Первые километры

Итак, война заполыхала там, где она была порождена.

Командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии Черняховский, командный пункт которого теперь находился в районе Юрбаркаса, решил прорвать вражескую оборону на территории Восточной Пруссии группировкой войск 5-й и 11-й гвардейской армий на 20-километровом участке, а затем последовательным вводом в сражение подвижной группы и мощных сил второго эшелона фронта развить успех в общем направлении на Гумбиннен, Инстербург. 39-й армии ставилась задача, выдвинувшись в полосу своего левого соседа — 5-й армии, войти в сражение на второй день наступления ударной группировки фронта, прорвать оборону противника и наступать в направлении Наумиестис, Пилькаллен, Хенснишкенен.

Времени для подготовки к прорыву у нас было совсем мало. Все мероприятия по приему и вводу в строй пополнения, по разведке обороны противника, организации партийно-политической работы были перенесены в соединения и части и проводились одновременно с перегруппировкой и сосредоточением войск на новом рубеже. Военный совет, штаб и политотдел оказывали конкретную помощь командирам и политработникам в перегруппировке войск, подвозе боеприпасов и материальных средств, в подготовке личного состава к наступательным боям. Все трудились на пределе физических сил, не думая об усталости: ведь предстояло бить фашистского зверя в его собственной берлоге!

На протяжении сотен лет Восточная Пруссия являлась оплотом самых реакционных сил, направленных [222] против славянских и прибалтийских народов. После установления фашистской диктатуры в Германии она стала плацдармом для агрессии против Советского Союза. Отсюда гитлеровские полчища ринулись на нашу страну 22 июня 1941 года.

Немецко-фашистское командование создало здесь глубоко эшелонированную систему укреплений из многих оборонительных полос, с большим количеством промежуточных рубежей, отсечных позиций. Все города и населенные пункты до хуторов включительно были подготовлены к круговой обороне, прикрывались минными полями и проволочными заграждениями, в систему обороны включались все водные рубежи, лесные массивы, многочисленные каналы, озерные дефиле, болота.

Ведомство Геббельса и фашистское командование в попытках укрепить моральный дух войск и населения прибегали к яростной шовинистической пропаганде. В ход было пущено запугивание, что с потерей Восточной Пруссии погибнет вся Германия, а немцев ожидает поголовное истребление. Гитлер приказывал: «Каждый бункер, каждый квартал немецкого города и каждая немецкая деревня должны превратиться в крепость, у которой противник либо истечет кровью, либо гарнизон этой крепости в рукопашном бою погибнет под ее развалинами... В этой суровой борьбе за существование немецкого народа не должны щадиться даже памятники искусства и прочие культурные ценности. Ее следует вести до конца»{8}.

Демагогией, жестокими репрессивными мерами немецко-фашистскому руководству удалось заставить солдат, фольксштурмовцев, отряды гитлерюгенда сражаться с отчаянием обреченных. Утверждалось, что советские войска не. смогут преодолеть «неприступные укрепления Восточной Пруссии».

Поэтому, используя в морально-политической подготовке исключительный энтузиазм войск, мы вместе с тем разъясняли воинам, что наступать будет очень трудно и к этому надо готовить, как никогда, тщательно и себя, и оружие.

Митинги и собрания в частях и подразделениях, как и обращения Военных советов фронта и армии, накануне наступления нацеливали воинов именно на преодоление [223] предельно насыщенной обороны, ожесточенного сопротивления гитлеровских солдат, в большинстве своем пруссаков.

Утром 16 октября 1944 года начался штурм восточнопрусских укрепленных позиций. После двухчасовой артиллерийской и авиационной подготовки войска 5-й и 11-й армий перешли в наступление.

На следующий день, форсировав реку Шешупе, к ним присоединились войска нашей армии. С первых минут завязались упорные бои за каждую траншею, каждый дот. Но ничто не могло остановить наступательного порыва наших воинов. Одиночным бойцам и мелким подразделениям оказывались по плечу задачи, которые в иных условиях решались большими силами.

Одной из первых форсировала реку и ворвалась на вражескую территорию 1-я стрелковая рота 56-го гвардейского полка 19-й гвардейской дивизии во главе со старшим лейтенантом Буераковым, а в ней особенно отличилось отделение младшего сержанта Артемова. Командир полка подполковник Кальченко, наблюдавший действия роты и отделения, направил, как это практиковалось в таких случаях, записку отделению Артемова. В ней говорилось: «Дорогие бойцы! Поздравляю вас с отличным выполнением боевого задания по форсированию р. Шешупе и переходом государственной границы. От лица службы выношу благодарность и представляю всех к высокой правительственной награде. Ваш подвиг будут помнить наша Родина и мы, ваши боевые друзья».

Героический подвиг совершил комсорг 4-й роты 1134-го полка 338-й дивизии рядовой Иван Афанасьевич Шошин. Он первым ворвался в траншею противника, в рукопашной схватке уничтожил нескольких гитлеровцев. Дальнейшему продвижению роты мешал огонь 6-амбразурного дота, подступы к которому были плотно заминированы. На призыв командира роты старшего лейтенанта Козлова, кто добровольно возьмется уничтожить вражеский дот, первыми откликнулись комсорг Шошин, комсомольцы Дмитриев и Иванов.

Отважные воины под огнем противника продвигались к цели короткими перебежками и ползком. На пути вражеским пулеметчиком был сражен комсомолец Иванов. Шошин настойчиво продолжал ползти, а Дмитриев его прикрывал. Приблизившись к доту, комсорг метнул гранату в амбразуру и заставил замолчать один из пулеметов. [224] Затем гранаты Шошина и Дмитриева полетели в остальные амбразуры. В это время подоспели еще три бойца, посланные командиром роты. Взрывчаткой и противотанковыми гранатами была вырвана стальная дверь дота. Полтора десятка гитлеровцев, ошеломленных внезапным и смелым ударом, сдались в плен. Рота и батальон продолжили наступление. К концу дня были захвачены еще два вражеских дота.

Отважный комсорг героически сражался и на следующий день, был тяжело ранен в бою за населенный пункт Гросс-Варупенен. Во время атаки в глубине обороны противника он забросал вражескую траншею гранатами, уничтожил станковый пулемет вместе с расчетом.

О подвигах кандидата в члены партии Ивана Шошина, колхозника из села Сударево, Вознесенского района, Горьковской области, имевшего восемь ранений, стало известно всему личному составу. О нем писали боевые листки, дивизионная и армейская газеты.

23 октября Москва салютовала войскам 3-го Белорусского фронта, которые прорвали долговременную, глубоко эшелонированную оборону противника и вторглись в пределы Восточной Пруссии на 30 километров в глубину и 140 километров по фронту. В числе отличившихся при прорыве вражеской обороны войск в приказе Верховного Главнокомандующего были названы и соединения нашей армии.

Прорыв укрепленного района создал для гитлеровского командования серьезную угрозу. Оно было вынуждено перебросить в Восточную Пруссию четыре танковые дивизии, в том числе такие отборные, как «Герман Геринг» и «Великая Германия». Войска славной группировки нашего фронта оказались скованными контратаками противника, в которых участвовало до 500 танков и штурмовых орудий, несколько пехотных дивизий. Возросли потери наших войск.

Для успешного проведения дальнейших наступательных действий требовалась новая всесторонняя подготовка. С разрешения Ставки Верховного Главнокомандования командующий фронтом И. Д. Черняховский 27 октября отдал приказ о переходе войск к обороне.

Передышка была использована для того, чтобы закрепить завоеванные рубежи, накопить достаточные силы и резервы для решительного удара. Вместе с тем приходилось отражать контратаки врага, пресекать его [225] попытки вести активные действия. Так было 27 ноября в полосе нашей армии, когда после 45-минутной артиллерийской подготовки гитлеровцы перешли в наступление из района города Пилькаллена и нанесли удар в стык между 17-й и 91-й гвардейскими дивизиями. Врагу удалось потеснить подразделения 17-й гвардейской дивизии на глубину 500 метров. Однако стремительным ударом второго эшелона дивизия к концу дня отбросила противника на исходное положение. Враг оставил на поле боя до 800 трупов, 27 танков и много другой боевой техники.

* * *

Вступление наших войск на территорию Восточной Пруссии потребовало активизации партийно-политической работы. Руководствуясь документами ЦК ВКП (б), директивами Главного политического управления РККА, а также указаниями Военного совета и политуправления фронта, мы должны были учесть в этой работе ряд новых факторов. Сошлюсь на некоторые примеры.

Известно, что на протяжении всей Великой Отечественной войны у нашего народа, воинов Красной Армии воспитывалась справедливая ненависть к фашистским захватчикам. Однако теперь, при вступлении на территорию Восточной Пруссии, нельзя было допустить, чтобы это чувство, законное в отношении насильников и убийц, переносилось на местное население, на все немецкое.

Военный совет обсудил этот вопрос и обязал командиров и политорганы соединений усилить разъяснение освободительных целей Советской Армии, несшей избавление от фашистской тирании и немецкому народу. Предлагалось также принять меры к недопущению имевшихся, к сожалению, фактов напрасной порчи и разрушения имущества, сооружений и предприятий на занятой территории. Надо было разъяснять при этом, что среди брошенного немецким населением имущества было много награбленного и вывезенного гитлеровцами из оккупированных районов Советского Союза. Это мы увидели собственными глазами при овладении уже первыми населенными пунктами Восточной Пруссии.

К примеру, вот как выглядел хозяйственный двор одного юнкера. Оказавшись здесь, бывший бригадир колхоза из села Широкое Курской области гвардии ефрейтор Никифор Петрович Калашников сразу определил, [226] что большинство машин, расположенных на дворе, советского производства. Сеялка имела клеймо Ростсельмаша, та же марка стояла на конных граблях. Молотилка изготовлена руками рабочих Гомеля, а в доме хозяина обнаружили дубовые столы и кресла, сделанные на минской мебельной фабрике. К тому же оказалось, что и новые хозяйственные постройки сооружались руками советских людей, угнанных в фашистское рабство.

В фольварках и городах Восточной Пруссии и позднее мы находили большое количество произведений искусства с инвентарными номерами советских музеев, домов культуры, клубов. Мы видели украинские рушники и смоленские полотенца, изготовленные из льняного полотна, женские пальто, пошитые на швейной фабрике в Витебске, обувь, изготовленную на ленинградском «Скороходе».

И раньше было известно, что, захватывая советскую землю, гитлеровцы отправляли в фашистский рейх эшелоны с награбленным имуществом. Теперь мы наглядно видели результаты грабежей и разбоя оккупантов.

Естественно, что все это имущество надлежало возвратить законному хозяину — советскому народу. И было бы кощунством уничтожать его лишь по той причине, что оно находилось на территории врага. Вот почему так по-хозяйски осматривал колхозник ефрейтор Калашников брошенное прусским помещиком имущество. Он, русский человек, многое видел на своем веку. В 1914 году молодой крестьянин был призван в царскую армию, провел несколько лет в окопах на русско-германском фронте, потом ушел с оружием в руках защищать Советскую власть. Одним из первых вступил в колхоз. Был уважаемым в селе человеком, депутатом сельского совета. Никифору Петровичу перевалило за пятьдесят, когда началась Великая Отечественная война. Сначала он отправил на фронт двух сыновей — Тихона и Ивана, а потом и сам, простившись с женой и тремя дочерьми, ушел добровольцем на фронт. Сначала был санитаром. Под Ржевом вынес с поля боя девятнадцать раненых бойцов и офицеров, был дважды ранен. Во время наступательных боев попросил командование назначить его в пулеметную роту.

Десятки гитлеровцев полегли от меткого огня его пулемета. Более трех лет прошагал в составе войск 39-й армии Никифор Петрович — был стойким в обороне, отважным [227] в наступлении. И вот теперь дошел до земли прусской. Три года мужественно сражались и его сыновья: танкист майор Тихон Никифорович стал Героем Советского Союза, артиллерист Иван Никифорович был награжден к тому времени орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». Много пришлось пережить тревог Никифору Петровичу, когда его родное село оказалось оккупированным гитлеровцами. Фашисты убили жену старшего сына Тихона Тамару только за то, что ее муж был офицером Красной Армии. Потом, после Курской битвы, пришло освобождение — жена и старшие дочери вернулись к колхозной жизни. Трудно им, но Никифор Петрович знал твердо — близок конец войны и он, выполнив солдатский долг, скоро вернется для мирного труда в свой колхоз.

После того как воины армии оказались в отрыве от родной земли и лицом к лицу встретились с чуждым миром, еще более возросло значение их политического воспитания. Особенно актуально это было в отношении коммунистов, так как через них, через партийные организации в ротах и батальонах обеспечивалось политическое влияние на весь личный состав.

Довольно эффективной формой повышения политических знаний коммунистов, в первую очередь молодых, в той обстановке стали политшколы, организацию которых рекомендовало Главное политическое управление Красной Армии. У нас они создавались в батальонах и дивизионах в составе 10–20 слушателей — членов и кандидатов в члены партии из числа сержантов и рядовых. Занятия проводились один-два раза в неделю политработниками полкового и батальонного звена с целью дать молодым коммунистам самые необходимые знания по истории ВКП(б), Программе и Уставу партии, ознакомить с задачами и особенностями партийно-политической работы в боевых условиях.

Помню, воины-коммунисты стремились попасть в политшколы, а став слушателями, охотно посещали занятия, старательно к ним готовились. Само название — «политшкола» — звучало в боевых условиях как-то особенно солидно, я бы сказал, привлекательно.

Хорошо зарекомендовали себя передвижные парткабинеты, возглавлявшиеся агитаторами политотделов соединений. Для них выделялись автобусы, небольшие библиотечки политической и военной литературы, подшивки [228] газет, журналы, географические карты, наглядные пособия. Выезжая в полки, кабинеты организовывали лекции, проводили консультации для партийного и комсомольского актива, агитаторов, руководителей политшкол.

Повысилась актуальность также культурно-просветительной работы среди воинов. Песня и фильм, книга и газета здесь, вдали от родных мест, влияли на людей, так сказать, с повышенным КПД. Да и переход к обороне давал больше возможностей для удовлетворения духовных, культурных запросов, которые никогда не иссякали у воинов.

Учитывая все это, Военный совет заслушал на своем заседании доклад начальника политотдела армии Н. П. Петрова об усилении политической и культурно-массовой работы в войсках.

Были приняты меры по значительному улучшению информации личного состава о жизни советского народа, доставки газет и литературы, демонстрации кинофильмов. Больше стало читаться интересных лекций и докладов, в том числе силами созданной при политотделе армии нештатной лекторской группы, в состав которой вошли члены Военного совета, руководящие работники политотдела и штаба.

Понятно, это прибавило забот отделению агитации и пропаганды политотдела армии, но его возглавлял опытный и инициативный политработник подполковник В. С. Осьминин, и свои возросшие задачи наш агитпроп выполнял успешно.

В частях активизировалась художественная самодеятельность, новую программу подготовил армейский ансамбль песни и пляски, очень ко времени пришелся приезд концертных групп московских артистов. Так, с успехом тогда проходили концерты бригады артистов Московского цирка во главе с Б. П. Вяткиным. Дружными аплодисментами откликались воины на выступления Бориса и Софьи Вяткиных, Елизаветы Кукиной, акробатов Почиталова и Калашникова, исполнительницы народных песен Мерцаловой. За короткий срок бригада дала около 30 концертов.

И на этот раз, как и всегда в периоды подготовки войск армии к активным наступательным действиям, вместе с нашими воинами были представители советского [229] искусства. Они вносили в солдатскую массу дух бодрости, оптимизма, вдохновляли бойцов и командиров на подвиги во имя Родины. Патриотический труд артистов на фронте был очень нелегок, связан с опасностями, и я вспоминаю о нем с чувством большой благодарности.

Между тем начало решающих боев приближалось. Общая их цель состояла в том, чтобы отсечь всю восточнопрусскую группировку от остальных сил врага, расчленить и уничтожить ее по частям. Решением Ставки Верховного Главнокомандования к проведению Восточно-Прусской операции привлекались 2-й и 3-й Белорусские фронты, часть сил 1-го Прибалтийского фронта. Им содействовал Краснознаменный Балтийский флот. Войскам 3-го Белорусского фронта предстояло нанести удар в направлении Инстербург, Велау, разгромить тильзитско-инстербургскую группировку противника и в дальнейшем развить наступление на Кенигсберг.

По приказу командующего фронтом 39-я армия наносила главный удар своим левым флангом в общем направлении Пилькаллен, Тильзит. Ближайшей задачей ей ставилось прорвать оборону на 8-километровом участке и, развивая наступление в северо-западном направлении, разгромить противника в районе Сударги, Пилькаллен, Рагнит. В дальнейшем предстояло во взаимодействии с 5-й армией уничтожить тильзитскую группировку, овладеть городом Тильзит. Наступление назначалось на 13 января 1945 года.

Надо сказать, погодные условия для активных наступательных действий были неблагоприятными: как всегда в это время, здесь господствовали снегопады и метели, ежедневно с Балтики тянулись густые туманы. Но Верховное Главнокомандование торопило с наступлением. Позднее стало известно, что как раз в эти январские дни на западе в тяжелом положении оказались англо-американские войска, которым в результате контрнаступления немцев в Арденнах грозила катастрофа, и требовалось ударом с востока оттянуть оттуда силы Гитлера. Черчилль просил оказать помощь, и наша Ставка, верная союзническому долгу, назначила наступление ранее намечавшихся сроков.

С получением боевой задачи подготовка частей и соединений к наступлению стала еще более интенсивной и насыщенной. [230]

Личный состав обучался на специально оборудованных учебных полях, воспроизводивших главные элементы вражеской обороны. Эти поля находились в тыловых районах дивизий вне досягаемости артиллерии и минометов противника. Дело в том, что гитлеровцы очень нервничали и часто проводили, особенно в первые дни января, огневые налеты по местам, в которых они предполагали скопление наших войск.

Много внимания уделялось отработке взаимодействия стрелковых частей с танками и артиллерией при прорыве обороны и ведении наступательных боев в ее глубине. Заместитель командарма генерал-майор Н. П. Иванов с группой офицеров штаба, служб и политотдела безвыездно находился в войсках, проходивших подготовку на учебных полях и полигоне.

Шло интенсивное изучение характера обороны и группировки войск противника в полосе армии. Тактическая зона обороны была разведана и авиацией фронта сфотографирована на всю глубину, достигавшую 12–15 километров. Она состояла из двух полос. В первой полосе, на рубеже Шилленен, Пилькаллен, имелось большое количество дзотов и еще больше каменных зданий, подвалы которых с железобетонными перекрытиями являлись надежными укрытиями, приспособленными под огневые точки. Обе полосы прикрывались многорядными проволочными заграждениями, минными полями, эскарпами, завалами, всякого рода «сюрпризами». Все населенные пункты и даже отдельные дома были подготовлены к круговой обороне. На всех важных направлениях в качестве огневых точек широко использовались танки и штурмовые орудия. Особенно мощными являлись оборонительные рубежи на реках Инстер и Дайме.

Все эти полученные разведкой и многократно перепроверенные данные, схема главной полосы обороны противника были доведены до войск. К началу наступления командиры подразделений могли в любой момент по памяти доложить характеристику обороны и состав сил противника на своем участке.

Весьма сложно было скрытно осуществить материально-техническое обеспечение предстоящего наступления. Дело тут не сводилось только к ограничению дневного движения транспорта. Помню, при допросе командира немецкого 53-го армейского корпуса Гольвитцера в начальника его штаба Шмидта, плененных под Витебском, [231] мы спросили, знали ли они о нашей подготовке к наступлению.

— Точного времени начала наступления мы не знали, — ответил тогда полковник Шмидт, — но то, что оно готовится и скоро начнется, знали. Признаками этого было прекращение работы ваших радиостанций и дневного движения транспорта.

Мы учли этот опыт. На армейских и дивизионных дорогах, которые в отдельных местах просматривались противником, количество проходящих днем автомашин не уменьшалось. Не менялся и режим радиостанций: они действовали по обычному графику, правда эфир заполнялся ложной информацией.

С нарастающей интенсивностью проводилась партийно-политическая работа. Военный совет и политотдел армии стремились к тому, чтобы в ней целеустремленно и полно учитывались специфические условия, связанные с боевой деятельностью войск на вражеской территории и ожесточенностью сопротивления гитлеровцев. Как никогда, велика была роль партийных и комсомольских организаций частей и подразделений, их влияние на личный состав. В связи с этим особое внимание было уделено работе с парторгами и комсоргами полков, батальонов и дивизионов, тем более что в большинстве своем это были молодые коммунисты (например, две трети парторгов батальонов имели стаж партийно-политической работы менее года). При политотделах всех трех корпусов нашей армии были проведены десятидневные сборы парторгов батальонов и дивизионов, а при политотделе армии — пятидневные сборы парторгов полков. Основное содержание занятий на сборах сводилось к обобщению опыта партийно-политической работы в боевой обстановке и обеспечения передовой роли коммунистов. Занятия проводили командующий, члены Военного совета, командующие и начальники родов войск и служб, работники штаба и политотдела. Сборы многому научили наш партийный актив, и в дальнейшем мы в этом имели возможность убедиться.

Как я уже отмечал, личный состав нашей армии по возрасту был очень молодым. И среди пополнения, прибывшего в соединения и части перед Восточно-Прусской операцией, большинство составляли тоже молодые солдаты. Этим определялось значение комсомольских организаций в войсках, а значит, и подготовки комсомольских [232] работников — лейтенантов, сержантов, рядовых. Самым лучшим учителем комсомольских вожаков был опыт их товарищей, приобретенный в боях. Военный совет и политотдел армии требовали, чтобы политорганы, дивизионные и армейская газеты постоянно обобщали и пропагандировали положительные примеры комсомольской работы. Сошлюсь только на один из таких примеров. В армейской газете «Сын Родины» был опубликован поучительный материал о комсорге полка гвардии капитане Александре Суворове, вологодском парне. Александр начал свой боевой путь в армии, когда она еще вела бои за освобождение Калининской области. Был отважным пулеметчиком, активно участвовал в комсомольской работе. После окончания курсов политработников назначен комсоргом гвардейского полка. В одном из боев под Витебском молодой комсорг в числе первых ворвался во вражескую траншею, сражался врукопашную, а когда был ранен командир, возглавил роту. Ордена Красного Знамени, двух орденов Отечественной войны I степени был удостоен комсомольский вожак за мужество и отвагу. Газета призывала молодых воинов брать пример с таких своих товарищей, как комсорг Суворов.

Мне запомнился семинар комсомольских работников, проведенный политотделом армии в последние дни 1944 года. На нем присутствовало 33 комсорга полков и 14 помощников начальников политотделов по комсомолу. Здесь тоже пристальное внимание было уделено анализу опыта лучших комсоргов полков — Дружинина, Ляхова, Савченко, которые в Таурагской операции и в последующих боях умело руководили комсомольскими организациями, обеспечивали непрерывность и оперативность в их работе, сами проявляли инициативу и находчивость в боевой обстановке. Командарм и я выступали на этом семинаре, рассказали, как надо готовиться к предстоящим наступательным боям, поставили задачу перед комсомольскими организациями — за время до наступления максимально активизировать работу снайперов, войсковых разведчиков, истребителей танков.

Семинар заканчивался 31 декабря, и мы решили с Иваном Ильичом провести новогодний вечер вместе с комсомольцами. Удивительно дружеской и сердечной была эта встреча представителей двух комсомольских поколений! На прусской земле, в помещичьем фольварке звучали народные русские и украинские песни, песни [233] Великой Отечественной войны, шел задушевный разговор комсомольских активистов со старшими боевыми товарищами... Получилась, можно сказать, лирическая часть семинара, которая, я уверен, не стерлась в памяти ее участников.

В этой непринужденной обстановке я еще ближе познакомился со многими комсомольскими вожаками. Выделялся среди них своим задором старший лейтенант Хасан Бектурганов, недавно назначенный помощником начальника политотдела 19-й гвардейской дивизии по комсомолу. Он с юношеским упоением пел песни, рассказывал какие-то веселые истории. Глядя на Хасана, нельзя было подумать, что позади у него суровая фронтовая дорога. Он был тяжело ранен под Москвой и прибыл в нашу армию из госпиталя. Комсоргом 54-го гвардейского полка участвовал в боях за освобождение Духовщины, и его часто видели в передовых цепях наступающих батальонов. Отличился Бектурганов и при освобождении Витебска, когда вместе с танковым десантом одним из первых форсировал Лучесу. В дивизии ценили его не только за отвагу и храбрость, но и как энергичного организатора молодежи, много сделавшего по воспитанию у воинов-комсомольцев чувства войсковой дружбы и товарищества, наступательного порыва. Казах по национальности, Бектурганов активно помогал молодым воинам-казахам в овладении русским языком, вообще был чуток и заботлив в отношении молодых бойцов. Все эти качества и определили его выдвижение на должность помощника начальника политотдела. Думаю, что фронтовой опыт работы с людьми в дальнейшем хорошо пригодился Хасану Шаяхметовичу (в послевоенные годы X. Ш. Бектурганов находится на ответственной партийной работе, в течение длительного времени он первый секретарь Джамбулского обкома КП Казахстана, член ЦК КПСС).

После получения боевого приказа командующего фронтом практическая деятельность Военного совета, политотдела и штаба армии была перенесена непосредственно в войска — в полки, батальоны, роты. Отрабатывались вопросы взаимодействия, согласованного движения стрелковых подразделений, танков и артиллерии. На практике обеспечивалось, чтобы каждый боец ознакомился с характером местности, знал свой маневр и свое место в наступлении. Завершалась наиболее целесообразная [234] расстановка коммунистов и комсомольцев по подразделениям, состоялись партийные активы и собрания, на которых обсуждались задачи, связанные с наступательными боями. В агитационно-пропагандистской работе упор делался на разъяснение особенностей театра боевых действий, на повышение бдительности.

Вечером 11 января у генерала Людникова собрались члены Военного совета, начальники штаба, политотдела, служб армии, командующие родами войск. В деловой, спокойной обстановке заслушивались доклады о подготовке к операции. Командарм дал указания, что нужно доделать, какие недоработки устранить в оставшееся время.

Помню, удовлетворение у всех вызвало то, что операция довольно хорошо обеспечивалась материально — запасами продовольствия, обмундирования, в том числе теплого, и особенно боеприпасами. Маршал Советского Союза А. М. Василевский впоследствии вспоминал, что «Восточно-Прусская операция по расходу боеприпасов вообще не имела себе равных среди всех операций в истории войн»{9}. 2-й и 3-й Белорусские фронты получили 13,3 млн. снарядов и мин, 620 млн. патронов, 2,2 млн. ручных гранат. И наша армия, как никогда за всю войну, была в достатке обеспечена боеприпасами. За всем этим стояли исполинские силы советского народа, с такой полнотой проявившиеся на заключительном этапе войны. Однако, как подчеркивалось на совещании у командарма, благоприятные материальные условия надо было хорошо использовать, по-хозяйски распорядиться поступавшими на склады имуществом, продуктами, боеприпасами, а главное вовремя обеспечить войска, каждого бойца всем положенным. Требовалось проявить максимум заботы о питании и обмундировании воинов, создании им условий для отдыха.

Озабоченность Военного совета вызвала подготовка госпиталей первой линии, отработка их связи с войсками. Причины беспокойства заключались не в том, что медицинская служба не справлялась со своими обязанностями. Нет, полковник Н. П. Волков, возглавлявший эту службу, был сам очень хорошим организатором и опирался на специалистов высокой квалификации. Но сильные снегопада, густые туманы в это время резко усложняли движение транспорта; кроме того, раненые [235] бойцы быстро заносились снегом и при тумане могли быть потеряны. Члену Военного совета полковнику Зорину было поручено оказать медслужбе всестороннюю помощь в развертывании госпиталей и подготовке к эвакуации раненых в сложных условиях.

В целом же подготовку войск армии к наступлению мы считали достаточной для того, чтобы успешно выполнить поставленную боевую задачу. Части и подразделения вышли на исходные рубежи, артиллерия заняла определенные ей места и приготовилась для действий с закрытых позиций и прямой наводкой.

12 января до войск было доведено обращение Военного совета и политуправления фронта. На митингах, где оно зачитывалось, воины заявляли о своей решимости разгромить врага, с еще большей теплотой выражали свои думы, свои заботы о Родине, находившейся на пороге победы над заклятым врагом. О высоком наступательном порыве свидетельствовал и массовый прилив заявлений воинов о вступлении в ряды Коммунистической партии. Начальники политорганов сообщали; только за 12 и 13 января заявили о своем желании идти в наступление коммунистами в 358-й дивизии — 109, в 124-й дивизии — 204 человека.

Все, казалось, предвещало войскам армии успех. Но на боевые действия оказывают влияние одновременно многие факторы, и нередко ход и результаты этих действий проявляются не совсем так, как они предусматриваются в планах.

Дата добавления: 2015-08-05