В РУСИСТИКЕ ХХ ВЕКА

Особого внимания заслуживает развитие типологических исследований в русском языкознании. Однако следует отметить, что до ХХ века типологические исследования не были объектом специального систематического самостоятельного научного направления. В то же время известно, что история становления и развития лингвистической типологии связана с изучением сравнительно-исторического языкознания XIX в. Основным объектом сравнительно-исторического языкознания было сравнение языков или групп родственных языков, поэтому типологическое сравнение языков тесно связано с классической компаративистикой и является одной из составляющих при сравнении языковых систем в целом. Так, исследования морфологических типов языков содержатся в трудах Ф.Ф. Фортунатова. Он следовал критериям морфологического строения слова в типологической классификации языков как результата хронологической иерархии типов (языки изолирующие, агглютинирующие, флективные). Формальные классы слов, по данным Фортунатова, не универсальны, не раз навсегда заданы, а различны в разных языках на разных этапах их развития. Здесь впервые в фортунатовской школе лингвистики генетический подход к реконструкции древнейшего состояния языка уступил место генетико-типологическому подходу к лингвистическому анализу.

А.А. Потебня также, восстанавливая черты древнего синтаксиса индоевропейских языков, выделил типологические особенности, присущие разным этапам развития языков данной семьи, осмысливая их как ступени единого процесса развития человеческого языка. Наибольший интерес представляют в этом направлении работы И.А. Бодуэна де Куртенэ, посвященные сравнительной грамматике славянских языков, где автор предложил типологическую классификацию исследуемых языков на основе отношений долготы и краткости гласных к характеру ударения. Им были выделены пять групп славянских языков: сербско-хорватский; словенский; русский, болгарский; чешский, словацкий; польский, кашубский, полабский, сербо-лужицкий. Бодуэн, наряду с типологией родственных языков, дает замечания, касающиеся возможности сравнительного изучения неродственных языков, наличия параллельных структурных черт, не зависимых от генетической общности. Изучение общих черт у неродственных языков рассматривалось как задача общей грамматики.

Идеи Бодуэна де Куртенэ о характеристике языков по признаку долготы и краткости звуков в славянских языках были развиты его учеником В.А. Богородицким применительно к тюркским языкам, связавшим сингармонизм тюркских языков с сингармонизмом японского языка, а другой ученик Бодуэна де Куртенэ - Е.Д. Поливанов применил отмеченную им гармонию гласных к фонетическим явлениям узбекского языка.

Бодуэновская идея о том, что сопоставительное изучение языков, имеющее дело с определением сходств и различий между языками, может быть основано на выявлении общего сходства состояния и изменения совершенно независимо от исторических или генеалогических связей. Как видно, четко выявляется подход Бодуэна де Куртенэ к выделению и сопоставлению в языках целостных систем, определенных структурных отношений как в области фонетики, так и в области морфологии, в которых обнаруживаются функционально-тождественные общие черты. Именно такой интегрирующий подход наблюдается в современных направлениях типологического изучения языков.

При выявлении общих структурных черт в неродственных языках Бодуэн де Куртенэ основное внимание уделяет фонетической типологии, выделяя ее особое значение в развитии языкознания.

В ХХ веке отношение к типологическим исследованиям существенно изменилось, в частности в русистике. Эти изменения происходили по разным направлениям, где были получены впервые определенные результаты.

Появились новые задачи в изучении типологии:

1. Лингвисты стремились построить типологические классификации языков на основании уровневых признаков: морфологических, синтаксических, фонетических, лексических, семантических.

2. Способы выражения грамматического значения и деление языков по типам фактически служили выявлению двух рядов понятий в типологии: понятия о типовых средствах языков (на уровне грамматики) и о типологических классах языков (на уровне классификации.

3. В ХIХ в. сравнительно-исторические исследования велись в основном при изучении индоевропеистики, а в ХХ в. исследования проводились и на материале неиндоевропейских языков, которые показали, что процедура генеалогических сближений и сопоставлений, разработанная в индоевропейской компаративистике, нуждается в пересмотре и корректировке в применении ее к языкам неиндоевропейских семей, в частности кавказских, тюркских и других языков. Сравнительно-историческое исследование языков неиндоевропейских семей поставило вопрос о типологических особенностях каждой из них. Н.С. Трубецкой сделал первую попытку выявления типологических особенностей кавказской языковой семьи, назвав ее «отличительные типологические признаки». Эти исследования выявили, что между генеалогическим и типологическим сравнением языков существуют новые точки соприкосновения и противопоставления.

4. Новые данные по типологии привели к новым данным о типологическом развитии языков, и впервые И.И. Мещанинов в книге «Члены предложения и части речи» описал особенности типологического развития языков, суть которых заключается в том, что грамматический строй языков отражает развитие категорий мышления, или понятийных категорий, которые через синтаксические структуры трансформируются в морфологические категории.

Как видно, в первой половине ХХ века предмет типологии становится предметом языковых сопоставлений и сравнений, в том числе и внутренних языковых сравнений в пределах одного языка, поскольку в одном и том же языке обычно представлены различные способы выражения грамматических значений. Нужно сказать при этом, что теоретические работы Р. Якобсона во многом конкретизировали и обогатили типологию новыми данными. Его мысли, высказанные на начальном этапе становления типологии, что генетический метод имеет дело с родством, ареальный – со сродством языков, а типологический – с изоморфизмом (в отличие от родства и сродства, изоморфизм не связан обязательно ни с фактором времени, ни с фактором пространства, но может объединять различные состояния одного и того же языка или два состояния - как одновременных, так и отдельных во времени - двух различных языков, причем как языков, расположенных по соседству, так и находящихся на далеком расстоянии, как родственных, так и имеющих разное происхождение), оправдались в дальнейших исследованиях и получили новое продолжение.

Итак, первый период типологических исследований, направленный на теоретическое обоснование проблемы и включение разноструктурных языков народов Советского Союза в орбиту лингвистических исследований, достиг определенных результатов; в 30-50-е годы начинается активная разработка типологической проблематики. В это время типология рассматривается с разных точек зрения, по-разному определяется предмет и соотношение методики типологических исследований с приемами структурного анализа, а также роль синхронии и диахронии в разработке типологии. Особо здесь следует отметить Н.Я. Марра, И.И. Мещанинова, Н.Ф. Яковлева, Е.Д. Поливанова, С.Д. Кацнельсона, А.В. Десницкую, М.М. Гухман, В.М. Жирмунского, Б.А. Успенского, В.Н. Топорова, В.З. Панфилова, Э.А. Макаева, Вяч.Вс. Иванова и др.

В наиболее ранних типологических построениях ХХ века в русском языкознании наблюдается теоретическое осмысление и обобщение принципиально новой информации о языковых структурах, которую привнесли типологические особенности неиндоевропейских языков СССР. Эти достижения связаны с Н.Я. Марром и И.И. Мещаниновым. В связи с отсутствием у Марра строгой методики лингвистического анализа и нечеткости разграничения типологической и генетической общности (хотя теоретически Н.Я. Марр разграничивал типологическое и материальное родство и противопоставлял их друг другу), в практике лингвистических исследований эти два плана смешивались с генетико-стадиальными связями.

В современном языкознании в типологических построениях Н.Я. Марра выделяются два аспекта рассмотрения языков: 1) стадиально-типологическая стратификация языков, основанная на положении о единстве глоттогонического процесса; 2) поиски универсалий, преимущественно на уровне семасиологии и этимологии (палеонтологии – по терминологии Марра).

В ранних работах Н.Я. Марра обнаруживается связь с трехчленной морфологической классификацией В. Гумбольдта – аморфной, агглютинативной и флективной. Эти три типа языков Марр рассматривал как три стадии единого глоттогонического процесса, но вместе с тем он отмечал односторонность и поверхностность стадиальной характеристики языков, основанной только на морфологических признаках. Он вносит дополнительные, существенные поправки в старую классификацию. Один какой-либо признак, по справедливому мнению Н.Я. Марра, не может служить критерием выделения того или иного языкового типа, необходимо наличие нескольких признаков, которые определяют ту или иную стадию в совокупности: 1) аморфность, т.е. отсутствие морфологии, 2) моносиллабизм (односложность слова), 3) синтетический строй, 4) отсутствие (или плохая дифференцированность) частей речи и 5) полисемантизм, которому отводится определенное хронологическое место в пластах диахронического разреза всех языков мира. Эти новые мысли типологических характеристик ученого получили затем развитие в работах И.И. Мещанинова при построении совершенно новых стадиальных схем.

Н.Я. Марр отрицал существование «чистых» типов. Полистадиальность первоначально выделяется как структурная особенность яфетических языков. Положение это, несомненно, очень важно для типологических исследований, так как оно ведет к принятию сосуществования в одном языке микросистем, соотнесенных с разными, иногда диаметрально противоположными структурными типами. Последовательно и глубоко данное положение реализуется в работах И.И. Мещанинова, который не ограничился утверждением, что все намечаемые стадии окажутся безукоризненно выдержанными только в теоретических построениях, на практике же «чистых» стадиальных представителей не окажется вовсе, но и превратил это положение в один из основных методологических принципов своего стадиального анализа.

Тем не менее, идеи Н.Я. Марра по этому комплексу проблем оказали известное влияние на последующие работы других советских языковедов, пытавшихся найти пережитки прошлого в индоевропейских языках (И.И. Мещанинов, С.Л. Быховская, С.Д. Кацнельсон, А.В. Десницкая, М.М. Гухман). В этом плане следует отметить работу Р.С. Аликаева «М.М. Гухман и развитие отечественной лингвистики». Автор, подробно анализируя содержание и задачи исторической типологии, показывает соотношение лингвистических универсалий и типологических исследований [Аликаев 2006: 173], что очень важно для современного языкознания.

Некоторые аспекты типологических исследований Н.Я. Марра были связаны также с поисками языковых универсалий; наиболее ярко это сказалось в построении так называемых «семантических пучков», которые активно развиваются в лингвистике конца ХХ и начала XXI вв.

Как видно, влияние Н.Я. Марра на развитие типологических исследований 30-40-х годов отразилось прежде всего на понимании общих задач типологии.

В диахронной типологии этого периода характерно построение общих стадиальных схем, основанное на стадиально-сравнительном анализе строевых особенностей языков разных семей и разных типов, а также реконструкция доистории грамматического строя индоевропейских языков на основе типологических параллелей языков других семей.

Из наиболее оригинальных и значительных работ того времени следует назвать «Новое учение о языке» и «Общее языкознание. К проблеме стадиальности в развитии слова и предложения» И.И. Мещанинова. В отличие от Н.Я.Марра, И.И. Мещанинов создает свою стадиальную схему на основе различий в построении предложения, выдвигая на первый план рассмотрение субъектно-предикативно-объектных связей, где выделяется, например: 1) позиция падежа субъекта и объекта в языке: выделяется ли в парадигме падеж субъекта или он совпадает с одним из косвенных падежей, имеется ли один универсальный падеж субъекта или падеж субъекта варьируется в зависимости от характера сказуемого, от типа глаголов, от всего содержания высказывания; 2) имеется ли в языке специальный падеж прямого объекта или прямой и косвенный объекты не различаются, является ли падеж прямого объекта универсальным или его употребление ограничено определенными условиями; 3) включает ли предикат показатели лица, числа, классные показатели, согласуется ли он только с субъектом, только с объектом или с субъектом и объектом (полиперсонное спряжение) и как реализуется это согласование; 4) отличается ли структурно субъектно-объектно-предикативное словосочетание от словосочетаний непредикативного типа, противопоставлены ли глагольные и именные словосочетания и т.д. Масштабность такой постановки проблемы стадиальности является очевидной уже в современных исследованиях, если добавить к перечню лингвистических категорий перечень языков, на материале которых И.И. Мещанинов строил свои стадиальные схемы, как, например, чукотский и юкагирский, нивхский и эскимосский, абхазский и лезгинский, аварский и даргинский, лакский и рутульский языки и т.д. Из зарубежных языков – зулу и суахили, язык американских индейцев, не считая французского, немецкого и т.д.

И.И. Мещанинов по справедливости считается одним из основателей синтаксической типологии в мировом языкознании наряду с С.Э. Сепиром. Он сосредотачивает свое внимание на едином процессе языкового развития, отдельно выделяет строй предложения: посессивный, эргативный, аффективный, номинативный; каждый строй характеризуется по признаку типа конструкции.

В большей степени для развития синтаксической типологии важна была сама идея о многообразии синтаксического строя языков и неуниверсальности номинативного строя. В современной мировой лингвистике до настоящего времени сохраняется дискуссия о первичных свойствах номинатива и эргатива: различие номинатива и эргатива – формальное или семантическое как различие в языковом представлении о мире. Однако наибольшее значение имело выдвинутое И.И. Мещаниновым положение о понятийных категориях – это, по его мнению, смысловые компоненты общего характера; они не описываются при помощи языка, а выявляются в нем самом, в его лексике и грамматическом строе; этими категориями передаются в самом языке понятия, существующие в данной общественной среде. Значит, они имеют языковое выражение и могут быть как грамматическими, так и лексическими. К числу понятийных категорий относятся субъект и предикат, выявленные в синтаксической структуре предложения, деление на мужчин и женщин, отражаемое в роде и классе.

Здесь необходимо отметить, что диахронические исследования этого периода были представлены по преимуществу работами германистов и романистов - С.Д. Кацнельсона, А.В. Десницкой, М.М. Гухман, В.М. Жирмунского. Это связано с существовавшим положением об «архаичном характере» германских языков, сохранивших пережитки яфетического языкового типа. Идея эта была в свое время поддержана Ф.Ф. Брауном, указавшим на наличие яфетического субстрата в германской языковой группе. Сама гипотеза перекликалась с поисками, наметившимися и в зарубежном языкознании.

Идея об эргативном прошлом индоевропейских языков, предложенная Г. Хушардтом и Уленбеком, как известно, была принята. Работы А. Мейе и его школы выдвинули на первый план изучение реликтовых форм в качестве источника, позволяющего судить о древних структурных особенностях индоевропейских языков. Труды А.А. Потебни, дававшие новую интерпретацию древних синтаксических моделей индоевропейских языков, способствовали развитию типологических исследований в русистике и оказали значительное влияние на отбор исследуемых категорий. Типологические построения языковедов на материале германских и, шире, индоевропейских языков оформлялись как бы на стыке перекрещивающихся влияний Н.Я. Марра, позже - И.И. Мещанинова.

Пережиткам доминативного строя в германских языках были посвящены работы С.Д. Кацнельсона и М.М. Гухман.

М.М. Гухман в диахронной типологии впервые различает структурную диахронную и историко-функциональную типологию. В работе С.Д. Кацнельсона «Генезис номинативного предложения» структурное противопоставление эргативного и номинативного компонентов предложения освещалось в связи с анализом особенностей выделяемых им стадий мышления, «реликтовые» же явления германских языков соотносились с эпохой перестройки эргативного строя предложения в номинативный. В работе М.М. Гухман «Происхождение строя готского глагола» анализируются залоговые и видовременные системы готского языка; автор показывает пережитки синтаксических связей, характерных для эргативной конструкции в соотношении транзитивности и интранзитивности, действия и состояния, с одной стороны, и в залоговых (а частично и видовременных) противопоставлениях – с другой.

В этой связи понятие «доминативный строй индоевропейских языков» получает значительно более широкое толкование. Во многих работах появляется сближение историко-типологического и сравнительно-исторического аспектов рассмотрения грамматического строя индоевропейских языков (ср. работы В.М. Жирмунского, А.В. Десницкой, М.М. Гухман, С.Д. Кацнельсона и др.).

В русистике применение синхронно-сопоставительного анализа к материалу неродственных языков связано с именем Е.Д. Поливанова. Сопоставительное рассмотрение фонетических систем в его курсах по общему языковедению, специальное сопоставление строя узбекского и русского языков были интересны прежде всего методикой исследования. Типологическое осмысление получили в работах Е.Д. Поливанова и специфические особенности китайского и японского языков; типологический подход обусловил и его трактовку такого своеобразного построения, как инкорпорация. Хотя ученый не оставил специальной работы по типологии, во всех его исследованиях присутствовал типологический подход по конкретным языкам и в общелингвистических исследованиях.

Одновременно появляются работы, где используются факты языков разных типов для реконструкции древнейших этапов развития индоевропейской языковой общности. Так, например, типологическая интерпретация индоевропейских согласных использовалась Вяч.Вс. Ивановым для реконструкции древнейшей системы индоевропейских ларингальных, а в дальнейшем вышла совместная капитальная работа по реконструкции индоевропейских языков Вяч.Вс. Иванова и Т.Г. Гамкрелидзе.

В последующих научных исследованиях ученых стали выделяться разные аспекты типологии, как синхронно-типологические, так и диахронно-типологические (В.Н. Топоров, Вяч.Вс. Иванов, Б.А. Серебренников, Э.А. Макаев, М.М. Гухман, С.Д. Кацнельсон, Г.А. Климов, В.Н. Ярцева и др.), и делались попытки определить тематику, методику и задачи направления. Появляется ряд работ, где рассматривается специфика типологического изучения как родственных, так и неродственных языков, их соотношение с общей типологией; анализируется система приемов, используемая при исследовании явлений разных уровней; устанавливается понятие единицы измерения типологического сходства и различия. Однако до сих пор не выработан единый взгляд на сущность предмета типологии. Наука не располагает достаточным материалом для разъяснения таких важных вопросов лингвистики, как, например, определение предмета каждого раздела типологии. В разных научных центрах встречается порой противопоставление сопоставительного и типологического методов, хотя первый должен быть рассмотрен как составляющий; противопоставляют также структурное и типологическое описание языков; встречаются сплошь и рядом различные термины, не имеющие таких дифференциаций, как «типология», «структурная типология», «сравнительная типология», «ареальная типология», «характерология», «контрастивная лингвистика», «трансляционная грамматика», «интеграционное языкознание» и ряд других.

Можно констатировать, что при всем многообразии существующих определений, как нам представляется, под типологией понимаются различные виды сравнения систем языков. Генетические, типологические и ареальные сравнения составляют три стороны единого процесса сравнения, одновременно взаимно дополняя и взаимодействуя друг с другом.

Более основательный анализ предмета типологии дается во второй половине ХХ века в работах Б.А. Успенского, Р. Якобсона, Ю.В. Рождественского, Г.А. Климова, В.Г. Гака, В. Скалички, Г.П. Мельникова и др., где в основе объединен ряд разделов типологии: типологическая классификация языков, лингвистические универсалии, язык-эталон, специально типологическая теория (выявление общих лингвистических понятий, применяемых в типологии). По справедливому утверждению Б.А. Успенского, «типология не имеет дело с ограниченным количеством языков. Сравнение, имеющее дело с заранее ограниченным количеством языков, хотелось бы отделить от типологии и называть как-то иначе, например, «характерология» или «сопоставительное описание». Вообще целесообразно считать, что число языков, составляющих предмет типологии, принципиально бесконечно в том смысле, что мы не можем задать их списком» [Успенский 1962: 309]. Все положения, которые способствовали развитию лингвистической типологии, являются общими, и они в какой-то степени предопределили типологическую лингвистику конца ХХ века.

В течение трех последних десятилетий русистика достигла значительных успехов. В мировой лингвистике появляется целый ряд научных исследований по типологии разносистемных языков (Б.А. Серебренников, Ю.В. Рождественский, В.И. Абаев, В.Н. Ярцева, М.Д. Арутюнова, Г.А. Климов, А.С. Кубрякова, Н.З. Гаджиева, У.А. Блягоз, М.Е. Алексеев, А.Г. Гюльмагомедов, Б. Комри, М.А. Кумахов и мн. др.).

В последние годы большая работа проделана группой типологов во главе с А.А. Холодовичем и В.С. Храковским. Их заслуга заключается в том, что они разрабатывают типологические принципы синтаксического описания определенных лингвистических категорий, на основе которых организуется система предложений и их структур с учетом семантических отношений различных типов. На этой основе ими описан ряд глагольных категорий, в том числе каузатив и залог, субъекто-объектные отношения в предложениях различных языковых систем. Все работы такого плана в дальнейшем могут быть унифицированы при описании систем языков мира.

В этом отношении интерес представляют определенные системы и модели ареальной типологии, которые «сопоставляют языки независимо от степени их родства с целью определения в них общих элементов, образовавшихся в результате взаимного влияния самих языков и стоящих за ними культур или воздействия на них третьих языков. Объектом такого изучения являются языковые союзы, заимствованные элементы, двуязычие» [Гак 1977: 6-7].

Ареальная типология достигла определенных результатов в изучении диалектов и диалектных разграничений, в составлении диалектологических карт, изучении распространения отдельных черт в системах родственных и неродственных языков, в определении места неологизмов и архаизмов в исследуемых языках, в теоретических основаниях изучения языков-субстратов, во взаимовлиянии различных языков и мн. др. Ареальной лингвистике в XXI веке предстоят большие перспективы при решении как лингвоисторических, так и типологических вопросов, а также очень важное и существенное в этом направлении - проблемы языкового союза, связанного с выявлением генезиса или причин языковой особенности отдельных регионов и т.д. Это естественно, ибо подлинно научное и многостороннее освещение ареальной лингвистики началось только во второй половине ХХ века. Если исходить из плана выражения и плана содержания, лингвистическая типология изучалась, как уже сказано выше, на формальной и содержательной основе, каждая из которых имеет свои определенные успехи: и на уровне морфологической, и фонологической, и синтаксической типологии.

Наряду с разработкой теоретических и практических проблем формальной типологии (например, определение формальных структур слов, словосочетаний, предложений; проблемы определения структуры сочетаемости разноразрядных слов в языках различных систем, формальные универсалии, типология орфографии, орфоэпии и мн. др.), следует указать, что в формальной типологии еще много нерешенных вопросов в области соотношения планов выражения письменного и устного языка, терминологического обозначения единиц письменного языка (ср.: графема, графология, графемика и др.). Кроме того, сравнительный анализ играет большую роль при изучении графической системы различных языков в процессе преподавания иностранных (неродных) языков.

Типологическое изучение данного вопроса является актуальным, ибо в настоящее время используются в разных ареалах различные алфавиты, почти каждый из которых имеет свои собственные проблемы. Одновременно в России встает вопрос унификации алфавитов различных малочисленных национальных языков, языковых групп, языковых семей с учетом последних достижений науки и техники. В задачу формальной типологии должны входить и вопросы разработки графической системы искусственных языков международного общения и многое другое.

Что касается семантической типологии, она только набирает силу, является самой неразработанной и дискутируемой областью. Согласно А.А. Уфимцевой, «ни в одной другой лингвистической дисциплине нет такого большого разнобоя в понятиях и терминах, как в семантике, под которую одинаково подводятся как соответственно языковые, онтологические, так и методологические, гносеологические категории, как данные интуитивного знания, так и результаты речемыслительной деятельности» [Уфимцева 1962: 32]. Однако в последние 20 лет проводятся широкие исследования в области семантической типологии по различным языковым типам, языковым универсалиям, группировке слов на основе семантических признаков, созданию критериев определения семантических категорий. В этом плане следует выделить исследования Ю.С. Степанова, Г.А. Климова, Н.Г. Арутюновой, В.А. Телия, А.С. Кубряковой, Н.Д. Шмелева, В.С. Храковского, В.П. Нерознака и мн. др. Вопросы семантического анализа исследуются в различных научных центрах России.

В дополнение к сказанному можно добавить, что к основным проблемам современной семантической типологии можно отнести и определение семантических полей, категорий в системах родственных и неродственных языков (времени, пространства, цветообозначения, вежливости, межкультурной коммуникации и др.), разработку принципов составления семантико-сопоставительных словарей и тезаурусов, семантическую интерпретацию моделей предложения и многие другие аспекты.

Подводя некоторые итоги истории развития типологических исследований, еще раз следует подчеркнуть разносторонность представленных исследований. Однако наряду с этим обращает на себя внимание малочисленность типологических работ с широким охватом языков разных семей и типов; между тем типология в конечном итоге должна служить установлению общих интегрирующих черт языков мира на основе последовательной систематизации тех явлений, которые могут быть определены как универсалии. Это дело уже лингвистической типологии XXI века.

ПРОБЛЕМЫ ФОНЕТИКИ И ФОНОЛОГИИ

В РУССКОЙ ЛИНГВИСТИКЕ ХХ ВЕКА

Русская лингвистическая наука в области фонологии, сохранившая преемственность взглядов лингвистики XIХ века, прежде всего положений И.А. Бодуэна де Куртенэ о фонеме, оказала огромное влияние на развитие фонологических исследований как в России, так и в зарубежной лингвистике, в частности на деятельность Пражского лингвистического кружка. Благодаря трудам Бодуэна и его учеников языкознание уже с начала ХХ века располагало стройным учением о фонеме, послужившим основой для дальнейшего развития фонологической теории в целом и для конкретных исследований фонетики отдельных языков.

Бодуэн де Куртенэ, как известно, рассматривал фонему с разных точек зрения: то как «подвижный компонент морфемы», то как «психический эквивалент звука речи», то как «языковую ценность, имеющую лингвистическую ценность только в составе морфем». В другом направлении взгляды Бодуэна де Куртенэ на фонему были развиты его учеником Л.В. Щербой. В работе «Русские гласные в качественном и количественном отношении» (1912 г.) он впервые выдвигает мысль об оттенках фонемы и ее смыслоразличительной функции.

До конца 20-х годов специальных работ по теории фонемы опубликовано не было. О фонеме говорилось либо в статьях общелингвистического характера, либо в пособиях, касаясь вопроса о фонеме, при этом основывались на ее определении как словообразовательного средства, данном Л.В. Щербой в 1912 г. в статье «Русские гласные в качественном и количественном отношении».

Одним из первых, кто сделал первый шаг в этом направлении, был Н.Ф. Яковлев. Он дал трактовку фонемы в морфологическом плане. Еще в 1923 г. Николай Феофанович писал: не следует ли фонему «признать целиком обусловленной определенным соотношением звуковых и семантических элементов к лексике и морфологии данного языка». В статье «Математическая формула построения алфавитов» (1928 г.) Н.Ф. Яковлев четко выделил основную мысль, что фонемы потому сознаются говорящими, что в языке, как в социально выработанной грамматической системе, эти звуки выполняют особую грамматическую функцию, что фонема есть общественно, следовательно, грамматически выделенный звук. Ученый, наряду со смыслоразличительной функцией фонем, способной различать значимые элементы языка, подчеркивал их социальную природу, считая их социально выделяемыми в языке звуками.

Важно отметить, что Н.Ф. Яковлев указывал на необходимость выделения двух типов вариантов фонем:

а) фонемы, выполняющие смыслоразличительную функцию (твердость/мягкость в русском языке, пассивная/активная лабиализация в кавказских языках);

б) комбинаторные варианты (сочетание фонем друг с другом) [Яковлев 1928:49].

Таким путем он и очищает фонему от психологизма.

Один из тех, кто оказал наибольшее влияние на развитие фонологических исследований, ученик Л.В. Щербы – Е.Д. Поливанов.

В 1923 г. в изданном пособии «Лекции по введению в языкознание и общей фонетике» он писал, что «1) не все физиологические и физические различия между звуками имеют одну и ту же ценность для языка как средства общения и что 2) в разных языках ценность какого-либо различия между двумя звуками может быть различной» [Поливанов 1923: 47]. Большое значение имеют исследования Поливанова в области истории фонологических систем, где он различал конвергенционные (когда несколько фонем объединяются в одну) и дивергенционные (когда фонема расщепляется на две или более частей) изменения и находил в них связанные между собой системные изменения, т.е. установил закон взаимозависимости конвергенций и дивергенций.

Функциональное понимание фонемы Л.В. Щерба подробно описывает в работах «Фонетика французского языка» (1937) и «Очередные проблемы языковедения» (1945). В описании понятия нет психологических формулировок, выделяется его социальный характер. Звуки речи ученый изучает с трех точек зрения: физической (тембр, долгота, высота и т.д.), биологической (органы речи, участвующие в произнесении звука) и лингвистической (социальной), которая является определяющей. Щерба подчеркивал важность выделения таких дифференциальных признаков фонем, как твердость/мягкость, глухость/звонкость и т.д., выделяемых путем противоположения одной фонемы другой. Углубленное изучение фонемы привело к утверждению, что «каждая фонема определяется прежде всего тем, что отличает ее от других фонем того же языка. Благодаря этому все фонемы каждого данного языка образуют единую систему противоположностей, где каждый член определяется серией различных противоположений как отдельных фонем, так и их групп» [Щерба 1945: 155].

Основными положениями Щербы о фонеме в русской лингвистике считаются следующие:

1. Фонема – это кратчайшая единица языка, выделяемая в линейной цепи звучания.

2. Фонема обладает смыслоразличительной функцией.

3. В фонеме выделяются оттенки, реально произносимые звуки, являющиеся тем общим, в котором реализуются фонемы (звуковые типы).

4. В фонеме выделяются дифференциальные признаки, описываемые с помощью артикуляционной терминологии.

5. Фонема – это система противоположностей, находящихся в отношениях противопоставления.

6. Невозможность отрыва фонетики от фонологии.

7. Автономность фонетики от морфологии («антиморфематизация»).

Эти положения Л. Щербы легли в основу Ленинградской фонологической школы, традиции которой нашли продолжение в работах М.И. Матусевича, Л.Р. Зиндера, А.И. Гвоздева и их учеников – Л.В. Бондарко, Л.А. Вербицкой и в других научных центрах СССР.

В дальнейшем подобную мысль высказал и развил выдающийся лингвист Н.С. Трубецкой в Пражской лингвистической школе, положения которой легли в основу европейского фонологического структурализма.

Как известно, иное понимание фонемы характеризует Московскую фонологическую школу, которая возникла в 20-х годах. Ее основатели – Н.Ф. Яковлев, Р.И. Аванесов, П.С. Кузнецов, А.А. Реформатский, В.Н. Сидоров, А.М. Сухотин - первоначально опирались на идеи Бодуэна де Куртенэ казанского периода. Учение о понятии фонемы анализировалось с морфологической точки зрения. Основные идеи Московской фонологической школы заключаются в следующем:

1. Необходимость применения морфологического критерия при определении фонемного состава языка.

2. При характеристике фонологических противопоставлений нужно различать сильную позицию (позицию максимального различения) и слабую позицию (позицию возможной нейтрализации).

3. Различаются: основной вид фонемы(выявляющийся в сильной позиции), вариации, комбинаторно обусловленные модификацией фонем и не ведущие к нейтрализации противопоставлений, и варианты, комбинаторно обусловленные модификацией в условиях нейтрализации. Каждая вариация относится всегда к одной фонеме, вариант – к двум фонемам.

4. Состав фонемы выявляется только в сильных позициях.

5. Фонемная принадлежность каждого звукового элемента морфемы также выявляется только в сильной позиции.

6. Если какая-нибудь звуковая единица не может быть поставлена в сильную позицию в данной морфеме, но ее нельзя отнести к какой-либо определенной фонеме, она является членом «гиперфонемы», т.е. группы фонем, связанных между собой позиционными и комбинаторными чередованиями.

Важно отметить, что, согласно интерпретации Московской фонологической школы, построение модели языка возможно только при учете всех фонетических реализаций фонологических единиц. Поэтому они особое внимание уделяют изучению звуковой материи языка методами экспериментальной фонетики.

Идеи Московской фонологической школы нашли применение в первую очередь в теории письма – графике и орфографии, создании алфавитов, практической транскрипции и транслитерации. Известно, что Н.Ф. Яковлев неоднократно подчеркивал практическую целенаправленность фонологических изысканий для создания алфавита, а открытие фонемы позволяет научно обосновать строго ограниченное небольшое количество букв для всякого практического алфавита и большое количество знаков для целей фонетической транскрипции. Эти положения развили в своей работе «Реформа орфографии в связи с проблемой письменного языка» Р.И. Аванесов и В.Н. Сидоров (1930), где авторы определяют фонему как «звуковое качество, дифференцирующее морфемы языка». Положения, выдвинутые Московской фонологической школой при анализе фонемы, используются и при изучении ударения, тонов, интонации, диэремы и т.д. Так, например, А.А. Реформатский разграничивает грамматический (относящийся к предложению) и фонетический (относящийся к фразе) аспекты интонации.

С 1952 г. на страницах «Известий АН СССР» началась дискуссия по вопросам фонологии, продолжавшаяся до конца 1953 г. Но в итоге участники дискуссии приходят к общему мнению: фонема в щербовском (ленинградском) определении и в определении московских фонологов – это разные понятия, отражающие единицы разных уровней в системе языка: фонологического и фономорфологического. Они принимаются и представителями школы Щербы, последователями структурных направлений в лингвистике при их попытках моделировать соответствующие фонологические единицы (Зиндер, 1960; Ревзин, 1962; Успенский, 1964).

Как видно, для Ленинградской школы в центре внимания находится различие звуковых оболочек значимых единиц языка, а для Московской – тождество этих единиц. Поэтому некоторое расхождение между фонологическими школами подтверждается особенно тогда, когда мы отталкиваемся от общих теорий к их приложению при анализе языковых явлений. Идентификация фонем в Ленинградской школе опирается на фонетическую самотождественность, а в Московской – на семиотическую самотождественность фонем как компонентов морфем.

Различие основных положений этих двух школ обнаруживается только при установлении фонемного состава морфем или слов. Что же касается состава фонем языка в целом, то он всеми определяется по позициям максимального различения; число фонем языка – это (и по Щербе и по теории Московской школы) максимальное число противопоставленных в нем кратчайших звуковых единиц.

Несовпадения в работах щербовской и московской школ объясняются разным пониманием сущности фонемы. По этому поводу А.Р. Зиндер отмечает, что если московские фонологи считают ы и i вариантами одной фонемы, а по Щербе - это две разные фонемы, то это не потому, что первые считают фонему элементом морфемы, а Л.В. Щерба считал ее автономной звуковой единицей. Определяя фонематичность или нефонематичность соответствующего звукового различия, фонологи основываются на его противопоставленности в сильной позиции. Различие же заключается только в подходе к анализируемому материалу, а именно в том, что, по Щербе, должны учитываться абсолютно все факты языка, тогда как московские фонологи на основании различных критериев производят отбор фактов и рассматривают только те, которые считают существенными.

В плане развития структуральных идей и применения математических методов в языковедении некоторые авторы рассматривали различные модели фонемы (Ревзин, 1962; Успенский, 1964; Белозеров, 1964).

Вместе с тем, наряду с общей теорией фонемы, языковеды изучали и многие другие проблемы фонологии, например, об оттенках (аллофонах, вариантах) фонемы. Л.В. Щерба и в «Фонетике французского языка» (1937) говорил об основном (типичном) оттенке, отличающемся наименьшей зависимостью от фонетического положения. Так как только он может быть произнесен изолированно, то при описании фонем практически имеют дело именно с ним, и его условно называют «фонемой».

Известно, что Л.В. Щерба высказывал мысль о том, что наименьшей различительной единицей может быть и не отдельный звук, а слог. Это положение было применено учениками ученого к китайскому языку еще в 1930 г., в отношении которого было предложено понятие «силлабемы» - единицы, не разлагающейся на отдельные звуки ввиду отсутствия внутри слога морфологических границ. Впоследствии подтверждено, что в китайском языке «минимальной значимой звуковой величиной» может быть только целый слог – «морфосиллабема».

Вопрос о фонологической членимости решается многими языковедами на основании критерия морфологической делимости, выдвинутого Бодуэном. Монофонемность признается только тогда, когда внутри долгого гласного или согласного, а также между компонентами дифтонга или аффрикаты не проходит морфологическая граница.

П.С. Кузнецов неоднократно подчеркивал фонологическую сущность ударения, его суперсегментарный характер, который указывал, что ударение не может служить признаком, различающим фонемы, так как ударные и безударные гласные по условиям своего существования не могут противопоставляться в одинаковых позициях [Кузнецов 1948]. Отсюда вывод о том, что безударные гласные не могут представлять фонемы, противопоставленные ударным гласным.

Суперсегментный, просодический характер видит в фонологическом противопоставлении гласных и согласных С.К. Шаумян (1962). Это положение автор утверждает на основании того, что гласные и согласные не могут быть противопоставлены в одной и той же позиции в слоге.

Положение Н.С. Трубецкого о разграничительных сигналах нашло продолжение и в русистике. В последнее время появился ряд работ, посвященных этой проблеме. Это работы М.В. Панова, где вводится новое понятие «диэрема», за которым, по мысли автора, стоит некая особая фонологическая разграничительная единица.

Ряд работ посвящен исследованию разграничительных средств в отдельных языках. Много интересных частных наблюдений сделано и на материале русского языка (Гвоздев, Аванесов, Панов). В качестве признака границ слов в тюркских языках рассматривается сингармонизм (Мельников).

С вопросом о разграничительных сигналах связана проблема фонетической структуры слова, анализу которой в лингвистике были посвящены специальные исследования на материале русского и английского языков. Фонетическая структура характеризуется как состоящая из четырех компонентов: 1) количество фонем слова и возможные сочетания их в различных частях слова; 2) взаимное приспособление артикуляций, образующее определенную артикуляторную структуру; 3) силлабическая структура и 4) акцентноритмическая структура.

В качестве акустических средств, характеризующих слово, указывается интенсивность, длительность и спектр звуков, тогда как мелодика относится к характеристике фразы [Златоустова 1962].

Развитию общефонетической теории Л.В. Щербы, несомненно, способствовало включение в орбиту исследования большого числа типологически и генетически различающихся языков Советского Союза. В свою очередь, эта теория оказывала влияние на многих лингвистов, описывавших и классифицировавших самые разнообразные звуки (Поливанов, Соколова, Дикушина, Расторгуева, Яковлев, Поцелуевский).

Развитие общефонетической теории опиралось в значительной мере на многочисленные экспериментально-фонетические исследования. В русском языкознании экспериментальная фонетика рассматривалась не как особая дисциплина, а только как совокупность методов. Теория фонемы Л.В. Щербы была изложена им в экспериментально-фонетическом исследовании о русских гласных.

Экспериментально-фонетическая методика вначале применялась в основном в двух лабораториях: в Казанском университете под руководством В.А. Богородицкого и в Петроградском под руководством Л.В. Щербы.

Впервые начали разрабатывать исследования некоторых артикулярных параметров по осциллографическим записям - это вибрация голосовых связок, способ артикуляции и др. Поскольку эта методика позволяет получать и акустические характеристики звуков речи, она, несомненно, получила распространение в фонетике.

В экспериментально-фонетической методике произошли существенные сдвиги. При изучении артикуляции звуков речи применялась и применяется сейчас в основном пневматическая аппаратура (записи на кимографе) и палатография (Шараф, 1927; Богородицкий, 1930; Шор, 1930, 1935; Зиндер и Матусевич, 1937; Жгенти, 1947; Грузов, 1957; Чанков, 1957; Скалозуб, 1957 и 1963; Прокопова, 1958). Кимографические записи использовались многими исследователями при определении длительности звуковых единиц и темпа речи (Богородицкий, 1930; Ахвледиани, 1937; Соколова, 1949 и 1953; Златоустова, 1954; Зиндер, 1964).

Широкое распространение в последние десятилетия получили опыты с искусственно преобразованной речью - так называемая «пересадка» звуков (Дукельский, 1958), инверсионное прослушивание (Дукельский, 1962), искусственное преобразование спектров (Зиндер, Бондарко, Вербицкая, 1964).

В фонетике сонорная теория на материале русского языка развивалась Р.И. Аванесовым (1956), сформулировавшим закон восходящей звучности, согласно которому начало слога определяется обязательным возрастанием звучности. По этой теории, слова, состоящие из одинаковых звуковых цепочек, должны иметь однозначное слогоделение.

На сонорной теории слога строит исследования и Н.И. Жинкин (1958), который изучал физиологический и акустический механизм, регулирующий громкость произнесения. По его данным, в произносительном аппарате имеется специальный орган, выполняющий эту функцию, - глоточная трубка, сужение которой предполагает наибольшую громкость, соответствующую вершине слога.

Л.В. Щерба в свое время предложил теорию слога (1937), которую называют теорией мускульного напряжения. Слогораздел, по этой теории, приходится на момент минимального напряжения, который обусловлен сильноначальным, сильноконечным или двухвершинным характером согласного. Это определяется фонетическими закономерностями данного языка [Зиндер, 1979]. На материале русского языка теория слогоделения Щербы была подтверждена многочисленными исследованиями Златоустовой(1962).

Первой работой по лингвистической теории интонации была работа А.М. Пешковского «Интонация и грамматика» (1928), оказавшая в дальнейшем большое влияние на многих авторов работ по вопросам интонации. Согласно ей, «чем яснее выражено какое-либо синтетическое значение чисто грамматическими средствами, тем слабее может быть его интонационное выражение (вплоть до полного исчезновения), и наоборот» [Пешковский 1928].

В последующих работах интенсивно разрабатывается тесная связь интонации со строем предложения, подчеркивается ее роль как выразителя эмоционально-волевой стороны речи. В фонетической природе интонации ее компонентами считаются не только мелодика, но также интенсивность, тембр, темп (Торсуев, Артемов, Блинов) и пауза (Гвоздев, Зиндер).

Фонетической природе интонации посвящены многочисленные исследования, большая часть которых вышла из лаборатории I МГПИИЯ. Первое экспериментальное исследование в этой области было построено как анализ двух видов мелодического оформления односинтагменных предложений с указаниями на использование каждой формы мелодики в разных коммуникативных типах предложений. В дальнейшем новая техника эксперимента позволила включить в анализ, кроме мелодики и длительности, еще и интенсивность и тембральные изменения.

Особо широко стали применяться экспериментальные методы в изучении фонологии в конце ХХ века. Кроме вышесказанного, применяются различные методы изучения восприятия тех или иных звуковых явлений носителями языка, что особенно необходимо для фонологического анализа. Важные результаты в экспериментальных исследованиях дает ЭВМ, данные которого используются для проверки средства связи и для автоматического распознавания речи.

В последние годы большое внимание уделяется корпусной лингвистике. Данные корпусной лингвистики используются при изучении диалектных особенностей произношения, фонетических сдвигов языка, текста и теории перевода и т.д.

Дата добавления: 2015-08-03