Робин гуды

У меня появился новый товарищ – Алик. Вообще-то его звать Алим. Он узбек. Вместе с матерью они в Каменке недавно. Приехали из Средней Азии. Их отец тяжело раненый лежит в госпитале в Смеле. Это город небольшой, от нас тридцать километров. Но там они жилья не нашли. Вот вся их большая родня в Узбекистане собрала деньги, и они купили дом в Каменке, сразу за домом бабы Перчихи, что через дорогу от нас. И к отцу ездят каждую неделю.

Мы с Аликом сразу сдружились, хотя он старше меня почти на год и ростом выше на целую голову. Другой бы не водился со мной. А он пацан что надо. Вот только по-украински не понимает нисколько. А я с ним по-русски объясняюсь. Так ему удобнее. Он по-русски кумекает. В школе научился.

У нас дома отец и мама, и Шурка с Женей по-русски разговаривают. Я дома – тоже. А на улице с дружками – по-местному.

Но не подумайте, что Алик со мной только из-за этого дружит. Он смелый, ничего не боится. И справедливый. Да и не жадный нисколечко. Не раз угощал нас урюком и кишмишем.

Урюк – так у них называются абрикосы сушёные. Я их страсть как люблю. Но здесь они – редкость. Его и кишмиш – это изюм такой – им из Узбекистана присылают. Они даже продают их.

У меня и у Алика есть настоящие сапёрные лопатки. И мы часто роем подземные ходы. Интересно...

Карманы мои всегда набиты всякой всячиной. Тут тебе рогатка, две крепкие бечёвки, патрон автоматный, от ППШ, самый настоящий, не стреляный. На него что хочешь выменять можно. А главное моё богатство – ножик складной! В нём шесть разных лезвий!

А ещё у Алика есть коза. Мы с ним выгоняем её пастись. Но это говорится только: выгоняем. Она умная. Всегда за ним, как привязанная, бегает. А если где отстанет, объедая с куста листья, то стоит Алику прокричать так: «Эге-ге-о!» – и она тут как тут. Это он её так приучил. Удобно. И коза пасётся, и мы своими делами занимаемся без опаски, что животина потеряется.

В посадке железнодорожной интересно. Там есть такие заросли, что наших подземных убежищ никто не отыщет. И для козы раздолье – полным-полно кустов жёлтой акации.

Вот как-то, копая очередной ход, заметили, что слива жёлтая поспевать начала. А когда Алик полез на дерево, обратили внимание, какие упругие у него ветки. Тут же, забыв о подземных работах, соорудили себе луки. Хорошие, крепкие. Вот только стрелы ровные никак не получались из веток, а потому и попадали не точно.

Вернувшись домой, мы по-всякому пробовали с ними: и наконечники железные из консервных банок делали, и перья птичьи пристраивали... А из рогатки всё ж точнее. Но не так интересно. Рогатки у каждого пацана, а тугие луки – только у нас. Как у Робин Гуда. Был такой меткий стрелок из лука. Против богатых боролся, а бедным помогал.

Как-то в начале лета Алик уехал в Смелу к отцу. А я от нечего делать влез на забор, за которым склады потребкооперации. Там шелковица росла. И не с чёрными, а с белыми ягодами.

А они сладкие-пресладкие!

Лакомясь прямо-таки тающими во рту ягодами, заметил с высоты какое-то длинное-предлинное строение, крытое, как некоторые сельские хаты, камышом. Вот из чего стрелы делать!

Забыв о ягодах, быстренько скатился в незнакомый двор. Оказалось, это ледник. Правда, старый, заброшенный.

Надёргав десятка два подходящих камышин, решил выйти через ворота, на другую улицу. И тут увидел, что складское здание занято не всё, только одни двери на замке. Значит, можно сюда лазить...

И вот как обернулся этот случай.

На другой же день мы вместе с Аликом решили, пока ещё туда можно ходить свободно, набрать побольше камышин, запастись впрок. Когда выбрали подходящие с нижнего края, Алик потянулся повыше и... провалился вниз. Ушибиться не ушибся, упал на толстый слой соломы. Сверху она была сухая, а дальше – прелая и даже совсем мокрая. Это Алик обнаружил, выкарабкиваясь наверх. Неудачно ухватившись за подгнившую доску стенки, он поскользнулся и, поднимаясь, вдруг как закричит:

– Лёд! Лёд!

– Чего разорался? – говорю. – Услышит кто – погонят.

– Так лёд же!

– Ну и что? Льда не видел, что ли?

– Не понимаешь?! Жара ведь! А тут – лёд...

...Дом Алика – прямо напротив базарной площади. И в выходные дни не только около них, но и ещё у нескольких домов всегда стояло полно подвод приехавших на базар сельчан. Даже у нас, хотя наш дом и в стороне малость, чуть ли не в стёкла окон упирались дышла пароконных повозок. И в жаркие дни отбоя не было от желающих напиться.

Ленка и Женя в такие дни старались удрать из дома пораньше, чтобы не бегать на соседнюю улицу к колодцу. А мне при моём росточке полное ведро не донести.

– У нас воду продают на базаре, – имея в виду Среднюю Азию, пояснил Алик. Он выговаривал смешно: "бозор", так это слово, оказывается, звучит по-узбекски. – А тут – со льдом...

Действительно, на рынке людям негде напиться. В одном только ларьке в местечке морс продавали. Да и то не на самом рынке, а около почты. Далековато идти. Коней пацаны с удовольствием на водопой гоняли на речку. Потому как верхом. А вот людям хуже приходилось.

И в ближайший же базарный день, взяв кружку и два ведра, одно мы наполовину наполнили ополоснутым льдом, а второе – доверху колодезной водой. Мы его вместе с Аликом несли. А то, где лёд, – он в другой руке.

Чуть только припекло солнце, над гудящей толпой разнёсся певучий призыв Алика:

– Кому-у воды-ы?! Сла-адкая вода-а! Со льдо-ом!

Тут же нашлись желающие.

– Продаёшь, что ли? – недоверчиво спрашивали некоторые.

Конечно, непривычно для наших мест. Но жара одолевала.

– Рубль от пуза! Бери – не пожалеешь...

Брали многие.

Три раза в этот день мы бегали к колодцу. И к закрытию базара у нас в карманах оказалось почти пятьдесят рублей. Немалые деньги!

Живая курица стоила пятнадцать рублей, а ведро картошки – пять.

Алик разделил деньги по-честному. Себе взял двадцать рублей, остальные мне отдал. Потому что это я ледник нашёл. И вёдра наши. Так что отказывать­ся я не стал. Чего ради? Тем более они лучше нас живут.

В следующий базарный день мы ещё больше наторговали. Потому что ещё од­ну кружку взяли. Так быстрее дело шло. Да и привыкать начали к нам.

Но мы не жадничали: инвалидов войны бесплатно поили. Кому сколько влезет.

Калек на рынке полно, особенно в базарные дни. И на костылях, и на разных колясках. Не говоря уже о слепых или безруких. А совсем безногие – на низких деревянных повозочках, у которых вместо колёс – большие шарико­подшипники, как на моёмсамодельном самокате.

Неудобно на таких повозках передвигаться. Потому что отталкиваться ру­ками приходится. А руки до земли еле достают. Вот и приспосабливаются: у ко­го – толстыекожаные чехольчики на руках, удругих – деревянные досточки с ручками, как у штукатуров.

Больше всего я жалел одного такого безногого. Дядю Васю. У него на груди – медаль"За отвагу". Он никогда не плакался, не ругался, не бывал пьяным и не просил милостыню. Зарабатывал. У него впереди на повозочке сто­ял узкий ящичек, а в нём – билетики, предсказывающие судьбу. Их вытаскивал желающимручной полосатый попугайчик. За два рубля.

На лапке птицы – тоненькая цепочка, чтоб не улетел. К ящику прикрепле­на. Но он ине пробовал улетать. Всем вытаскивал счастливые билетики. Мы его тоже бесплатно поили.

Я не тратилна гадания денег. Не потому, что не верил билетикам или денег жалел. Нет! Толькочего гадать?

Я итак знал, что впереди в жизни – только хорошее. Войне бы побыстрее конец...

На третий выходной соперники у нас появились. Три брата Татаринцевых. Они тоже живут впритык к рынку. И колодец у них во дворе. Но в нём вода не такая вкусная. И безо льда. Так что у нас лучше брали.

А потом задождило. Жара спала. Да и нам надоело с вёдрами с другой ули­цы таскаться.

Алик не только в первый раз взял меньшую долю. И потом оба раза мне бо­льше отдавал. Всего набралось у меня восемьдесят пять рублей. Я их не тра­тил. Не считая того, что один раз пирожок себе купил. С мясом. За два рубля. А эти деньги задумал для одного дела приберечь.

Отец в армии. С конца мая. Он добровольцем пошёл. Ведь у него белый би­лет по болезни. Но добровольцем взяли. Только рядовым: какой из больного ко­мандир?!

Он уже три письма успел прислать. Что его в автоматчики определили, что их пока в бой не пускают, учат воевать. Хотя кого учить? Он сам был старшим лей­тенантом до болезни. Но в армии не спрашивают... Пишет ещё, что их во­зили на экскурсию на родину Тараса Шевченко. Это поэт украинский. Против ца­рей выступал. Давным-давно жил, ещё до того, как отец родился. Может, ещё до бабушки моей... Нашли время – по экскурсиям разъезжать! Фашистов бы побыстрее били! Все люди ждут, когда их вытурят окончательно в ихнюю Германию, и Гитлера повесят. И не только ждут. Помогают армии, чем могут.

Даже мы, пацанята, и то фронту помогаем. Кто как может.

Посылки разные посылаем солдатам: теплые вещи там, табак, кисеты, бумагу для писем. А то разный металлолом собираем – медь, бронзу, латунь, железо. Покорёженные радиаторы от машин, снарядные гильзы, подшипники баббитовые. Но медь и ла­тунь нужнее всего. Из них гильзы делают. Для снарядов пушечных, для писто­летов и винтовок, для автоматных патронов...

Ещё мы подписывались на займы, некоторые сдавали деньги в Фонд обороны. На эти деньги строят самолёты, танки, орудия... Вот я и задумал, чтобы на заработанные с Аликом деньги автомат сделали для отца. И надпись на нём: "Бей фашистов!"

Пошёл в комиссию, которая деньги эти собирает. А там тётенька незнакомая. Послушала меня, посчитала деньги, что принёс, помолчала, потом говорит:

– Это очень хорошо, что ты решил армии нашей помочь. Только не хватит здесь на автомат.

– Много ещё нужно? – спрашиваю.

– Как тебе сказать?.. Знаешь загадку про гусей? Так вот, нужно ещё столько, ещё полстолька и четвертьстолька... И то еле-еле на пол-автомата наберётся. А из половины автомата не постреляешь.

И увидев, что я вот-вот готов разреветься от огорчения, ласково похлопала по плечу:

– Да ты не расстраивайся. Ведь и другие помогают.

– Да-а! Алик свои деньги на гостинец отцу потратил... Он в госпитале, в Смеле.

– Ну не сошёлся же свет на тебе с Аликом, – удивилась тётенька. – В стране нас много, миллионы... – и добавила: – А ты напиши отцу о своём взносе. И что сам деньги заработал. Вот он обрадуется! Ещё лучше воевать будет.

Я так и сделал.

Дата добавления: 2015-08-05