Н.С. Трубецкой и современная филология

(1890-1938)

Заслуги Николая Сергеевича Трубецкого перед русской и мировой наукой огромны. Немногочисленные биографы ученого отмечают его необычайную широту интересов уже в юношеском, отроческом возрасте, а затем в период студенчества, сдачи магистерских экзаменов и в самом начале педагогической деятельности в Московском университете.

С 1908 по 1912 гг. он учился на историко-филологическом факультете этого университета, будучи сначала на философско-психологическом отделении, а с третьего семестра – на отделении языка и литературы; в 1913-14 гг., в пору магистерской подготовки, он слушал вместе с Л. Блумфилдом и Л. Теньером лекции Бругмана, Лескина и других младограмматиков в Лейпциге, а с 1915 г. стал приват-доцентом и вел занятия по сравнительному языкознанию в Московском университете. В 1933 г. Н.С. Трубецкой избран почетным членом Финно-угорского общества.

Наследие Н.С. Трубецкого занимает особое место в формировании новых направлений и концепций языкознания ХХ века, в обогащении и углублении научного подхода к общефилологическим фактам и явлениям.

Николай Сергеевич, как один из идеологов и основателей Пражской лингвистической школы, стал ведущим ученым послесоссюровского этапа лингвистической науки.

Н.С. Трубецкой сделал множество блестящих открытий в науке ХХ в. - и в лингвистике, и в истории, и в философии языка, и в литературоведении. Но особого внимания заслуживают его работы по общей теории фонологии, прежде всего – в построении фонологической классификации гласных и в изучении типологических систем гласных для языков мира.

В фонологию Трубецкой шел от диахронии, от исторической фонетики славянских языков. Его исследования в области исторической фонетики славянских языков привели к мысли, что фонетическая эволюция приобретает смысл, если используется для целесообразной перестройки системы. Многие фонетические изменения вызваны потребностью к созданию устойчивости и к соответствию структурным законам звуковой системы. Тем самым ученый впервые выдвинул и обосновал фундаментальное положение исторической фонологии: причины изменения данного звука следует искать в фонологической системе данного языка на данном этапе его развития.

Н.С. Трубецкой, где бы он нинаходился, развивал научные традиции русского языкознания. Известно, что идея разграничения звука и фонемы шла от И.А. Бодуэна де Куртенэ и его Петербургской школы. Общее представление о системном устройстве языка шло от Ф.Ф. Фортунатова и его Московской лингвистической школы.

И.А. Бодуэн де Куртенэ, обобщая опыт первых работ по экспериментальной фонетике, сформулировал положение о принципиальном несовпадении физической природы звуков с их значением в механизме языка. В 1870 г. он обосновал положение о необходимости строго разграничивать звук как физическую субстанцию и фонему как элементарное «звукопредставление» и, соответственно, антропофонику и психофонетику.

Фонологический состав и его систему Трубецкой соотносит с языком, а звуковую реализацию в речи он относит к фонетике. В его исследованиях подтверждается мысль о том, что системой может быть лишь система фонологическая, а не фонетическая. Такое разграничение – в интересах обеих наук, так как обе науки должны применять различные методы: учение о звуках речи, имеющее дело с конкретными физическими явлениями, должно пользоваться методами естественных наук, а учение о звуках языка в противоположность этому – чисто лингвистическими методами. Строгое разграничение фонетики и фонологии имело для Трубецкого принципиальное значение. Он считал, что понятие оппозиции важнее понятия фонемы, ибо имеет общелингвистическое, общенаучное значение. Для него фонология – это основание обработки и апробации «чисто лингвистических методов» исследования языка.

«Фонология, - писал Трубецкой, - как теория звуковых противопоставлений, и морфология, как теория формальных противопоставлений, представляют собой две отрасли одной и той же науки, которая должна исследовать противопоставление лингвистических значимостей. Причем все отрасли этой науки должны применять одинаковые методы исследования» [1960: 151]. Итак, другие части лингвистики получают единые методы исследования. Он определил устройство фонологических оппозиций и корреляций, коррелятивных пар как противопоставление признакового беспризнаковому на основе наличия/отсутствия соответствующего признака и т.д.

Трубецкой создал теорию нейтрализации. В центре внимания ученого – парадигматика, оппозиции постоянные и нейтрализуемые. Последние нейтрализуются в позициях нейтрализации и сохраняются в позициях релевантности, т.е. в синтагматическом состоянии. Этим он решил многие теоретические вопросы: парадигмофонолия (Пражской школы) и синтагмофономгия (Московской фонологической школы) объединены в целостную фонологическую концепцию – учение о противопоставлении смыслоразличительных ценностей и способах позиционного этих противопоставления.

Общей теорией фонологии исследователь занимался до последних дней своей жизни, особенно уточнением понятийного аппарата – оппозиции, корреляции, нейтрализации признака, архифонемы, фонологической позиции, принципов их классификации и т.д.

Следует также отметить, что с именем Н.С. Трубецкого связаны работы по сравнительно-исторической фонетике и фонологии северокавказских языков.

Ученый на обширном лингвистическом материале показал родство северокавказских языков, установив основные фонетические соответствия внутри каждой подгруппы, а также между подгруппами, осуществив реконструкцию фонем праязыкового состояния. Последующее исследование языковых и словарных соответствий северокавказских языков показало цельность и достоверность его исследований, установило многое в его реконструкции.

Большое значение Н.С. Трубецкой придавал сравнительно-историческому анализу языка. Выдвинутые им положения во многом схожи со взглядами П.К. Услара в общем понимании возможностей сравнения языков.

В 1922 г. в работе «Латеральные согласные в северокавказских языках» [1987: 233] Н.С. Трубецкой выступил против практики сближения кавказских слов со словами самых разных языков без знаний фонетических соответствий или же голословных рассуждений о структуре, о кавказском языковом типе и т.д. Он считал, что все эти сближения и рассуждения не будут иметь никакой научной ценности, «пока они не будут опираться на сравнительную грамматику кавказских языков, построенную по принципам, которым должна следовать всякая сравнительная грамматика любой языковой группы. Без такой сравнительной грамматики на кавказоведении всегда будет лежать печать дилетантизма, оставленная на нем многими учеными, нетерпеливо стремившимися разгадать все тайны и разрешить все темные проблемы исторической этнографии Древнего Востока при помощи двух-трех слов, наудачу выхваченных из какого-либо из 37-ми кавказских языков. Все теории о родстве того или иного мертвого языка с «кавказскими языками» не имеют никакой ценности, но еще научно не доказано родство между южно-кавказскими (так называемыми «картвельскими») и северокавказскими» [там же: 234]. Ученый подчеркивает, что для доказательства языкового родства необходимы прежде всего фонетические соответствия, их регулярность, обособление исключений, летальное сопоставление грамматических форм.

Н.С. Трубецкой, как и П.К. Услар, сомневался в кавказской языковой общности: «Пока не установлены соответствия между «картвельскими» фонемами и фонемами северокавказских языков, не имеем права говорить о кавказской языковой общности, и всякая теория, предполагающая эту общность данной, должна быть признана фантастической» [там же]. По Трубецкому, сравнительная грамматика кавказских языков не может быть создана, пока не будет создана, с одной стороны, сравнительная грамматика картвельских, а с другой стороны, северокавказских языков. Эти две сравнительные грамматики должны создаваться независимо, и написание каждой из них должно представлять собой самостоятельную задачу. Лишь в этом случае будет получен ответ на вопрос, образуют ли «все кавказские языки действительно языковую семью». Для того чтобы добиться успеха в этом направлении, необходимо начать со сравнительной фонетики, затем перейти к морфологии и синтаксису, точно так же, как это делается при изучении всех прочих языковых семей мира. Следует отметить, что данная проблема в целом остается актуальной, поскольку сравнительная грамматика всех кавказских языков не составлена по сей день.

Северокавказские языки Н.С. Трубецкой подразделяет на две ветви:

I. Абхазо-керкетские, или западно-кавказские языки:

а) адыгский с двумя языками – адыгейским и кабардинским;

б) абхазский также с двумя языками – абхазским и абазинским;

в) убыхский.

II. Чечено-лезгинские, или восточно-кавказские языки, которые Н.С. Трубецкой подразделяет на восемь групп:

а) чеченская группа, включающая в себя: собственно чеченский; бацбийский, или тушский; ингушский;

б) аваро-андийская группа, включающая: аварский (важнейший язык Дагестана, служащий в качестве основного для всего северо-запада этого региона); андийский; ботлихский; годоберинский; каратинский; ахвахский; багвалинский; тиндинский; чамалинский; хваршинский; цезский, бежтинский;

в) лакский, или казикумухский;

г) арчинский;

д) даргинская группа, включающая: урахинский, акушинский, кайтагский, кубачинский;

е) группа самурских языков, которая объединяет: лезгинский, агульский, табасаранский, рутульский, цахурский, будухский, крызский;

ж) удинский;

з) хиналугский.

Создавая фонетическую транскрипцию для исследуемых языков, Н.С. Трубецкой пользовался различными транскрипционными системами, поэтому при чтении его работ возникают трудности в отождествлении тех или иных фонем. В то же время принципы, положенные им в основу научной транскрипции, оказались очень плодотворными для кавказоведения и, в частности, были восприняты грузинской школой кавказоведения.

Анализируя особенности северокавказских фонем, ученый определяет место латеральных спирантов и аффрикат в фонетической системе исследуемых языков. Латеральные спиранты представляют собой результат трения воздуха, проходящего через щель между боковым краем языка и прилегающей к этому краю щекой; латеральные аффрикаты артикулируются посредством дорсального смыкания, за которым следует неполный латеральный взрыв, вызывающий такое же трение воздуха о боковой край языка и щеку и т.д. Указанные фонемы, по данным Н.С. Трубецкого, встречаются в адыгском, убыхском, бацбийской (тушском) и ингушском языках.

Путем реконструкции автор проводит сравнение всех подгрупп восточнокавказских языков.

На основании сравнения данных подгрупп Н.С. Трубецкой впервые в лингвистике устанавливает возможные соответствия латеральных согласных: глухим латеральным спирантам арчинского и аваро-андийских языков во всех остальных чечено-лезгинских языках соответствуют глухие препалатальные или велярные спиранты.

Формулируя основные контуры звуковых соответствий западнокавказских и восточнокавказских звуков, ученый показывает общий принцип соответствия латеральных: исторически восточным латеральным соответствуют исторически западнокавказские латеральные, а велярным – велярные. Автор подкрепляет свои выводы тем, что в тех случаях, когда арчинский и все аваро-андийские языки имеют глухие латеральные спиранты, все остальные кавказские языки обнаруживают глухие велярные или препалатальные спиранты (или же шипящие). В силу этого, предполагает Н.С. Трубецкой, общекавказский имел глухие велярные спиранты, которые были позднее латерализованы в аваро-андийском и в арчинском языках. На промежуточном этапе автор восстанавливал протоаваро-андийские глухие велярные спиранты, которые должны были стать препалатальными, как в некоторых других дагестанских языках (табасаранском, рутульском и др.).

Из наблюдений Трубецкого видно, что латеральные согласные северокавказских языков часто изменяются в дорсальные (велярные, задневелярные, препалатальные) и, наоборот, глухие велярные спиранты превращаются в латеральные.

Таким образом, Н.С. Трубецкой увязывал кавказские латеральные только с дорсальными (велярными, задневелярными, препалатальными) и предполагал возможность объяснения кавказскими влияниями одной особенности армянской фонетики: переход классического армянского t в современный армянский γ и отмечал, что «после всего, что мы установили для чечено-лезгинских языков, вполне естественно предположить, что класс. арм. t изменился в γ через промежуточный этап звонкого латерального спиранта t и что это изменение произошло под влиянием какого-то восточнокавказского языка – может быть, агванского, без сомнения, родственного современным языкам Дагестана [там же: 246].

Хотя не все соответствия западнокавказских и восточнокавказских латеральных согласных были установлены Н.С. Трубецким, он заложил основы дальнейшей реконструкции, что позволило впоследствии другим ученым продолжить работу по выявлению звуковых соответствий (см. работы Е.А. Бокарева, 1961; Б.Х. Балкарова, 1970; Б.Б. Талибова; Б.К. Гигинейшвили, 1977; А.Е. Кибрика, 1976; А.И. Абдокова, 1983; С.А. Старостина, 1987; М.А. Кумахова, 1981; А.К. Шагирова, 1977 и др.).

Научное творчество Н.С. Трубецкого не ограничивается чисто лингвистическими исследованиями, оно весьма многогранно. Его исследования в области общей филологии, истории культуры, этнологии, истории языка привели к открытию нескольких новых научных направлений и дисциплин, которые обогатили филологическую науку. Открывая новые горизонты в области комплексного исследования историко-филологических дисциплин, Трубецкой одновременно указывал на перспективные возможности, которые созвучны с современной гуманитарной наукой. Между тем многие его работы до последнего времени не были предметом научного анализа. В этом плане особый интерес представляет изданная в 1995 году работа Трубецкого по общегуманитарным наукам «История. Язык. Культура».

В статье «Об истинном и ложном национализме» выдающийся ученый проблему самопознания ставит как проблему нравственного долга всякой личности и указывает связь между самопознанием и практической жизнью частночеловеческой и многочеловеческой личности.

Автор пишет о том, что отношение человека к культуре своего народа может быть довольно различно. У романогерманцев это отношение определяется особой психологией, которую можно назвать эгоцентрической. Здесь Трубецкой приводит мысли, высказанные им в его книге «Европа и человечество». Он пишет: «…человек с ярко выраженной эгоцентрической психологией бессознательно считает себя центром вселенной… Поэтому всякая естественная группа, к которой этот человек принадлежит, признается им, без доказательств, самой совершенной. Его семья, его племя, его сословие, его раса кажутся ему лучше всех остальных» [Трубецкой 1995: 6]. Романогерманцы, будучи насквозь пропитаны этой психологией, всю оценку культур земного шара строят именно на ней. Поэтому возможны два вида отношения к культуре: либо признание, что высшей культурой мира является та, к которой принадлежит «оценивающий» субъект (немец, француз и т.д.), либо признание, что венцом совершенства является не только частная разновидность, но вся сумма родственных культур, созданных всеми романо-германскими народами. Первый вид называется в Европе «узкий шовинизм», а второй – общий романо-германский шовинизм именуется «космополитизмом». Трубецкой отмечает, что негерманские народы, воспринявшие европейскую культуру, обычно вместе с культурой воспринимают от романогерманцев и оценку этой культуры, поддаваясь обману неправильных терминов «общечеловеческая цивилизация» и «космополитизм». Благодаря этому, у таких народов оценка культуры строится уже не на эгоцентризме, а на некотором своеобразном «эксцентризме», точнее – на «европоцентризме». По мнению Трубецкого, долг всякого нероманогерманского народа состоит в том, чтобы, во-первых, преодолеть всякий собственный эгоцентризм, а, во-вторых, оградить себя от обмана «общечеловеческой цивилизации», от стремления во что бы то ни стало быть «настоящим европейцем». Этот долг ученый формулирует двумя афоризмами: «познай самого себя» и «будь самим собой». Трубецкой справедливо утверждает, что борьба с собственным эгоцентризмом возможна лишь при самопознании. Он пишет: «Истинно самопознание укажет человеку (или народу) его настоящее место в мире, покажет ему, что он – не центр вселенной, не пуп земли» [там же: 115]. Внешним образом истинное самопознание выражается в гармонически самобытной жизни и деятельности данной личности. Для народа – это самобытная национальная культура.

Культура понимается Н.С. Трубецким как «исторически непрерывно меняющийся продукт коллективного творчества прошлых и современных поколений данной социальной среды, причем каждая отдельная культурная ценность имеет целью удовлетворение определенных (материальных или духовных) потребностей всего данного социального целого или входящих в его состав индивидов» [Трубецкой 1995: 329]. Аргументы ученого просты и убедительны. Культура какой-либо общественности всегда производит «нивелировку индивидуальных различий его членов». Понятно, что это усреднение должно и может происходить на основе общих для всех «членов» национальной или социальной общности потребностей. Сильно различаясь в стремлениях духовных, люди общи в логике и материальных потребностях. Отсюда примат «логики, рационалистической науки и материальной техники» над «религией, этикой и эстетикой» в однородной общечеловеческой культуре неизбежен. Неизбежно и следствие – духовная примитивизация и бессмысленное строительство «вавилонских башен» (последнее понимается автором предельно широко).

Таким образом, главный и основной грех современной ему европейской цивилизации Н.С. Трубецкой видит в том, что она стремится во всем мире нивелировать и упразднить все индивидуальные национальные различия, ввести повсюду единообразные формы быта, общественно-государственного устройства и одинаковые понятия.

Н.С. Трубецкой связывает так называемую общечеловеческую культуру (или европейскую цивилизацию) с духовно-нравственным одичанием.

Совершенно иначе, по мнению автора, развивается культура, опирающаяся на национальный принцип. Только она стимулирует «духовно возвышающего человека ценности». Ведь идеальный аспект такой культуры органически, «интимно» близок ее носителям.

Н.С. Трубецкого всегда интересовал смешанный характер языков и крупных языковых зон. В статье «Вавилонская башня и смешение языков» он описал механизм «дробления» языка (праязыка) на наречия, говоры и подговоры и вхождения языка в семейства, внутри которых различаются ветви и подветви, описал отношения языковых единиц, объединенных генетически, то есть восходящих исторически к диалектам некогда единого «праязыка» данной генетической группы (семейства, ветви, подветви и т.д. И далее автор отмечает: «Но кроме такой генетической группировки, географически соседящие друг с другом языки часто группируются и независимо от своего происхождения. Случается, что несколько языков одной и той же географической и культурно-исторической области обнаруживают черты специального сходства, несмотря на то, что сходство это не обусловлено общим происхождением, а только продолжительным соседством и параллельным развитием. Для таких групп, основанных не на генетическом принципе, мы предлагаем название «языковых союзов» [Трубецкой 1995: 333]. Так, впервые автором сформулировано понятие «языкового союза» и отмечена важность этого понятия и явления для сравнительного и общего языкознания и для этнической культурологии. Такие «языковые союзы» существуют не только между отдельными языками, но и между языковыми семействами, то есть случается, что несколько семейств, генетически друг с другом не родственных, но распространенных в одной географической и культурно-исторической зоне, целым рядом общих черт объединяются в «союз языковых семейств». Так, семейства угро-финско-самоедское (иначе «уральское»), тюркское, монгольское и маньчжурское целым рядом общих черт объединяются в один «союз урало-алтайских языковых семейств», несмотря на то, что генетическое родство между всеми этими семействами современная наука отрицает» [Трубецкой 1995: 333]. Автор пишет, что деление существительных на грамматические роды и способность корня при образовании форм изменять, вставлять и выбрасывать корневую гласную (соберу – собрать – собирать – собор) объединяют семейства индоевропейское, семитское, хамитское и северокавказское в «союз средиземноморских языковых семейств».

«Таким образом, - заключает Н.С. Трубецкой, - принимая во внимание обе возможные группировки языков – генетическую (по семействам) и негенетическую (по союзам), - можно сказать, что все языки земного шара представляют некоторую непрерывную сеть взаимно переходящих друг в друга звеньев, как бы радужную» [Трубецкой 1995: 334]. Обнаруживая некоторую структурную, функционально-стратификационную и ситуативную изоморфность языка и культуры, Трубецкой в то же время отмечает, что «распределение и взаимное отношение культур не совпадает с группировкой языков». Носители языков не только одного и того же семейства, но одной и той же ветви могут принадлежать к разным типам культур: примером, иллюстрирующим это положение, является народ венгерский (или мадьярский). Как известно, языковые родичи венгров – вогулы и «остяки» (в северо-западной Сибири) – в культурном отношении не имеют с венграми «решительно ничего общего». И все же распределение и взаимные соотношения культур основаны, в общем, на тех же принципах, что и соотношения языков, с тою лишь разницей, что то, что в культуре соответствует «семействам», имеет гораздо меньшее значение, чем то, что соответствует «союзам». Культуры отдельных соседних друг с другом народов представляют всегда целый ряд черт, сходных между собой. Благодаря этому среди этих культур обозначаются известные культурно-исторические «зоны», например, в Азии зоны мусульманской, индостанской, китайской, тихоокеанской, степной, арктической и т.д. культур. Границы всех этих зон взаимно перекрещиваются, так что образуются культуры смешанного или переходного типа. Отдельные народы и части народов специализируют данный культурный тип, внося в него свои специфические индивидуальные особенности. В результате получается та же радужная сеть, единая и гармоничная в силу своей непрерывности и в то же время бесконечно многообразная в силу своей дифференцированности [Трубецкой 1995: 334].

Работа «Вавилонская башня и смешение языков» и введенное в ней понятие языкового союза положило в языкознании начало целой его отрасли, занимающейся языковыми союзами и связанной с ними ареалогией. У Трубецкого язык выступает как факт истории и культуры, т.е. история языка есть история культуры.

В настоящее время научные воззрения ученого в области взаимосвязи истории, языка и культуры имеют продолжение и характеризуются многообразием направлений форм анализа. Мысли, высказанные три четверти столетия тому назад выдающимся русским ученым Н.С. Трубецким в его работах, находят отклик и обретают востребованность в наше время.

Н.Ф. Яковлев и вопросы общей и прикладной лингвистики

(1892-1974)

Николай Феофанович Яковлев вошел висторию отечествен­ной науки и культуры как спе­циалист по теоретической и прикладной лингвистике и как кавказовед. В 1916 году он окончил славяно-русское отделение историко-филологи­ческого факультета Московского университета. Молодой Яков­лев изучал русскую этнографию, фольклор, диалекты, часто бывал в экспедициях. Отчеты, которые он сделал в Московской диалектологической комиссии и в Московском лин­гвистическом кружке, обратили на себя внимание Д.Н. Уша­кова, Н.Н. Дурново и других. Их поразила высокая профес­сиональная точность диалектологических записей и глубина теоретического осмысления материала. По рекомендации ака­демика А.А. Шахматова с 1918 г. Н.Ф. Яковлев начал зани­маться языками и этнографией народов Северного Кавказа. В 1921 году руководство Московского университета пригласи­ло талантливого молодого лингвиста на преподавательскую ра­боту по славяноведению, но Н.Ф. Яковлев, уже занимаясь Кав­казом, всю свою научно-исследовательскую работу направил в русло кавказоведения. Начинается самый плодотворный период его научной работы. Он практически ежегодно организовывал комплексные этнолингвистические экспедиции в Кабарду, Аб­хазию, Адыгею, Чечено-Ингушетию и Дагестан.

В 1925 г. на основе факультета общественных наук (ФОН) были созданы два факультета - этнологический (в дальнейшем историко-этнологический) и советского права. Этнологический факультет включал историческое, литературное, этнографиче­ское отделения и отделение изобразительных искусств. Истори­ческое отделение делилось на несколько направлений: а) вос­точных славян (руководитель Б.М. Соколов), б) западных и южных славян (руководитель А.М. Селищев), в) тюркское (руководитель В.А. Гордлевский), г) кавказское (руководитель Н.Ф. Яковлев), д) иранское (руководитель Л.И. Жирков). Кавказоведческий цикл носил историко-лингвистический ха­рактер. Здесь читались курсы кавказских языков, освещалась их генеалогическая классификация и типологическая структу­ра, предлагались лекции по истории и археологии Кавказа, из­учались отношения Кавказа с Передней Азией и др.

Члены Московского лингвистического кружка, куда входил и Н.Ф. Яковлев, откликались на самые злободневные вопросы филологической науки и истории того времени. Они принимали участие в перестройке преподавания языка в советской школе, в проведении орфографической реформы, изучении бесписьменных языков с целью создания для них письменности.

Ученому принадлежит особое место в разработке теоре­тических основ фонологии. «Фонемы выделяются не потому, что они сознаются каждым отдельным говорящим, - писал Н.Ф. Яковлев, - но они потому и сознаются говорящими, что в языке эти звуки выполняют особую грамматическую роль. Именно эта единица подлежит передаче на письме» [Яковлев 1923: 8]. Теория фонем выдвинула ее создателя на «капитанский мостик» национального языкового строительства сначала в качестве уче­ного-эксперта в Главнауке Наркомпроса на научных заседаниях, а затем ведущим работником Научного совета Всесоюзного Цент­рального Комитета нового алфавита при ЦИК СССР (1926-1937). Н.Ф. Яковлев возглавил дело научной разработки пись­менностей для народов Северного Кавказа, Абхазии, для тюркских, финно-угорских, монгольских, тунгусо-манчжур­ских языков, а также для языков народностей советского Край­него Севера. Создание таких письменностей было необходимо в интересах приобщения этносов к печатному слову в интересах образования и культуры, а также для устранения графического барьера на пути овладения населением национальных респуб­лик Союза русским языком как средством межнационального общения.

Созданный Яковлевым фонемный принцип письма позволил создать письменности для 70 языков народов СССР. Исклю­чительно большую роль в утверждении научных принципов по­строения алфавитных и орфографических систем для письмен­ностей народов СССР сыграла работа ученого «Мате­матическая формула построения алфавита (опыт практического приложения лингвистической теории)». Она давала возможность создателям конкретных национальных письменностей находить наиболее экономичные способы передачи фонем на письме.

Как известно, русские ученые, занимавшиеся изучением фонемы до Н.Ф. Яковлева (Бодуэн де Куртенэ, Щерба и др.), объясняли фонему как звук, существующий в сознании говоря­щего. А Н.Ф. Яковлев доказывает, что фонема прежде всего объективно существует в грамматическом строе языка, напри­мер, в литературном языке (отражаясь также в его алфавите), и лишь в результате этого - в сознании говорящих. На основа­нии таких наблюдений профессор Н.Ф. Яковлев делает очень важный вывод: физически различные звуки могут быть в языке единой фонемой, и наоборот - физически совершенно одинаковые звуки языка в отдельных случаях оказываются различными фонемами. Следовательно, фонема и физический звук - это со­вершенно различные явления. Здесь же он объясняет происхож­дение и развитие фонемы, систему гласных и согласных фонем, некоторые звуковые законы кабардино-черкесского языка и грамматики и заканчивает работу изложением природы (харак­тера) ударения в кабардино-черкесском языке. От практики к теории и от нее снова к практике - этим принципом он руко­водствуется в своих исследованиях. Основные положения теории фонем Н.Ф. Яковлева вошли составной частью в фонологию, разработанную позднее Н.С. Трубецким.

Многогранна деятельность Н.Ф. Яковлева. В связи с созда­нием научной теории фонем ученый в 40-х годах впервые выдвинул ряд положений прикладной лингвистики, машинного перевода и формализации языка в определенных целях. Его теория строится «на результатах не историко-сравнительного изучения языков, но на относительно недавно возникшей теории фонем как главе вновь возникающей лингвистической дисцип­лины - так называемой «статической» или «синхронической» лингвистики, которую правильнее было бы назвать «теорией грамматики» в научном смысле слова [Яковлев 1923:29].

В современном языкознании, когда речь идет о структуре или изменениях языка, фонема является единицей, без которой адекватное описание языка невозможно. Между тем формиро­ванию фонологии предшествовала длительная практика фонети­ческих и лингвистических исследований. Н.Ф. Яковлев был одним из первых, кто заложил основы создания общей теории письма, орфографии и графики, сформулировав принципы фонемологии, сыгравшей огромную роль в становлении фонологии XX века. Как известно, теория фонем зародилась в России. Для Н.Ф. Яков­лева руководящим принципом служила теория фонем, предло­женная проф. И.А. Бодуэном де Куртенэ и развитая проф. Л.В. Щербой. По этому поводу Н.Ф. Яковлев писал: «...хотя я не согласен с необходимостью того психологического обоснова­ния этой теории, какое предлагается в указанных работах... Грубо говоря, продолжаю традиции П.К. Услара» [Яковлев 1983: 128].

Услар, изучая кавказские языки, еще в 60-х годах XIX в. пришел к выводу, что есть звуковые особенности, позволяющие дифференцировать смысл высказывания, и есть такие, которые не влияют на смысл. Вто­рой путь был связан с требованиями сравнительно-исторических задач: изучение звукового строя родственных языков и его из­учение в истории данного языка. Для их решения невозможно было ограничиться рамками антропофоники. И.А. Бодуэн де Куртенэ еще в 1870 г. сформулировал положение о принципи­альном несовпадении физической природы звуков с их значе­нием в механизме языка и обосновал необходимость строгого разграничения звука (фона) и фонемы, антропофоники и психофонетики. В рамках психофонетики развивал учение о фо­неме Л.В. Щерба, подчеркивавший смыслоразличительную роль фонемы.

Исследователи фонологической теории Бодуэна де Куртенэ определили, что фонема в его понимании, по существу, никогда не была реляционным понятием, хотя сам Бодуэн де Куртенэ говорил о фонетических противоположностях, дифференцирую­щих смысл. В 1881 г. фонема определяется им как сумма обоб­щенных антропофонических свойств известной фонетической ча­сти слова, неделимая при установлении коррелятивных связей в области одного языка и корреспондентных связей в области нескольких языков. Нежелание признать удовлетворительной обычную трактовку фонетических законов как перехода одного звука в другой привело Бодуэна де Куртенэ к созданию доста­точно обоснованной и строгой теории чередований. Она предла­гала удобное объяснение фонетических закономерностей в све­те их использования на морфологическом уровне языка, давала возможность выявить различные этапы в фонетическом разви­тии языка - от возникновения микроскопических фонетических изменений, приводящих к морфологизации фонетических раз­личий, и далее к превращению их в традиционные чередования. Концепция Бодуэна де Куртенэ - Щербы нашла благоприятный отклик у специалистов в области экспериментальной фонетики, явившейся эмпирической базой методики обучения орфоэпии как практического приложения учения о фонеме.

Вопрос определения фонемы давал некоторые основания для дальнейших размышлений в весьма перспективном направле­нии: разложимость фонемы в принципе могла привести к выде­лению некоторых составляющих фонемы. Сам Бодуэн де Кур­тенэ таких выводов не сделал, однако некоторые его замечания и наблюдения позволяют говорить о том, что он понимал, что одна фонема от другой может отличаться разным количеством признаков. В одном месте он говорит о возможности, меняя по одной особенности, «пройти» весь состав звуков, а в другом ме­сте говорится о падении некоторых различий у фонем и об ос­лаблении или даже исчезновении способности дифференциации. Он отмечает, что оттенки фонем могут усиливаться до такой степени, что каждому из них соответствует в языковом мышле­нии данного индивида особая фонема.

Н.Ф. Яковлев отмечает, что фонемы выделяются не потому, что они сознаются каждым от­дельным говорящим, но потому и сознаются говорящим, что в языке, как в социально выработанной грамматической системе, эти звуки выполняют особую грамматическую функцию. «Можно сказать вслед за Усларом, что фонемы - это звуки, с помощью которых происходит различение слов в языке. Точнее говоря, мы должны ясно представить себе, что фонемы - это социально выделяемые в языке звуки, и таких звуков в каждом языке су­ществует различное, но всегда строго ограниченное количество. И эти фонемы клались в основу буквенного обозначения» [Яков­лев 1928: 9].

Развивая мысли своих предшественников, Н.Ф. Яковлев ре­шил «фонемологическую задачу»: фонему следует «признать целиком обусловленной определенным соотношением звуковых и семантических элементов в лексике и морфологии данного язы­ка как статической системы. Это позволило бы «фонемологии»... перенести теоретическую базу на почву собственно лингви­стики, в данном случае статической (синхронной)» [Яковлев 1923: 8]. Основной смысл его метода заключается в том, что все минимальные единицы языка (слова и морфемы) имеют определенное значение лишь в рамках языка, вне контекста ко­торого они превращаются в бессмысленное «бормотание», а зву­ковые атомы языка как бы носят интернациональный харак­тер. Если фонема - минимальная единица данного языка, то и она должна получать лингвистическое содержание лишь в рам­ках данного языка на данном этапе его развития. Вне контек­ста данного языка фонема, как и любая другая единица языка, остается просто физическим звуком.

Бодуэн де Куртенэ освободил звуковой «атом» языка от физикализма. Щерба определил его лингвистическую функцию, не освободив от психологизма, Яковлев же освободил его от психологизма, превратив фонему в собственно лингвистическую единицу, детерминируемую соотношениями с другими единицами данного языка. Н.Ф. Яковлев подчеркивал, что «главным бази­сом является место и роль отдельных звуковых моментов в си­стеме «смысловых», т. е. морфологических и лексических эле­ментов языка, а собственно психофонетических наблюдений в области различения отдельных звуковых моментов доставляют сюда вспомогательный материал» [там же].

В работах Н.Ф. Яковлева мы встречаем определение таких понятий, как сильная и слабая позиция, фонемные ряды, диф­ференциальные и интегральные элементы, нейтрализация, кор­реляция и многое другое, на чем позже строилась практическая и теоретическая фонология. Дальнейшие научные разработки фонологии коллегами ученого по Московскому университету убедительно показали, что фонема - явление физическое - дей­ствительно получает лингвистическое содержание лишь в систе­ме данного языка на данном этапе его развития, детерминиру­ется местом и ролью в системе языка.

Н.Ф. Яковлеву принадлежит введение в научный обиход по­нятия слоговой фонемы («силлабофонемы»), необходимого в интерпретации фонологических систем моновокалического типа [Яковлев 1923: 67].

Его работы по теории фонемы оказали большое влияние на разработку фонологии как у нас, так и в зарубеж­ной лингвистике. М.В. Панов так оценивает значение трудов Н.Ф. Яковлева: «Строя теорию фонем без психолингвистики, Н.Ф. Яковлев прокладывал пути для новых фонологических тео­рий. После него фонологи Пражской школы в 30-х годах и ра­ботники Московской фонологической школы заняли твердую антипсихологическую позицию» [Панов 1977: 246].

В работе «Математическая формула построения алфавита (опыт практического приложения лингвистической теории)» (1928) Н.Ф. Яковлев отмечает, что решение вопроса о научном построении практического алфавита требует, прежде всего, известного пересмотра положений теоретической фонетики. Характеризуя заслуги фонетистов бодуэновской школы, великого кавказоведа П.К. Услара, проф. Л.В. Щербы, автор обстоятельно рассматривает функции практического алфавита и научной транскрипции, отмечая, что в научной транскрипции исследователь выражает не только фонемы, но и варианты фонем, т. е. звуковые оттенки, появляющиеся под влиянием смены соседних звуков. Таким образом, одна и та же фонема может включать в себя еще целый ряд звуковых оттенков, так называемых вариантов, различение которых необходимо для научного познания фонетики, но совершенно излишне для практического письма, а с другой стороны, в практическом письме необходимо выражать с помощью особых букв или иным способом все существующие в данном языке фонемы. Например, в русском языке существуют, с одной стороны, твердые н, л и соответствующие мягкие н’, л’ (кон - конь, мел - мель); с другой стороны, имеются также твердые к, г и мягкие к’, г’. Если исследовать эти звуки с физико-акустической точки зрения, то может оказаться, что акустическое различие в обеих парах противопоставлений одинаково, хотя социальная роль твердости/мягкости здесь различна.

Таким образом, в каждом языке грамматически (социально) существуют звуковые отличия двух категорий. Одна категория связана с различением (смыслом) слов. Этот род звуков называется в грамматической науке «фонемами», проще можно было бы назвать их самостоятельными звуками языка. Для образов фонем почти каждый язык использует какой-нибудь звуковой признак, с помощью которого образуется целый ряд взаимно противопоставленных парных фонем, как гласных, так и согласных. Таков, например, в русском языке признак твердости/мягкости согласных, таков же во многих тюркских языках признак твердости/мягкости гласных, и, наконец, в кавказских языках встречается образование парных согласных фонем с помощью признаков пассивной/активной лабиализации (положение губ), надгортанного/подгортанного выдыхания и т.п. Другой ряд звуковых отличий появляется в каждом языке исключительно в зависимости от смысла соседних звуков речи, т.е. исключительно в определенных сочетаниях фонем друг с другом. Этот ряд звуковых отличий называется в науке «комбинаторными» вариантами фонем, или звуковыми оттенками фонем.

Система практического письма должна графически отражать все фонемы данного языка - и только их. Это основное положение для создания практически применимых алфавитов.

На основе глубокого анализа фонологической системы Н.Ф. Яковлевым создавались новые алфавиты и принципы построения орфографии каждого языка. Ученый приходит от теоретической лингвистики к прикладной.

Как известно, Пражская лингвистическая школа признавала функциональной фонетической единицей фонему или архифонему. При составлении орфографии фонемы передаются у пражцев особыми знаками, а архифонемы всегда единообразно. У Н.Ф. Яковлева функциональной фонетической единицей является ряд позиционно чередующихся звуков, к этой идее позже присоединилась Московская фонологическая школа.

Мыкоснулись здесь лишь основных фонетических проблем, над которыми работал Н.Ф. Яковлев. Почти по каждому, даже самому мелкому вопросу он всегда имел свое оригинальное, научно обоснованное мнение.

Дата добавления: 2015-08-03