Уроки ненависти

В конце лета, в которое мы пришли в Каменку, местные власти по прика­зу немцев наметили школу открыть. Чтобы на свой лад учить.

Записывали в неё только мальчиков. А родителей тех, что в школу не шли, штрафовали.

Мне как раз приспело время учиться. Вот и пришлось записаться.

Хорошо, что ходить никуда не нужно было. Школа располагалась позади нашего дома. Совсем

------------------------------------------------------------------------------

* Завирюха (укр.) – вьюга, метель.

* Макуха (укр.) – жмых.

маленькое здание, всего четыре комнаты. Настоящая шко­ла далеко от нас, за переездом. Она большая, двухэтажная. Но там казарма сейчас. Немцы разместились, охранная команда.

Учеников на один класс только набралось – девятнадцать душ.

Учителем и директором школы оказался совсем дряхлый плюгавенький ста­рикашка. Пегие волосы вечно всклокочены у него, как соломенная крыша, раз­ворошенная ветром. Нос острый, как у ястреба. А глаза жёлтые, злые, туда-сюда зыркают. Росточка не-большого, чуть повыше меня. А злющий! У-у!

Откуда раздобыли такого злюку? Говорят, что в гимназии был учителем, ещё при царе. Немецкому языку обучал. А после где-то на селе счетоводом работал.

По классу всё время бегает без остановки, на ходу в тетрадки загляды­вает. Чуть что не так – толстенной линейкой по рукам! Да не по ладошкам, а с обратной стороны. Как даст-даст!

Мне, правда, не часто перепадало. Я читал хорошо ещё до школы. И ариф­метику знал. До тысячи умел считать. Вот с письмом похуже было. Чернил не достанешь нормальных, из ягод бузины делали. А в них всегда мух полно. Че­го они туда лезли? Как на мёд. А от них то и дело кляксы в тетрадке, хотя мы только палочки да кружочки писали.

Больше всего Костьке доставалось, моему соседу. Он соображает медлен­но. И вообще всегда о чем-то постороннем думает. За то и получал.

Пацаны говорили, что он больной на голову. Года три назад отец неча­янно разрубил её. Колол дрова, а топор возьми и сорвись с топорища. Да пря­мо по голове Костьке, что стоял напротив.

Врут, наверное. Разве с разрубленной головой выживешь? Хотя на его на­голо остриженной голове и в самом деле чуть ли не от носа и до затылка шрам был. Так что, может, и не врут. Спросить всё равно не у кого. Отец Костьки в Красной Армии. А он сам с дедушкой живёт. Неродным.

Жалко мне Костьку. По себе знаю, как больно, когда линейкой врежут. Первый раз у меня аж сердце зашлось. А тут каждый день лупцуют человека.

Один из последних дней сентября выдался тёплым, солнечным, весёлым. Обычно в это время картошку начинают убирать. А печёная картошка – такая вкуснятина! Поэтому, наверное, и не было Костьки на уроках. И ещё два пацана не пришли на занятия.

А следующий день оказался самым пасмурным для всего класса. Хотя солнце по-прежнему сияло ярко, весело.

Карла, как мы звали промеж себя нашего учителя-мучителя Ивана Карловича, смотрел на каждого волком. И ни один из нас не избежал в этот день его линейки-палки. Но больше всех, как и прежде, досталось Костьке.

Расходясь по домам, пацаны там и тут кучковались, зло перешёптывались. А Костька переходил от одной кучки ребят к другой и молча показывал свои распухшие руки. Когда мимо проходил, я расслышал его шёпот: «Убью! Всё равно убью!»

Хоть и не любил отец, когда жаловались на причинённые обиды, а не выдержал я, всё рассказал ему.

Обычно он сердился, внушал мне: «Что ж ты за мужчина?! За себя постоять не можешь! Не плакаться надо, а давать сдачи!»

В этот раз не стал меня отчитывать. Конечно, как дашь сдачи взрослому...

Долго молчал отец, гладил меня по голове. Потом не просто ответил – попросил: «Ты потерпи, Борис. Потерпи. Забрали б тебя из школы, чтоб не калечили твою душу. Так денег на штраф нет. И словечка замолвить за нас некому. Пришлые мы... Так что старайся уроки получше выполнять... Бог не выдаст – свинья не съест». И после тяжёлого вздоха добавил: «Вот придут наши – отдадим тебя в нормальную школу».

Следуя советам отца, больше недели я ни разу не разозлил Карлу. И уже забывать стал о его линейке.

Меньше обычного истязал он в эти дни и Костьку.

Костька же, хотя и вёл себя тихо, но, как оказалось, просто затаился на время.

Я почти всегда приходил в школу первым, так как жил ближе всех. И вот однажды вижу: тащит Костька что-то длинное, в ряднину завёрнутое. Идти ему тоже недалеко, их дом через дорогу от школы и наискосок. Идёт и всё время по сторонам оглядывается. А чего опасаться? При немцах люди без нужды старались на улице не появляться. А фрицы в эти места и вовсе не заглядывали.

Подходит ближе, смотрю, а это сабля у него в руках. Самая что ни на есть настоящая!

------------------------------------------------------

* Мабуть (укр.) – наверное.

* Шыбэнык (укр.) – висельник. В данном случае – сорвиголова.

– Где взял? – спрашиваю.

– Знаю где... – отвечает. – А ты смотри – никому...

– Дай подержать...

– На. Только быстро. Чтоб никто не видел.

Тяжёлой сабля оказалась. Как держат её конники в бою, я и двумя руками не смог.

Костька тут же забрал её, кое-как припрятал под партой.

Вот пришло время, начался урок. Я сижу как на иголках: что будет? А Костька не шелохнётся. Как баба каменная, что на окраине, на кургане раскопанном, на Покровской стороне.

Мы, когда добрались до Каменки, мимо неё проходили. Отец говорил, что тут где-то, в этих краях Киевская Русь начиналась. Давным-давным-давно. И такие бабы – как столбы пограничные...

Ну вот. Расходился наш Карла, опять придираться начал ко всем. А когда до Костьки очередь дошла, тот не стал выполнять обычную команду Карлы: «Руки на парту!», а выдернул саблю и замахнулся на опостылевшего, ненавистного мучителя.

Проворным вредина оказался, загородился линейкой.

Но, хоть и толстенная она была, а как спичка переломилась под ударом сабли.

Завизжал от неудачи Костька, заверещал с перепугу и Карла, как недорезанный поросёнок. И – ходу из класса.

Мы все притихли, как мыши. Что-то теперь будет? А Костька разревелся от обиды, что не хватило силы и умения с саблей справиться...

На следующий день родители не пустили меня в школу. А потом в ней разместился на постой какой-то «дикий батальон».

Что стало с Костькой и куда подевался Карла, не знаю. До самого прихода наших я не видел ни того, ни другого.

И в эту школу, которая прибавила нам всем, пацанам, ещё одну каплю ненависти к оккупантам и их пособникам, больше никто из нас не ходил.

Дата добавления: 2015-08-05