На «белорусском балконе» — белый флаг

Заканчивался третий год войны. 39-я армия активно готовилась к наступательным боям, опираясь на весь свой богатый ратный опыт.

Проводились ротные и батальонные учения с участием танков и артиллерии. Отрабатывались варианты атаки переднего края обороны противника, артиллерийское сопровождение пехоты и танков, форсирование водных преград. Многое делалось по материально-техническому и инженерному обеспечению войск, совершенствовалась связь, дорожная сеть.

Армия усиленно пополнялась личным составом. С 10 мая по 15 июня 1944 года к нам прибыло около 25 тысяч рядовых и сержантов. Новое пополнение отличалось рядом особенностей.

В абсолютном большинстве это была 18–20-летняя молодежь, правда уже прошедшая 4–6-месячную подготовку в запасных частях. Новички знали оружие, имели представление о тактике мелких подразделений. Но требовалось как можно быстрее научить их действовать не в учебной, а в реальной боевой обстановке. Военный совет рекомендовал командирам и политработникам широко использовать в этих целях бывалых воинов, правильно их расставить в подразделениях, организовать передачу молодежи боевого опыта и традиций ветеранов. [160]

Молодых воинов тепло встречали в войсках — с выносом боевых знамен, построениями личного состава. Оружие им вручалось, как правило, в торжественной обстановке. Всюду проводились митинги, беседы, встречи с орденоносцами и другие политико-массовые мероприятия, способствовавшие скорейшему включению пополнения в боевой строй войск армии.

Впервые мы встретились и с тем, что большая часть пополнения прибыла из недавно освобожденных районов страны, долго находившихся в оккупации. Молодежь эта, испытавшая на себе жестокость гитлеровских захватчиков, рвалась в бой, однако не имела необходимой морально-политической закалки, чтобы выдержать суровые и длительные испытания боевой жизни. Незначительной среди пополнения оказалась комсомольская прослойка.

Политическая подготовка пополнения приобретала в связи с этим первостепенное значение.

Уже на приемном пункте, который мы оборудовали в районе города Лиозно, с пополнением работала большая группа офицеров, в том числе из политотдела армии. Разъяснялись внешняя и внутренняя политика партии, историческая роль Красной Армии, требования первомайского приказа Верховного Главнокомандующего. Молодые воины знакомились с боевыми традициями армии, славными подвигами ее героев, с особенностями действий против коварного и упорного противника.

И на этот раз в составе пополнения было много молодежи из Казахстана и республик Средней Азии. В работе с нею, особенно в овладении русским языком, пригодился большой опыт, уже накопленный командирами и политорганами. Без промедления были привлечены к делу офицеры, знавшие родной язык молодых бойцов, организовано шефство ветеранов над земляками, расставлены агитаторы, увеличена доставка газет и журналов на соответствующих языках.

Как всегда, накануне наступления одной из главных наших забот было укрепление партийных организаций. За период с 20 мая по 20 июня в партию было принято свыше 2 тысяч человек. Приток в партийные ряды лучшей части воинов повысил дееспособность прежде всего ротных и батарейных организаций, их число возросло в армии до 200. А всего в войсках армии насчитывалось около 18 тысяч коммунистов. Вместе с комсомольцами это [161] была огромная сила, опираясь на которую командиры могли решать самые сложные боевые задачи.

К этому надо добавить, что к предстоящему этапу боевых действий удалось осуществить довольно обстоятельную подготовку парторгов, комсоргов, политработников.

Политотделы дивизий провели семинары парторгов и комсоргов рот и батарей. На курсах и семинарах при политотделе армии занимались парторги, комсорги и политработники батальонного и полкового звена, помощники начальников политотделов соединений по комсомольской работе. 9 июня состоялось совещание начальников политорганов соединений.

С большим подъемом прошли массово-политические мероприятия в частях и подразделениях — партийные и комсомольские активы, собрания, беседы, встречи с героями минувших боев. Повышению активности комсомольских организаций содействовало проводившееся в то время изучение замечательной речи М. И. Калинина на приеме армейских комсомольских работников 15 мая 1944 года. На этом приеме присутствовал помощник начальника политотдела армии по комсомольской работе П. Д. Минеев. В своих выступлениях перед комсомольцами в частях он делился огромным впечатлением, которое произвели речь Михаила Ивановича, сама встреча с ним, его горячий призыв к молодым воинам успешнее готовиться к летним боям с фашистскими захватчиками.

Как наши комсомольцы восприняли призыв Всесоюзного старосты, хорошо выразил автоматчик Невский.

— Я нахожусь от своей деревни в двух километрах, — говорил он на собрании комсомольского актива 881-го стрелкового полка. — Клянусь комсомольской честью, сделаю все, что в моих силах, для освобождения ее от фашистских захватчиков. Я иду в бой за родную Белоруссию и буду всегда впереди, пока руки держат оружие, пока будет биться сердце в моей груди.

Молодой воин сдержал свое слово. В наступлении действовал храбро, уничтожил больше десятка гитлеровцев, был ранен, но не ушел с поля боя до выполнения полком задачи дня.

В итоге разносторонней партийно-политической работы, проведенной за время подготовки к операции, мы о командармом имели все основания доложить Военному совету фронта о том, что, несмотря на значительное омоложение [162] армии, пополнение ее десятками тысяч необстрелянных воинов, наступательный дух войск высок и что они готовы выполнить свои боевые задачи.

Доклад этот я подписывал уже не с Н. Э. Берзариным. В самый разгар подготовки к наступлению произошла смена командующего 39-й армией. 1 июня 1944 года эту должность принял генерал-лейтенант Иван Ильич Людников, а генерал Берзарин назначался командующим войсками 5-й ударной армии{5}. Понятно, конечно, что эти назначения диктовались требованиями военной обстановки, но для нас, сослуживцев Берзарина, да, пожалуй, и для него самого, они оказались неожиданными. Можно было заметить, что Николай Эрастович чувствительно переживал свой отъезд из армии, которой командовал девять месяцев — для военного времени срок большой.

Перевод Берзарина, естественно, огорчил и меня. Мы сработались и подружились с ним, я охотно воспринимал его богатый опыт управления большим воинским коллективом, творческое отношение к делу.

К сожалению, больше мне не пришлось увидеть Николая Эрастовича, но добрая память о фронтовой дружбе с ним сохранилась на всю жизнь. Мы радовались боевым успехам 5-й ударной армии под руководством Берзарина в Ясско-Кишиневской, Висло-Одерской и Берлинской операциях, тому, что воины армии в числе первых ворвались в Берлин. За умелое руководство войсками, личную храбрость и мужество Берзарин был удостоен звания Героя Советского Союза, многих других высоких правительственных наград. Он стал первым советским комендантом Берлина, проявив исключительную энергию для восстановления нормальной жизни в этом городе.

В своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков высоко оценил боевую деятельность командарма Берзарина, назвав его талантливым военачальником, преданным сыном Коммунистической партии. Писатель Всеволод Вишневский после встречи с первым комендантом и начальником советского гарнизона Берлина записал в своем дневнике: «Это один из культурнейших генералов Красной Армии. У него есть масштаб». Справедливая характеристика! [163]

О трагической гибели Николая Эрастовича, последовавшей 16 июня 1945 года в результате дорожной аварии, я узнал уже будучи вместе с армией в Забайкалье. Трудно передать чувство большой утраты, которое пережили при этом сообщении все мы, кто воевал вместе с нашим славным командармом.

В день приезда нового командарма мы получили приказ командующего фронтом, в котором войскам 39-й армии ставилась задача во взаимодействии с 5-й армией прорвать оборону противника на богушевском направлении, форсировать реку Лучесу, развить наступление в направлении Замосточье, Гнездилово, Бешенковичи и во взаимодействии с 43-й армией 1-го Прибалтийского фронта окружить и разгромить витебскую группировку противника. Срок готовности к наступлению назначался на 22 июня, так что времени оставалось в обрез. Поэтому уже на следующий день генерал Людников выехал на рекогносцировку местности, чтобы подготовить и принять решение.

Знакомство с Иваном Ильичом, видеться с которым мне до этого не доводилось, проходило буквально на ходу. В первую встречу на КП армии мы успели сказать друг другу лишь несколько слов. Столь же беглыми оказались первые контакты Людникова с начальником штаба Симиновским, другими руководящими работниками армейского аппарата. Естественно, это могло замедлить его врастание в коллектив управления армии, изучение им руководящих кадров.

Но мы знали, что генерал Людников имел богатый боевой опыт, командовал дивизией, корпусом, героически проявил себя при защите Сталинграда. Его корпус, находясь в составе 60-й армии, которой командовал И. Д. Черняховский, успешно действовал при освобождении Правобережной Украины, трижды отмечался в приказах Верховного Главнокомандующего.

Со своей стороны, о чем у меня состоялся разговор с Симиновским и начальником поарма Петровым, мы стремились сделать все, чтобы Людников возможно быстрее вошел в курс повседневных дел армии и чтобы смена командующего не снизила напряжение в подготовке к наступлению.

Скажу, что сработались мы с Иваном Ильичом довольно быстро, хотя поначалу и не без трудностей. [164]

Однажды, когда я был в 19-й гвардейской дивизии, ее командир полковник П. Н. Бибиков, показывая на объемистую папку, посетовал, что накануне наступления из армии увеличился поток бумаг:

— Получаю так много приказов, что не хватает времени на то, чтобы их без спешки прочитать, а тем более обдумать, как выполнять.

Я внимательно пересмотрел содержание папки и убедился, что документов действительно много. Так как на всех приказах войскам армии стояла и моя подпись, то сетования командира дивизии я принял на свой счет, но решил поговорить о сокращении бумажного потока с командармом.

Иван Ильич воспринял мое мнение как-то болезненно, единодушия по этому сравнительно простому вопросу у нас сразу не выявилось. Но потом, когда мы обстоятельно поговорили, точки зрения наши сблизились, вывод был общий: злоупотреблять изданием приказов не следует. Однако важнее было то, что мы как-то ближе познакомились, я больше узнал характер нового командарма, особенности его стиля.

Кстати сказать, пример живого руководства войсками нам показывал Военный совет фронта. Командующий фронтом генерал-полковник Черняховский и член Военного совета Макаров часто бывали в войсках армии, встречались не только с командирами, но и с бойцами.

Помню, в середине июня мы с Людниковым сопровождали их в поездке на передовые позиции полков 5-го гвардейского корпуса. Беседы с воинами проходили оживленно, сердечно. Командующий фронтом отмечал хорошую подготовку частей к боям, высокий наступательный дух личного состава. Весть о пребывании Черняховского и Макарова на передовой, характер их бесед с гвардейцами дошли и до других соединений армии. И хотя о сроках начала наступления и боевых задачах, которые предстояло решать, знал в это время еще ограниченный круг лиц даже из числа командиров, бойцы почувствовали, что решающие события наступят скоро.

Во исполнение приказа командующего фронтом командарм уже принял свое решение, поставил задачи корпусам.

Левофланговому 5-му гвардейскому корпусу (17, 19, 91-я гвардейские дивизии) с 28-й гвардейской танковой бригадой и частями усиления предстояло прорвать оборону [165] гитлеровцев и, наступая в направлении Замосточье, Гнездиловичи, перерезать железную дорогу Витебск — Орша, соединиться с наступавшими с севера частями 43-й армии, во взаимодействии с ними уничтожить витебскую группировку противника. Для развития успеха гвардейцев в глубине обороны противника вводился армейский резерв — 164-я и 251-я стрелковые дивизии.

На правом фланге войск армии 84-й стрелковый корпус должен был силами 158-й дивизии активно оборонять занимаемый им рубеж, а частями 262-й дивизии участвовать в прорыве обороны гитлеровцев и в действиях по их окружению.

Разумеется, противостоявший войскам армии многоопытный противник не мог не знать, что рано или поздно мы будем наступать, даже, как стало известно позднее, заметил какие-то конкретные признаки подготовки наших частей к нанесению удара. Но он не смог раскрыть группировку войск армии, сроки и главное направление их наступательных действий. Фашистские штабы были дезориентированы тем, что буквально до последних дней на нашей стороне сохранялась видимость, будто войска пока что продолжают совершенствовать оборону, наступать не собираются. К примеру, в печати и устных выступлениях только об обороне и говорилось.

Обороне витебского выступа гитлеровское командование придавало особое значение. Он был объявлен укрепленным плацдармом, действовавшему здесь 53-му армейскому корпусу приказывалось оборонять его до последнего патрона. Командир корпуса генерал от инфантерии Гольвитцер, назначенный комендантом Витебска, лично Гитлером был лишен права отдать приказ об отступлении, не говоря уж о сдаче этого района. Как стало известно, 12 и 13 июня в корпусе находился командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Буш, снова подтвердивший установки Гитлера. Это означало, что перед нами стоял противник, готовый сражаться о упорством смертников.

Немалым препятствием для наших войск в полосе наступления оставалась река Лучеса, хотя в ее верховье в весенних боях был захвачен небольшой плацдарм. Глинистые высокие берега этой небольшой речки приходилось принимать в расчет — заранее готовить личный состав к их преодолению, выделять силы для захвата мостов и т. д. [166]

Между прочим, на это обстоятельство обратил внимание представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский, незадолго до наступления прибывший в нашу армию.

Заслушав доклад генерала Людникова о готовности войск армии и мой доклад о их политико-моральном состоянии, маршал дал в числе других указание серьезно подготовиться к форсированию Лучесы. Он подчеркнул, что от этого будет зависеть темп наступления, который, в свою очередь, во многом решит судьбу операции.

После указания А. М. Василевского были приняты дополнительные меры, чтобы обучить солдат стремительно преодолевать такую водную преграду, как Лучеса, благо что речек в нашем тылу было достаточно, а лето стояло сухое. Уже в самом начале операции мы убедились, насколько целесообразными оказались эти меры.

Глубокий смысл заключался и в словах маршала Василевского относительно особого значения темпа предстоящего наступления. Дело в том, что, держа в своих руках инициативу, войска армии в минувшие месяцы лишили противника возможности достаточно эшелонировать свою оборону. Наша разведка точно установила, что основные пехотные силы гитлеровцев располагаются на оборонительном рубеже глубиной до трех километров. Если удастся быстро преодолеть эту зону, то резко снизятся потери, быстрее будут решены задача дня и последующие задачи армии в наступлении.

Поэтому в последние перед операцией дни, когда стало возможным конкретнее разъяснять характер предстоящих боев, упор был сделан не просто на воспитание у воинов наступательного порыва, но на то, чтобы была глубоко осознана необходимость именно стремительности действий. Таким духом, в частности, от начала до конца пронизывалась «Памятка бойцу и сержанту», разработанная политотделом и штабом армии и врученная каждом у воину. В ней давались советы:

— По команде «В атаку — вперед!» вскакивай быстро, двигайся бегом, веди огонь с ходу... Равнение только по передним, голова хвоста не ждет.

— Своих снарядов не бойся, прижимайся ближе к разрывам. Отстанешь от разрывов — дашь время противнику изготовиться к стрельбе. Промедление смерти подобно. [167]

— Попал под артиллерийский огонь врага — не залегай, а броском выходи из-под обстрела вперед.

— Первую траншею перескакивай и быстро вперед. Помни, что впереди у врага вторая траншея. Не давай ему времени закрепиться в ней.

— Береги командира — в бою он голова. Выбыл командир — принимай команду на себя и продолжай бой.

— За товарищами следи. Помни суворовский завет: сам погибай, а товарища выручай. Раненому товарищу помощь окажи — перевяжи, а сам дальше в бой. С раненым не задерживайся, для этого санитары есть.

— При наступлении с танками не отрывайся от них, решительно и одновременно с ними врывайся на позицию врага. Уничтожай метким огнем расчеты противотанковых ружей и орудий противника, уничтожай истребителей танков.

— Три километра за первый час одолеешь — значит, врага добить сумеешь. Не прошел — враг ушел. Наблюдай за полем боя, за сигналами командира. О всем важном, что заметил, докладывай командиру. Легко ранили — сделай перевязку и снова в бой. Оружие ни в коем случае не бросай.

— Командир отделения, помни, что успешное продвижение вперед хотя бы только одного бойца должно быть немедленно поддержано другими бойцами и отделением в целом.

Были выпущены также памятки о форсировании водных преград, о борьбе с вражескими самоходными орудиями и танками.

Надо сказать, что эти памятки хорошо послужили делу — воины охотно следовали их рекомендациям. Активное участие в их составлении принял офицер штаба армии Владимир Иванович Клипель, впоследствии ставший, как я уже упоминал, литератором, членом Союза писателей СССР.

За несколько часов до начала наступления командиры и политработники в деталях довели до воинов боевые задачи, разъяснили, когда и что надо атаковать. В частях и подразделениях были зачитаны обращение Военного совета и политуправления фронта, обращение Военного совета армии.

Войска армии с нетерпением ждали условленного сигнала «Буря», чтобы ринуться на врага. И этому сигналу [168] суждено было прозвучать даже раньше, чем планировалось.

23 июня 1944 года в 6.00 началась артиллерийская подготовка прорыва в полосах 5-го гвардейского корпуса и 262-й стрелковой дивизии: 39-я армия приступила к решению своей задачи по разгрому группировки противника в районе Витебска. Вместе с тем это было началом одной из крупнейших операций Великой Отечественной войны — Белорусской стратегической наступательной операции, в результате которой немецко-фашистские войска были сокрушены на всем центральном участке советско-германского фронта.

Сотни орудий и минометов, чередуя мощные налеты с методическим огнем, разрушали оборону гитлеровцев, уничтожали живую силу.

С началом артподготовки, которая по плану должна была продолжаться 110 минут, я находился на НП армии в группе офицеров-разведчиков. Вдруг до меня донесся тревожный голос командарма. Когда я по траншее подошел к Людникову, он, показывая в сторону исходного положения гвардейских частей, возбужденно сказал:

— Посмотрите, они перешли в наступление! Что там такое происходит?

Я взглянул в стереотрубу и тоже забеспокоился: похоже, наша гвардейская пехота действительно перешла в наступление, не дождавшись окончания артподготовки...

И тут же командир 5-го гвардейского корпуса генерал-майор Безуглый доложил командарму, что на отдельных участках гвардейцы пошли в атаку и даже овладели первой траншеей противника.

Ситуация становилась сложной: наши подразделения могли попасть под удар своей артиллерии, а то и нарваться на контратаку неподавленных сил гитлеровцев.

Генерал Людников спросил у находившегося на НП командующего артиллерией армии генерала Дереша:

— Может ли артиллерия немедленно перейти на поддержку атаки?

— Да, может, — последовал ответ.

Воттогда командарм и приказал — почти на час раньше, чем намечалось, — дать войскам общий сигнал «Буря».

Случай этот, разумеется, потом стал предметом разбирательства. Оказалось, что на отдельных участках перед подразделениями 19-й и 17-й гвардейских дивизий фашисты [169] не выдержали нашего артогня и начали перебегать из первой траншеи во вторую. Одними из первых это заметили бойцы и командир 1-го стрелкового батальона 61-го полка 19-й дивизии майор Федоров. По его приказу роты бросились вперед и захватили первую вражескую траншею. Такое же решение принял и командир 2-го стрелкового батальона 45-го полка 17-й дивизии капитан Кутенков. Так благодаря высокому наступательному порыву воинов-гвардейцев, инициативе их командиров действия войск армии уже в самом начале операции были ускорены.

Соединения 5-го гвардейского корпуса при мощной поддержке артиллерии и танков быстро прорвали первую позицию обороны противника, с ходу форсировали Лучесу и еще до полудня вышли в район артиллерийских позиций гитлеровцев, захватив 23 орудия. К 13.00, продвинувшись в глубину на 8 километров, они перерезали железную дорогу Витебск — Орша, овладели станцией Замосточье. Задача дня была выполнена, но наши войска стремительно шли вперед.

В 6.00 24 июня, на второй день наступления, в бой были введены, как и планировалось, 164-я полковника Г. И. Синицина и 251-я генерала А. А. Вольхина стрелковые дивизии.

Соединения 5-го гвардейского корпуса, упредив попытки противника занять оборону, к исходу второго дня вышли на рубеж дороги Витебск — Островно и отрезали пути отхода гитлеровцев на юго-запад. Это предрешило выполнение задачи по окружению их витебской группировки.

Успешно действовал и 84-й стрелковый корпус генерал-майора Ю. М. Прокофьева. Его 262-я дивизия, совместно с частями 164-й стрелковой дивизии, обеспечивая правый фланг гвардейского корпуса, продвинулась вперед. 158-я дивизия к исходу третьего дня завязала бой на северо-восточной окраине Витебска.

В ночь на 25 июня части 17-й гвардейской дивизии во взаимодействии с 28-й гвардейской танковой бригадой овладели левым берегом Западной Двины на участке Камары, Каныши, соединились с частями 43-й армии 1-го Прибалтийского фронта, замкнув внутреннее кольцо окружения вражеских сил. К утру 25 июня части 19-й гвардейской дивизии также вышли к Западной Двине в районе Гнездиловичей и замкнули внешнее кольцо окружения. [170] Образовался витебский котел, в который попали пять немецко-фашистских дивизий вместе с управлением 53-го армейского корпуса — всего около 40 тысяч гитлеровцев.

Первый этап Витебской операции завершился успешно. Нас это радовало тем более, что получила боевую закалку молодежь, составлявшая, как я уже отмечал, значительную часть личного состава армии — настолько значительную, что, например, 5-й гвардейский корпус, наносивший главный удар, мы в то время называли комсомольским.

Сколько подвигов совершили молодые воины уже в первые дни наступления!

Комсомольцы 7-й роты 3-го стрелкового батальона 91-й гвардейской дивизии сержанты Бараев, Крюков, Золотарев, ефрейтор Тарабаев, комсорг роты рядовой Гуреев первыми переправились через Лучесу, немедленно навели трос и обеспечили переправу всей роты. В этом батальоне за три дня боев было награждено орденами и медалями 62 воина, среди них ордена Красного Знамени удостоен комсорг батальона старший сержант Климашевский.

Первым на своем участке вышел к Лучесе и танковый экипаж гвардии младшего лейтенанта В. Б. Пешти, комсорга 1-го танкового батальона 28-й гвардейской танковой бригады. Здесь он огнем поддержал стрелков, форсировавших реку. При выходе в район станции Замосточье танк комсомольского вожака был подожжен вражеским снарядом. Но комсомольцы — члены экипажа под сильным обстрелом потушили огонь и спасти боевую машину.

Уже говорилось о воистину комсомольском порыве, проявленном воинами 1-го батальона 61-го полка 19-й гвардейской дивизии, еще до общего сигнала на атаку захватившими вражескую траншею. Одним из первых на врага устремился комсорг батальона гвардии лейтенант Михаил Дружинин. Но у комсорга еще до этого была задумка — захватить мост через Лучесу, не дать гитлеровцам взорвать его. Лейтенант понимал, что это обеспечило бы успех всему полку, сохранило бы жизни десяткам, если не сотням воинов.

Когда Дружинин попросил у командира батальона майора Федорова разрешения возглавить группу комсомольцев, чтобы захватить мост, тот сообщил ему о другом решении, уже согласованном с командиром полка: [171]

— Эту задачу будет выполнять рота старшего лейтенанта Богача при поддержке огневых средств не только батальона, но и полка. Дело очень серьезное.

И командир, всегда поддерживавший инициативу и смелость комсорга, посоветовал ему действовать вместе с ротой, помочь ей выполнить задачу. Это только обрадовало Дружинина, придало ему уверенность в задуманном деле. Он быстро договорился обо всем с командиром роты и с самыми энергичными и инициативными комсомольцами.

— Главное — действовать решительно, — говорил он комсомольцам. — К мосту бросятся и отступающие гитлеровцы, надо проложить к нему путь огнем автоматов и гранатами.

И вот преодолены две траншеи противника. Дружинин со своей группой устремился к мосту, через который в панике бежали гитлеровцы. А на берегу вражеские саперы уже копошились в проводах, готовясь взорвать мост. Комсорг дал по ним очередь из автомата, несколько из них свалились замертво, другие обратились в бегство. Дружинин подскочил к проводам, мгновенно их перерезал. И только после этого заметил, что к мосту с ним вышли лишь двое комсомольцев — пулеметчик Морозов и автоматчик Бутырев, да и те были ранены. Но к спасенному мосту уже подходили наши танки, машины с орудиями. Переправа была обеспечена! Дружинин с глубокой радостью смотрел, как на западный берег Лучесы устремились наши войска.

Когда подошла рота Богача, он вместе с ней пошел вперед выполнять боевую задачу своего батальона — ради этого он и спасал мост.

Еще не один раз после этого подвига комсорг Дружинин отличится в боях. Благодаря отменным организаторским способностям он вскоре станет комсоргом полка, потом помощником начальника политотдела по комсомольской работе в своей 19-й гвардейской дивизии.

Забегая вперед, скажу, что я был рад в апреле 1945 года вручить Михаилу Ивановичу Дружинину высшие награды Родины — орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза, которых он был удостоен за свои ратные подвиги на посту комсорга гвардейского батальона. Один из видных политработников, генерал-полковник М. И. Дружинин и поныне продолжает службу в Советских Вооруженных Силах. [172]

Начиная с утра 25 июня все соединения армии, армейские части развернули бои по уничтожению окруженных дивизий противника.

И с этой задачей армия в считанные дни справилась, хотя и нелегкой ценой. Немецкие войска, выполняя приказ Гитлера, яростно сопротивлялись, предпринимали отчаянные усилия, чтобы вырваться из окружения.

Командующий вражеской группировкой генерал Гольвитцер, оставив на востоке и юге прикрытие против наших войск, главные силы направил в западном направлении.

Особенно опасная обстановка сложилась в полосе наступления 17-й гвардейской дивизии генерала Квашнина, через боевые порядки которой пытались прорваться гитлеровцы. Положение осложнялось тем, что правый фланг дивизии оказался оголенным, и генерал Квашнин вынужден был бросить для его прикрытия свой 48-й стрелковый полк. Группами в 1000–2000 человек при поддержке 10–12 танков, штурмовых орудий и артиллерии противник раз за разом яростно атаковал позиции гвардейцев. С утра 26 июня на боевые порядки 17-й, а также 91-й гвардейских дивизий обрушились сильные удары собранных в кулак «тигров» и «фердинандов», огонь батарей крупнокалиберных орудий. Но гвардейцы всюду стояли насмерть.

В первой половине дня 25 июня, как только обозначилось направление главного удара окруженных немецких частей, я выехал в полосу действий 17-й дивизии. Здесь, в 48-м полку, я встретил начальника политотдела дивизии полковника Пшеничного и майора Минеева. Оба еще не остыли от только что закончившейся схватки с гитлеровцами, в которой они участвовали. Контратака была отражена гвардейцами с большим уроном для противника. Но потери не миновали и нас. Пшеничный доложил, что тяжело ранен начальник штаба полка майор В. П. Миненко.

Пшеничный и Минеев оказались здесь не случайно: на участке 48-го гвардейского полка гитлеровцы рвались особенно остервенело.

Спустя полчаса в сотне метров севернее высоты, на которой мы находились, снова разгорелся жаркий бой. Заговорила наша артиллерия, бившая прямой наводкой прямо по скоплениям рвавшихся напропалую немцев, буквально скашивая их. Я впервые невооруженным глазом [173] видел такую картину истребления врага, действовавшего, очевидно, на грани безумства. Лишь немногим гитлеровцам удалось спастись бегством.

В одну из рот я пришел тоже после отражения очередной контратаки, которую я наблюдал с НП полка. Командир роты старший лейтенант А. И. Корнеев, используя кустарники и складки местности, в это время спешил перегруппировать свои силы, явно уменьшившиеся в ходе боя: не осталось ни одного командира взвода, выбыла часть солдат и сержантов. Смышленый офицер и не пытался восстанавливать прежнюю структуру роты. Он разбил оставшихся людей на два новых отделения, одно из них с двумя пулеметами поставил во фланговое по отношению к противнику положение, усилил свою ячейку управления дополнительно двумя воинами. Все это было сделано расторопно, но без суеты, пока мы добирались до роты. Мне это понравилось. Но вот офицер, доложив о результатах боя и принятых им мерах на случай повторения противником атаки, довольно категорично потребовал от меня немедленно уйти в траншею.

— Здесь, товарищ генерал, — пояснил он свое предложение, — много шальных и всяких других пуль... Могут быть неприятности.

Сопровождавший меня начальник штаба 2-го батальона поддержал старшего лейтенанта.

— Почему вы ставите меня в неравное положение? — возразил я им. — Сами вы двигаетесь по полю и идете в атаку во весь рост, а я, выходит, должен на брюхе ползать перед фашистами...

Бойцы живо отреагировали на наш разговор. Они были в запыленном, выгоревшем на солнце обмундировании, конечно же, очень устали, но глаза их блестели, молодые лица выражали удовлетворение достигнутыми боевыми успехами. Разместившись между воинами, я поблагодарил их от имени Военного совета, рассказал, что войска фронта продвинулись далеко на запад и теперь нам предстоит здесь разгромить окруженных гитлеровцев. Сказал я им и о том, какие важные позиции занимает их 48-й гвардейский полк, запирая немцам выход из кольца, призвав во что бы то ни стало удержать эти позиции.

Какие же это были славные и доблестные воины! Каждого из них хотелось крепко и сердечно обнять, каждый заслуживал награды. [174]

Моя короткая беседа заканчивалась под гром очередного мощного удара нашей штурмовой авиации по противнику, и я видел, как это окрыляло бойцов.

Предельно напряженным днем для 17-й гвардейской дивизии оказалось 26 июня.

Двенадцать раз атаковали гитлеровцы рубеж 1-го батальона 48-го гвардейского полка. При отражении одной из них пал командир батальона, его заменил заместитель командира полка гвардии подполковник В. С. Сметанин. Во время тринадцатой атаки, перешедшей в рукопашную схватку, гвардейцы понесли большие потери, а Сметанин был тяжело ранен и остался на поле боя. Потом стало известно, что гитлеровцы сапогами били его полубезжизненное тело. К Сметанину вернулось сознание, он встал и, окровавленный, пошел на фашистов... Когда фашистов отогнали, среди убитых нашли обезображенное, обвитое колючей проволокой тело офицера-гвардейца. На его спине фашисты вырезали звезду. Посмертно мужественному коммунисту было присвоено звание Героя Советского Союза.

Во второй половине 26 июня ценой отчаянных усилий и не считаясь с потерями гитлеровцы прорвали оборону на участке одного батальона 48-го полка и выскочили в ближайший лес. Чтобы закрыть эту брешь, командир полка подполковник Даниил Иванович Наталич лично повел в атаку свой последний резерв — роту автоматчиков. В этом бою Наталич был дважды ранен и выбыл из строя, его заменил заместитель по политчасти майор Г. С. Голик, но и он вскоре тоже был тяжело ранен. Командование полком взял на себя начальник артиллерии полка майор С. В. Засухин. Гвардейцы восстановили положение и продолжали отражать атаки врага.

Так было и во всей полосе действий 17-й гвардейской дивизии. Под твердым и умелым командованием генерала Квашнина дивизия выдержала натиск и нанесла превосходящему по силам противнику огромные потери.

Гитлеровцы не прекращали попыток прорваться на запад и на других участках кольца окружения, прибегая, где было можно, к коварным и бесчеловечным приемам. Так, в районе деревни Вьядерово Бешенковичского района в полосе действий 91-й гвардейской дивизии до сотни вражеских солдат с двумя пушками пошли в контратаку, пустив впереди себя около 80 местных жителей. Но гвардейцы заметили эту уловку и, подпустив поближе [175] советских людей, внезапным фланговым огнем из пулеметов и минометов отсекли от них, а затем и заставили бежать фашистов. Как рассказали жительницы Витебска Е. И. Гончарова и Т. Т. Лукашенко, в качестве прикрытия гитлеровцы использовали наших людей, томившихся в лагере Летцы.

Между тем наша правофланговая 158-я стрелковая дивизия продолжала вести бои за освобождение Витебска. 26 июня в 3.30 ее части, форсировав Западную Двину, завязали бои в центре города. Но и последние усилия по его очищению потребовали от советских воинов доблести и жертв.

Начальник политотдела дивизии полковник Михайлов доложил о подвиге члена комсомольского бюро 2-го батальона 875-го полка сержанта Комлова. Сержант с тремя бойцами ворвался на Смоленскую улицу и дерзко вступил в схватку с большой группой гитлеровцев, уничтожил 11 из них и 8 пленил. Последних доставили в штаб батальона. Спустя некоторое время Комлов заметил, что из развалин одного дома ведут огонь пулеметы и автоматы. Приблизившись, сержант бросил в засевших тут гитлеровцев пять гранат и смело бросился в дом, но в рукопашной схватке был смертельно ранен. Его товарищи довели бой до конца.

В тот же день мы узнали о подвиге старшего сержанта из этого же полка Ф. Т. Блохина. Когда два батальона полка вышли к Западной Двине в черте города, два моста через нее гитлеровцы взорвали, а третий приберегали для отхода своих войск, но уже подложили под его опоры до двух тонн взрывчатки. Командиру саперного взвода Блохину была поставлена задача упредить взрыв, и он с группой бойцов пробился к мосту. На мосту уже пылал костер, очевидно зажженный фашистскими подрывниками на случай, если не сработают детонаторы. Саперы вбежали на мост, Блохин, заметив внизу провод, бросился в воду и перерезал его. Его товарищи потушили огонь. Мост был спасен, и наша пехота с ходу вышла в западную половину города. За этот подвиг Федору Тимофеевичу Блохину было присвоено звание Героя Советского Союза, его боевые товарищи тоже отмечены высокими правительственными наградами. Жители Витебска, которым мост служит и по сие время, называют его мостом Блохина.

С восходом солнца 26 июня 158-я стрелковая дивизия [176] полковника Д. И. Гончарова во взаимодействии со 145-й стрелковой дивизией 43-й армии полностью овладела Витебском.

Город лежал в развалинах, 98 процентов его построек были разрушены. Из 40-тысячного довоенного населения в Витебске во время освобождения оказалось всего 118 жителей. С этого начинал новый этап своей истории древний город. Нам, участникам боев за его освобождение, радостно видеть современный Витебск — крупный экономический и культурный центр Белоруссии, насчитывающий теперь уже около 300 тысяч жителей.

Фронт наступления советских войск уже далеко продвинулся на запад. Выступ переднего края обороны группы армий «Центр» в нашу сторону был ликвидирован. Успешными действиями нашей и 43-й армий срезался и витебский выступ — та часть «белорусского балкона», драться за которую до последней возможности приказывал Гитлер. Все больше сжималось кольцо окружения, ослабевал боевой дух противника. Показателем этого явилась добровольная сдача немецких солдат в плен, нередко во главе с командирами.

Юго-западнее Витебска сдался в плен дивизион 246-го артиллерийского полка во главе с командиром. Южнее города сложили оружие 1-я и 5-я роты 53-го егерского полка в составе 179 человек, в том числе три офицера.

Несколько наших автоматчиков во главе с комсомольцем Склюевым, который знал немецкий язык, сопровождали группу военнопленных в штаб дивизии. На обратном пути навстречу им из леса неожиданно вышла большая группа гитлеровских солдат под командой офицера. Последний объявил нашим автоматчикам, что он берет их в плен, и предложил сдать оружие. Склюев не растерялся:

— Давайте положим оружие и разберемся, кто из нас является пленным, — сказал он офицеру.

Офицер стал расспрашивать, как в Красной Армии относятся к военнопленным. Склюев толково объяснил этот вопрос и рассказал о деятельности национального комитета «Свободная Германия». В заключение он сообщил офицеру, что им только что была отконвоирована большая группа немецких военнопленных, которая находится недалеко отсюда.

Выслушав Склюева, немецкий офицер приказал своим солдатам сложить оружие и считать себя военнопленными [177] Красной Армии. Затем он стал по стойке «смирно» и доложил, что в его подчинении 123 солдата и он просит отконвоировать их к указанной группе военнопленных. Склюев отправил в полк одного из автоматчиков с докладом, а сам повел в штаб дивизии новую группу военнопленных.

Большую работу по подрыву морального духа войск противника проводили политорганы. В полосах действий дивизий велись радиопередачи на немецком языке. Политотдел армии разрабатывал и издавал сам и получал из политуправления фронта листовки, которые забрасывались во вражеский стан снарядами, войсковой разведкой, фронтовой авиацией.

С началом наступления политотдел издал пять листовок общим тиражом 94 тысячи экземпляров, а всего с 24 по 27 июня было распространено среди войск противника только нашей авиацией свыше ста тысяч экземпляров листовок. Несколько тысяч экземпляров попали к немцам через военнопленных, которых мы отправляли назад в свои части, чтобы они убеждали солдат в бессмысленности сопротивления, склоняли их сдаваться, пока не поздно, в плен.

Все это давало определенные результаты. Мы знали, что листовки доходили до немецких солдат, их читали, с ними сдавались в плен. Действенным оказывалось в ряде случаев и слово отпущенных нами военнопленных. Так, отделение спецпропаганды поарма 26 и 27 июня заслало в окруженную группировку 16 военнопленных, они вернулись и привели с собой 170 человек.

Вообще хочу сказать, что в период подготовки и особенно в ходе операции отделение спецпропаганды, возглавляемое майором Винокуровым, работало активно. Из офицеров отделения мне запомнился своей инициативой старший инструктор майор Кочорадзе. Большую помощь оказала нам группа офицеров отдела спецпропаганды политуправления 3-го Белорусского фронта во главе с полковником Никифоровым, находившаяся в то время в войсках армии.

Но решающее воздействие на моральный дух фашистских вояк, разумеется, оказывали наше боевое оружие, неудержимый наступательный порыв воинов армии. Вот что говорил по этому поводу взятый в плен командир разгромленной немецкой 197-й пехотной дивизии полковник Прой: «Наши войска не выдержали сокрушительных ударов [178] русских войск и стали быстро отступать, не имея на это приказа. Русские преследовали нас, расчленяли наши полки и наносили нам тяжелый урон. Наше положение ухудшалось с каждой минутой. Полки буквально таяли на глазах. Солдаты бросали оружие, транспортные средства, боеприпасы, военное имущество и даже личное оружие и как безумные разбегались...»

Во второй половине дня 26 июня наши разведчики из 164-й стрелковой дивизии захватили в плен командующего витебской группировкой противника генерала Гольвитцера вместе с его штабом. Тогда же мы с Людниковым допросили генерала, доставленного на НП армии.

Утром 27 июня после ударов авиации и залпов «катюш» окруженным гитлеровцам был предъявлен наш ультиматум, переданный радиоустановками политотдела. Вскоре над немецкими окопами стали появляться белые флажки. Противник капитулировал.

Вражеская группировка в составе трех пехотных и двух авиаполевых дивизий с частями усиления была полностью разгромлена. Противник потерял только убитыми двадцать тысяч человек. Девятнадцать тысяч было захвачено в плен, среди них кроме Гольвитцера и его начальника штаба полковника Шмидта оказались командиры трех пехотных дивизий и другие высшие и старшие гитлеровские офицеры.

Было освобождено более 100 населенных пунктов Белоруссии, в том числе областной город Витебск.

Успешное завершение Витебской операции, являвшейся составной частью Белорусской стратегической операции, — результат согласованных действий войск 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов, главную роль в которых играли 39-я и 43-я армии во взаимодействии с 3-й и 1-й воздушной армиями. Значительную помощь в разгроме врага нам оказали славные белорусские партизаны. Через оперативные группы Белорусского штаба партизанского движения и непосредственно из Полоцко-Лепельской партизанской зоны, которой командовал Герой Советского Союза В. Е. Лобанок, штаб армии получал важные данные о противнике — о его оперативных резервах, характере обороны на водных рубежах и населенных пунктов, дислокации тыловых частей и другие. С началом операции партизаны настолько значительно активизировали свою боевую деятельность, что Гольвитцер вынужден был снять с фронта большую часть сил 95-й пехотной [179] дивизии и бросить их в тыл, в район Бешенковичей, для борьбы с партизанами.

Родина высоко оценила доблесть и ратное мастерство войск 39-й армии при разгроме витебской группировки немецко-фашистских войск. Одиннадцати воинам было присвоено звание Героя Советского Союза, свыше 6,5 тысяч человек награждены орденами и медалями. Орденами были награждены шесть соединений и мотоциклетный полк, трем дивизиям и пяти полкам присвоено наименование Витебских.

Боевые действия в районе Витебска и их результаты привлекли к себе внимание мировой общественности. Советское правительство разрешило 35 иностранным корреспондентам посетить места боев. Их сопровождал заместитель командующего 39-й армией генерал-майор Н. П. Иванов.

Английский журналист А. Джейбок красочно описывал тогда увиденное им: «Мы направились в главный район окружения, занимавший около четырех миль в ширину и семь миль в длину. Со стороны заходящего солнца на фоне багрово-красного горизонта, волоча ноги, показалось около двухсот пленных фашистов. Одни босиком, другие оборваны, а в общем все в плачевном виде. Это шествие напоминало финальную сцену из «Гамлета» и производило впечатление чего-то неправдоподобного. Дорога, ведущая в котел, на многие мили покрыта пылью и трупами лошадей. Белая зловещая пыль. А вот и людские трупы. Я никогда не думал, что мне придется увидеть поле боя после такого страшного кровопролития»{6}.

Прошло еще несколько дней, и советские конвоиры провели по просторному Садовому кольцу в Москве свыше 57 тысяч немецко-фашистских солдат и офицеров, взятых в плен войсками Белорусских фронтов. Во главе их шагал генерал от инфантерии Гольвитцер, бывший командир 53-го армейского корпуса, на стойкость которого так рассчитывали Гитлер и командование группы армий «Центр».

Было время, когда войска этой группы рвались в Москву, бредили скорой победой, готовили монументы, памятные медали. И вот они шагали по Москве, но не кичливыми победителями, а в качестве военнопленных — жалкая участь тех, кто посягнул на свободу нашей Родины! [180]

Дата добавления: 2015-08-05