со мной, я не успел и сам сообразить, как в ней очутился. Дотянулся до места кучера, схватил вожжи. Тяну на себя изо всех сил, а толку никакого. А Пиратка, вижу, вот уже, недалеко, плетётся по самой середине дороги. Я от страха за неё и от усилий аж перекосился в сторону всем телом. Это и укротило напуганных коней: получилось, что из-за этого самого перекоса одну вожжину изо всей силы натянул, а правую, наоборот, ослабил. Тем самым «потребовал» поворота влево. Что кони и сделали, и, упёршись в забор, огораживающий чайную, остановились.

Тут и кучер подбежал, благодарить начал. А я не благодарностям его рад, не тому, что страх переборол в себе, а что Пиратка не пострадала.

Потом на несколько дней она с наших глаз пропала. Куда подевалась – неизвестно.

А тут мальчишки с соседней улицы, которым моя собачонка тоже нравилась, доложили, что она живёт под крыльцом того дома, куда мы за сливами лазили.

Побежали мы с Толиком Цыкало туда. Действительно, забилась в самый угол, не обрадовалась нам. Сбегали мы домой, принесли в консервной банке воды, хлеба немножечко и кроличьих косточек. Не стала ни есть, ни пить.

А через несколько дней умерла Пиратка.

Как жалко было потерять такого верного и доверчивого друга – не передать! Я даже плакал, хотя плачу редко.

Дата добавления: 2015-08-05