Будённовец

Шёл конец тысяча девятьсот сорок третьего года. Достоверных вестей о ходе войны не было. Доходили только скупые слухи, что фрицев бьют, что ско­ро придут наши.

И однажды ночью война пришла к нам. С востока, со стороны Москвы. Накануне вечером в наш большой двор, вокруг которого располагалось пять домов, заехала немецкая легковушка.

– «Опель-капитан», – определил отец. – Что-то с ней не в порядке.

Немцы и остановились, чтобы отремонтировать машину. Выкопали под ней глу­бокую яму, чтобы сподручнее было ремонтом заниматься. Но скоро стемнело...

Ночью я проснулся от встревоженного голоса мамы.

– Ну, отец, – говорила она. – Теперь жди фашистов... Как бы не случи­лось беды...

В комнате было совсем светло, почти как днём.

Я приподнялся в постели. В низкое окно было видно – вовсю полыхает «опель». С расплавленных огнём колёс падают крупные горящие капли.

– Подожди, мать... Здесь что-то не то, – успокоил её отец. – Никого нет... Смотри! – вдруг

____________

* Фольксдойчи – местные жители, немцы по национальности.

* Это мой муж (украинское).

удивлённо воскликнул он: – Да они сами её подожгли!

Действительно, в это время к машине подошёл один из приехавших на ней немцев и плеснул на легковушку из ведра. Пламя полыхнуло в несколько раз сильнее.

– Неужели наши наступают?! – высказала догадку мама.

Так оно и было. Где-то на окраинах местечка слышались орудийные раскаты.

Утром немцев и след простыл. Но и наших не было видно. Потихоньку, с опаской жители стали выходить из домов. Незаметно выскользнул и я на улицу.

Вся она была забита брошенными грузовиками, повозками без лошадей, полевыми кухнями и многим-многим другим. Так плотно, что через улицу не перейти.

Не протиснуться было сквозь тесно запруженную дорогу даже нам, пацанам.

От кое-что разнюхавших дружков услышал, что к нам прорвался наш танко­вый десант. Аж от Знаменки, большой узловой станции, что в сорока километ­рах. На шести танках. Только три немцы подбили-таки на окраине. А три погна­ли фрицев дальше, до спиртзавода и даже до Рудни. Там и остальные наши танки подбили. Потом кто-то видел красного командира, верхом на буланом коне.

Я побежал домой, поделиться новостями.

Во дворе мама отчитывала Шурку:

– Ну зачем он нам?! А кормить чем думаешь?

– Видела б, как он хлеб ел...

– Хле-еб... Да его нам не каждый день хватает. Жадно ел, говоришь? – спохватилась она. – Это хорошо... Поправится, значит.

И тут я увидел у стенки сарая коня. Хвост чёрный, а сам жёлтый-жёлтый, почти как спелая пшеница в поле.

«Буланый! Неужели тот самый, командирский?!»

Я подбежал к нему, хотел погладить по крупу. Но конь опасливо попятился.

– Осторожно! – остерёг брат. – Он раненый...

Как я сразу не заметил?! На левой задней ноге коня, поближе к хвосту, кровоточила широкая рваная рана. Видно, от осколка.

– Мам, пусть в сарае живёт, он всё равно пустой, – поддержал я Шурку. – Это нашего командира конь... А сена мы с пацанами достанем! Я видел, где есть.

– А-а, – махнула рукой она. – Как знаете...

Так Будённовец, как мы его тотчас назвали, остался на нашем попечении.

К великому огорчению, на третий день немцы возвратились.

Пацаны потихоньку рассказывали, что наши сумели пробиться только до станции, что в двух километрах. И все погибли. До одного.

Да, немцев полным-полно ещё было. А наша армия далеко пока.

Наводя порядок после возвращения, гитлеровцы ходили по домам, осматривали каждый уголок. Искали растащенное имущество своё, что побросали в панике, убегая от наших танков. Обнаружили и Будённовца.

– О! Карош лошатка! – отметил один из тех, кто шастал в нашем дворе. – Как ду*... как иво називайт?

– Будённовец... – ляпнул сдуру Шурка и тут же испуганно прикусил язык: как бы не досталось. – Конь, просто конь, – попытался он исправить оплошность.

Но немец, видимо, не понял, что конь так назван в честь Будённого, героя Гражданской войны.

– О, лошат будьёновский порода карош. Отшен карош. Будет виздоравливайт, возмьём германский армия.

– Как бы не так, – сквозь зубы процедил брат. – Разбежались...

Но немцы, по всему, забыли о Будённовце. А скорее всего, не до того им стало. Наши подходили всё ближе. Вскоре ночами стали видны отблески далёких пожаров, изредка доносился глухой рокот артиллерийской стрельбы.

Шурка дневал и ночевал около Будённовца. А я с соседскими мальчишками потихоньку таскал сено из недалекой немецкой конюшни.

Рана буланого быстро затягивалась. Видимо, помогало то, что мама несколько раз промывала её отваром каких-то трав. Прошло больше месяца. И вот, наконец, наши окончательно вытурили из Каменки немцев. Однако ещё довольно долго бои шли совсем недалеко. В двенадцати километрах от нас, как говорили взрослые, очень много немцев было окружено. Да никак не могли добить, не

__________

* Ду (нем.) – ты.

хватало сил. Неожиданно грянула сильная оттепель. Дороги раскисли, а техника ещё так их размесила, что машины солдатам

приходилось едва ли не на руках переносить.

­­ У нас всё это время жили десять связистов.

Они постоянно ходили на передовую, что было нелегко по непролазной грязище. Изредка, когда особенно везло, в один конец добирались на машинах.

Однажды пожилой усатый старшина, отогреваясь и обсушиваясь у печки после возвращения с переднего края, мечтательно произнёс:

– Эх, нам бы какую-никакую завалящую лошадёнку...

– А вы возьмите Будённовца, – предложил Шурка.

– Что ещё за будёновец?* – удивился старшина.

– Да тут он раненого коня подобрал. Выходили сообща, – пояснила мама.

Так Будённовец снова ушёл в армию.

А мы потом несколько лет катались на лыжах, подаренных нам старшиной. На настоящих солдатских лыжах, а не сделанных из клёпок деревянных бочек.

А ещё брат отдал мне подаренную ему старшиной почти новенькую суконную будёновку,** невесть как оказавшуюся в обозе связистов. С большущей красной звездой. Видать, командирская была.

Дата добавления: 2015-08-05