Восточная Европа в VI-VII веках 4 страница

Тамира обняла Кия, по ее лицу потекли слезы, она их не вытирала. Подняв заплаканное лицо, стала глядеть ему в глаза (вблизи ее глаза слегка косили).

– Я думаю, мы расстаемся ненадолго. Я люблю тебя, Кий. Что бы ни случилось, мы будем вместе. Я не смогу жить без тебя. Я уговорю
отца, он ко мне прислушается. Он даст согласие на наш брак.

Она помолчала, продолжая жадно смотреть в его глаза.

– Если тебе придется оставить Аварию и уехать на Русь, я отправлюсь с тобой. Твоя родина – моя родина, Кий.

Она приподнялась на цыпочках и крепко поцеловала его в губы.

– Уезжай.Да хранят тебя боги, – сказала она, сдерживал рыдания.

Кий сел на повозку, возчик взмахнул кнутом, лошади рванулись
с места. Он не отрываясь смотрел на Тамиру. Она стояла, понурив
голову, лицо ее было в слезах, руки сложены на животе – беспомощно,
по-бабьи. Повозка нырнула в рощу, и все заслонила густая завеса зелени.

IХ.

В Ольвию прибыли на пятый день к вечеру. Кучер остановил повозку возле кирпичного, построенного в греческом стиле дома; колонны с капителлиями, широкая лестница с низкими ступенями, центральный вход с двухстворчатыми дверями. К повозке подошел слуга, спросил как доложить. Кучер шепнул ему несколько слов, тот торопливо засеменил в дом. Через некоторое время вышла высокая светловолосая женщина в атласной тунике. Она некоторое время постояла на площадке крыльца, рассматривая приехавших, затем спустилась к повозке, лениво и без интереса глянула
на Кия, настороженно следившего за каждым ее движением, сказала низким голосом:

– Добро пожаловать в мой дом.

На вид ей было лет тридцать, а может и больше. У нее была упитанная, но не потерявшая своей привлекательности фигура, уверенная походка, нарочито медленные движения женщины, уверенной в своей красоте и власти. Кий понял, что это и есть Опия. Он помнил восторженные рассказы Тамиры о ней и не находил ничего общего с создавшимся в его представлении образом. Опия ему решительно не понравилась.

Он вошел в просторную прихожую. Здесьего ожидала Опия. Она оглядела его с ног до головы и на ее лице Кий прочитал ее мнение о себе: «Провинция, деревенщина».

Она сказала бесстрастным голосом:

– Сейчас пройдешь в терму, помоешься. Там тебе дадут другое платье. Потом я жду тебя в столовой.

Иушла, величавая и самоуверенная. Кий начал постепенно ненавидеть ее.

Слуга провел его в терму. Она представляла собой небольшую комнату с ванной. Стены были расписаны растительными мотивами, пол мозаичный, с куполообразного свода лился мягкий свет. На полках стояли сосуды с оливковым маслом, скребки, мыло, простыни, одежда.

Он вошел в горячую воду, с наслаждением разлегся, расслабляя уставшее тело. В это время в терм вошла рабыня, прикрытая только полоской набедренной повязки. Сказала тихим голосом:

– Пусть господин ляжет на скамейку, я натру его мылом и благовониями.

Смущаясь и краснея, Кий подчинился. Мягкими и нежными движениями она стала намыливать его мылом и ополаскивать водой, потом натирать чем-то скользким и приятно пахнущим. Кию стало так приятно, что он скоро уснул. Разбудила его рабыня:

– Готово, господин. Скупывайтесь в ванне и одевайтесь, – и тихо ушла.

Выйдя из ванны, он обтерся простыней и взял в руки свою новую одежду. Это был какой-то балахон, правда, красивый, из доброкачественной шелковой ткани, но не непривычный для него. Самое главное, что его смущало – это отсутствие штанов. Без них он чувствовал себя крайне неудобно, ему казалось, что он полуголый...

При выходе из термы встретила другая рабыня, которая повела его в трапезную. Там за столом сидела Опия. Она скупо улыбнулась ему и
пригласила к ужину.

На столе его ждали: жареная баранина, нарезанная кусочками щука,
морские скаты под соусом, камбала, крабы, хлеб, в кувшинах вино. Кий сразу потянулся к мясу и начал жадно есть.

Опия с еле заметной усмешкой наблюдала за ним. Сама она ела медленно, выбирая лакомые кусочки, резала их на мелкие части и кончиками пальцев отправляла в рот; часто пользовалась салфеткой, вытирая губы и руки. «Из какого дикого леса выловила себе такого медведя моя племянница? – спрашивала она себя. – Конечно, он симпатичный, даже красивый, истинный великан и богатырь. Но никакой культуры. Абсолютно дикий человек».

Кий наелся, выпил полкувшина вина и, поблагодарив, отправился спать. Он проспал всю ночь и полдня. Проснулся отдохнувшим и посвежевшим. Взглянув на него, Опия поняла, почему увлеклась им его племянница: в нем была настоящая мужская красота, немного диковатая, но чрезвычайно привлекательная. Особенно завораживали его глаза: голубые, со смелым и выразительным взглядом, но не жестоким или самолюбивым, какие часто бывают у красивых мужчин; в них светились нежность и доброта. И она даже подумала, что Тамира не зря очаровалась Кием. Рядом с таким великаном, могучим, добрым, обаятельным, любая женщина почувствует себя уверенно и комфортно. И в душе даже чуточку позавидовала ей: в Константинополе у нее не было ни одного похожего мужчины...

Она ласково встретила его:

– Как тебе спалось?

– Спасибо, отлично выспался, – ответил он, улыбнувшись краешком губ.

Губы у него жесткие, сухие, настоящие мужские, от поцелуев таких губ у женщин сердце заходится, определила она взглядом опытной любовницы.

– Тамира передала, что тебя ищут стражи порядка и тебе нигде нельзя показываться. Может, несколько месяцев.

– Да, это правда.

– У меня ты будешь в полной безопасности. Но жить в четырех стенах, с ума сойдешь... Ладно, мы постараемся использовать свободное время с пользой, – и она ободряюще улыбнулась ему, продолжая разглядывать его прищуренным взглядом.

Под взглядом зрелой, опытной женщины Кий чувствовал себя
крайне неуютно. Ему казалось, что ее понимающий взгляд проникает ему
в душу и она читает его мысли.

После обеда Опия повела его в свою библиотеку. Из Константинополя она привезла значительное число свитков из папируса и книг из пергамента знаменитых античных авторов. Широким жестом она показала их Кию, но они не произвели на него никакого впечатления: он был неграмотен.

Это ее озадачило, но ненадолго. Она пригласила его за столик, развернула сочинения Квинта Курция Руфа «История Александра Македонского». О великом полководце Кий слышал в аварском войске, поэтому стал внимательно слушать. Она легко переводила с латинского языка на аварский, точнее, пересказывала в свободном, более доступном и интересном изложении. Зная мужскую психологию, она начала с эффектного описания битвы при Гранике. У персов было превосходство в силах, лучшая конница, они выстроились блистательным фронтом на высоком берегу реки. Персы видели как приближались македоняне и думали, что после долгого перехода они встанут на отдых. Но были поражены, как их царь, стройный юноша в сверкающем панцире повел свое войско в атаку, сам находясь в первых рядах и воодушевляя своим примером. Тогда на него кинулись всадники противника. Завязался ожесточенный бой. Александр был окружен, один из персидских всадников разрубил его шлем, а другой готовился нанести смертельный удар сзади. Но македонский воин отрубил ему руку, занесенную над Александром. Персы были разгромлены и бежали...

Кий был поражен и весь вечер и другой день ходил под впечатлением услышанного. Он несколько раз проигрывал бой мысленно и представлял, как бы поступил на месте персов и Александра. Сад вокруг дома Опии был прекрасным местом для прогулок и размышлений. Там она его и застала.

Он с жаром стал рассказывать о своих впечатлениях и выводах:

– Будь я на месте полководцев персидских или македонских, я бы поступил иначе. Удивительно, что персы поставили свою конницу перед обрывом реки. В этом был их главный просчет. Конница любит простор. Ты ей дай степь, ровную местность. Она должна наступать, наносит удары по флангам, заходить в тыл, а не стоять на месте, чтобы отразить атаку. Нет, чтобы остановить врага, на первом месте должна быть пехота, а всадники умелыми маневренными действиями помогают ей, расстраивая замыслы противника и уничтожая его по частям. А персы поставили всадников перед обрывом реки и обрекли их на бездействие.

–Акак тыоцениваешь действия македонских войск? – больше из приличия спросила Опия, поскольку ничего не понимала в военном искусстве, но в то же время заинтриговала тем пылом, с которым Кий говорил о битве.

– Выше всяких похвал! Атака – это путь к победе! Но считаю, что не дело полководца идти впереди своего войска. Он должен руководить боем, иметь возле себя резерв и бросать его в опасные участки. Рисковать собой он может только в критический момент, когда его армии грозит поражение. Тут он должен личным примером увлечь своих воинов и добиться перелома в сражении, а, возможно, и победы. Возглавлять первую же атаку, по-моему, неразумно: его может убить случайная стрела или он попадет в опасную ситуацию, как и случилось с Александром Македонским. Убьют полководца, войско без него – толпа, стадо овец, которое легко бить. Нет, я бы поступил по-другому!

– В тебе заложены хорошие полководческие задатки! – с чисто женской непосредственностью и врожденной привычкой подлаживаться под настроение сильного пола и получать от него благосклонность и внимание, произнесла она. Она уже поняла слабую струнку Кия – любовь к военной истории и решила использовать ее, не ведая пока в каких целях.

В последующие две недели они дочитали папирусы про походы Александра Македонского, подолгу обсуждали содержание их во время прогулок по саду, трапез в столовой и просто сидя в гостиной. Опия
с удивлением заметила, что начинает тянуться к этому сильному, красивому и умному парню. Конечно, у него не было образования, культуры поведения, но в нем была какая-то особая притягательная мужская сила, столь любимая каждой женщиной. В нем были и сила и благородство, широта богатырской натуры. Это сказывалось и в его взгляде, и в движениях, наполненных каким-то только ему присущим достоинством. Она сравнивала его с мужчинами византийского общества, изнеженными, слабыми, кичливыми и никчемными, за внешней личиной образованности и воспитанности пытавшихся скрыть свое ничтожество, и это сравнение было не в их пользу.

Однажды он попросил ее найти подробные сведения о фаланге, с помощью которой македоняне одерживали блистательные победы. Опия несколько дней рылась в папирусах и книгах. Наконец пригласила его в библиотеку:

– Я не понимаю в военном деле, возможно нашла не то, что, тебе надо, но лучшего у меня нет. Вот послушай эту запись: «Фаланга родилась в греческой армии и имела глубокое построение тяжеловооруженных пехотинцев – гоплитов в несколько шеренг в глубину, чаще всего в 8 или 12 и реже в 25. Такое глубокое, тесно сомкнутое и непрерывное линейное построение позволяло действовать ей как одно целое, ярко спаянное тактическое построение. Расчленение ее, как правило, вело к поражению.

«В основе боя лежала фронтальная атака с целью первым натиском расстроить боевой порядок противника. При приближении к врагу, в стремлении усилить свой первый натиск, фаланга переходила в бег».

Опия перевела дыхание, взглянула на Кия. Тот, подперев обеими кулаками подбородок и поставив локти на стол, касался ее волос своими, и глядел в папирус, упорно и напряженно.

Она взяла другой папирус, развернула его и продолжала чтение:

– «Македонская фаланга, в отличие от греческой, имела большую глубину и более тесное построение. При атаке фалангисты первых шести шеренг выставляли свои длинные пики вперед за фронт, тогда как все
остальные десять шеренг держали пики надсобой. Грозно ощетинившись лесом своих пик и замкнувшись с фронта щитами, фаланга имела страшный вид. Ее натиск отличался невероятной силой. Однако, более плотная и массивная, она оказывалась малоподвижной, неповоротливой и беспомощной на неровной местности».

Опия закончила чтение. Кий молча кивнул головой, оторвался от стола и начал прохаживаться по библиотеке, о чем-то напряженно думая. Потом подсел близко к ней (сквозь тунику она чувствовала жар его молодого тела) и попросил прочитать про фалангу еще раз. Она исполнила его желание. Он сидел неподвижно, уперев невидящий взгляд куда-то в угол. Неожиданно стукнул кулаком по колену и произнес с силой:

– Вот средство против железного клина! – и ушел сильной, уверенной походкой.

Второй месяц подходил к концу. От Тамиры дважды являлся посланник, передавал, что в Каменске служба порядка провела расследование и пришла к выводу, что Анахарсис неудачно упал с лошади и угодил на камень, которых много на дороге. Так что Кию опасаться нечего. Сейчас она уговаривает отца, чтобы он разрешил им пожениться, и отец уже склоняется к тому, чтобы дать согласие. Скоро они увидятся, пусть Кий наберется терпения. Они непременно будут вместе.

СОпией Кий несколько раз выходил в город. Она водила его по улицам, показывала его виды, рассказывала историю. Основана Ольвия была около тысячи лет назад, говорила она. Авары сделали столицей каганата старинную римскую крепость Аквинкум, а в Ольвии находился управитель восточными землями. Все здания построены греками, поэтому город имеет чисто греческий вид: прямые, замощенные камнем улицы пересекаются под прямым углом, что удобно для передвижения транспорта; дома кирпичные, одноэтажные, с подвалами для хранения продуктов, с просторными дворами, ансамбли домов украшены колоннами с капителлиями, скульптурами богов и героев.

С самого начала Ольвия строилась на двух террасах. Непосредственно к берегу лимана примыкала портовая часть, которую называли «нижним городом». Через него шла торговля с заморскими странами – Грецией, Римом, Египтом. Ольвия вывозила зерно, скот, кожу, пушнину, соленую рыбу, рабов. Из-за моря корабли доставляли оливковое масло и вино, а также металлические изделия, оружие, глиняную посуду, покрытую росписью или черным лаком, ткани, мрамор, предметы роскоши и искусства.

Там, где стоит мой дом, продолжала Опия, называется «верхний город». Здесь расположены общественный центр, а также священный участок с храмами. Кий был поражен красотой этой части города, особенно храмовым ансамблем. Ничего подобного он не видел в своей жизни. Города Руси и Каменск – деревни в полудикой степи, и не более того.

На священном участке стояли храмы Зевса и Аполлона. У них были низкие основания, легкие крыши с затейливыми фронтонами; передние фасады ихукрашали колонны с причудливыми капителлиями, в храмы вели двухстворчатые двери, украшенные искусной резьбой и рисунками. Храмы соединяла прямая дорога, обсаженная деревьями и уставленная скульптурами. Кий подходил к скульптурам, поражался искусству мастеров, созданных их; каждая из них была со своим лицом, своим характером ини одна из них не повторяла другие.

Они обошли оборонительные сооружения Ольвии – мощные кирпичные стены с башнями. Хотя они, по словам Опии, были построены несколько столетий назад, но находились в хорошем состоянии, постоянноремонтировались и подновлялись.

– Настоящий Константинополь, – сделал вывод Кий после ознакомления с городом. – Такой же большой и красивый.

Опия засмеялась:

– Ольвии далеко до Константинополя. Константинополь в десятки раз больше, аздания там такой красоты и величины, что дух захватывает, когда глядишь на них.

За эти два месяца Кий и Опия сблизились и сдружились. Она привыкла к его некоторым дикарским выходкам, он перестал ее стесняться. Его тянуло к разговорам с ней, всегда умным и содержательным. Он многое узнал от нее. И, сам того не замечая, все меньше стал думать о Тамире.

В одну из суббот Опия пригласила его на пир, который устраивал
управитель восточных земель каганата Палак. Ей лестно было показаться в местном обществе с молодым красавцем, которого она решила выдать за своего любовника и привлечь, тем самым, к своей персоне всеобщее внимание.

Просторный зал был заставлен квадратными столами. При входе
в него гости снимали обувь, рабы мыли им ноги, провожали до предназначенного места. Размещались приглашенные вокруг столов с трех сторон; мужчины полулежали, а женщины сидели, ибо иная поза для них считалась непристойной. С четвертой стороны рабы подносили кушанья и убирали грязную посуду. С каждой стороны ставили по три ложа, так что за каждым столом в трапезе принимало участие девять человек. Места с правой стороны считались «высшими», именно эти места были определены для Опии с Кием.

Зал быстро заполнялся гостями. Рабы из кувшинов поливали воду на руки, вытирали их полотенцами, которые были перекинуты у них через руки.

Столы были заставлены сосудами с вином, солонками и уксусниками.
Рабы в блюдах разносили и раскладывали по столам разделанные на мелкие кусочки мяса, щуки, окуня, макрели, фаршированные каракатицы, лягушиные лапки и брюшко.

Гости расположились за столами, но никто не приступал к еде и питью: все ждали появления Палака. Наконец, он вышел на помост, где стоял его стол. В зале тотчас установилась благоговейная тишина. Палак, высокий худой старик, был одет в тунику, голые руки его были длинными и тонкими, лицо с тонким горбатым носом. Глубоко посаженными тусклыми глазами он обвел присутствующих, на уровень плеча поднял свой бокал и сказал невыразительным старческим голосом:

– Авария – великая держава! Аварский народ – могучий и процветающий! Боги нам покровительствуют во всех наших делах, и мы день ото дня приумножаем славу нашей древней страны! Выпьем же за то, чтобы небо оставалось к нам милостиво, а путь наш светел и радостен!

Он первый выпил свой бокал до дна. Гости дружно поддержали правителя громкими возгласами и тоже до дна выпили содержимое своих бокалов. Пир начался.

Опия наклонилась к уху Кия, сказала язвительно:

– Аварский народ уже не сильный и не могучий. За нас работают
рабы, а авары изленились, ожирели и ослабли. Безделье и легко нажитое
богатство развратило их. Они погрязли в пьянстве и увеселениях. Пьянство захватило и простой народ. В степи вместо них стада пасут рабы. Авары по-прежнему кочуют в кибитках. Зимой в них холодно, поэтому умирает много младенцев. Население не прирастает, а, наоборот, его все меньше и меньше. Становится страшно за наше будущее…

– Как ты можешь так говорить о своем народе! – изумился Кий.

– Я скорее гражданка Византии, чем Аварии. Я там выросла и получила образование, прожила большую часть своей жизни. Так что на все смотрю трезвыми глазами.

Пир между тем разгорался. Кий сначала чувствовал себя стесненно и неловко. Его подавлял огромный зал с высокими сводами, масса людей, непривычная полулежачая поза. Но рядом была Опия, она подбадривала его, поддерживала как могла, и рядом с ней, спокойной и уверенной, он чувствовал все более свободнее.

Вставали сановники, провозглашали тосты за здоровье кагана, его полководцев, Палака. Вскоре все захмелели, в зале стало шумно. Опия шептала в ухо Кия:

– Здешнее пиршество – бледная копия византийских увеселений. Там действительно поставлено на широкую ногу. Да и питье везутся со всей огромной империи. Перепиваются так, что мужья теряют своих жен, а жены – мужей. Разврат на разврате... Спаивают простой народ, устраивая бесплатные гуляния с обильными угощениями. Я уехала от всего этого на родину, но и сюда проникло это разложение....

Веселье и шум все более и более усиливались. Стали выступать
поэты со своими стихами. Философы пытались донести до слушателей свои глубокие трактаты, но их мало кто слушал. Разговоры все больше сосредотачивались в пределах каждого стола.

Кий тоже захмелел. У него приятно кружилась голова, шум зала ушел куда-то под потолок, все люди стали казаться приятными и симпатичными. Совсем близко было красивое лицо Опии с золотисто-медовыми глазами, таинственными и завораживающими. Она, поощряюще улыбаясь полными чувственными губами, говорила убежденно:

– Ты необыкновенный человек, Кий. У тебя замечательные способности. Ты схватываешь все на ходу и делаешь верные выводы. Из тебя выйдет замечательный военачальник. Твое место не здесь, в полудикой Аварии, где ты чужой человек. Здесь ты никогда не продвинешься дальше рядового или командира десятка воинов. Тебя просто не пустят. Твое место в Константинополе. Там ты сделаешь замечательную военную карьеру.

– Но там я тоже чужестранец, – возразил Кий, которому хмель еще не отбил умения трезво мыслить и рассуждать.

– Раньше ты и в Византии бы не продвинулся, потому что все войско набиралось из греков. Сейчас положение круто изменилось. Византийская армия состоит из наемников. Вербуют здоровых и сильных мужчин со всего света, не считаясь с родом-племенем. Особенно много полков из славян. Из них же формируются командиры подразделений. Главное, надо иметь ум и способности в воинском деле. Выдвинуться среди других. А ты это сделаешь очень быстро. У тебя есть сила, ловкость, природный ум и, главное, особый талант и видение хода битв и сражений.

– Но как я попаду в Константинополь?

– Я скоро отбываю на корабле. Ты поплывешь со мной.

– Но как же Тамира? – вырвалось у него.

Она ничего не ответила. А он вдруг впервые понял, что образ Тамиры за последнее время все дальше и дальше уходит от него, день ото дня тускнеет и его заслоняет лицо Опии, красивой, умной и опытной. Она высоко стоит над ним, знает намного больше его, может подсказать, научить в жизни и продвинуть его карьеру, сделать его жизнь новой, особенной и необыкновенной, такой, какая ему и не снилась.

Между тем пир разошелся вовсю. Рабы стали разносить блюда из птиц: жаренных голубей, воробьев, дроздов, перепелок, изощренно приготовленных и приправленных оливковым маслом, уксусом и всякого рода пряностями и соусами. Появились флейтистки. Проходя между столами, они услаждали слух гостей своей игрой.

Вино лилось рекой. Кий чувствовал, что совсем захмелел. Он не отрываясь смотрел на Опию. Ему кружили голову ее обвораживающие слова, он тонул в ее необыкновенно красивых глазах, ихтомный влюбленный взгляд проникал в самое его сердце. Он гладил ее волосы, шею, плечи…

Ей захотелось на вольный воздух. Они вышли на парапет, нависавший над рекой Буг. Стояла тихая летняя ночь, крупные звезды отражались в Бугском лимане. С моря задувал прохладный ветерок, и Кий прикрыл Опию своей тогой. Она повернулась к нему лицом, обхватила его шею руками и крепко поцеловала в губы.

– Я люблю тебя, Кий, – сказала она прочувственным голосом.

Его охватил такой неудержимый восторг и такое сладостное наслаждение, что он не выдержал и стал целовать ее губы, щеки, шею, грудь.

Затем они гуляли вдоль берега и она, тесно прижавшись к нему, говорила, будто вливала в его грудь новые силы:

– Мы прибудем в Константинополь, я представлю тебя именитым патрициям, сенаторам, которые определяют политику Византийского государства. Моим первым мужем был народный трибун, вторым – сенатор, третьим – из византийской знати. Я с ними сохранила дружественные отношения. Они много сделают для меня, достаточно попросить. Кроме того, есть много друзей, которые с уважением относятся ко мне, в том числе и из военных. Они быстро продвинут тебя по армейской лестнице и ты скоро будешь командовать большими массами войск.

– Но кто я для тебя? Мы друзья, не больше...

– Ты будешь моим мужем. Как только прибудем в Константинополь, мы немедленно вступим в брак. Молодой, красивый, сильный муж богатой византийской аристократки далеко пойдет! Таких ценят и поддерживают в обществе, поверь мне!

У Кия кружилась голова. Он, бывший раб, станет уважаемым и влиятельным человеком в Византийской империи. Уж он покажет себя! Он не остановится ни перед чем, чтобы пробить себе дорогу наверх! Ивсе это благодаря ей, Опии, высокообразованной аристократке, чудом оказавшейся на его пути. Это ли не подарок небес?

А что его ждет, если он вернется в Каменск? Если даже отец даст
согласие на брак с Тамирой, вершина его карьеры – быть надсмотрщиком
в ремесленных мастерских, кнутом подгоняя рабов к усиленной работе.
А на что он еще способен в тех условиях бывший раб, человек неграмотный, к тому же рус?...

Потом они снова много пили и ели за своим столом. Целовались у всех на виду, но на них никто не обращал внимания, потому что все
перепились и многие тоже обнимались и целовались, а иные спали на своих гостевых местах за столом, иные – под столом, а часть удалилась в предназначенные для гостей апартаменты. Кий предложил Опии уехать домой, но она ответила, что пока они не откушают десерт, удаляться из дворца нельзя: Палак расценит это как неуважение к его высочайшей особе и могут последовать непредвиденные репрессии; за этим строго следят определенные люди.

Уже под утро стали разносить десерт: сладости, сыр, фрукты и, конечно, вино. И снова пили, и снова ели...

С восходом солнца Кий и Опия вышли из царского дворца и сели в свой экипаж. Ехал он в полусне, плохо понимая где он и куда его везут. У дома Опии его подхватили двое слуг. В гостиной Опия отослала слуг и повела его в свою спальню.

– Я люблю тебя, Кий, – шептали ее жаркие губы...

X.

Два дня провел он с Опией. На третий день прибыл из Каменскапосыльный от Тамиры. Об этом ему сказала сама Опия:

– Иди во двор. Тебе следует дать ответ, поедешь ли ты в Каменск или мы поплывем в Константинополь.

При этом у нее зло прищурились глаза, а губы поджались в презрительной усмешке.

Кий был пьян, поэтому весел и беспечен. Спустившись к посыльному, он выслушал сообщение, что Тамира уладила вопрос об их браке, отец дал согласие и ему можно возвращаться в Каменск.

Кий стоял покачиваясь ирастирая под туникой волосатую грудь. Он ответил, стараясь придать своему голосу необходимую твердость:

– Передай Тамире, что я на днях вместе с ее тетей уплываю в Константинополь, где женюсь на ней, а в Каменск никогда не вернусь.

Сказав так, он повернулся и ушел в дом. Сомнения кончились. Он принял единственно верное решение, которое определит его судьбу на всю дальнейшую жизнь.

Несомненно, на его решение повлияли и чары опытной соблазнительницы Опии, и выпитое вино. Но не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что с ранней юности Кий был избалован вниманием девушек, не считал зазорным часто менять их. Так он поступил и в этот раз – с Тамирой, как и прежде не очень-то задумываясь.

В гостиной его ждала Опия. На ее немой вопрос ответил:

– Я отправляюсь с тобой в Константинополь.

Она повисла у него на шее.

Скоро пришел корабль из Константинополя за зерном. Опия стала собирать вещи в дорогу, со слугами отправляла их на корабль. Кий подолгу гулял по городу, полюбил стоять у моря и смотреть в морскую даль, словно стараясь угадать, что ждет его в недалеком будущем.

Наконец утром она сказала ему:

– Сегодня ночью корабль отплывает. Я сейчас поеду на пристань
и договорюсь с капитаном насчет нашей каюты. Мне хотелось бы получить
лучшую, на верхней палубе. Но на нее претендует аристократ из Ольвии. Придется с ним побороться, я имею в виду деньгами. Я уже распорядилась,
вечером за тобой подъедет повозка и отвезет на пристань. Никуда не отлучайся, ночью поплывем.

Она чмокнула его в щеку илегко вскочила в повозку. Отъезжая, помахала ручкой, ободряюще улыбнулась.

День он провел, шатаясь из комнаты в комнату, бродил по саду. Сердце сладко и приятно ныло, как обычно перед большим изменением в жизни и неизведанным будущим.

Вечером вышел на крыльцо, присел в ожидании повозки. Ее не было.

Спросил стоявшего у входа слугу:

– Во сколько для меня подъедет повозка?

– Не знаю, господин, – ответил слуга.

Время шло, повозки не было.

– Сходи на конюшню, господин, – посоветовал слуга. – Может там что-то случилось.

Нетерпение подстегнуло Кия, и он поспешил на конюшню. Старый конник Иданфир встретил его приветливо. Но на вопрос о повозке ответил, что впервые о ней слышит. Холод охватил грудь Кия, ногистали ватными.

– Я возьму скакуна, – сказал он Иданфиру.

Тот кивнул головой:

– Пожалуйста, господин.

Поскакал во весь мах. Ивот он на берегу моря. Отсюда видна вся гавань. Корабля не было. Не веря своим глазам, он вновь и вновь осматривал морскую гладь вплоть до горизонта, но его нигде не было. Еще не веря в свершившееся («может отплыл в соседний город и скоро вернется?»). Кий помчался к начальнику пристани. Тот сидел в своем кабинете и на нетерпеливый вопрос Кия ответил:

– Корабль в Константинополь отплыл ровно в полдень.

– Как в полдень, когда он должен отплыть сегодня ночью?

– Нет два дня назад капитан принял решение отплыть именно сегодня в полдень. Никаких изменений в его отход не вносилось.

Кий потемнел лицом. Начальник пристани сочувственно спросил:

– Что-то серьезное?

Ничего не ответив, Кий выскочил из кабинета и помчался к дому
Опии. Бросив поводья слуге, вбежал в спальню и кинулся в кровать. Все кончено. Опия его обманула. Рухнули все его мечты. Рухнуло все, что он создавал за последнее время. Рухнула жизнь.

Им овладела такая неимоверная тяжесть, что он тотчас уснул тяжелым мучительным сном. Проснулся рано утром, с восходом солнца. Теперь он знал что делать. Он должен идти на Русь. Другой дороги у него не было. Они были отрезаны – Опией и им самим.

Денег ему Опия не оставила. Надо было рассчитывать только на свои силы. Он взял мешок, сложил в него пару буханок хлеба, сыр, сушеное мясо, соленое сало, привесил к поясу баклажку с водой, вышел из дома и, ни разу не оглянувшись, пошел по дороге, которая вела на север, в Русь, на родину.

Дата добавления: 2015-07-24