|
Читайте также: |
|
С трех сторон он был окружен Днепром, рекой Конкой и Белоозерским
лиманом. Всюду, где город выходил на берега окружавших рек и лимана, были крутые обрывы, высота которых колебалась от 8 до 11 метров, а с четвертой стороны он был огражден земляным валом с крепостной стеной, башнями и железными воротами; под валом был вырыт глубокий ров. Кроме того, город сторожила конная и пешая стража с собаками. Вот в этом центре рабства Аварского государства и оказался Слободан, которого теперь все звали Кием.
...Минуло десять лет. Кий вырос, возмужал. Фигурой и ростом пошел в отца: высокий, широкоплечий, узкий в поясе, со здоровенными руками, привыкшими махать молотом. Характер выработал резкий, крутой и смелый, и парни его побаивались. Но и положение раба наложило свой отпечаток: был осторожен, когда нужно – сдержан, мог затаиться, промолчать, стерпеть унижение, проглотить обиду.
Старый мастер семь лет назад скоропостижно умер. Бывший подручный Ерумил встал на его место, и Кия перевели от мехов ему в помощники. Сработались быстро. Только кидал Ерумил заготовку на наковальню, как Кий начинал крутить молотом «солнце»: молот описывал круги, не останавливаясь. Так было легче работать, чем поднимать кувалду для каждого удара. По команде мастера бил он по раскаленной до бела заготовке. Если Ерумил показывал кулак, то бил изо всей силы, большой палец – слабее, а если ладонью в воздухе изображал волнистую линию, то мог стукнуть еле-еле, будто маленьким молоточком. Премудрость вроде небольшая, но нужна сноровка, понимание друг друга; это давало слаженность в работе. Многое что поделали они: мечи, наконечники стрел и пик, топоры, сошники, секиры, грубые украшения для домов, железные ограды, долота, тесла, подковы, скобы для построек, костыли и прочую мелочь.
Ладилась работа у Ерумила и Кия. Только имел одну слабость мастер: чуть дело не пойдет – клещи в одну сторону, заготовку – в другую, а сам начинал бегать и выкрикивать проклятия. Тогда Кий садился в сторонку и, сжавшись в комок, содрогался от душившего его смеха. Проходила минута-вторая, и снова мастер брался за инструмент, будто ничего не бывало.
Старый хозяин, скупой и въедливый «колдун Маргест», тоже умер. Хозяином кузницы стал его сын Савлий, пьяница и бабник. В кузницу он приходил с утра с опухшими глазами, отзывал Ерумила, узнавал что было сделано за день, давал новое задание, кое-какие распоряжения и уходил, как правило, до следующего утра. При нем работать стало легче, спокойнее. Оставались надсмотрщики, но с ними Ерумил умел ладить.
Тяжким был труд в кузнице. Но еще хуже приходилось, когда заканчивались заготовки, и кузнецов выгоняли на какую-нибудь другую работу: копать ямы, углублять рвы, подносить кирпичи при ремонте крепостных стен. Особенно была ненавистна работа по насыпке дорог. Приходилось в корзинах перетаскивать камни и песок, укладывать под постоянным наблюдением надсмотрщиков, которые стегали плетками и по причине и без причин. Работали под палящими лучами солнца или проливными дождями, да еще кормили кое-как, не то, что в кузнице. Ко всему прочему, приезжали разные чиновники, проверяли качество выложенной дороги, ругали мастеров, а те отыгрывались на рабах.
Как-то прибыл сам градоначальник Каменска. Подкатил в крытом возке, запряженном тройкой белых лошадей. На рабов накинулись мастера и надсмотрщики:
– На колени, быдло! На колени!
Кий видел, как из кареты вылез поджарый, высокого роста мужчина
в роскошном одеянии: расшитой золотыми нитями белой рубашке и коричневых штанах, на ногах – сафьяновые сапожки, голову венчала грива
седых волос.
Его лицо с орлиным носом и пристальным взглядом синих глаз выдавало аристократа не первого поколения, привыкшего к поклонению и раболепию окружающих. Опираясь на трость, он пошел по только что уложенной дороге, а за ним, вприпрыжку забегая то с той, то с другой стороныспешил дорожный мастер.
За градоначальником из кареты чопорно вышла девочка, по-видимому, его дочь, разнаряженная, точно кукла. Она, наморщив носик, огляделась вокруг, потом прошлась вдоль кареты, осторожно ступая точеными ножками. У нее было смуглое лицо, на котором выделялись широкопоставленные синие глаза.
– Глянь, – склонился к Кию сосед, – у нее глаза скоро в уши убегут!
Оба фыркнули и тотчас получили по удару бичом.
Возок скоро отбыл, а на рабов пахнуло какой-то далекой, казавшейся им сказочной жизнью...
Хотя труд у рабов был тяжким и изнурительным, но молодость брала свое. По вечерам, после ужина, парни и девушки собирались на площадке между бараками, устраивали недолгие хороводы, влюблялись, уединялись парами в укромные места. Потом играли свадьбы, молодожены отгораживали
себе место на нарах и заводили новую семью, чтобы народить детей-рабов…
Как-то за ужином Ерумил, отец семейства с двумя детьми,
дружески усмехаясь, сказал:
– А Кий сегодня, наверно, к новой девке наладил. У него что ни вечер, так новая любовь.
Все заулыбались. Кий был не только высок ростом и обладал большой силой, но и красив лицом. У него был прямой нос, жесткие губы, выдающийся подбородок. Но особенно выделялись глаза – большие, голубые Взгляд их был смелым и решительным, но когда он глядел на девушек, они
становились улыбчивыми и ласковыми. И девушки были от него без ума.
– Куда только парни смотрят, – шутливо продолжал Ерумил. – Кий у нихдевчонок отбивает, а они молчат. Намяли бы ему разок бока, сразу спесь поубавилась.
– Попробуй намни, – ответил Кобяк, молотобоец немалой силы. – У него кулаки железные. Припечатает разок – не встанешь.
– Эх, молодежь! – со вздохом проговорил Ерумил. – Вечером не унять, утром не поднять. Гуляй, пока гуляется! А мы свое отгуляли. Нам поработал и – в постельку!
Кий слушал, улыбаясь одними глазами. Он думал о том, что сегодня подойдет наконец к той девушке, вокруг которой ходил целую неделю. Чернобровая, со строгими темными глазами, неулыбчивая, она притягивала его к себе какой-то загадочностью и таинственностью. Остальные девушки были для него просты и понятны, а вот ее он никак не мог раскусить и оттого его еще больше тянуло к ней. «Если завоюю дивчину, ни за что не расстанусь» – решил он про себя.
Поужинав, он заспешил в хороводы. Молодежь сходилась дружно, потому что времени для развлечения было до обидного мало: с восходом солнца снова на работу, а перед ней надо хоть чуть-чуть прикорнуть.
Чернобровая была уже в хороводе. Кий знал, что звали ее Всенежей. Он встал в хоровод подальше от нее, но взглядом постоянно косился в ее сторону. Она тоже иногда посматривала на него. Тогда он переместился поближе и, поймав ее взгляд, улыбнулся. Она ответила чуть заметным движением губ: вроде бы улыбнулась, а вроде бы и нет. У него будто кто-то острым полоснул по сердцу: какая необыкновенная девушка, втюрился по самые уши! Теперь кроме нее ничего не существовало!
Он выбрал момент и встал рядом. Она лишь поджала тонкие губы, а в остальном не показала и вида, что рада ему. А что он ей нравился, Кий угадывал каким-то особым чутьем.
Наконец они, взявшись за руки, стали удаляться от хоровода. Он шел, искоса поглядывал на ее лицо. Оно было непроницаемо. Он начал издалека:
– Весело было сегодня. Редко бывает так весело.
В ответ – молчание.
– Мне даже показалось, будто праздник какой-то, представляешь?
– Представляешь, – эхом ответила она.
– Нет, правда. Народу было много, даже несколько человек пожилых пришло. Необыкновенный вечер, тебе не кажется?
– Тебе не кажется.
Он недоуменно посмотрел на нее. Еще ни с кем из девушек у него не складывался разговор подобным образом.
Некоторое время шли молча. Потом он снова заговорил:
– Приходит сегодня утром наш хозяин. Навеселе как всегда. И давай
к нам приставать: «Вы не так куете мечи! Давайте я вам покажу!». Ну мастер отдал ему клещи, сказал: «Тащи заготовку из печи!». Тот схватил клещи и мимо печи! Видно у него в глазах двоилось! Вот смеха было! А потом уснул прямо на лавке в кузнице. И смех и грех!
Кий хохотнул, замолчал. Потом добавил:
– А вообще-то он человек неплохой. С нами, рабами, обращается намного лучше других хозяев.
Снова тягостное молчание. «Чего бы ей такое рассказать, чтобы расшевелить? – мучительно думал Гатал, шагая рядом с красивой, но упрямой девушкой. – Байку какую-нибудь?».
Но ничего путного на ум не приходило. Наконец он увидел на крепостной стене стражника, охранявшего лагерь рабов, сказал смеясь:
– Гляди, торчит как филин на сучке! Ну чистый филин, ты не находишь?
– Ты не находишь, – снова эхом ответила она ему.
Кий вконец измучился и больше не проронил ни слова.
Возле барака, где она жила, немного постояли. Наконец он протянул руку на прощанье, спросил:
– Завтра придешь?
– Завтра придешь, – сказала она и нырнула в дверь.
Раздосадованный Гатал отправился обратно. «Наговорились, называется, – думал он про себя. – Так она вела себя из-за того, что ей про мои любовные похождения рассказали и она не верит ни одному моему слову. Но ничего, обломаю. С завтрашнего дня прикинусь послушной овечкой, все ее прихоти буду исполнять. Никуда не денется, все равно будет моей. Может даже женюсь на такой недотроге. Сколько можно по закоулкам прятаться? Два десятка стукнуло, семью пора заводить…».
Так рассуждал он, шагая в темноте между бараков. Внезапно услышал истошный крик:
– Спасите! Помогите!
Кричал смертельно напуганный мужчина. Кий кинулся на крик. За углом барака в темноте кружилось несколько фигур. Не размышляя, он подскочил к ним и увидел: трое мужчин избивали какого-то человека, лежавшего на земле; у одного из нападавших он заметил блеснувшее лезвие ножа. Не замахиваясь, врезал ему кулаком в висок. Тот рухнул, будто подкошенный. Инстинктивно чувствуя, что слева стоящий от него мужчина сейчас ударит его, Кий резко повернулся и влепил ему ребром левой ладони прямо в горло. Мужчина как-то странно хрюкнул и откинулся назад, нелепо взмахнув руками. «Успею третьего достать!» – мелькнула радостная мысль, но тут же почувствовал острую колющую боль в боку. Тогда он шагнул назад и сделал разворот к последнему противнику и четко увидел в его полусогнутой руке нож, который был нацелен теперь ему в живот. «Ах, вот как!». Кий резко вскинул ногу и подсек руку снизу; увидел, как взлетел выбитый нож. Но в то же мгновенье острая, невыносимая боль прорезала все его тело и он упал на спину. «Теперь каюк, – понял он. – Лежачего он меня добьет». С трудом приподнялся, чтобы увидеть того, от кого придется смерть принять. Но его уже не было. Испугавшись, он сбежал, а двое сбитых им уползали в стороны.
Кий, пересиливая боль, подполз к тому, на защиту которого он так опрометчиво бросился. Тот лежал недвижимый. Кий провел рукой по его телу и ощутил что-то липкое. «Кровь», – догадался он. Прислонился ухом к груди. Сердце билось. Слава богам, жив. Теперь надо спасать человека. И Кий пополз, таща за собой безвольное тело.
Некоторое время полз, потом отдыхал, потом снова полз. Терял сознание, приходил в себя, снова полз... И уже в полузабытье влез в свой барак, стал звать слабым голосом:
– Братцы, на помощь... на помощь, братцы...
Ипотерял сознание.
III.
Когда пришел в себя, увидел, что лежит на своем месте в бараке, а рядом суетится лекарь-травник, щуплый сгорбленный старичок с ласковыми глазками и певучим голоском.
– А, очнулся, чудо-богатырь, – обрадовался он. – Напугал ты нас, сокол ясный, премного напугал. Но теперь все позади, вылечим мы тебя и на ноги поставим. Ибудешь ты еще крепче, чем был, потому что залатали мы тебя надежно, а молодые силы твои неисчерпаемы и на необыкновенные чудеса способны. К тому же за тебя молятся и желают выздоровления все обитающие в бараке, а также все знающие тебя люди. Так ты полюбился им. А доброе чувство и любовь многих людей творят чудеса, поверь мне, человеку, повидавшему на своем долгом веку много страждущих и ищущих исцеления!
К Кию постепенно возвращалась память. Спросил:
– А тот, которого я... Он жив?
– Жив, жив. Он из аваров. Я перевязал, а потом его увезли в Акрополь. Тоже много крови потерял, но жить будет.
– Слава Всевышнему, – промолвил Кий и снова уснул.
Вечером пришел рабочий люд. Каждый подходил к Кию, трогал за руки, гладил или просто ободряюще улыбался, многие говорили:
– Молодец! Троих одолел! Не каждый может...
Явился и мастер Ярумил, он жил в другом бараке. Присел рядом, улыбнулся одними глазами, подмигнул:
– Ну как ты?
– Ничего. Молотом еще помахаем!
– Надеюсь.
И, наклонившись к Кию, спросил шепотом:
– Ты хоть знаешь кого от смерти спас?
– Нет. Темно было.
– Нашего хозяина!
– Да что ты!
– Сам посуди. Является утром, сегодня его брат в кузницу, говорит: «Теперь несколько дней буду замещать Савлия. Его вчера грабители порезали, еле живойлежит». Ну вот мы и решили, что это ты его к бараку приволок.
– И какое лихо занесло его в рабский городок?
– Спроси сам! Наверно спьяну. Помнишь, он с утра был выпивши? А пьяным сам знаешь какие он кренделя выделывает!
– Чудеса в решете!
– Но тебе-то хуже не будет! Может подарок какой даст или денег.
– Еще чего! Я его раб, а раб обязан защищать своего хозяина. Я вот думаю, дал бы он мне вылечиться как следует. Хоть отосплюсь за все годы...
– И то верно. Я бы тоже непротив. В какое-то время спали мы вдоволь?
Две недели Кий лечился, отлеживался. На третью погнали на работу. Ярумил выбрал изделия полегче – скобы и прочую мелочь, сам взялся замолот, а Кий занял его место. Но все равно скоро покрылся испариной, тяжело давалось каждое движение.
Перед обедом пришел брат хозяина, двадцатилетний, долговязый, рыжий парень с неприятным липким взглядом синих глаз, обрамленных поросячьими ресницами. Он отозвал в сторону Ярумила, стал что-то втолковывать, вытягивая тонкие губы. Кий присел на скамеечку, чувствуя слабость во всем теле. И тут он заметил, что Ярумил стал поглядывать на него, да и брат хозяина вроде бы косился в его сторону. У Кия защемило в груди. По опыту он знал, что излишнее внимание хозяев ничего хорошего рабу не сулит. «Может и не обо мне вовсе речь», – старался успокоить он себя. Но нет, Ярумил вдруг изменился в лице, глаза его расширились, теперь он не отводил взгляда от Кия. «Во что-то влип, – холодея внутри, окончательно решил Кий. – Сколько нашего брата-рабов пропадали ни за что...».
Наконец, Ярумил жестом подозвал его к себе. Кий подошел, низко поклонился авару.
– Вот он, значит, и есть тот самый Кий, – угодливо произнес мастер. – Он спас твоего брата от разбойников.
У Кия отлегло от сердца. «Слава Перуну, обойдется на сей раз без порки».
Авар молча смотрел на него немигающими глазами.
– И вот за то, что ты спас своего хозяина от верной смерти, жалует он тебя вольной, – радостно сообщил Ярумил.
– Премного благодарен, – не совсем поняв сказанного, поклонился Кий.
– Дурак! В ноги падай за такую милость! – прикрикнул на него Ярумил. – Свободным человеком становишься по воле хозяина!
Кий привычно упал на утрамбованный, пахнущий пылью, земляной пол, замер, стараясь уяснить сказанное мастером.
– А теперь вставай. Вот тебе знак вольноотпущенника, – и Ярумил протянул Кию кусок пергамента с замысловатыми письменами и печатью. – Можно и ошейник с него снимать? – подобострастно обратился он к авару.
Тот молча кивнул головой и, даже не взглянув на Кия, направился к выходу. Они молча и почтительно провожали его взглядом. Но лишь тот скрылся за дверью, как Ярумил кинулся к Кию, облапил его здоровенными руками и стал тискать, приговаривая:
– Ай, да Кий! Ай, да молодец! Вольную завоевал! Кровушкой своей свободу приобрел! Ай, да Кий! Пойдем, я сниму с тебя позорный ошейник раба, никому не доверю!
Он подвел его к наковальне и парой ударов молоточком выбил штырек. Металлический ошейник упал к ногам Кия.
– Все! Теперь ты свободный человек! Эй, люди! Смотрите на него! Он может идти куда захочет и делать, что пожелает!
От соседних горнов потянулись мастеровые, с удивлением и восхищением глядели на Кия, жали ему руки, хлопали по плечам, спине толкали в грудь. Кий стоял недвижим, словно громом пораженный.
– Да он совсем очумел от счастья! – выкрикнул кто-то.
И Кий будто очнулся.
– Спасибо вам, – еле слышно прохрипел он, губы его задрожали, ноги подкосились, и он присел на корточки, обхватив голову руками.
Откуда-то появился кувшин с вином, глиняные кружки, сунули одну из них Кию, стали чокаться с ним, поздравлять. Кий снизу обводил всех
увлажненными глазами, жалко улыбался.
Вдруг кто-то крикнул:
– Надсмотрщик!
И все мгновенно разбежались.
К Кию подошел здоровенный детина.
– Почему не работаешь? – и замахнулся плеткой. Его остановил Ярумил:
– Не смей бить! Он теперь свободный человек! – и показал ему кусок пергамента.
– Зато ты раб! – и плеть опоясала тело Ярумила.
– Ничего, – поеживаясь от боли, сказал мастер, когда надсмотрщик удалился. – Зато тебя теперь никто и пальцем не тронет!
Они на прощанье обнялись. Ярумил заплакал:
– А мне видно вечно здесь оставаться. И косточки мои сгниют в невольничьей земле...
Кий обошел всю кузницу и обнялся с мастеровыми, с которыми проработал десяток лет. Все желали ему успеха и смотрели с откровенной завистью и тоской.
Кий вышел за крепостную стену городка. Стоял апрель, его окружала свежая яркая зелень ранней весны, небо было высокое-высокое и солнце заливало весь мир светом, и свет был вего душе. Он, Кий, свободный человек! Куда хочет, туда и идет! И никто не остановит, не оскорбит, не ударит, не пригрозит лютой казнью за малейшую провинность!
Он, словно пьяный, пошел по улицам поселка. Свертывал в одну, потом в другую, упирался в тупик, поворачивал назад и никак не мог насладиться чудесной возможностью чувствовать себя совершенно свободным человеком!
В Аварском каганате ходило очень мало греческих и римских монет, поэтому в качестве денег выступали золотые и серебряные кусочки, вещи, рабы, шкурки ценных зверьков, но чаще всего наконечники стрел и копий.Кий в кузнице получил мешочек наконечников стрел. Для начала этого было
достаточно, а потом он собирался устроиться мастером в какую-нибудь
кузницу, чтобы заработать на дорогу в Русь.
Но сперва надо было позаботиться о жилье. Он довольно быстро нашел землянку, которую сдавали в наем за приемлемую цену. Землянка после барака показалась ему настоящим раем: воздух свежий, глинобитный пол чистый, небольшой очаг, деревянная койка, а главное – тишина, невероятная тишина после грохочущей кузницы и переполненного людьми барака!... Неужели мне не снится, что это явь и я – свободный человек? – спрашивал он поминутно себя и не переставал улыбаться. Так с улыбкой и уснул. Спал безмятежно, как никогда. Проснулся поздно. Долго лежал, глядя в окошечко, затянутое выскобленным бычьим пузырем и пропускавшим мутный свет. Сейчас он встанет, позавтракает и отправится на поиски работы. Спокойно, неспеша...
Внезапно открылась дверь и в землянку вошли двое воинов. Один из них спросил:
– Кий?
– Да. А в чем дело? – приподнявшись на локте, спросил он.
– Собирайся, пойдешь с нами.
– Я никуда не пойду. Я не раб. Я свободный человек.
– Не разговаривать! Ты запродан в аварскую армию. Вот пергамент, где все сказано.
– Кто меня продал?
– Твой хозяин.
Кий понял все. Савлий освободил его из кузницы, а брат тут же передал войсковым властям, получив за это немалый куш.
Он молча собрался и пошел за военными. Рабская жизнь приучила его молча переносить все невзгоды, которые нельзя было предусмотреть заранее и, если они пришли, то покорно подчиниться новым обстоятельствам.
Воины привели его на сборный пункт, в длинный одноэтажный глинобитный дом. Одна часть его была предназначена для новобранцев,
вдоль стены тянулись сплошные нары; в другой половине помещалась
кухня и столовая. Кий кинул под нары свои нехитрые пожитки и улегся в чем был.
Рухнули все планы свободной жизни, возвращение на родину. Он снова опутан по рукам и ногам, и хотя не раб, но все равно зависимый человек.
К нему подошли трое новобранцев, завербованных несколько дней до него. Разговорились. Оказывается, один пошел в войско добровольно, потому что был без работы, а двоих соблазнили прелестями военной жизни по пьяному делу.
– Обещали жалованье за службу. А главное – грабеж во время походов. Говорят, возами везут из других стран.
– Если самого не привезут в мешке и не сбросят в яму под курганом, – мрачно пошутил Кий. Сам он решил при удобном случае сбежать и попытаться скрыться в степях среди земледельческого населения. Где-нибудь примут, крестьяне нуждаются в опытных кузнецах. А потом жизнь покажет, как до Руси добраться.
Когда новобранцев скопилось около двух десятков, их под сильной охраной привезли в военный лагерь на берегу Днепра. Кия определили в кавалерию. Он с детства был знаком с верховой ездой, но в первые недели пришлось очень тяжело. До крови растирал ноги. Приходилось терпеть. Только через месяц стал крепко чувствовать себя в седле.
Потом перешли к упражнениям с оружием. Целыми днями строй против строя сражались деревянными мечами, тупыми пиками. На полном скаку поражали чучела, протыкали их пиками, рубили мечами.
Скоро Кий понял, что сбежать из отряда ему не удастся. В нем была установлена негласная, но постоянная слежка друг за другом. Войско аваров делилось на десятки, сотни, тысячи. Во главе их стояли соответственно десятские, сотские, тысяцкие. И если кто-то провинился, то наказывали каждого десятого из подразделения, вплоть до смертной казни. Кстати, пойманный беглец подлежал повешению, а рядом казнили каждого десятого.
Кий сразу уяснил,что главным начальником у воинов был десятский. От него зависели и авторитет воина, и спокойная служба, и в целом войсковая жизнь. Десятский мог сделать ее невыносимой или, наоборот, интересной и привлекательной. Кию достался строгий, но справедливый десятник. Звали его Сайтаферном. Был он невысокого роста, но широкоплечим, с длинными руками. Его глубоко посаженные глаза редко смотрели на людей, но у него был такой вид, будто прислушивается к окружающему и все оценивает по тому, что слышит. А определял людей он точно и безошибочно. Кия он сразу выделил, часто подходил, показывал приемы боя. Поэтому именно ему Кий осмелился сказать, что не удовлетворен аварским мечом – коротким и легким. С его силой ему нужен в два-три раза больший. И Сайтаферн принес ему такой меч – с отличным клинком и красиво выделанной ручкой. Сказал, что достался ему в бою как трофей, но никто им не пользовался. Воины-авары в основном были низкого роста, силой обладали небольшой, он им не подходил. Кий среди них выглядел великаном и такой огромный меч был ему как раз.
Через два месяца его перевели в конную тысячу. Это была тяжелая конница, которую римляне называли «катафрактарией». Появилась она впервые в Иране и постепенно распространилась на другие восточные страны. Авары отбирали в нее только рослых и сильных мужчин, именно поэтому выбор пал на Кия. Вот здесь в полном объеме увидел он то оружие и вооружение, которое изготовлялось рабами в Каменске.
В первый же день его полностью экипировали. Ему выдали рубашку и штаны. На рубашку он надел кожаную стеганую безрукавку, опушенную мехом. А поверх нее его личный ординарец, невысокий и юркий, пристегнул литый панцирь, состоявший из двух частей; обе части ординарец накрепко зашнуровал.
Панцирь был коротким, потому к нему полагался широкий кожаный
пояс, сплошь окованный поперечными пластинками из железа, он служил для ношения меча и колчана со стрелами и, кроме того, защищал нижнюю часть туловища. Ноги закрывались поножами, а руки – наручами.
Шлем также оказался высшего качества, из тонкой, литой жести, с валиками по бокам для задерживания меча; спереди к нему было прикреплено островатое ребро для защиты носа, а с боков и тыльной стороны
привешивалась кольчужка из тонкой проволоки. Деревянный прямоугольный щит с округленными углами был окован железным листом.
Главным наступательным оружием всадника была пика длиной в два человеческих роста. Она была сделана из березы и покрыта красными и синими полосами, у нее был острый железный наконечник. Пика была такой тяжелой, что с трудом удерживалась воином. Поэтому тупой ее конец привязывался к крупу коня, а передняя часть подвешивалась на ремне к его шее. Воин поддерживал ее обеими руками и в стремительной атаке только направлял в уязвимое место противника. Бывалые воина рассказывали Кию, что они порой навязывали на пику и двух вражеских воинов.
Котафрактарии воевали двумя способами – лавой или клином, в зависимости от сил противника, построения его войска, места сражения. В атаку они шли всегда в сомкнутом строю и удар был поистине сокрушающим, особенно против слабовооруженных толп полудиких племен.
Рядом с подразделением кавалерии располагалась пехота. Набиралась она в основном из бедняков, из тех, кто не имел скота, а были у них
лишь кибитка да пара волов, с которыми они кочевали по степям.
Жили воины в походных палатках, питались из одного котла. Кормили сытно, в основном мясной и молочной пищей, хлебом, часто бывали рыба, овощи, фрукты. Аварский каган владел огромными плодородными землями и множеством покоренных племен, которых обирал данью, на войско средств не жалел. Раз в год платили хорошее жалованье. Договор на службу его бывший хозяин, оказывается, подписал на два года, и Кий решил его исполнить до конца, получить положенное за службу и только тогда отбыть на родину. Главное, он, Кий, был свободным человеком и в войске относились к нему как к равному. Наемников из других народов было предостаточно, все они были воинами кагана, и командиры предъявляли ко всем одинаковые требования.
Кий сдружился с аваром Мадитом, который в строю стоял от него
слева. Сначала повздорили между собой из-за пустяка, даже чуть не подрались. Вспыльчивый и несдержанный Мадит полез с кулаками, но Кий успел перехватить его руку и так сжать, что тот сразу же запросил пощады. Потерев одеревеневшую руку, он весело взглянул на Кия, хлопнул его по плечу и сказал:
– Ну и силен же ты!
С те пор они стали неразлучными друзьями.
Мадит был чернявым, с волнистыми волосами, низким морщинистым лбом и приплюснутым носом, толстыми губами и глубоко посаженными глазами, которые смотрели то весело и бесшабашно, то настороженно и зверовато. В дружбе он оказался привязчив и верен, старался быть возле Кия и при малейшем конфликте с кем-то грудью лез впереди Кия, превосходство и верховенство которого признавал беспрекословно. Они рядом садились в столовой, постели их соседствовали в палатке, вместе они чистили и поили коней в Днепре, вдвоем уходили в степь отдохнуть от службы, разговаривали или просто лежали в траве, наслаждаясь тишиной.
Мадит родился и кочевал в кибитке. У него было несколько братьев и сестер, кажется одиннадцать или двенадцать, но большинство их поумирали в холодных, нетопленых кибитках, где зимой одеяла покрывались ледком, а в бураны снег залетал в кибитку и наносил маленькие сугробики.
Оставшиеся в живых росли болезненными, хилыми, только Мадит отличался силой и ловкостью. Отец надеялся, что из него выйдет хороший пастух их немногочисленного стада, но он бродить со стадом по степи не любил, увязался за одной полубандитской ватагой парней, они совершали набеги на соседские стойбища, воровали баранов, устраивали пиры где-нибудь в глухих балках, жарили мясо, пили вино, пиво.
– Все это кончилось бы тем, что нас поймали и повесили на ближайших деревьях, – рассудительно говорил Мадит. – Я уже готовился к этому. Да и другие, я думаю.
– Сбежал бы из банды.
– Попробуй! Ватажники поймают и прирежут, как барана.
– Ну и как же ты вырвался? – пряча улыбку, спросил Кий.
– А подался в аварское войско, о чем нисколько не жалею, – безмятежно ответил Мадит.
Однажды, когда солнце клонилось к закату, а в степи установилась удивительная тишина, Мадит обратился к Кию:
– Один я мотаюсь по свету. Есть где-то родственники, но вряд ли я к ним когда-нибудь вернусь. Давай с тобой побратаемся. Будет у меня живая душа на свете, с которой буду думать и заботиться.
Кий согласился. Они побратались по-аварски: в чаше смешали свою
кровь с вином, опустили в нее кончики мечей, стрел, секир и дротиков.
После этого Мадит прочитал молитву, и они содержимое чаши выпили. На другой день перед строем воинов Мадит вышел вперед и объявил, что они с Кием – братья: кто тронет одного, будет иметь дело с другим...
Через полгода пришел приказ: выступить против племени гарпиев, живших между Дунаем и Днестром. Они совершили разбойничий набег на приграничные районы, разграбили поселения земледельцев, увели скот и пленников. Каган приказал войску наказать их за этот разбой.
Быстро свернули палатки, уложили их на телеги. На них же погрузили оружие и снаряжение. Тронулись в путь неспеша. Никуда от наказания эти самые гарпии не денутся, рассуждали в войсках.
Через десять дней подошли к Днестру. На том берегу ждало многочисленное войско гарпиев. Тогда командующий аварским войском приказал двинуться вдоль реки на юг; по той стороне в том же направлении двинулись и гарпии. Однако ночью конница аваров неожиданно вернулась на прежнее место и вплавь переправилась на правый берег, заняв обширный участок. Пока противник разобрался в ситуации, пешие воины, наложив в кожаные мешки сухой хворост и другой плавучий материал, переплыли реку и выстроились в боевой порядок; следом на плотах был доставлен и обоз. Гарпии вернулись и тоже выстроились в боевую линию.
Дата добавления: 2015-07-24; просмотров: 74 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Схема г. Каменска | | | Восточная Европа в VI-VII веках 2 страница |