Наступление началось

В 9 часов утра 13 января 1945 года мощным ударом артиллерии началось наступление войск 3-го Белорусского фронта. В условленное время стрелковые и танковые соединения двинулись в атаку и захватили первые вражеские траншеи. В течение дня они овладели первой позицией, но, встретив упорное сопротивление, не смогли прорвать тактическую зону обороны противника и развить прорыв в глубину. Завязались ожесточенные бои, что внесло существенные коррективы в планы операции не только в полосе 39-й армии, но и всего фронта.

Неудачное начало Восточно-Прусской операции в полосе нашего фронта в некоторых публикациях объяснялось по-разному. Мне, как участнику событий, не все [236] суждения по этому вопросу кажутся убедительными, в связи с чем хочу напомнить некоторые конкретные факты, относящиеся к действиям 39-й армии, усиленной к этому времени 94-м стрелковым корпусом.

Мы с генералом Людниковым утром 13 января заранее прибыли на НП армии. Из докладов командиров следовало, что войска готовы к наступлению. Артиллерийская подготовка началась по плану. Температура воздуха была подходящей — около 8 градусов мороза, снег прекратился. Однако серьезное беспокойство вызывало то, что из-за надвигавшегося плотной стеной со стороны моря тумана видимость снизилась до 50–60 метров, что исключало применение авиации и ведение прицельного артиллерийского огня. Людников доложил об этом обстоятельстве, затруднявшем взламывание обороны противника, командующему фронтом. Генерал Черняховский тоже был этим обеспокоен, но свое решение подтвердил: наступать! Да и сделать что-либо другое было уже невозможно.

После переноса артиллерийского огня наши части сравнительно быстро ворвались в первую траншею, а затем, преодолев упорное сопротивление противника, в острых схватках, доходивших до рукопашного боя, целиком овладели его первой позицией.

Ожесточенные бои разгорелись на всем участке прорыва, но особенно на стыке 5-го гвардейского и 94-го стрелкового корпусов, в полосах 19-й гвардейской и 124-й дивизий. Прорвав передний край, подразделения 781-го и 406-го стрелковых полков 124-й дивизии ворвались в крупный узел сопротивления гитлеровцев — город Пилькаллен, овладели его центром, вокзалом, кирпичным заводом.

Высокое искусство боя показали воины 3-го батальона 781-го полка. Захватывая дом за домом, улицу за улицей, они уничтожали мелкие вражеские подразделения, засевшие в подвалах домов. В течение двух часов наши бойцы израсходовали все свои гранаты, офицерам пришлось на ходу показывать бойцам, как пользоваться трофейными гранатами, в изобилии встречавшимися на улицах. Батальон успешно продолжал уличный бой.

2-й батальон 54-го гвардейского полка 19-й гвардейской дивизии к 12.00 овладел пригородом Пилькаллена — Ней-Крефельдом и до конца дня отразил здесь три яростные контратаки; у командира полка не было возможности [237] оказать помощь батальону, и гвардейцы оставили часть этого населенного пункта.

Во второй половине дня все соединения армии отражали многочисленные контратаки противника и дальнейшего продвижения не имели.

Ночью противник подтянул свои резервы в район Пилькаллена, где у нас наметился успех, и утром 14 января, упредив наши войска, нанес удар двумя полками, усиленными танками, в стык 19-й гвардейской и 124-й дивизий, потеснив их части на 200 метров. Однако, понеся большие потери в живой силе и танках, гитлеровцы выдохлись. Их контратаки были массированными, но недостаточно организованными. Это объяснялось тем, что среди немецко-фашистских солдат, судя по составу взятых в плен, оказалось много стариков и безусых юнцов — фольксштурмовцев. Они упорно сопротивлялись в траншеях, но не умели действовать в контратаках. Тем не менее гитлеровцам, не считавшимся с потерями, удалось затормозить наше продвижение.

Три дня не совсем удачных наступательных боев были для Военного совета, командиров и политорганов большим уроком. Стало ясно, что хотя в боевом и моральном отношении противник надломлен, чтобы его разгромить, нужен еще более сильный удар. Следовало лучше увязать действия стрелковых частей первой линии с артиллерией, огонь которой с улучшением погодных условий стал более эффективным: наши артиллеристы за три дня подавили до 70 вражеских батарей, выпустили около 16 000 снарядов по тактической зоне обороны противника.

Командарм направил в войска директиву по организации наступательных действий подразделений с учетом конкретных условий боя. Командиры и штабы соединений сосредоточили свое внимание на организации управления и взаимодействия непосредственно на переднем крае. Политорганы усилили партийно-политическую работу в ротах и батальонах. Военный совет обратился ко всему личному составу, и прежде всего к коммунистам, с новым призывом усилить удары по врагу. Все эти меры дали положительные результаты.

16 января я был в частях первого эшелона 17-й и 19-й гвардейских дивизий и видел, как смело и бесстрашно гвардейцы атаковали вражеские позиции, Но и противник, должно быть, превзошел самого себя. И если его [238] оборона в этот день дала здесь заметную трещину, то это было результатом особой настойчивости и решительности гвардейцев, бой которых я наблюдал. Они показали моральное превосходство над противником, проявили массовый героизм.

Мне сообщили об умелых действиях командира 4-й роты 54-го гвардейского полка 19-й гвардейской дивизии старшего лейтенанта Сысуна. В ходе наступления он находился там, где могли его видеть все воины. Вместе с бойцами Сысун первым ворвался в траншею противника и лично уничтожил трех фашистов. Воины роты берегли своего командира в бою. Рядовой Моисеев был дважды ранен, потому несколько приотстал от товарищей — нужно было сделать перевязку ноги. В это время на левом фланге роты гитлеровцы перешли в контратаку. Командир роты, увлекшись боем, не заметил, что к нему приближаются три гитлеровца. Но это увидел Моисеев. Бросив перевязывать ногу, он открыл огонь из автомата по фашистам, приблизившимся к командиру на бросок гранаты. Первой очередью Моисеев сразил двух фашистов. Третий пытался скрыться, но и его настигла автоматная очередь. Жизнь командира была спасена инициативными действиями гвардейца.

Мастерство в управлении подразделениями, умение действовать совместно с поддерживающей артиллерией проявил в ходе боя командир 3-го батальона 781-го полка 124-й дивизии капитан Касимов. Энергичный и распорядительный, он уверенно ставил задачи командирам рот, своему заместителю по политической части, парторгу и комсоргу. Не случайно этот батальон при овладении Пилькалленом сыграл решающую роль не только в полку, но и в дивизии, первым прорвал оборону противника.

16 января части 124-й дивизии во взаимодействии с 40-й гвардейской полностью овладели Пилькалленом. Это был первый большой восточнопрусский город, над которым воины нашей армии водрузили победный красный флаг. Здесь, завершив прорыв главной полосы обороны противника, они вклинились во вторую полосу фашистских «неприступных» укреплений.

Мы с командармом внимательно следили за развитием событий на этом участке и знали, что наметившийся успех был результатом настойчивости и героизма солдат и офицеров наступавших частей. [239]

Вот только несколько боевых эпизодов за 16 января, относившихся к 406-му полку 124-й дивизии.

В критический момент, когда тяжелый вражеский танк ворвался в наши боевые порядки, парторг одной из рот Годунов со связкой гранат бросился под танк. Он погиб, но спас жизнь боевых товарищей и обеспечил дальнейшее продвижение роты.

Раненный в бою, парторг другой роты, Карасев, передал по цепи записку с таким обращением к бойцам: «Мои дорогие товарищи! До начала боев я часто выступал перед вами и говорил, а вы меня слушали. Сейчас меня ранило, но я остаюсь в строю. Друзья! Момент сейчас очень сложный и тяжелый. Через 15 минут атака. Я соберу все силы и первый поднимусь в атаку, а вы должны поддержать».

Эта записка дошла до всех взводов и боевых расчетов. По сигналу «Атака» Карасев встал и со словами «За нашу Родину! Вперед!» устремился на врага. Бойцы роты дружно и стремительно поддержали его, а за ними двинулись и другие роты батальона. Опорный пункт противника был взят. В этом бою Карасев был ранен вторично и только по настоятельному требованию командира батальона оставил поле боя. В этот же день Военный совет армии наградил его орденом Отечественной войны I степени.

Примеру коммунистов следовали комсомольцы. Комсорг 2-го батальона лейтенант Беляев во время атаки шел в первых рядах 4-й роты, появлялся там, где требовалась помощь. Когда выбыл из строя командир роты лейтенант Витюк, он заменил его и командовал ротой до успешного выполнения боевой задачи. Вечером прибыл комсорг полка старший лейтенант Панов и вручил Беляеву письмо командира дивизии генерал-майора М. Д. Папченко, наблюдавшего бой этой роты. Генерал сердечно благодарил бойцов и лично комсорга батальона за высокие успехи в бою.

Взяв Пилькаллен, войска 39-й армии вбили клин в оборону врага. Чтобы расширить эту брешь, генерал Людников принял решение ввести в прорыв 28-ю танковую бригаду и танковые полки и этими силами под руководством командующего бронетанковыми и механизированными войсками армии полковника А. В. Цинченко нанести удар в общем направлении на Хенснишкенен и развить его в оперативную глубину. К этому времени [240] погода улучшилась, и фронтовая авиация наносила бомбовые удары, эффективно помогая нашим частям.

Под угрозой окружения фашистское командование срочно начало отводить противостоявшие нам соединения 9-го армейского корпуса на правый берег реки Инстер. Наша разведка сразу заметила этот отход, и в ночь на 17 января командарм Людников приказал всем войскам армии, в том числе 152-му укрепленному району, перейти в решительное наступление.

Командующий фронтом генерал Черняховский решил немедленно использовать успех 39-й армии. В ее полосу был выдвинут и западнее Пилькаллена, в стыке 5-го гвардейского и 94-го стрелковых корпусов, 18 января введен в прорыв 1-й танковый корпус генерал-лейтенанта В. В. Буткова. Командарм поставил ему задачу наступать в общем направлении Хенснишкенен и во взаимодействии с соединениями 113-го стрелкового корпуса и войсками 43-й армии овладеть городом Тильзитом.

Танкисты сразу взяли высокие темпы. Успешно действовали по всему фронту и другие соединения армии.

Противник, используя промежуточные рубежи и бесчисленные отсечные позиции, систему развитых каналов, крупных населенных пунктов и фольварков, по-прежнему оказывал упорное сопротивление. Погода ухудшилась, пошел снег, началась метель, наступать снова приходилось без авиационной поддержки. Но никакие помехи не смогли остановить наших воинов. Вечером 3 января в полосу армии вошел 2-й танковый корпус под командованием генерал-лейтенанта А. С. Бурдейного. Это придало наступлению еще большую силу и размах. К исходу дня соединения 5-го гвардейского и 94-го стрелковых корпусов вышли к инстербургскому рубежу обороны противника.

Мы делали все возможное, нажимали, как говорят, на все педали, чтобы войска действовали без задержки и с ходу овладели этим рубежом. В это время И. И. Людников оставался на НП, а я и заместитель командарма генерал Н. П. Иванов выехали в войска.

В 221-ю стрелковую дивизию 94-го корпуса на левом фланге войск армии я добрался только утром, к началу артподготовки, хотя и выехал с НП армии в середине ночи. Все дороги были забиты до предела. Шло беспрерывное движение войск. Артиллерия корпусов и дивизий производила перегруппировку, меняла огневые [241] позиции. Подтягивались тылы соединений и частей. Я пожалел, что выехал в такое время. На преодоление сравнительно небольшого расстояния ушло около шести часов. (Помню, после моего возвращения на НП армии мы согласовали с командармом и начальником штаба армии ряд дополнительных мер по регулированию движения войск в ночное время. В частности, были установлены щиты с наименованием населенных пунктов я указатели направления движения соединений и частей.)

НП командира 221-й дивизии генерала В. Н. Кушнаренко находился в старинном здании фольварка, напоминающем средневековый замок, которое являлось хорошим укрытием не только от осколков, но и от прямого попадания снарядов. Отсюда можно было хорошо наблюдать за поймой и противоположным берегом реки Инстер. На НП я встретился с В. Н. Кушнаренко и начальником политотдела подполковником С. Л. Галкиным.

Артиллерийская подготовка была в разгаре. На небольшом удалении вокруг фольварка располагались позиции батарей, которые вели усиленный огонь по противоположному берегу. Такое соседство для НП было явно неподходящим, и командир дивизии, заметив, что я неодобрительно реагирую на это обстоятельство, стал оправдываться тем, что и для него оно оказалось также неожиданным. Он предложил пойти на находившийся вблизи НП командира 671-го полка подполковника Дорохова. Спускаясь по довольно проторенной тропинке, мы порадовались тому, что в разрывах между низкими тучами появлялось, хотя и не надолго, солнце. Значит, можно было осмотреться и завершить артиллерийскую подготовку при хорошей видимости. Артиллеристы усилили огонь.

При солнечном освещении я увидел часть инстербургского рубежа. Пойма реки очень широкая — местами более двух километров. Правый берег, на котором держал оборону противник, значительно выше и на всем наблюдаемом участке командует над левым, где занимают исходное положение наши войска. На гребне вражеского берега стояла сплошная стена дыма от разрывов наших снарядов.

Но вот был дан сигнал «Атака», и полки пошли в наступление. Как по заказу, надвинулась большая туча, заслонившая все поле боя, началась метель, и это было на руку наступающим. [242]

Гитлеровцы открыли сильный артиллерийский и минометный огонь, чтобы разрушить лед на Инстере, затруднить форсирование реки. Это противнику в значительной степени удалось. Хотя наши передовые подразделения и успели проскочить на правый берег, но часть из них попала под удар и понесла потери. Основная же масса подразделений задержалась на левом берегу. На какое-то время возникла заминка. Начальник политотдела дивизии Галкин поспешил в 695-й полк, а я остался на НП 671-го полка. Подполковник Дорохов, отдав ряд распоряжений командирам батальонов, ознакомил меня с обстановкой, с тем, какие подразделения и где наступают. Тем временем мощным ударом нашей артиллерии многие вражеские батареи были подавлены и переправа активизировалась. Спустя 40–50 минут основные силы полка были уже на правом берегу реки и при поддержке артиллерии пошли в атаку.

За годы войны я много раз вот так же близко, из расположения полков, наблюдал момент перехода в атаку. Как часто раньше приходилось видеть, что пехотинцам не хватало артиллерийской поддержки. Теперь на нашей стороне было все, что надо, — высокая точность и четкость артиллерийского огня, возросшая поражающая сила, а главное — достаточное количество снарядов, чтобы подавить любое сопротивление противника.

Форсировав реку Инстер, воины полка, прикрываемые густой пеленой снега, двигались безостановочно, как говорят, в поте лица, а нам казалось, что шли они слишком медленно. Хотелось даже крикнуть: «Родные, дорогие наши воины! Прибавьте, еще прибавьте шагу!» Но часы показывали, что времени прошло еще мало, значит, темп движения был и без того высоким.

Разгорелся бой в траншеях первой позиции обороны противника. Гитлеровцы предприняли в ряде мест отчаянные контратаки. Но под ударами нашей наступающей пехоты и от огня артиллерии они откатывались назад с большими потерями.

В полосе 94-го корпуса наступали подразделения армейского 927-го самоходного артиллерийского полка. Здесь отличился наводчик САУ старшина Чернобровенко, принятый накануне боев кандидатом в члены партии. Он уже был опытным воином, имел три правительственные награды, четыре раза ранен и дважды контужен. На инстербургском рубеже самоходка вела бой с пехотой и танками [243] противника. Умело маневрируя на поле боя, экипаж подбил два танка. Рискуя жизнью, Чернобровенко вместе с воинами расчета захватил танк «тигр», у которого была подбита гусеница.

В результате героических усилий наших воинов инстербургский рубеж был взят и надежно закреплен. Это была замечательная победа.

Часы наступления, которые я провел в боевых порядках частей, были полны тревог, напряжения, радости. В течение дня я дважды побывал на правом берегу реки, не один раз добрым словом старался поддержать боевой настрой воинов, ободрить командиров. А вечером, возвращаясь на КП дивизии, я так устал, что уже не мог двигаться по глубокому снегу. Обессилев, был вынужден сесть на попутные санитарные сани и вместе с ранеными добираться до дивизии.

Здесь я узнал только что поступившую весть: приказом от 19 января 1945 года Верховный Главнокомандующий объявил благодарность войскам 3-го Белорусского фронта, прорвавшим оборону гитлеровцев в Восточной Пруссии, в том числе войскам и нашей армии. Москва в тот вечер салютовала доблестным воинам, одержавшим эту победу.

Усталости моей как не бывало. Но не успел я в кругу переживавших, как и я, большую радость офицеров штаба выпить стакан чая, как мне доложили, что командарм разыскивает меня по телефону и просит обязательно позвонить ему, не выезжая на КП армии.

Когда нас соединили, Иван Ильич сообщил, что по решению генерала Черняховского в полосе армии вводится второй эшелон фронта — 11-я гвардейская армия генерала К. Н. Галицкого. Ее соединения уже начали выдвижение в полосы 94-го и 5-го гвардейского стрелковых корпусов и вскоре вступят в сражение. Командующий фронтом, узнав, что мы с заместителем командарма находимся в войсках, приказал помочь корпусам в обеспечении ввода соединений 11-й гвардейской армии.

Задача была чрезвычайно важная. Связавшись с командиром 94-го корпуса генералом Поповым, мы безотлагательно приступили к ее выполнению. Скажу, что той ночью все прошло благополучно. Теперь на этом направлении создавались еще более благоприятные условия для развития наступления в глубину обороны противника на [244] укрепленный рубеж на реке Дайме, а затем и на Кенигсберг.

Утром 20 января командир одного из корпусов 11-й армии, находившийся на НП нашего 94-го корпуса, доложил, что его соединения перешли в наступление и он благодарит генерала Попова и командование 39-й армии за оказанное содействие при вводе в бой. Я позвонил Ивану Ильичу и информировал его об обстановке в полосе корпуса. Через 15–20 минут он сам позвонил мне и сказал, что Черняховский доволен развитием событий на инстербургском рубеже и выразил большое удовлетворение действиями наших войск и обеспечением ввода в бой 11-й гвардейской армии.

— Теперь выезжай и как можно скорее, — сказал командарм в заключение. — Есть вопросы, которые нужно срочно решать Военному совету.

Среди них он назвал один из тех, с которым я уже столкнулся здесь, в полосе наступления 94-го корпуса. Дело было в том, что местное население, эвакуировавшееся по приказу гитлеровского командования в большой спешке, бросало свой скот. Коровы были привязаны в стойлах, их никто не кормил и не поил более трех суток. При подходе к населенным пунктам воины слышали душераздирающий рев. Я сказал Ивану Ильичу, что мною дано указание командиру корпуса за счет вторых эшелонов и тыловых подразделений создать команды по три — пять человек, которые займутся брошенным скотом. Мы договорились, что к этому вопросу должен срочно подключиться полковник Зорин.

Возвратиться на КП армии оказалось не так просто. Все движение на дорогах сплошным потоком было направлено только в сторону фронта. Попытка добраться по дороге, по которой мы уехали из штаба армии, ни к чему не привела. Даже такому опытному водителю, каким был Виктор Прошляков, умевшему преодолевать трудности и превратности военных дорог, эта задача оказалась не по силам. Мы вынуждены были возвратиться назад и по восточному берегу Инстера подняться на север в полосу 5-го гвардейского корпуса и уже оттуда, и то с большим трудом, пробиваться к месту расположения КП.

Время было обеденное, а ехать оставалось еще далеко. В населенном пункте, который мы проезжали, я заметил походную кухню. Мои спутники, Перший и Прошляков, [245] не менее меня измотались в этот день, были голодны, а запас продуктов был исчерпан. Поэтому мы взяли курс на замеченную кухню. Выяснилось, что она принадлежит 2-му батальону 54-го полка 19-й гвардейской дивизии. Присутствовавший здесь заместитель командира полка по тылу угостил нас замечательным солдатским обедом.

Еще во время обеда мы заметили оживление в большом кирпичном доме. Оказалось, что там шло заседание партийного бюро полка с участием партийного актива. Я не мог не поприсутствовать на нем, тем более что водителю Прошлякову надо было дать отдохнуть.

На партийном бюро полка заслушивался парторг 2-го батальона лейтенант Мельников о передовой роли коммунистов в прошедших боях. При мне выступили командир батальона майор Мозговой, другие товарищи. Я с удовлетворением слушал эти выступления. В них давалась объективная оценка работы парторганизации, парторга, анализировался боевой опыт коммунистов, отмечались недостатки. Хорошая получилась информация о положении дел у гвардейцев. Мне было приятно высказать положительную оценку деятельности партийной организации и пожелать коммунистам успеха в боях.

Когда мы доехали до КП армии, я узнал, что соединения 113-го стрелкового корпуса во взаимодействии с 1-м танковым корпусом и соединениями 43-й армии полностью овладели городом Тильзитом. Это был еще один большой успех — уже на правом фланге войск армии.

В тот же день, 20 января, войска армии во взаимодействии с 1-м танковым корпусом овладели городами Гросс-Скайсгиррен, Ауловенен, Каукемен — важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами противника на кенигсбергском направлении. Верховный Главнокомандующий в своем приказе вновь благодарил за отличные боевые действия соединения и части нашей армии, участвовавшие в овладении этими городами.

После овладения инстербургским оборонительным рубежом войска армии вышли на оперативный простор и продолжали успешное наступление. Боевые действия наших частей и соединений отличались большой динамичностью, умелым маневрированием на обход и охват опорных пунктов обороны противника, эффективным использованием артиллерии, танков и авиации. Этот этап операции был характерен также проведением ночных боев, [246] вызывавших, как подтверждали пленные, переполох и панику у гитлеровцев.

Командиры и штабы, особенно в звене полк — дивизия, приобрели значительный опыт в организации взаимодействия и управления войсками в ходе наступления. Как всегда, в авангарде шел 5-й гвардейский стрелковый корпус, его закаленные 17, 19 и 91-я гвардейские дивизии, возглавляемые генералом А. П. Квашниным, полковниками П. Н. Бибиковым и В. И. Кожановым.

Во время последних боев мы с командармом, естественно, внимательно присматривались к трем дивизиям 94-го стрелкового корпуса, который вошел в состав армии к началу проведения Восточно-Прусской операции. Все они — 124, 221 и 358-я — действовали успешно и были отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего от 19 января 1945 года как отличившиеся при прорыве глубоко эшелонированной обороны немецко-фашистских войск.

Отличных боевых результатов достигла, как уже говорилось, 124-я стрелковая дивизия; во взаимодействии с 19-й гвардейской она первой пробила в обороне противника такую брешь, которую он уже не мог закрыть. В этом проявился большой опыт командира дивизии генерал-майора М. Д. Папченко, умело направлявшего действия частей. Военный совет армии высоко оценил работу и начальника политотдела дивизии подполковника А. С. Южакова. Вместе с офицерами политотдела он непрерывно находился в боевых порядках 406-го и 781-го полков, действовавших наиболее успешно, проявил личную отвагу и был награжден орденом Ленина.

В числе отличившихся в наступательных боях политработников этой дивизии мы отмечали заместителя командира по политической части 781-го полка майора И. И. Малышева. Было известно, что большую часть времени Малышев находился в батальонах и ротах, умел просто и сердечно поговорить с воинами, а если нужно, и потребовать, при этом очень твердо. Замполит мог лично показать воинам, как нужно наступать, делать быстрые и стремительные перебежки, использовать на ходу оружие, искусно маскироваться на местности. Он проявлял большую заботу о питании, отдыхе личного состава и эвакуации раненых. Командир полка знал, что там, где находится Малышев, будет полный порядок. За успешное выполнение боевых задач майор Малышев 31 января [247] был награжден орденом Отечественной войны I степени.

Ровно и уверенно действовала 358-я стрелковая дивизия. Ее командир Герой Советского Союза полковник П. Ф. Зарецкий тоже был опытным военачальником. Хорошим организатором партийно-политической работы, требовательным и трудолюбивым политработником сразу зарекомендовал себя начальник политотдела полковник Ф. А. Чурилов. Помню, на первых порах мне бросилась в глаза большая разница во внешних чертах характеров этих двух людей. Командир показался несколько медлительным, чувствовалось, что он обдумывает каждый свой шаг, стремится быть точным и логичным; подвижность же и эмоциональность Чурилова даже как-то настораживали. Но встречи в сложной боевой обстановке рассеяли всякие опасения насчет того, что эта разница может сказаться на деле. Зарецкий и Чурилов хорошо понимали и дополняли друг друга, действовали дружно.

В сравнении с названными соединениями 94-го корпуса в некотором контрасте находились действия 221-й стрелковой дивизии, но это выявилось несколько позднее, в боях на подступах к реке Дайме.

Военный совет придавал большое значение моральному поощрению отличившихся в боях офицеров, сержантов и солдат. Особенно важно было отметить воинов в ходе боев, вручить награды непосредственно в частях и подразделениях, что мы и делали. Однако бывало, что отдельные командиры и начальники несвоевременно оформляли представления к награждению. Так, мы обратили внимание командиров и политорганов на то, что боевые заслуги санитаров по выносу раненых с поля боя не всегда отмечались наградами или отмечались с большим опозданием; иногда за выдающиеся подвиги санитаров представляли к награде только медалями, а не орденами, как этого они заслуживали. Военный совет потребовал устранить подобные факты.

В то время в войсках армии получила широкое распространение такая форма поощрения воинов, как поздравление командирами отличившихся воинов. В письме или открытке воину командир выражал благодарность, сообщал о представлении к награде. Надо сказать, эти знаки морального стимулирования высоко ценились воинами. Однажды я наблюдал, как рядовой 61-го гвардейского полка Батижов на привале, накрывшись от падавшего [248] снега, показывал своим товарищам только что полученную от командира полка подполковника Трушина открытку и говорил:

— Останусь жив, помещу эту открытку дома под стекло и буду держать в почетном углу, где раньше у матери стояли иконы.

Многие воины отсылали домой боевые листки и «молнии», посвященные их подвигам.

Вообще хочу подчеркнуть, что в ходе Восточно-Прусской операции партийно-политическая работа отличалась большим разнообразием и конкретностью. Политорганы хорошо изучили психологию фронтовика, мир его мыслей и стремлений и старались возможно полнее учесть их в политико-воспитательной работе.

Однако по мере нашего продвижения в глубь вражеской территории возникали новые проблемы.

Еще более настойчиво и целеустремленно требовалось воспитывать всех воинов в духе обостренной, постоянной бдительности в отношении коварных методов отступающих гитлеровских войск. Фашисты широко применяли минирование дорог, переправ, построек, инвентаря, даже трупов немецких солдат; они отравляли продукты, напитки, воду в колодцах. Военный совет принял специальное постановление, определившее целый ряд мер по предупреждению потерь от этих варварских приемов гитлеровцев. Решающая роль отводилась широкой разъяснительной работе в войсках.

Серьезного внимания требовала организация встреч и эвакуации освобожденных из фашистской неволи советских людей, которых становилось все больше.

При взятии населенных пунктов на инстербургском рубеже было освобождено около 200 советских граждан. Даже их внешний вид говорил о том, сколько мук и лишений, особенно женщинам, принесла фашистская каторга.

Одна из волнующих встреч произошла в боевых порядках 52-го гвардейского полка. Воины с ходу ворвались в населенный пункт Зеехунд. Навстречу им выбежали две женщины, измученные, исстрадавшиеся в фашистской неволе. Они были из Гомельской области. Чтобы понять всю тяжесть их горя и страданий, достаточно сказать, что обе они до войны имели детей — Лихматова Нина одного ребенка, Круторенко Ульяна четырех. Лишь большими усилиями, теплым и сердечным отношением удалось вывести этих женщин из страшного состояния слез и рыданий. [249] Они рассказали, что в числе многих жен военнослужащих их в сентябре 1941 года вывезли в Польшу, а в январе 1943 года продали помещикам в Восточную Пруссию по 150–200 марок за каждую. Всего было продано 2500 женщин. Эту операцию проводил «начальник пункта формирования рабочей силы» некий Арбийсан Шмидт. До продажи эсэсовцы в лагерях морили женщин голодом, избивали. Потом началась каторга у помещиков. Рабочий день длился от темна до темна. За малейшее ослушание били плетьми. И вот теперь конец неволи! Теперь скорее узнать, что сталось с детьми!

Гвардейцы накормили и одели женщин, оказали медицинскую помощь, организовали их отправление на родину. Такая же забота проявлялась и во всех других случаях.

Состоялись встречи и совсем другого порядка — встречи с немецким населением. Часть жителей не успела эвакуироваться, другие держались за свое хозяйство и не могли его оставить, а некоторые сознательно оставались на территории, занимаемой Красной Армией. Во всем этом приходилось разбираться, оказывать содействие оставшимся людям в налаживании жизни в новых условиях. Я не помню случая, чтобы наши воины давали волю чувству мести в отношении этих безоружных жителей.

Военный совет с большим удовлетворением отмечал, что воины армии, несмотря на всю ненависть к гитлеровцам и их государству, правильно понимают политику Коммунистической партии в отношении немецкого народа.

Дата добавления: 2015-08-05