О Т Д Н Е П Р А Д О Д Н Е С Т Р А

«Были обры телом велики и умом горды, и Бог истребил их, все померли, не осталось ни одного; есть поговорка в Руси и теперь – «Погибоша, аки обры».

«Повесть временных лет».

I.

Князь Яросвет за последние год-полтора сильно сдал. То голова к вечеру начинала болеть, то сердце вдруг прыгало вверх и тотчас соскакивало вниз, какое-то время молчало и опять начинало прыгать вверх-вниз – большое, тяжелое, и становилось трудно дышать. Видно сказывались неурядицы в государстве: несмотря на огромные усилия никак не удавалось накрепко привязать к себе племена русов. Особенно вольготно чувствовали себя древляне, защищенные от княжеской власти лесными просторами. Там, в дремучих лесах они жили, как им захочется, даже дань платили неисправно.

Надо было думать о высоком – как укрепить Русь, а в голову лезли совсем другие вещи. Дочь за последние месяцы будто подменили. То ходила счастливая, при каждом удобном случае не могла наговориться о Кие, с таинственным видом сообщила, что ждет от него ребенка – глаза при этом лучились каким-то необыкновенным внутренним светом, – то вдруг потухла, замкнулась, стала будто чужая. Дошел слух, что Кий завел в своем войске наложницу. Сам частенько грешил князь, много поплакала от него покойница княгиня, считал это обычным делом для мужчин – иметь любовниц на стороне. Но тут глубоко ранило распутство зятя, потому что была затронута честь его дочери – единственной дочери! Думал высказать Кию резкие слова, пристыдить, может пригрозить своей немилостью... Но в последний момент сдержался, сделал вид, будто ничего не знает о его похождениях, встретил как героя…

Слов нет, радовался князь воинским подвигам и успехам Кия. Большие надежды возлагал на него. Сыновей у него не было, а тут такой боевой и способный зять подвернулся, наследник его имущества, а может и власти княжеской. Все-таки в его семье останется булава, а не станет гулять где-то по другим родам. В душе Кий был для него как бы родным сыном. И все же, несмотря на это, недоброе чувство ворохнулось у него где-то глубоко внутри. Но он постарался скрыть его за суетливостью движений и нарочито приветливым голосом.

– Вот, зятюшка, какое дело назревает, – говорил он Кию при следующей встрече. – Слава о тебе не только по всей Руси прошла, но стали знать о тебе и в Аварии. Это не пустые слухи, а сообщают мои соглядатаи, которых я содержу там. Они говорят, что тысячи рабов надеются на Кия-освободителя. Кому невмоготу, образуют ватаги, нападают на аваров, громят их мелкие отряды. Бунтарей ловят, полосуют плетьми, вешают, вырезают на спинах полосы и кресты, снимают скальпы. Но движение разрастается, вспыхивает то здесь, то там. Закачалась могучая Авария...

Кий усмехнулся:

– Слышал такое...

Меняет человека слава. Зазнайство и кичливость берутся откуда-то. Был простой воин, бывший раб, а теперь вдруг вознесся так высоко, что и сам леший ему не брат. Даже при князе ведет себя нескромно. Думает, теперь никто ему не страшен. Вознесся на голову выше всех и не знает, не ведает о том, что как раз эту голову могут снять в одночасье.

– Да, я про дело помянул, – продолжал князь. – С неделю уже крутится в Родне посол кагана. Требует твоей выдачи. Чтомне прикажешь делать?

Князь мельком взглянул на Кия, увидел, как напряглось его лицо, стал жестким, непроницаемым взгляд. Видно сразу вспомнил про рабство в Аварии. Знает, как там его встретят. Но он его не выдаст. И потому, что он отец его внучки, и потому еще, что народ, узнав об этом, по камешкам разнесет его дворец. Любовь, действительно, Кий завоевал завидную.

– А надумал я вот что. Скрыться ты должен на некоторое время. Уехать из столицы, чтобы не мозолить глаза аварскому послу. Лучшим местом будет родное племя. Родственники скроют и защитят. А послу отвечу, что наказал тебя своей властью, отправил в ссылку в отдаленный район страны. Никуда не денется – проглотит. Поизмотал ты ихвойско, побил немало. Урок преподнес неплохой. После него вряд ли сунутся. Побитая собака каждой палки боится.

Яросвет встал, прошелся по горнице, остановился у окна, видно собираясь с мыслями. Потом снова уселся перед Кием и проговорил:

– Хочу опереться на тебя в одном большом деле. Существует государство Русь. Но на самом деле его нет. Есть соединение нескольких племен. И каждое из них живет своей жизнью, не очень-то обращая внимание на общегосударвенные дела, на меня, своего князя. Вождей племен заботит прежде всего их вольница, их независимость от столицы. Говорят, так исстари повелось. Бьются насмерть за свою вольницу, никак не хотят отдавать ее. А это значит, что мы будем, как и прежде, платить дань Аварии,глядеть в рот кагану и выполнять его волю.

– Я согласен.

– Все согласны, а дело с места не трогается. Нам с тобой надо впрячься в этот воз. Коренными впрячься. С моим опытом и твоей молодостью и военным дарованием осилим, одолеем все преграды, добьемся единства страны. И тогда никто нашей державой не сможет помыкать. Наоборот, придут с поклоном.

– Это и моя мечта. Чтобы никто ни одного руса не смог украсть и продать в рабство.

Князь будто споткнулся, некоторое время смотрел на Кия. Да, верное он решение принял, делая ставку на своего зятя. Человек, прошедший десятилетнее рабство и испытавший на своей шкуре неволю, не сможет отступить ни при каких обстоятельствах, не отступит никогда. Продолжал:

– Мой план заключается в том, чтобы поставить во главе племен своих людей, а точнее – твоих людей. Рядом с тобой прошли суровую школу испытаний твои соратники. Ты их хорошо знаешь. Они приобрели огромное уважение и получили известность в стране. Люди проверенные, бились за Русь не за честь, а за совесть. Мы их поставим во главе племен. Вот как я себе мыслю: осенью пройдут очередные выборы вождей племен. Не сомневаюсь, что тебя изберут вождем племени полян. Колыван поедет к своим соплеменникам – древлянам. Своим авторитетом он приведет его к покорности. Щёк возглавит племя кривичей. Остаются северяне. Но они живут под постоянным страхом нападений степных народов, им нужна постоянная помощь. Им не до вольностей. Что скажем, то и сделают. Вот так мы и объединим нашу Русь, – и он обеими руками охватил пространство вокруг себя. Получилось что-то вроде обруча. Глядя во внутрь сцепленных рук, князь проговорил с силой:

– Вот где они у нас будут все. Ни один не вырвется!

Кий хотел возразить, что может Щёк еще не станет прекословить князю. Но что касается Колывана, то этот человек с независимым рассудочным умом едва ли станет игрушкой в чьих-либо руках… Он хотел сказать об этом князю, но не стал. В последние дни им овладела страшная усталость, накопленная во время непрерывных походов. Он настолько измотался, что перестал воспринимать действительность такой, какая она есть. Голова была будто чугунная, по всему телу разливалась усталость, не хотелось ничего делать, никого видеть, ни с кем говорить. И все похвальные слова в свой адрес он воспринимал как-то со стороны, будто говорили не о нем, а о другом человеке. Поэтому отделывался короткими, порой ничего не значившими фразами, которые окружающие воспринимали как проявление его высокомерия и зазнайства. Его страстным желанием было куда-то уединиться от людей и отоспаться, а потом сесть на берегу реки (он перед собой видел свой родной Днепр) и глядеть в синюю даль неба и ни о чем не думать. Именно поэтому он без возражений принял предложение Яросвета удалиться в свое родное племя. И в то же время не стал втягиваться в подробное обсуждение плана князя по объединению страны, не стал ничего говорить о Колыване. Он только молча кивнул годовой, показав тем сам полное согласие с задумкой князя.

– Ну вот и хорошо, вот и ладненько, – по-стариковски обрадовался Яросвет. – А теперь пойдем смотреть твою дочку. Не довелось поди?

Они прошли в горницу Власты. Она спала на кровати, свернувшись калачиком. Но чуток был сон молодой матери. Едва заскрипели половицы, она тотчас поднялась, оправила волосы, кинула тревожный взгляд на дочь, машинально качнула зыбку – она плавно закачалась на тонкой длинной жерди, – стала ревниво следить за каждым движением мужчин.

Яросвет и Кий подошли к зыбке. Кий наклонился и увидел среди белых простынок и кружев красное сморщенное личико с двумя дырочками- ноздрями. Никаких особых чувств не почувствовал он к этому жалкому существу. Но через силу улыбнулся, разомкнул сухие губы:

– Красавица. Истинная красавица.

– Вся в отца, – поддакнул Яросвет.

Кий поправил простынку, качнул зыбку и растерянно оглянулся. Он не знал что делать и как поступать дальше. Перехватив его беспомощный взгляд, Власта зашептала торопливо:

– Уходите, уходите скорей, а то разбудите малышку.

Кий уходил в полном недоумении. Сколько слышал раньше отзывов от восторженных отцов о рождении у них сына или дочери. Никакой радости он не испытывал. Выходит, они кривили душой? Или битвы и сражения начисто лишили его нормальных человеческих переживаний?...

Через день Кий с Властой и дочерью выехали из Родни. Он сидел на двуколке, следом в кибитке передвигалась Власта. С Кием отправились с полторы сотни воинов, у которого на Руси, что называется, не было ни кола, ни двора; остальные разбрелись по семьям.

Кий со Щёком вернулись в родовое селение. Всегда молчаливый и угрюмый Хорив был необычайно рад встречи, против обыкновекия не командовал, а сам хлопотал по устройству встречи братьев: постелил новые перины, накрыл их шерстянымы одеялами. На стол чего только не было наставлено: от домашнего приготовления до разных заморских продуктов и вин.

– Насовоем, думаю, вернулись в родное гнездо, – говорил он растроганным голосом. – Сколько можно по свету мотаться? Места у нас чудесные! Вы только выйдете на берег Днепра и гляньте на заднепровские дали. Где еще такую красоту увидите! А земля, а земля какая! Тучный чернозем, душа радуется глядя на поля...

Кий прошелся по окрестностям и внимательно присмотрелся к родовому поселению. По сути он впервые это сделал осмысленно: до рабского плена из-за малолетства ему было не понять, а после возвращения из Аварии голова была занята только одним: как организовать борьбу против поработителей. Теперь заботы позади, у него масса свободного времени, ходи и осматривайся.

А места действивтельно были изумительные. Кажется сама природа подсказывала обосноваться здесь основательно и надолго. На холмах можно было устроить надежные крепостные стены, которые со стороны Днепра будут прикрыты высокими кручами; широкие пологие берега могли стать прекрасной пристанью для кораблей и устройства на них складов для хранения товаров. Торговые пути отсюда открывались и в богатейшую Византию, и торговую Хазарию, и в европейские страны, и в новгородские земли, а дальше – в Балтийское море…

– Родня стала признанной столицей Руси, – говорил он братьям, когда они в очередной раз собрались за обеденным столом. – А у нас, у полян, нет своего племенного центра. Думаю, основать его здесь, на наших землях. Забурлит жизнь, потекут сюда люди со всех концов и тебе, Хорив, не надо будет ездить с ячменем, репой и прочей продукцией в Родню и другие города, а к тебе сами покупатели будут приходить.

Хорив недоверчиво слушал, сопел, но спорить со старшим братом не решался.

– Я здесь свой терем отгрохаю! – восклицал Щёк и обращался к супруге: – Сделаем так, чтобы он был самым красивым в городе. Пусть завидуют!

Деловитая Нежана деликатно поддакивала, как всегда оставаясь себе на уме.

– Следом за нами потянутся полянские бояре и купцы, – продолжал рисовать яркие каритины Щёк. – Каждый из них выстроит себе по терему, появится ремесленный народ...

– Вот всегда так, – не выдержала Нежана. – Только заведи о чем-нибудь разговор, как мой супруг такое наговорит, что невольно думаешь: еще чуть-чуть – и в небесную высь полетим!

– Ладно, ладно, – примирительно проговорил Кий. – Разве плохо немного помечтать? Но вот с чего надо начать прямо сейчас, это соверешенно ясно: новое жилье следует закладывать. Сколько можно брату надоедать?

– Что ты, что ты, брат! – запротестовал Хорив. – Я так рад, что вы ко мне наконец-то приехали! Живите сколько хотите! Наконец-то наша семья вместе! Вот бы наши родители увидели такое! Вот были бы рады!

Отцовскйй дом был просторный. Кию и Власте были отведены две комнаты с видом на Днепр.

Власта первой вошла и осмотрела все комнаты, остановилась в спальне, сказала:

– Нет, это не так. Я переставлю все по-своему, – и взялась за стул, передвинула его в угол, потом перенесла скамейку.

– Я позову челядь, все сделают как скажешь, – шагнул к двери Кий.

– Нет, я сама. Хочу сама, – нахмурив лоб, раздумчиво протянула она. – А этот стул я поставлю сюда...

Он впервые после похода рассмотрел ее и удивился переменам, которые произошли в ней после родов. Из угловатой, долговязой девчонки она превратилась в красивую женщину. Округлились и налились плечи и бедра, из кофточки выпирали полные груди, изящной была ее белая гибкая
шея с мелкими пушистыми завитушками. Изменилась и ее походка, она стала плавной, вкрадчивой, неслышной, в глазах появилось что-то затаенное, даже загадочное.

Кий взглядом провожал каждое ее движение. Когда она взялась за кровать, подошел к ней:

– Давай вместе.

Они передвинули кровать к стенке, стояли друг перед другом запыхавшиеся. Лицо ее разрумянилось, глаза заискрились, полураскрытые полные губы притягивали его взгляд. На него пахнуло сладковатым женским потом, вызвало желание. Он взял ее за плечи, легонько привлек к себе. В ее глазах вспыхнул испуг, она машинально уперлась ему в грудь, сказала придушенно:

– Не надо...

Но он только сильнее притянул ее поближе и поцеловал в горячие губы, которые тотчас ответили на поцелуй; она тесно прижалась к нему трепещущим телом…

С этого дня в их отношениях все переменялось. Она ни разу не напомнила ему о Зимаве, глубоко в сердце загнав боль ревности и обиду. Она стала жить только Кием и только для него. Сама того не замечая, она постоянно следила за ним, где он находится, что делает. Улучив минутку, подходила к нему, присаживалась на колени, обвивала его шею гибкими руками и целовала жадными губами его щеки, глаза, губы, пробуждая в нем желание. Ион с удивлением стал замечать, что сам стал тянуться к ней, скучать без нее, радовался, когда видел после недельной разлуки. Он был не первым и не последним мужчиной, который влюбился в свою жену во время семейной жизни.

Как и мечтал, стал ходить на берег реки, садился на бережок, смотрел вдаль. Но долго не сиделось. Ему чего-то не хватало, что-то подмывало изнутри. Через некоторое время вставал, бесцельно ходил вдоль Днепра, бродил по городу, наведывался в поля. Однажды набрел на кузницу. И что-то ворохнулось в груди. Он думал, что на всю жизнь возненавидел рабский труд кузнеца, что никогда не возьмется за молот. А тут увидел горн, наковальню и другие принадлежности, до боли знакомые с детства, и страстно захотелось ощутить в своих руках знакомую тяжесть молота.

Он вошел в кузницу, поздоровался с кузнецами. Внос ему ударил
неповторимый запах каленого железа, он ощутил знакомую сухость во рту. Немного постоял молча, наблюдая за работой. Затем попросил у подручного молот и, чувствуя блаженный трепет во всем теле, стал бить по раскаленной заготовке, подчиняя силу удара командам мастера.

А потом они втроем сидели вокруг врытого в землю столика и пили горячий навар из трав. Старшему кузнецу было лет пятьдесят. Волосы у него были пострижены в кружок и перевязаны голубой ленточной, круглое лицо обрамляла черная бородка. Поглядывая на Кия живыми синими глазами, он опрашивал дружелюбным голосом:

– И где так наловчился нашему ремеслу?

– Далеко, отец. В Аварии.

– Драганом меня звать. А его Сидаркой.

Тридцатилетний Сидарка, очень похожий на отца, только без бороды, весело подмигнул Кию.

– А меня Кием нарекли. Хорошо у вас здесь.

– Не жалуемся. Главное, работы всегда достаточно. Идет к нам народ.

– Возьмете в помощники?

– С большим удовольствием. А ты случаем не тот Кий, что через всю Аварию с войском прошел?

– Вроде бы он.

– Так вон ты какой... А в народе говорят, что ты колдун. Только добрый колдун, – поправился он тотчас.

Кий усмехнулся, промолчал.

– Да, чего в народе не скажут. А кузнец ты хороший, это я могу точно подтвердить.

Давно так крепко не спалось Кию, как в ту ночь. Встал с ясной головой и хорошим настроением. И сразу после завтрака отправился в кузницу.

Так продолжалось, неделю. А потом его отвлекла новая забота. С собой в свое селение он взял Вострогора, придумавшего панцири из пластинок конских копыт. Для него он купил дом, нанял с десяток человек, которые рыскали по округе в поисках конских кладбищ и добывали копыта. Под руководством Вострогора пятеро работников особыми ножами нарезали пластинки, а две женщины нашивали ихна многослойные кожаные безрукавки. Пока таких панцирей поступало в племенное войско немного. Но это было только начало.

В средине лета явился нежданный гость – князь северян, горячий, непоседливый тридцатилетний красавец Кияр. Подбоченясь, он картинно подъехал к терему Хорива, ловко соскочил с коня и, тряхнув кудрявой шевелюрой, крикнул залихватски:

– Есть живые в этом доме?

Из терема в распахнутой рубашке – даже застегнуться некогда – выскочил Щёк, кинулся обнимать давнишнего друга.

– Входи, входи, гость дорогой. Да как же без предупреждения? Послал бы весточку, встретили как надо!

– Не люблю пышных встреч. Решил накоротке заскочить по пути из Родни. Завтра же утром домой отбуду, дел невпроворот...

Тотчас накрыли стол. Вышел степенный Хорив, пожал сухощавую, но крепкую руку гостя, завел с ним неторопливый разговор. Следом явился Кий. Кияр вскочил с кресла, подбежал к нему, стал говорить, не скрывал своих чувств:

– Следил за твоими подвигами! Ловко вы провели аварских военачальников! Жалею, что не было меня с вами! Погуляли бы мы…

Выпили, закусили. Разговор велся вокруг различных эпизодов похода войска Кия, сражений с аварами.

Вошла Лебедь. Кияр порывисто встал и проговорил удивленно:

– Как! Неужто это Лебедь? Да когда же она успела вырасти?

Братья оглянулись на сестренку, засмеялись.

– Да, вот она уже такой стала, совсем взрослой, – сказал Щёк.

Та стояла в двери в светложелтом платье, подпоясанном золотистым поясом, стройная, статная. На губах ее блуждала робкая, несмелая улыбка, в глазах таились невинность и любопытство, и вся она была столь красива и привлекательна, что Кияр не утерпел, подбежал к ней, взял за руку и посадил рядом с собой. Братья только переглянулась между собой.

Кияр не только на другой день не уехал, но прожил еще целую неделю, ловил каждое мгновенье, чтобы побыть о Лебедью. Они подолгу гуляли по окрестностям, сидели на берегу Днепра, катались на лодке по его водным гладям. А перед отъездом Кияр собрал братьев в отдельной комнате и объявил решительно и серьезно:

– Что хотите со мной делайте, но потерял я голову из-за вашей сестрицы. Жить без нее не смогу. Ждите вскорости сватов. Не отдадите, умыкну! Клянусь Перуном-громовержцем, где бы ни спрятали, найду и увезу Лебедь с собой!

Братья хорошо знали и любили этого честного, прямого и откровенного человека и поэтому Хорив ответил за всех:

– Засылай сватов, Кияр. С радостью породнимся с тобой. Люб ты нам.

Свадьба Кияра и Лебеди состоялась 12 велесеня (3 октября) в праздник Перуна и Роси, когда закончились сельскохозяйственные работы. Гуляли целую неделю, а потом молодожены отбыли в Чернигов, столицу северянского княжества.

Вскоре после этих событий в Родне состоялось племенное вече. Со всей округи приехали его участники. Соседние с площадью улицы запрудили кони, двуколки, телеги, арбы. К полудню вся площадь была заполнена народом.

Мелькали островерхие шапки и разноцветные кафтаны мужиков, красочные платки и кофточки женщин.

Ровно в полдень на помост вышел кудесник племени, принес жертвы верховному богу Роду. Затем поднялся племенной вождь Годин, полный, длиннобородый старик, поднял над собой знак власти – особой формы серп. Говор постепенно стих.

– Соплеменники! – произнес он хрипловатым голосом. – Ровно год назад вы избрали меня вождем племени. Целый год мы мирно жили. Вырастили и собрали хороший урожай. Нам удалось миновать многих бед и потрясений. Сейчас вы оцените мой труд и выберете себе нового вождя. А я слагаю перед вами символ власти, – и он положил на стол знак вождя.

Некоторое время стояло молчание. Потом на помост выскочил молодой парень, энергично тряхнул светлой шевелюрой, крикнул в толпу:

– Да что там говорить! Довольны мы правлением Година! Спасибо ему за все! Только сейчас мы хотим Кия! Все племя стоит за Кия!

И разом зашумела площадь, и дружно стали выкрикивать:

– Кия! Хотим Кия!

Тут же на вече Кий объявил, племенной центр переносит из Родни в свое родовое имение и приглашает всех именитых и простых людей селиться на его землях; кому надо, он окажет поддержку как рабочими руками, так и средствами.

– А как будет называться новая племенная столица? – выкрикнули из толпы.

– Не знаю. Не придумал, – растерянно ответил он.

– А чего тут думать? – продолжал тот же голос. – Киевом и назовем. В честь нашего племенного вождя! Добре я говорю, господа поляне?

– Добре, добре! – поддержала толпа.

II.

Нежана встретила Щёка у крепостных ворот, опрометью бросилась навстречу. Он нагнулся, подхватил ее подмышки и кинул в седло перед собой. Она, тонкая, гибкая, обвила его руками, прижалась пылающими щеками к его лицу. И так они ехали среди людского ликующего моря, радостные и счастливые. У Щёка исчезли последние сомнения. Чего греха таить разное думал он за год разлуки с ней, порой навевались сомнения в ее верности. Но теперь чувствовал, как ждала она его, как соскучилась по нему.
Неожиданно она отстранилась и спросила деловитым голосом:

– А где твоя военная добыча?

– За нами в двух телегах везут.

– Ого! Какой ты молодец!

Когда он хотел свернуть на свою улицу, она остановила его и показала в противоположную сторону:

– Теперь наш дом вон там!

Он удивился, но ничего не сказал. А когда она приказала остановиться перед двухэтажными хоромами с высоким крыльцом, над которым на резных столбах возвышалась надстройка под крышей, он, что называется, лишился дара речи и только переводил взгляд с терема на Нежану и с Нежаны на терем. Она радостно засмеялась его растерянному виду и велела заезжать на просторный двор. А сама ухватила Щёка за руку и повела в гостиную, где его встретила дюжина гостей и богато накрытый стол. Чего только на нем не было: отечественные и заморские вина, жареное и варено мясо, соленая и заливная рыба, фрукты и овощи.

– Да ты настоящий боярыней стала! – не удержался он.

Она в ответ только хитро улыбнулась.

Наутро, поправившись после обильного застолья, Щёк приступил к
Нежане:

– Откуда все это?

Иона поведала ему, что в течение года многим знатным людям, главным образом купцам и владельцам мастерских, предоставляла взаймы те богатства, которые он ей оставил; «срезала» большую прибыль и увеличила их капитал почти в два раза. Один купец попал под «злостную несостоятельность»: взял у нее большую сумму, но кувыркнулся в запой и промотал весь заем. Нежана подала на него в суд, который встал на ее сторону и присудил передать ей терем, а самого должника отдать ей в отработку на год.

– Теперь он у меня подметает двор и отворяет ворота, – насмешливо проговорила она.

– Как же тебе суд поверил? – не переставал удивляться Щёк.

– А я ученого грека держу при себе, – с гордостью ответила она. – Он все записывает, да не один, а при свидетелях.

– И не жалко этого купца? – спросил он, стараясь припомнить привратника, который открывал ворота перед телегами с добытым добром, но кроме расплывчатой фигуры и серого фартука перед глазами ничего не возникало.

– А кто меня пожалеет? – резонно возразила она. – Да и поделом ему: кто заставлял пить? Гулял, миленький, месяца два с дружками-товарищами за мой счет и – пожалуйста! – жалей его! Нет уж, раз попалась птичка в мои руки, ни за что не вырвется, будь спокоен.

И он, глядя на нее, видел, что и правда, из таких цепких рук не уйдет никто. Она сильно изменилась внешне. Повзрослела, стала держаться уверенно и независимо, даже несколько высокомерно, приобрела привычку щуриться, словно приценивалась к окружающему. Новая Нежана еще сильнее нравилась ему. По характеру веселый и незлобивый, находчивый и смелый, Щёк любил сильных и волевых людей, привязывался и охотно подчинялся им. Жил он легко и беззаботно, как птичка: пошлет его командир разведать расположение противника в степи или в лесу, он выполнит его задание лихо и с выдумкой. Поручит он ему еще что-то сделать, он разобьется, но Кий будет доволен. Теперь такую сильную личность он увидел в своей жене и готов был подчиняться любой ее прихоти.

Она же сказала наставительно:

– Значит так. Погуляли вчера – и хватит. Всех не накормишь и не напоишь. Сегодня за день переворошим все, что ты привез. Кое-что сразу на рынок, кое-что оставим на свои нужды, иное отдадим купцам для продажи в заморские страны. Я думаю, милый, ты не возражаешь?

– Конечно не возражаю.

– Я знала, что ты у меня умница. Другие придут из похода и вот направо-налево разбазаривают свою добычу. Вон какие они щедрые! Водят за собой толпу оборванцев. Пока он поит их, они ему пятки лижут. А как кончится добро, бросят и даже здороваться перестают. Мы такими не станем.

Через неделю внезапно заявился к Щёку сам князь Яросвет. Переполох в доме был великий! Нежана вновь расстаралась, стол накрыла поистине царский. Яросвет был в добром расположении духа, шутил, смеялся, похваливал еду и питье, украдкой поглядывал на красивое личико и ладную фигурку хозяйки, вызывая ревнивое чувство у Щёка: ишь, старый кобель, молодость вспомнил, глядя на чужую красавицу-жену, мало погулял
в молодости, на былое потянуло! Старик, старик, а туда же!

– Наслышан я о твоей жене, – плутовато щуря глаза, говорил Яросвет, когда они остались одни. – Опутала она город обязательствами. Кто ей только не должен!

У Щёка брови конечком, лицо сама приветливость и угодливость, но втайне ему хотелось швырнуть чем-нибудь в похотливого старика.

– Известными людьми стали вы оба. Только и разговору о вас.
Прославился ты во время похода. В народе настоящие легенды слагают. Прямо-таки необыкновенными богатырями представляют вас, особенно Кия, тебя и Колывана.

И, видя протестующий жест Щёка, князь заторопился в словах:

– Нет, нет, все верно! Народу нужны герои! Нужны люди, которым он бы верил! Без этого немыслима жизнь государства!

Кинул испытующий взгляд на Щёка, продолжал:

– Говорили мы с Кием по этому поводу. И родилась у нас мысль продолжить борьбу с Аварией,но только другим способом.

Щёк удивленно поднял брови, но смотрел по-прежнему весело и безмятежно.

– Есть и иной способ борьбы – это укрепление мощи Руси. Объединить надо племена в единую силу, вот тогда мы станем по-настоящему угрожать нашему соседу.

– Но что тогда станет с вековой вольницей русов?

– Русы приобретут еще большую свободу, потому что мы перестанем зависеть от Аварии. Прекратим платить ей дань.

– И что требуется от меня? Ведь ты не зря ко мне приехал…

– Угадал. Есть у меня мысль послать тебя в племя кривичей. За твои военные заслуги выберут они тебя своим вождем.

– А я должен их привести к покорности тебе, князю Руси? – догадался Щёк.

– Вот-вот. И ехать должен немедля.

«Ах, ты, кобель старый, – ругнулся про себя Щёк. – Я отбуду из Родни, а ты тем временем к моей женке подсыпешься! Ну уж нет, не получится».

– Я хотел бы всей душой, да не в состоянии, – сокрушенно сказал он. – Дела семейные. Сам видишь, как жена развернулась. Одна не справляется. Нужна мужская рука.

– Жаль, очень жаль.

Яросвет встал, прошелся по горнице, внимательно оглядывая стены, окна, потолок.

– Завидный терем отгрохал купец! Он, почитай, бесплатно тебе достался. Расположились вы в нем основательно, вольготно. Только вот какое дело... На-днях встретил я судью Дермела. Поговорили о том, о сем. И высказал он мне подозрение, что не все чисто у грека с какими-то записями. Что купец намерен подать на пересуд и может случиться так, что сумеет терем вернуть себе, а жену твою за подлог в кутузку упечь. Вот какие пироги...

Уж чего-чего, а с соображалкой у Щёка было все в порядке. Недаром Кий держал его командиром отряда разведчиков. Дважды повторять ему было не надо.

– Да что я говорю? Супруга целый год без меня отлично справлялась. Думаю, хватит у нее ума еще на годик-другой.

– Вот и ладненько, вот и хорошо, – обрадовался Яросвет и, поговорив немного о пустяках, простился и ушел. Любезно улыбалась и крепко обнимая князя на прощанье. Щёк думал про себя: «Погоди, подвернешься мне где-нибудь под горячую руку, хрыч старый. Уж я тебе не спущу!».

III.

Весной под началом Кия оказалось десять тысяч хорошо вооруженных воинов-соплемнников: в металлических панцирях из пластинок конских копыт, с длинными обоюдоострыми мечами; щиты по-прежнему были деревянными или плетенными. Кий всю зиму и весну проводил регулярные занятия по греческому образцу. Для этого он выписал из Боспора наставников по военному делу, требовал от них полнойотдачи сил, сам участвовал наравне со всеми.

Домой приходил усталый, но довольный. Власта, еще более раздобревшая, цветущая, срывалась ему навстречу и незнала чемугодить. Он находил где-тов углу дочурку Елю с куклами, брал ее на руки, иони все трое садились за ужин. Он все больше и больше привязывался к этому чудесному созданию с льняными волосами и голубыми глазами – его глазами! – лепетавшему у него на коленях. Отцовское чувство целиком захватило его. Многолюб от природы, он перечеркнул в своей памяти прошлое и полностью отдался любви к своей жене и дочери.

А утром – снова на полигон. Кий видел, как на глазах меняется его войско. Пройдет еще немного времени и он с помощью князя возьмется за воинство всей Руси. С этими мыслями он отправился однажды к Яросвету. Тесть принял его радушно. Расспрашивал как поживает Власта, как растет внучка, какие причуды появились у нее за последнее время. Долго и весело смеялся над рассказами Кия.

ПотомКий свернул на серьезный разговор:

– Во главе племен поставлены наши люди. Пора переходить к формированию общегосударственного войска. Мой план таков. Каждое племя выставляет отряд из десяти тысяч человек. Они направляются в Родню. Мы их размещаем, вооружаем и проводим обучение.

– Обученные и хорошо вооруженные войска– мечта каждого правителя.
Но как вожди племен отнесутся к тому, что придется отрывать столько мужчин в самый разгар летних работ? Как справятся с заготовкой кормов на зиму, с уборкой урожая? Не оставим мы голодным народ?

– А как бывало раньше, когда приходилось отправляться в походы против различных врагов? Целыми годами велись войны. Вдобавок к этому, прорывались супостаты на наши земли, грабили, разоряли, жгли дома и посевы… Как-то выбирались из всех трудностей! А теперь предлагается собрать войско, обучить, чтобы оно было в постоянной боевой готовности, умелое и дисциплинированное, способное в любую минуту дать отпор противнику. Не будет грабежей, насилий, пожаров, не будет сожженных полей, уведенных в плен русов...

– Ты мои мысли читаешь. Я все время княжения мечтал о таком воинстве. Но только-только делал первые шаги к нему, как натыкался на яростное сопротивление вождей племен.

– Теперь там другие люди.

– Ты ручаешься, что Щёк и Колыван пойдут за нами?

– За Щёка – вполне, за Колывана – с оговоркой. Он сложный человек, скрытный, хитрый, изворотливый. Но думаю, любовь к родине пересилит его капризы.

– Ты знаешь их такими, какими они были в твоем подчинении. К тому же вы были в постоянной опасности, в окружении неприятеля. Там другой дух и настроение иное. На первом месте – товарищество и взаимовыручка. Иначе – не выживешь. Иначе – сомнут. И все это понимали. Теперь Щёк и Колыван получили власть. А власть коренным образом меняет человека. Более того, иногда делает его совершенно другим.

– Подумаешь, какая власть – вождь племени. Я никакой перемены в себе не почувствовал.

– Потому что стоял во главе большого отряда, руководил операциями и военными действиями на протяжении двух лет. И избрание на спокойную должность вождя племени прошло для тебя незаметно. Иное дело Щёк и Колыван...

– Не будем торопиться с выводами. Я бы попросил съездить в ближайшее время к Щёку и поговорить с ним. Именно самому съездить в Смоленск, чтобы выразить уважение Щёку. Это его подкупит и сделает уступчивым. Я хорошо знаю своего брата, он очень любит делать услужение близким. Это у него внутри сидит. И на этом можно сыграть.

– Хорошо, я подумаю. Наведывался я к нему осенью. Деловой разговор получился. – Помолчал, покрутил седой головой. – Жена у него настоящая красавица. С дерзким взглядом. Ох, любил я таких в молодости!

«Ты и сейчас ни одну юбку не пропускаешь, – ехидно подумал про него Кий. – Услышала бы жена, в гробу перевернулась».

IV.

Смирена, жена Колывана, невысокая, толстенькая пышечка, была в постоянном движении, вечно чем-то озабочена, всегда в каком-то деле: то руководила челядью при уборке дома, то убегала на скотный двор и следила за доярками, конюхами, то перекатывалась с одного конца поля на другое, наблюдая за работами с зерновыми или репой. Но главной ее заботой был уход за мужем. Насколько она помнила, он постоянно чем-то болел. И болезни-то вроде были несерьезными, – то начинал вдруг покашливать, то целыми месяцами сморкался, то хватался за грудь или живот, – но мучили они его непрестанно. Она привыкла видеть его недовольным, со страдальческими глазами иот всей души жалела.

И теперь, по возвращении из похода, она старалась как можно чаще быть около него, особенно после того, как его избрали вождем племени древлян. Она изучила распорядок дня мужа, которому он следовал со скрупулезной точностью. Она и существовала лишь для того, чтобы в положенный час подать все необходимое ему. Едва вставал, как несла тазик с водой, мыло и полотенцеи из кружкиначинала поливать, наблюдая,как он медленно, точно раздумывая, намыливал руки, лицо и шею, неспеша смывал пену. Подав полотенце, Смирена внимательно смотрела на то, как он тщательно вытирается, видела как проступают бугорки его позвонков и очень переживала за его худобу.

Не взглянув на нее, он протягивал полотенце и шел в свою горницу, где, удобно усевшись в кресло с покатой спинкой, начинал пить приготовленный ею морковный настой. Пил неспеша, мелкими глоточками, глядя невидящим и глазами перед собой. Она знала, что с этого момента он погружался в глубокое раздумье и его ни в коем случае нельзя было беспокоить.

Примерно через час она несла ему завтрак – тщательно переваренную баранину с отварной репой, которые он ел небольшими кусочками, а потом запивал морковным соком. Посидев некоторое время за столом, как бы прислушиваясь к тому, как организм начинал переваривать полученную пищу, он медленно вставал и шел в гостиную, где принимал посетителей, решал насущные вопросы, улаживал споры соплеменников.

Сегодня с утра у Колывана побаливала голова. Он наклонял ее то в одну, то в другую сторону, прижимал к вискам тонкие синюшные пальцы, надеясь, что боль пройдет, но она не прекращалась. Такая несильная, но надоедливая, тягучая боль. Умывшись, он с кружкой морковного отвара уселся в свое кресло и стал думать. Он вновь и вновь перебирал в памяти все походы русов и ему становилось все обидней и обидней от мысли, что все победы Кий приписал себе, оставив в тени его, Колывана. А ведь именно он со своей хитростью и изобретательностью обеспечил блестящее проведение почти всех воинских операций. Разве не он предложил выдать отряд Кия за разбойников во время похода на буртасов? Не будь такой задумки, едва ли удалось заманить лесных жителей в ловушку и разгромить под Брянском. Колыван все придумал, все разложил по полочкам, а на руках носили не его, а Кия... Тоже самое произошло и при стравливании кутургуров с аварами... А сколько искусства проявил он, Колыван, во время почти годичного похода русов по лесам?... Достаточно было Кию лишь один раз не послушаться его, Колывана, поступить по-своему и ринуться сломя голову на Каменск, как все войско оказалось перед угрозой полного уничтожения. Именно тогда ему стало ясно, что настоящий командир войска не Кий, а он, Колыван. Кий всего-навсего хороший воин, храбрый воитель, красивый и сильный, умеющий увлечь за собойлюдей как личным примером, так и зажигательными речами. И только.

Именно тогда, с попытки прорваться к Каменске, понял, Колыхан непреложную истину: только на нем держатся победы отряда, а не на Кие, который беззастенчиво крал их и присваивал себе. Значит, он может бросить вызов Кию и победить его. А что такой момент наступит, он не сомневался. Не переживет своего десятилетнего срока княжения Яросвет. Почему ему так казалось, Колыван и сам не знал, но был убежден, что скоро начнется борьба за драгоценную булаву. Вот тут-то и надо Колывану перехватить княжеский престол. А это можно сделать только после многоходовой комбинации, которую надо выносить в голове и осуществить методично и последовательно. Надо думать и думать, тщательно все рассчитать, чтобы не совершить хотя бы маленькой, но роковой ошибки. Ошибки такого рода, как он прекрасно понимал, часто стоят жизни.

Прежде всего, надо найти главное звено в цепи. В настоящий момент таким звеном является племя кривичей во главе со Щёком. Удастся привлечь его на свою сторону, победа будет обеспечена. Против двух племен – древлян и кривичей – сил у Кия не хватит. На государственном вече их голоса будут решающими.

Следовательно, надо основательно взяться за Щёка. Этот всегда
улыбчивый человек был прекрасным разведчиком: неутомимым, находчивым, смышленым. К тому же он умел ладить со всеми, у него не было врагов. Он всегда умудрялся находить золотую середину, старался всем помочь и всем быть нужным. Чудесного характера был Щёк. Даже непонятно было, с какого края к нему подступиться.

Но он-то, Колыван, знал одну большую слабость Щёка: тот был только хорошим исполнителем, а своего мнения в крупных вопросах не имел и всегда шел за сильным человеком. Поэтому его можно было легко убедить и переубедить, лишь бы он поверил в тебя. Следовательно, надо почаще с ним встречаться, беседовать, прощупывать настроение, воздействовать на его взгляды, создавать и формировать мнение...

Придя к такому выводу, Колыван решил ехать в Смоленск. Но он никому не сказал, что целью его поездки является встреча со Щёком; он приказал собираться в столицу. И только в последний момент оповестил своих близких, что сначала решил завернуть к своему однополчанину и другу Щёку, чтобы вспомнить былые походы и старые раны.

Дождались, когда сошли вешние воды и установились дороги. Выехали
в ясный солнечный день. Но после обеда закружила пурга. Снежинки оседали на лице, приятно холодили, превращались в капельки, текли тонкими струйками, щекоча кожу. Так и мысли Колывана кружились сумбурным вихрем в голове, потом успокаивались, но не согревали душу, а оставляли на ней четкие, ясные и расчетливые решения, холодные и лишенные всяких чувств; немигающие глаза его при этом смотрели в одну точку, отсвечивая ледяным блеском.

Щёк выскочил из своего терема одетый по-домашнему, облапил худенькую фигурку Колывана, закружил вокруг себя. Он был искренне рад его приезду. В гостиной был наскоро накрыт стол. Лицо Щёка сияло неподдельной приветливостью, брови-конечки взлетали, точно крылья птицы, глаза лучились ясным светом. Даже иссушенная, расчетливая душа Колывана смягчилась от такого душевного приема.

– Не обессудь за угощение, – говорил Щёк, широким жестом приглашая гостя за стол. – Жена осталась в Родне, распоряжается нашим хозяйством, а я вот здесь...

Тут Щёк вспомнил какими жадными глазами провожал гибкую фигуру Нежаны князь, и холодок прокатился в его груди и голос невольно осекся. Много было молодых парней и мужчин в столице, но почему-то думал он только о старике-князе – возможном любовнике своей Нежаны. А почему – сам себе ответить не мог.

Колыван заметил странный блеск в глазах Щёка, подумал, что он переживает разлуку с женой, пошутил:

– Мама моя когда-то стращала: «Смотри, Колыван, дождешься у меня:
женю, а жену-то не дам!». Так и у тебя получается...

И удивился, как потемнели глаза у Щёка. Подумал: «Что-то тут не так!» И тотчас перевел разговор на другую тему.

– С чего приступил к управлению племенем? Хорошо ли встретили?

– Да как сказать... По-разному встретили. Но приходится начинать чуть ли не с начала! Разделил всех воинов на тысячи, включил в округа не только бойцов, но и их семьи, а тысяцких назначил своими заместителями, наместниками. Ну, а дальше пошло проще: тысячи распределил по сотням, а сотни по десяткам. Есть с кого спросить за дела не только военные, но и гражданские. Теперь вот на очереди вооружение и обучение воинскому делу бойцов. Дел – непочатый край. В общем кручусь с утра до ночи и конца не видно. А как твои дела?

– Немного полегче. Мой предшественник оставил мне неплохое наследство. С управлением землями дела обстоят нормально. Соседи не беспокоят.

– У меня в этом отношении тоже спокойно. Проучили тогда буртасов, затаились в своих лесах, не высовываются.

– Я вот думаю: хорошо, что у нас, вождей племен, такие вольности, что не зависим от князя и не посылаем ему воинские отряды. А случись такое, – чем бы пришлось отбивать набеги неприятельские?

– Не с чем.

– Вот-вот! Ему, князю, в своей Родне спокойно. Когда до него доберутся? Только через наши кости. Жирует со своей дружиной. А дадим ему своих воинов, он и ихприберет к рукам, а нас бросит на произвол судьбы. Что, раньше не так бывало?

– Так, так, Колыван. Давай выпьем еще. За нашу вольность вековую.

– Правильно, веками мы жили вольно! Платили малую дань князю, а свои вольности не отдавали никому. И не должны отдавать! На этом стояла и будет стоять Русь!

– Ивпредь надо держаться вместе на страже наших вольностей! – Перед Щёком возникло ненавистное лицо Яросвета, и он грохнул кулаком по столу.

– Пусть только попытается старый дуралей вмешаться в дела моего племени. Яего собственными руками задушу!

Колыван пожевал тонкими сухими губами, взглянул на Щёка проваленными, в черной обводке глазами, откинулся на спинку кресла. Чеканно стал ронять слова:

– Яросвет хоть и с горячим характером человек, но у него трезвый ум. Поэтому он никогда не решится урезать наши вольности, потому что знает: тотчас начнется смута в государстве. Не Яросвета надо бояться, а совсем другого человека.

Щёк опьяневшими глазами смотрел в лицо Колываяа, силясь понять куда он клонит.

– Кто же тогда? Князь у нас один – Яросвет.

– Кия. Кия бойся.

– При чем тут Кий?

– А при том, что он зять князя. И имеет сильное влияние на него. Наверняка какие-нибудь козни против нас замышляет.

– С чего ты взял?

– Просто хорошо знаю. Сколько лет провоевали рядом. Я его каждый шаг могу предугадать наперед.

– Кию я верю, он мой брат, – Щёк даже заметно протрезвел, произнося эти слова. – К тому же я с ним столько военных дорог прошагал – плечом к плечу и за него готов в огонь и воду пойти. К таким победам привел! Он непобедимых аваров побил!

– Его ли в этом заслуга? Вспомни, кому ты приносил разведданные в первую очередь? Мне. И мы с тобой обсуждали их, прикидывали какие
меры принять, а уж потом наши решения Кий выдавал за свои. Настоящие творцы побед не Кий, а мы с тобой!

– Может оно и так, но тебе с Кием меня не поссорить!

– Хорошо, хорошо. Я и не собираюсь. Боюсь, что он вольности наши отберет, когда князем станет.

– Ого! Когда это будет! За десять лет столько воды утечет.

– Верно. Но готовиться нам надо сегодня. Я за тем и заехал к тебе, чтобы договориться на всякий случай. Вместе нам надо быть. Если встанем рядом, никакой Яросвет не страшен! Отстоим наши вольности и не допустим княжеской руки в свои владения!

– Правильно! Будем вольными, как в старину заветную!

Наутро Колыван уезжал в Родню. Пожимая на прощание его сухую руку, Щёк говорил:

– Не верю я, что Кий пойдет против нас с тобой. Слишком много военных дорог прошли вместе. Это никогда не забывается. Я так говорю, как если бы он не был моим братом.

Колыван кивнул головой, и кибитка тронулась. «Нет, Щёк не из тех, кто до конца верен своему слову, – думал он. – Его легко переубедить. Вчера он стоял за древнюю вольность племен, а сегодня готов склониться к плечу Яросвета. Видно придется рассчитывать только на свои силы».

На душе Колывана было тоскливо и муторно. Щёка не удалось перетянуть на свою сторону. Возможно придется поделиться своими правами вождя племени с Родней. И все же он решил стоять до конца. «Попятиться всегда успеем», – вслух сказал он, увидев деревянные стены и башни столицы.

V.

Князь поселил Колывана в лучшую горницу дворца, приставил самых лучших слуг. На каждом шагу ему оказывали почет и уважение. Рассудочного и расчетливого Колывана это нисколько не тронуло, а только еще больше насторожило. Сохраняя безмятежный и приветлив вид, он, однако, внутри напрягся, как тетива лука, готовый к любым неожиданностям. Он все больше и больше приходил к выводу, что князь собирается вести с ним переговоры и получить важные уступки.

Предчувствие его не обмануло. На третий день он был приглашен в горницу князя, где за столом сидели сам князь и Кий. После обмена приветствиями и улыбками Яросвет стал говорить о трудностях в обороне Руси и необходимости создания государственного войска.

– Тут мы с Кием прикинули и пришли к выводу, что не столь обременительным было бы, если каждое племя направило в Родню по тьме (десять тысяч) своих воинов на летний период, а мы со своей стороны их обучили греческому и строю под руководством боспорских советников.

Сердце у Колывана упало и покатилось куда-то в бездонную темноту. Ему стало трудно дышать. Он расстегнул ворот рубашки. То, что он ожидал в далеком будущем, при княжении Кия, начиналось сейчас, сию минуту, здесь за столом. Началось неожиданно, хотя он и готовил себя к этому.

Он ответил не сразу. По своей привычке, начал вести разговор издалека, с раздумий и рассуждений, тягуче и нудно, ходя вокруг и около.

– Конечно, – начал он, – мысль о создании единого войска очень дельная и привлекательная. Она давно носится в воздухе. Помнится, я еще был мальчишкой, когда приезжал со своими родителями на вече в Родню, шнырял между мужиками, которые казались мне настоящими великанами; тогда тоже раздавались предложения об организации мощного войска, которое смогло бы накрепко закрыть от врагов наши границы...

Он еще долгое время рассуждал о своем детстве, какие мысли одолевали его, ребенка, потом перешел к высказываниям отца, братьев, дядей и других родственников, постепенно, настойчиво внедряя мысль, что исстари племена жили вольно и благодаря их добровольной и бескорыстной поддержке крепла великая Русь.

Яросвет хмурился, Кий с едва заметной улыбкой в упор рассматривал испитое лицо Колывана, терпеливо слушал его скрипучий голос. Ни тот, ни другой ни одним словом не прервали его, давая полностью высказаться.

– Думаю, подытоживая вышесказанное, следует заметить – медленно раздумчиво продолжал Колыван, – что рано поднимать этот вопрос на государственном уровне. Народ привык к вековой вольности и не поймет ущемления своих прав, которые идут от дедов и прадедов наших. Надо, как и ранее, князю опираться на вождей племен, которые аккуратно платят дань, защищать их от многочисленных врагов, окружающих границы наши. Может следует повторить походы против них, такие же, какие мы совершали под командованием Кия. Я бы первым поддержал такое начинание. На большее пока племена не способны, да и, насколько я знаю, просто не пойдут ввиду сложившихся внутри них обычаев и традиций.

Наступила долгая пауза. Колыван невозмутимо мял пальцам неизвестно откуда взявшийся у него мякиш хлеба и внимательно смотрел на него, будто в нем сосредоточилась сама суть его помыслов в этот момент; Яросвет не двинулся и, склонив голову набок, о чем-то сосредоточенно думал; Кий откинулся на спинку кресла и насмешливо рассматривал Колывана. Задал прямой вопрос:

– Так ты, значит, против единого войска?

– Против. Потому что это идет вразрез с вековыми обычаями нашего народа.

– Обычаи разные бывают. От некоторых следовало бы отказаться.

– Деды веками жили по ним и нам завещали их хранить.

– В том числе, например, такую традицию – платить дань Аварии? Ведь мы платим ее десятилетиями.

Колыван промолчал, продолжая невозмутимо заниматься хлебным мякишем.

– Может у тебя есть какие-то свои собственные соображения по укреплению государства? – спросил Яросвет.

– Никаких других соображений у меня нет, – категорично заявил Колыван.

Переговоры закончились ничем, а на другой день Колыван уехал.

После его проводов, когда князь медленно поднимался по ступенькам красного крыльца, Кий произнес:

– Он не уступит, я знаю. Раз он так сказал, то будет стоять до конца.

– Выходит, хороним свои планы?

– Ни в коем случае. Надо его заставить силой.

– Нет, – возразил Яросвет, – На пролитие крови родичей я не пойду никогда.

– Ине надо, – возразил Кий. – Просто мы соберем войско, двинем против него и покажем, что он остался в одиночестве. Итогда он сдастся.

– И какие же силы мы двинем?

– Княжескую дружину раз. Войска Щёка два. Тысячу-две прихватим у северян. Ну и разумеется – войско моего племени. На сражение он не решится, иначе мы его потреплем как котенка. И таким образом, приведем к покорности.

– Щёк пойдет против Колывана?

– Думаю, да. Но надо предварительно переговорить. Хорошо бы тебе. Слово княжеское для него много значит. Или поедем вдвоем.

Но Яросвет решительно отказался.

– Трястись на старости лет... Нет уж, езжай один. Вы же братья.

«Где не надо, он шустрый. А тут старичком прикидывается, – недовольно подумал Кий. – Лукавый мужичок, другого не скажешь».

Делать нечего, пришлось в Смоленск ехать одному. Щёк оказался на охоте и явился на другой день после его приезда. Тотчас запалили костер, стали жарить тушу кабана. Одуряющий запах мяса напомнил Кию походную жизнь. Странная натура человеческая: чем дальше в прошлое уходят события, тем легче забываются трудности и в памяти остаются только приятные воспоминания. И сейчас, сидя плечо к плечу, возле костра, Кий и Щёк вспоминали различные эпизоды военной жизни, и они казались необыкновенно увлекательными и им порой казалось, что происходило все не с ними, а с кем-то другими или в каком-то другом мире.

– А помнишь, брат, как мы обвели аваров, пройдя через борото! – восторженно выкрикивал Щёк, в возбуждении подскакивая на своем месте. – Они собираются напасть на нас, а мы с другой стороны, со спины...

– Нет, как ни говори, но Голунь мы взяли просто голыми руками. Какая слаженность действий! Сорвись один человек, проболтайся ненароком, и вся операция полетела бы к черту!

– А у меня картина перед глазами: наши бегут, следом мчится конница аваров, еще немного и – разгром. И тут нам навстречу с развивающимися волосами женщина! Это был удар молнией в сердце каждого руса! Я прямо обеспамятствовал! Откуда сила... нет, не сила, а ярость взялась! Как ударили мы по противнику!

– Да, ударили, – сник Кий и задумался, вспомнив Зимаву и короткую военную любовь свою. Где-то она теперь? Наверно, возрождает жизнь на пепелище, родит детей, а первый ребенок от него, Кия...

Щёк понял, что затронул больную тему, замолчал, а потом тихонько встал и удалился, оставив Кия одного со своими мыслями.

Когда кабан был готов, устроили пир рядом с тушей. Слуги раскинули на земле холстину, принесли хмельное и началось веселье. Надвинулась ночь, засияли высокие звезды, темнота подступила к самому костру, и так это было знакомо: будто снова в военном походе, будто снова собрались после удачной военной операции боевые товарищи и пируют во славу новой победы над врагом!

– Сколько мы друзей потеряли! – обнимая Кия, говорил Щёк и пьяные слезы текли по его щекам. – Как станешь вспоминать, так сердце болью исходится...

– Но во имя чего переносили такие тяготы, потеряли друзей, шли на жертвы? Неужели во имя того, чтобы продолжать платить дань Аварии и быть у нее в услужении, как многие века?

– Нет! Конечно нет! – стучал кулаком по своему колену Щёк.

– Вот в этом и соль! В этом гвоздь вопроса!

– Выпьем еще, брат!

– Выпьем, братишка, мой боевой друг!

Серьезный разговор между ними состоялся на следующий день. Как ни странно, начал его Щёк.

– Был у меня Колыван на – днях, – отложив в сторону кусок мяса и тряпкой вытирая губы, проговорил он. – Выпили мы с ним за встречу, за наши боевые успехи. Крепко выпили. И склонял он меня к нашей старинной племенной вольности. Дескать, за счет ее держалась и держится наша Русь. Я тоже того же мнения держусь и ему об этом сказал. А в душе что-то скребет. Будто не так я поступаю. Как ты на это смотришь?

Кий крякнул, ощерился, взглянул на Щёка.

– Что-то скребет, говоришь? В душе свербит? И не случайно. Ответь мне, друг сердечный, ради чего мы воевали против Аварии?

– Чтобы отучить нападать на нашу страну.

– И только?

– Что – «только»?

– Разве не говорили десятки раз, что мечта наша – освободить Русь от аварской дани, а славян от рабства?

– Говорили, конечно. Да мало ли о чем мымечтали!

– Нет, нет, не уходи от вопроса. Если не свобода Руси, если не избавление от рабства славян, то ради чего мы столько жизней положили? Как же ты быстро забыл, вернувшись к сытой, спокойной жизни!

– Ты прав, брат! Скотскую жизнь я веду. Лишь бы повкуснее пожрать да набок завалиться! Истинная скотина...

– А разве можно добиться победы над аварскими войсками разрозненными силами племен? Ответь мне, братишка. Ответь как на духу, потому что мы с тобой братья.

– Нельзя, Кий. Никак нельзя.

– Вот в том-то и дело.

Кий прошелся по горнице. Щёк, наблюдая за ним, невольно отметил, как изменился он за последние два года: лицо его возмужало, посуровело, вокруг губ прорезались глубокие складки, в голубых глазах появился стальной блеск, взгляд их стал жестким, движения приобрели решительность и властность. Многое дали Кию сражения и битвы с врагами. И у Щёка невольно возникло огромное уважение к своему командиру и старшему брату, желание помочь ему.

Наконец, Кий опустился на скамейку прямо перед Щёком и, глядя ему в глаза, проговорил твердо:

– Неправ Колыван. Неправ, призывая к племенной вольнице. Если мы пойдем по его совету, то обречем себя на вечное подчинение Аварии. Жизнь неумолимо требует объединения всех русов вокруг князя. Другого пути у нас нет. Ты согласен?

– Согласен, Кий, – горячо ответил Щёк.

– А раз так, то слушай план, который мы выработали с князем Яросветом. Колыван был в Родне отказался действовать сообща. Мы решили двинуть против него войска...

– Воевать против Колывана я не буду! – отрезал Щёк.

– Никто воевать и не собирается! Мы только объединим силы всех племен, княжескую дружину и войдем в пределы владений племени древлян. Колыван не такой дурак, чтобы затевать безнадежное сражение. Он будет вынужден принять наши условия. Согласен со мной?

– Пожалуй, да.

– Какое «пожалуй»? Какое «пожалуй»? Ты должен выступить сообща с нами! Или у тебя другая задумка? Тогда выкладывай, я тебя с интересом выслушаю.

– Других мыслей у меня нет.

– Так вот. Если мы принудим к подчинению Колывана, тогда получим
возможность создать хорошо вооруженное и обученное войско и совсем по другому заговорим с той же Аварией!

– Под твоим знаменем, Кий, я не только против Аварии, против самого черта пойду!

– Ну вот и договорились. Значит, докладываю о нашем разговоре великому князю. А ты готовь воинов своего племени к скорому походу. Не в наших интересах терять время. Надо ковать железо, пока горячо. Это я тебе как бывший кузнец говорю!

VI.

Расставшись с Кием, Яросвет некоторое время занимался княжескими делами: рассудил двух бояр, споривших о лесном массиве; принял дань от северян; наконец, отправился в конюшню, с удовольствием потрепал холки и погладил по мордам любимых лошадей. И вдруг, будто бес толкнул, приказал оседлать белого жеребца и поскакал к терему Щёка.

Сначала на крыльцо выскочила челядь. Узнав князя, тотчас скрылась за дверью и почти тут же вышла хозяйка. Нежана была одета по-домашнему – в расшитое узорочьем голубое платье, подпоясанное вязанным поясом; волосы заплетены в две толстые длинные косы. Бывают же такие женщины, невольно подумал князь, что все в них красиво: и стан, и лицо, и одежда. Но особенно обворожительными были глаза – большие, сияющие, они как-будто притягивали к себе.

– Не дома ли случайно хозяин? – здороваясь, спросил он.

– Как осенью уехал в Смоленск, так ни разу не заявился, – ответила
она, вздохнув. – Уж так он службу княжескую исполняет, уж так исполняет, что про дом свой родной забыл.

– А я и не знал, – притворно вздохнул князь. – Так что же мне делать? Разворачиваться у ворот вроде неудобно, хозяйку обидишь...

– Милости просим! Чем богаты, тем и рады!

Она пошла вперед. Он, молодцевато прыгая по ступенькам, догнал
ее, коснулся руки. Ее будто обожгло, она взглянула на него всполошенными глазами, поспешно отвернулась. «Эге, – подумал опытный до женского сословия князь, – да ты совсем изголодалась по мужской ласке, голубушка».

А Нежана и вправду чувствовала, что неладное с ней творится. Ждала- ждала она своего Ярия из похода, думала насовсем приехал, а он махнул хвостом и укатил в свой Смоленск, оставив ее в холодной постели.
И тут заметила она за собой, что ловит взгляды каждого мужчины, от нечаянного прикосновения их вздрагивает и ее обдает жаром, что ночами просыпается и не может уснуть, а от ласкового слова волной подпирает в горле клокочущее чувство. Она совсем растерялась и ходила, точно во сне, взволнованная и потерянная. Ей очень хотелось, чтобы кто-то ее пожалел и приласкал, и никакими средствами не могла она избавиться от этого состояния.

Проворными мышками зашмыгали холопы, накрывая стол. Хозяйка умело руководила ими. Наконец, были поставлены яства и питье.

– Присаживайся Нежана, почти гостя.

– С удовольствием, князь.

Яросвет налил медовуху в два стакана. Щуря хитроватые глаза,
предложил:

– Выпьем за благополучие этого дома!

– Спасибо. Не пью, князь.

– Но немного можно...

– Разве что чуть-чуть.

Выпили.

– А теперь, Нежана, по обычаю хозяйке следует поцеловать гостя.

Нежана вздрогнула, долго смотрела на князя глубоким, взволнованным взглядом внезапно потемневших глаз, потом, словно очнувшись, поднялась, подошла к нему и прикоснулась жаркими губами к его щеке. Он тотчас взял ее за плечи, притянул к себе и стал целовать в губы. Она охнула и ослабела. Тогда он подхватил ее на руки и понес в спальню.

Зачастил с той поры Яросвет в дом Нежаны, а по столице пополз нехороший слушок, будто спуталась жена Щёка с самим великим князем...

VII.

Подготовка к походу заняла две недели. Северяне прислали полтысячи всадников. Князь взял с собой тысячную дружину, Кий – пять тысяч хорошо обученных и вооруженных воинов своего племени. Зато Щёк расстарался, под его рукой оказалось около пятнадцати тысяч воинов.

– Хочу проверить боеготовность племени, – гордо подбоченясь на коне, заявил он князю и Кию.

Объединенные силы переправились через Днепр и двинулись по степи
и через сутки встретились с воинством Колывана. С возвышенности, где остановились княжеские войска, оно виделось как на ладошке. Колыван собрал сколько смог, не менее пятнадцати тысяч. Кия это не удивило, он знал, что его бывший помощник использует все возможности и будет торговаться до конца.

В первый день он вообще на переговоры не пошел, ссылаясь на нездоровье. На другой день попросил личной встречи с великим князем, причем во второй половине дня. Он явно тянул время, неизвестно почему.

А Колыван ждал известий из Родни. Несколько дней назад он узнал от своего человека, что столица полнится слухами о любовной связи князя и Нежаны, жены Щёка. Едва выслушав, он кинулся к сундуку и стал бросать в кожаный мешок драгоценности.

– Немедля ни минуты, скачи в столицу! – приказывал он слуге. – Я распоряжусь выделить тебе две лошади. Найди в доме Щёка Ерумила. Он прошел рядом со мной все походы, сейчас в услужении Щёку. Щёк верит ему. Отдай все драгоценности, что в этом мешке. Искажи, что он
получит в два раза больше, если на пару дней приедет ко мне. Привези его с собой! Во что бы ни стало! Щедро награжу и тебя! Разбейся, но Ерумил должен быть здесь!

И, наконец, он их дождался. Усадил Ерумила, невысокого жилистого мужичка с умными глазами перед собой за стол, сказал:

– Сейчас я позову сюда Щёка. Ты должен ему сказать правду об отношениях князя и Нежаны.

Ерумил степенно помолчал, убрал руки со стола, вздохнул глубоко:

– Не могу. Поэтому не буду.

– Но ведь об этом говорит весь город!

– Пусть говорят. Мне до этого нет никакого дела.

Колыван встал в тупик.

– Чего ты хочешь? Еще больше драгоценностей? Я согласен.

– Ничего мне не надо.

– Так... Что ж, я понимаю. Тогда садись в угол и ничего не говори. Сиди и молчи. Больше от тебя ничего не требуется. Хорошо?

Ерумил молча прошел в угол.

Тотчас Колыван послал гонца к Щёку, приглашая на переговоры. Тот, поставив в известность князя и Кия, прискакал в сопровождении десятка воинов. Сбросил поводья на холку коня, шлепнул его ладошкой и направился в шатер Колывана. Были сумерки, поэтому он не разглядел, да и не желал разглядывать всех, кто был в шатре. Он видел перед собой только Колывана, шагнул к нему, дружески протянул руку:

– Доброго здоровья, однополчанин.

– И тебе того же.

– Зачем звал? Мировую предлагаешь?

– И мировую тоже...

Колыван медлил, по привычке не начиная сразу главного разговора.

– Прослышал, был у тебя недавно Кий в гостях?

– Да. Брат гостил у меня.

– Военные походы вспоминали?

– Конечно. Мы такие боевые версты прошли, столько друзей потеряли, что нас уж ничто не может разлучить.

– То же самое не так давно ты говорил и мне. А вот теперь войной пошел.

– Ладно, Колыван, хитрить. Сам прекрасно знаешь, что никакой войны не будет. Пришли мы к тебе с миром, чтобы договориться о совместных действиях против аваров.

– Против аваров, против аваров... Вот с такими чистыми намерениями?

– Хватит тянуть. Рассказывай, зачем звал?

– Скажу, конечно. Как без этого? Начну с того, что со лживыми людьми ты связался. Они тебя обманывают и используют в своих целях, а ты, как дурак, и уши распустил.

– Но-но, ты поосторожней! У меня меч под рукой, могу и…

– Не сможешь, Щёк. Не захочешь. Только сообщу одну весточку про великого князя...

– Сообщи! Думаешь, я тебе поверю? Ты хочешь натравить мен

Дата добавления: 2015-07-24