Р У С Ь 5 страница

VIII.

Зиму Кий решил переждать возле озера. Здесь можно было спастись от вьюг, губительных в голой степи. В землянках тепло и сухо, топливо под рукой. Для коней выстроены конюшни, с помощью местных жителей заготовили корма.

Немаловажную роль в этом решении сыграло то обстоятельство, что авары потеряли из виду его отряд и увели войска на юг. Это позволяло весной Кию нанести внезапный удар в том направлении, который он считал важным.

Однако сидение на одном месте таило опасность: бойцы могли отвыкнуть от военной жизни, разлениться, а весной вообще быть неспособными к сражениям с противником. Поэтому, дав месяц отдыха, Кий ввел ежедневные занятия по конному и пешему бою, которые проводились с утра до обеда; время после обеда отводилось на уход за конями и другие хозяйственные работы.

Постепенно наладились отношения с местным населением. Лесные жители платили дань своему князю и были свободны в своей жизни. Они занимались охотой, рыболовством, бортничеством, подсечным земледелием.

Как-то, разъезжая по окрестностям, Кий случайно наткнулся на мужиков, которые заканчивали рубку леса, готовя делянку под пашню. Такой участок давал хороший урожай лет пять-шесть, а потом селяневырубали деревья в другом месте. Кий тотчас включился в работу, с удовольствием орудуя топором. Вспомнилась кузница. С какой охотой помахал бы
сейчас молотом. И как ему осточертел меч!

После порубки мужики выкорчевывали пни тонких деревьев,
а на широкие наваливали хворост и устраивали огромные костры; пень
сверху выжигался, поэтому корни не давали побегов и постепенно сгнивали. Труд тяжелый, адский.

В обед селяне пригласили Кия к столу. Был наваристый мясной
суп, на второе – репа пареная.

– Так ты, говоришь, из отряда Кия? – спросил его старичок, щуря слезящиеся от постоянного дыма костров глаза.

– Из него.

– Крепко вы потрепали аваров, – удовлетворенно проговорил он. – Говорят, две тьмы побили!

«Ого! Слава впереди бежит!». Ответил:

– Может не столько много, но порядком.

– Надо же! Авары – первые вояки, а вы их все равно громите! Сказывают, первым в бой на огненном коне летит Кий. Он обладает такой силой, что от одного его взмаха падают наземь десяток врагов. Правда это или брехня?

– Кий обыкновенный человек, отец.

– Не может того быть! – вдруг вскипел старик. – Сколько государств вокруг Аварии, а вот никто над ней верха не брал. На что греки двинули несметное войско, да и то были побиты. А против Кия бессильны! А ты говоришь – обыкновенный человек! – обиделся старик и отвернулся от Кия.

– Слышь-ка, парень, сказывают в народе, что умеет заколдовывать Кий вражеское войско, – вступила в разговор пожилая женщина, жилистой натруженной рукой помешивая вкотле варившуюся репу. – Поэтому-то ничего и не может с ним поделать аварский царь. Ине берет его ни стрела, ни меч. Радуемся мы, что нашелся наконец у нас заступник, с которым не может совладать никакой супостат. Помяни мое слово, над всеми нашими врагами одержит он победу. Освободит и нас от дани аварской, а потом прочь прогонит жестоких поработителей. Вот какие разговоры идут в нашей земле...

Странно и приятно было слушать Кию речи о себе...

Как-то вспомнил об аваре, сдавшемся добровольно в плен и отправленном им в обоз. Решил встретиться и поговорить. Наверно, освоил язык русов и можно зачислить его в одну из сотен. Первый же встретившийся обозник на вопрос, где сейчас находится пленный авар, ответил:

– Повесился. С неделю назад задавился на вожжах. Никто не знает почему. Вроде бы прижился. Стал калякать по-нашенски… Не сказать чтоб общительный был, но иногда рассказывал про свою жизнь. А тут просыпаемся и видим: висит на дереве, горемычный...

– Небось, сами повесили, да не признаетесь?

– Всевышний свидетель! Не было такого! Да и кто возьмет на себя такой грех!

Кий отъезжал от обозника со смешанным чувством. Вроде бы и верил этому мужику, но уж больно плутовское лицо у него было. В условиях войны, когда ненависть к аварам достигла своего высшего накала, все могло быть. Хотя кто его знает...

Однажды пришел к Кию отряд из семи человек. Возглавлял его невысокий мужичишка с острым носом, скошенным подбородком и живыми смышлеными глазами. Кий удивился внешнему виду воинов: увешаны они были серыми пластинами, нашитыми на рубахах.

– Ну прямо скоморохи какие-то, – пошутил он.

– Не скажи, воевода, – ответил мужичок, шмыгнув носом. – Этот наряд, ек-макарек, надежно защищает нас от аварских стрел и мечей.

– Ишь ты! Колдовские амулеты что ли?

– Никакого колдовства, – обиделся тот. – Взаправдашняя защита!

– Из чего же сделаны эти пластины?

– Из конских копыт! Вот так-то, ек-макарек! Сколько верст пробегает за свою жизнь лошадка, сколько подков железных сносит, а копыта одни! Выдерживают и укатанные дороги, и болота, и слякоть, и пески, и камни острые! Все нипочем! Вот мы и задумались с мужиками. Если у аваров в достатке железа, а у нас его нет, то почему бы не вспомнить о копытах лошадей, ек-макарек. Сам понимаешь, на конских кладбищах они в избытке, бери сколько хочешь.

– А ну-ка сними свой панцирь и приспособь вон на то дерево, – приказал мужичишке Кий. Когда тот привязал свое изделие, он взял лук стал пускать стрелу за стрелой; все они отскакивали от пластинок.

Кий подошел к необычному панцирю, стал удивленно рассматривать
его. Ни одна пластинка не была расколота, ни одной трещины он не заметил на них. Только маленькие точечки-углубления указывал места ударов стрел. Тогда он вынул меч и изо всех сил рубанул по панцирной рубашке.

Пластинки с хрустом раскололись. Кий повернулся к мужичку:

– А ты говорил, что они удар меча выдерживают!

– Так ведь, ек-макарек, смотря какой удар! – не сдавался тот. – У аваров мечи короткие. И сил у них, что у ребенка. Не то, что у тебя, бугая. Ты своим огромным мечом не только пластинки из конских копыт, но и железные рассечешь! А мы не раз схватывались со аварами. Не берут их мечи нашу защиту! – Он подошел к своей рубашке, растерянно повертел ее перед собой. – Как вот теперь одевать ее, ек-макарек...

– Беда поправима. Выдать ему кольчугу или латы, – отдал приказание Кий. – Как хоть звать-то тебя, мастер ты мой бесценный?

– Вострогором.

– Вот что, Вострогор. Береги себя пуще глаза. А я тебя никуда от себя
не отпущу. Выделю тебе еще десять человек в помощники. Займетесь изготовлением панцирей. Чем больше сделаете, тем лучше!

За зиму разведчики Щёка обошли все окрестности, принеся ценные сведения. Авары вели кочевой образ жизни, постоянно живя в кибитках. Поэтому городов у них было мало: столица Ольвия, которую основали греки, Голунь, древнее городище, и Каменск – центр металлургического производства и ремесла.

Кия интересовала прежде всего Голунь, которая находилась в десяти днях перехода от лагеря. Под видом торговцев и странников в ней побывали многие разведчики, принеся подробные известия. Стены и башни крепости были деревянными, гарнизон насчитывал около тысячи человек, был хорошо вооружен и снабжен продовольствием, так что мог выдержать длительную осаду. В самой Голуни проживало смешанное население: большую часть его составляли славяне, но аваров было достаточно много, в основном чиновники администрации, ремесленники и торговцы.

Кия интересовало все: и план построек Голуни, и расположение воинских подразделений, и места проживания городских властителей, и настроение славянского населения, и окружающий ландшафт.

На совещании командиров были проанализированы все полученные данные и сделан выводы, что взять Голунь приступом не удастся. Тогда-то и зародился план нападения на его гарнизон как извне, так и изнутри.

В самый разгар зимы Кий направил в Голунь своего тайного представителя, умного, уравновешенного и выдержанного характером Волобуя. Волобуй, невысокий крепыш с бычьей шеей и маленькими внимательными и хитрыми глазками, пришел в его отряд еще перед походом на буртасов. Сначала он был рядовым воином, потом Кий назначил его десятским. Последнее время был в разведке у Щёка. Его доклады всегда отличались остротой наблюдения, умением подметить малейшие детали и дать им верную оценку. Недаром он скоро стал заместителем Щёка, возглавлял опасные разведывательные операции и успешно выполнял их.

Перед отправлением в Голунь с ним долго беседовали Кий и Колыван. Условились, что Волобуй один войдет в Голунь, устроиться где-нибудь на работу, а потом будет формировать отряд для нападения на аварский гарнизон. Какие-то другие действия запрещались. Не должно быть ничего такого, что могло раскрыть подпольщиков.

– Надо жить тихо, как мыши в норе до тех пор, пока не подойдет к Голуни войско Кия, – наставлял его Колыван. – Если кто нарушит дисциплину, отсылай в лес или расправляйся на месте.

Волобуй переоделся в одежду крестьянина-славянина – в нагольный кожух шерстью наверх, полосатые домотканые штаны и лапти, на голову надел островерхую шапку. В пояс вшил золотые слитки. Отправился на санях, куда накидали мешки с морожеными тушами кабанов и лосей, застреленных в лесах.

При въезде в город с него взяли пошлину, и он беспрепятственно проник в город. На рынке снял ларек, стал торговать мясом. В это время на середину торговой площади въехал глашатай, стал выкрикивать:

– Слушайте, слушайте указ начальника гарнизона! В лесу обосновалась шайка разбойников Кия, которая грабит и насилует население Аварии. Поэтому запрещаю всему населению города покидать дома с наступлением сумерек и до рассвета. Только специальный треугольник из кожи с печатью даст возможность ночного хождения по городу, его можно приобрести у начальника гарнизона. Кто будет замешан в помощи разбойникам, того ждет смертная казнь!

С одним из покупателем-славянином Волобуй договорился о постое. Семья у него вымерла во время эпидемии оспы, а его самого болезнь обезобразила глубокими оспинами, один глаз вытек. Звали хозяина Радованом. Был он характером мягок, словоохотлив, несмотря на страшную потерю, в себе не замкнулся и тотчас пересказал последние городские новости:

– Будь аккуратен и осторожен. Во всем подчиняйся властям. Нам, славянам, никакой веры нет. Чуть что – отправляют на тот свет. Недавно авары сожгли дом вместе с семьей только потому, что заподозрили у них тиф. А перед этим со всей округи согнали в полуразрушенный сарай всех, кого заметил в сочувствии Кию и держали на морозе целых три дня. Все несчастные превратились в деревянные колодки. А еще одну славянскую семью вырезали, а их дом превратили в камеру пыток. День и ночь несутся оттуда крики и стоны истязуемых. Люди говорят, что жертвы подвешивают к потолку за ноги, выкручивают руки, прибивают гвоздями к стенам, жгут тела раскаленным железом, а трупы потом вывозят в степь и кидают на растерзание диким животным...

Многое еще наслушался Волобуй о зверствах аваров во время жизни в городе...

Он дал знать Кию, что сумел обосноваться в Голуни. Тогда по одному, по двое стали приходить и другие. Некоторые заводили лавочку и начинали торговать, благо награбленного ранее у аваров добра было предостаточно. Другие становились ремесленниками. Бывали и казусы. Так, один такой, назвавший себя Паркуном, снял комнату, разложил сапожные молотки, шилья, ножи, куски кожи. На полу – куча потрепанных ботинок. Над дверями повесил драный сапог с отвалившейся подметкой, каждый проходящий поймет – сапожная мастерская.

– Вообще-то из меня сапожник, как вон из того дырявого валенка свисток, – пряча улыбку в усы, говорил он Волобую. – Но на вид мастерская – просто загляденье. На случай проверки подойдет.

– А что ты говоришь своим клиентам? – поинтересовался Волобуй.

– Показываю как много заказов принято. Советую придти неделичерез две или три, не раньше...

И вот к весне, как грибы после дождя, появились в Голуни различные мастерские жестянщиков, портных, сапожников, мастеров по изготовлению детских игрушек и других самых различных специальностей. Это позволяло новоприбывшим избежать работы на аварскую администрацию города и не вызвать подозрения в бродяжничестве или нечистоплотных замыслах.

Каждый старался добыть оружие. Денег на него получали в лесу от Кия. Затем связывались с местными кузнецами, а те тайно выковывали короткие аварские мечи. Можно было купить оружие и на рынке из-под полы, завоевав доверие у определенной части населения.

Постепенно в подчинении Волобуя оказалось около ста человек. Он их разбил на десятки, во главе каждой поставил командира, который один имел право связи с ним. У Волобуя было двое связных, которые могли в течение одного-двух часов известить их о принятии какого-то решения, а те, в свою очередь, очень быстро собрать воинов.

Волобуй требовал от всех подчиненных железной дисциплины, а также отказа от всяких самостоятельных действий. Не каждый выдерживал. Особенно много хлопот доставил ему Орь. С разбойными глазами, неуемнойэнергией, он появился перед Волобуем в начале весны, порывисто схватил его руку и стал трясти в сильном пожатии.

– Рад, что встретил, наконец, в городе своего человека, а то все авары и авары. Так бы и крушил одного за другим!

– Тебя зачем Кий направил сюда? Врагов уничтожать? – шипящим голосом спросил Волобуй.

– Конечно! Не сразу, конечно, но убивать будем обязательно!

– Вот-вот! Главное – не сразу! Ты понял меня – «несразу!». А по команде Кия.

– Ну ты еще поучи меня! Мне сам Кий об этом говорил! Что – маленький?

Вскоре по Голуни пополз слух, что в разных местах ночью убили троих караульных. Охранники сбились с ног, разыскивая убийц. Врывались в дома, делали обыски, хватали мужчин, уводили на допросы, там они пропадали. Волобуй боялся за своих людей, но пока все обходилось благополучно.

Однажды ночью к нему кто-то тихо постучался. Это оказался Орь. Он шмыгнул в растворенную дверь и прижался к ней, прислушиваясь. Затем сказал:

– Ина этот раз пронесло.

В комнате Орь рассказал, что все убийства охранников – его рук дело.

– Я их так сильно ненавижу, что нет сил удержаться, – говорил он жарким шепотом Волобую, и тот видел в свете полной луны его крепко сбитую фигуру с короткими сильными руками, возбужденную, порывистую. – Поджидаю, как правило, под мостом. Слышу шаги над собой. Тихонько выглядываю – никого вокруг нет. Только охранники. Внезапно выхожу на дорогу и иду навстречу. Сходимся близко. Охранник требует ночной пропуск. Есть, отвечаю. Лезу в карман, быстро вытаскиваю нож и бью точно в горло. Никакого крика. Только бульканье.Кидаю труп под мост, а сам скрываюсь по речке, никакая собака следов не возьмет. Как, здорово? Сегодня пятого пришил!

Волобуй ничего не ответил, уложил его спать, а утром приказал убыть в лес – под страхом смерти. Орь немного покочевряжился, но Волобуй был неумолим, и тот на другой день ушел в лес.

...Наступила весна. На совете командиров был назначен срок приступа Голуни – 25 лютеня (15 марта), когда отмечался праздник Огнебога Семаргла; в этот день он ударил секирой по горюч-камню Алатырю и из него стала истекать Сурья – мед Поэзии, то есть само Ведическое Знание. Огнебог Семаргл должен был помочь русам в их военном предприятии. О дне приступа был заранее извещен Волобуй.

За неделю до праздника отряд Кия снялся с места стоянки. Шли ночами, днем хоронились в лесах и рощах. Охрана задерживала всякого, кто попадался на пути, и забирала с собой. Наконец подошли к городу и схоронились в лесном массиве, находившемся в полутысяче шагов от крепости.

С рассветом 25 лютеня весь отряд был приведен в боевую готовность. Кий вместе с командирами сотен затаились на окраине леса и напряженно вглядывались в крепостные ворота. Удастся ли совместный удар изнутри и извне? Не объявился ли среди русов предатель и не сорвал ли операцию в самый последний момент?...

...Волобуй дал команду на сбор накануне вечером. Утром рано все сосредоточились за два квартала от крепостных ворот. Он не стал пересчитывать своих людей, чтобы не терять времени и не дать аварам засечь большое скопление людей, а приказал как можно стремительнее атаковать ворота и главную крепостную башню. Каждая десятка заранее знала свое задание, один за другим бойцы кинулись на врага.

Волобуй со своей десяткой остался на месте, внимательно наблюдая за действиями нападающих. Сначала было тихо. Потом в разных местах начался шум, послышались звон мечей, крики. Волобуй бросился к воротам. Они уже открывались. Вокруг башни валялись трупы, оружие, щиты, кое-где шли одиночные сражения. По лестнице Волобуй взбежал на крепостную башню, выхватил из-за пазухи синее полотнище и стал размахивать им над собой. Минут пять он призывал отряд Кия, не больше. И вот увидел, как из леса вырвалась волна всадников и, набирая скорость, помчалась к воротам. Не помня себя от радости, Волобуй засмеялся, по щекам его потекли слезы. Он размахивал полотнищем до тех пор, пока первые конники не ворвались в крепость...

Три дня было дано воинам на разграбление. Сам Кий находился в каком-то приподнятом, восторженном настроении. У него еще в лесу зародился план, который сейчас завладел им полностью, он не мог думать больше ни о чем; даже завоевание древнего города Голуни казалось ему обыденным, рядовым делом. Он был во власти непреодолимого стремления захвата Каменска!

Из сообщений разведчиков Щёка он знал, что войск противника вокруг нет, все они еще осенью ушли на юг, чтобы перезимовать в теплых краях. Даже за Днепром они не встретились пронырливым удальцам его брата. Эх, была не была! Везло ему все это время, может и на сей раз повезет! И тогда разгонит он трусливую охрану, стерегущую рабов, въедет на рыжем коне в Каменск и освободит рабов, своих бывших товарищей по несчастью, обнимет друга Джана, а потом подскачет ко дворцу начальника гарнизона, войдет в покои Тамиры, упадет перед ней на колени и попросит прощения за свое вероломство...

На совещании командиров он стал горячо доказывать необходимость удара по Каменску:

– Каменск – центр могущества Аварии, экономическая опора ее. Если мы разгромим его, держава падет сама собой. Справиться с ней не составит труда. Заодно мы освободим десять тысяч славян-рабов, томящихся в неволе. Они ждут нас! Они надеются на нас! Неужели мы не внемлем этим призывам?

Первым заскрипел Колыван:

– То, что предлагает наш командир, иначе не назовешь, как примером безрассудных действий! У нас нет никакихданных о расположении войск противника по стране. Абсолютно никаких, кроме того, что они якобы все ушли на юг. Есть отрывочные сведения о голунском округе - и только. Может так статься, что за Днепром базируются большие силы. И тогда мы сами залезем в мешок, аварам останется только завязать его и отправить нас на тот свет...

– Щёк доложил мне, что на том берегу Днепра были его разведчики и войск неприятеля не обнаружили.

– Точно. Была одна группа. Но где она там работала, какую местность исследовала, мы точно не знаем. Иногда ребята такого наговорят, что
хоть стой, хоть падай. Как говорится, семь верст до небес и все лес. Поэтому перед важной операцией я всегда данные одной группы перепроверяю сведениями другой. Иначе мы увидим кровь наших людей, много крови.

– Но другого момента нанести удар в сердце Аварии у нас не будет! –горячился Кий.

Стали опрашивать мнение сотских. Половина была за бросок на Каменск, другая или мялась или выступала против. Тогда Кий поднялся и произнес слова приказа:

– Завтра выступаем. Оставляем две сотни в Голуни, остальные – быстрым маршем на Каменск!

Рано утром были построены войска. Кий объявил о походе на Каменск, чтобы освободить из неволи рабов-славян. Он надеялся услышать дружные восклицания. Однако в ответ прозвучали редкие, разрозненные и не очень веселые возгласы. Воинам явно не хотелось расставаться с городом, в котором было что пограбить, от души повеселиться в кабаках и винных подвалах, побаловаться сженщинами. Это сразу понял Кий. Мелькнула мысль, что следовало бы отказаться от затеи, потому что едва ли чего добьешься путного, если войско не хочет сражаться. Но изнутри перло упрямство, и он без лишних слов приказал немедленно выступать.

Кий встал во главе колонны и задал темп движения – рысью. Он ехал, не оглядываясь, всем давая понять, что не намерен отступать от своего решения. Рядом с ним трясся Колыван, хватаясь за грудь, часто кашлял, глаза его слезились, он всем своим поведением старался показать, что не верит в успех похода. Кию он был противен.

Только когда совсем стемнело, он дал команду на отдых. Наскоро
расположились на берегу небольшой речки, поужинали, лагерь тотчас погрузился в тяжкий сон. Кий видел как измучены люди, да и сам
он устал, однако был возбужден и готов был скакать и скакать к цели. Он прикидывал, что если отряд продолжит двигаться с той же скоростью, то прибудут к Каменску на четвертый день. Не успеть аварам! Никак не успеть! Пока гонец из Голуни домчит до Ольвии, пока соберутся воины в поход, пройдет не менее недели. Успеет он, Кий, обернуться за это время до Каменска и обратно. Гарнизон там небольшой, воины никудышные, привыкли к спокойной жизни, разленились и ожирели на караульной службе. Разбегутся при первом появлении егомолодцов, отчаянных рубак. Нет, он прав, все должно получиться так, как он задумал! Это будет его последним крупным делом в походе по Аварии. Самым замечательным делом!

Едва забрезжил рассвет, Кий приказал играть подъем. Люди вставали медленно, неохотно. Ничего, воины молодые, в дороге разомнутся... Снова заданный вчера темп движения, снова привычные мысли в голове Кия, от которых в последнее время нет спасения. Да, много было у него девушек, да, любит он Зимаву. Но где-то внутри занозой сидит Тамира, ржой разъедает его сердце, тревожит его совесть, порождая раскаяние за вероломство. Ах, как бы он хотел сейчас ворваться в Каменск и кинуть к ее ногам всю свою славу за один ее ласковый взгляд!

Во время короткого обеденного отдыха прискакали взмыленные разведчики. Щёк спрыгнул с коня, подбежал к Кию, выпалил:

– Войско! Войско от Днепра идет! Если не повернем обратно, то через пару-тройку часов ударят в бок!

– Силы большие? – стараясь оставаться спокойным, спросил Кий.

– По первым прикидкам, до двадцати тысяч.

Кий почувствовал, как холодок заполз ему в грудь. Не из-за того, что испугался аварского войска, а потому что рушился весь его план, прахом шли его многолетние мечты разгромить гнездо рабовладения и свидеться с Тамирой… Какое-то мгновенье он искал выход, не желая примириться с неизбежным, но потом взял себя в руки, приказал:

– Созвать сотских.

Когда те прибыли, отдал короткую команду:

– Заворачивайте своих лошадей. На нас идут войска кагана.

А потом Кий с раздражением заметил, что воины очень весело, даже игриво исполнили его команду. Послышались разговоры, шутки, смех: они рвались в Голунь, чтобы продолжить разгульную жизнь победителей! Кий понимал их настроение, но был уязвлен таким открытым его проявлением. Все-таки он надеялся, что воины в душе поддерживали его поход на Каменск, а были недовольны только быстротой марша. Оказывается, нет, они шли под давлением его воли, воли командира...

Теперь он неспеша трусил на своем коне позади своего войска,
Колывана отправил в центр колонны, чтобы поддерживал порядок на марше. Его он не хотел видеть ни при каких обстоятельствах. Чувствовать на себе осуждающий взгляд, признавать, что этот невзрачный человек с желтым, испитым лицом оказался прав, было выше его сил.

Прибыв в Голунь, он не стал задерживаться. Воины забрали все, что можно было увезти на лошадях, и направились на север, в леса Тяжеловооруженная конница аваров не могла угнаться за ними, но преследование не прекратила. Разведка докладывала, что аварское войско разделилось на две части: одна продолжала идти по следам отряда, другая устремилась на восток, стараясь отрезать пути к отступлению на Русь. Тогда Кий ушел в глубину лесов и стал плутать охотничьими тропами, в то же время внимательно следя за маневрами аварских отрядов. И как только получал от разведчиков донесение, что какой-то из них отбился от основных сил, наносил по нему неожиданный удар всеми наличными силами с разных сторон. Массивы лесов позволяли ему маневрировать и внезапно нападать вомногих местах. Противник, как правило, не мог организовать серьезного сопротивления, операции развивались быстро и успешно.

Тогда окончательно сложилось у Кия мнение, что ему надо постоянно добиваться успеха, наносить врагу пусть маленький, пусть незначительный урон. Это сплачивало отряд, вселяло в воинов новые силы, повышало настроение. Он часто останавливался с краю тропы, с удовольствием наблюдая как мимо него бодрой рысью двигались сотни, как сильные кони переходили на галоп, а воины весело переговаривались, бросали шутки. С такими молодцами можно творить чудеса!

Рядом с Кием постоянно находилась Зимава. Если Тамира занимала
какой-то крохотный уголок в его сердце, Зимава заполняла всю его жизнь. Едва она отлучалась куда-то, как он начинал испытывать беспокойство, невольно искал ее глазами и, увидев, успокаивался.

Любила она его безотчетно. Но вскоре он стал замечать, как она стала о чем-то задумываться, какая-то тень пробегала по ее лицу. Как-то сказала:

– Приближаемся к родным местам. Где-то недалеко должна быть моя деревня...

– Ты сама сказала, что всех авары перебили.

– Кто-нибудь спасся. Наверняка вернулись на пепелище. Потихоньку
восстановят жилье, возродится поселение.

А через день, когда Кий уехал по своим делам, она исчезла из отряда. Сначала думал, что где-то задержалась, может ушла побродить по лесу. Но когда вошел в шалаш и увидел на постели букет цветов, понял всё.

Он взял цветы и сел на кровать. Ах, Зимава, Зимава, хрупкое, но гордое и мужественное создание. Только сейчас я понял, как любил тебя и как много потерял. И каким одиноким ты меня сделала... Но нашу любовь победила твоя привязанность к родному краю, родным местам, родному очагу, сородичам. И понятно мне, почему не сказала мне о своем намерении уйти. Тогда бы я приставил к тебе охрану, не позволил бы ни на минуту отлучиться от меня, ни на шаг отойти…

Вечером явился воин, стоявший в охранении.

– Мимо меня прошла Зимава. Велела передать, что направляется в свое селение.

И – помолчав:

– И еще просила сказать, что носит под сердцем твоего ребенка.

IX.

Целый месяц отряд вел бои. Можно было расстояние до границы Руси пройти за неделю, самое больше за десять дней, однако Кий намеренно задерживался в лесах, постоянно маневрировал, внезапно нападал на подразделения противника, наносил стремительные удары и скрывался в чащобах. Отряд нес потери, но постоянно пополнялся за счет местного населения. Ошеломляющие удары отряда сеяли панику в войсках врага. Пленные авары признавались, что боятся ходить в леса. Им всюду мерещатся воины Кия со своими длинными мечами и без промаха бьющими стрелами. Куда бы они ни пытались бежать, всюду на их пути оказывались русы. У русов такие быстрые кони, говорили они, что им кажется, будто они летают по воздуху и от них нет спасения.

Длительная задержка в лесах объяснялась тем, что Кий боялся привести за собой аварское войско на Русь. По его следам оно могло вторгнуться в страну и принести неисчислимые беды, и в них народ обвинил бы его, Кия. Поэтому он поставил задачу: настолько обессилить вражеское воинство, чтобы оно утратило возможность совершить набег на Русь и убралось восвояси.

Против такого плана на совещаниях постоянно выступал Колыван. Зябко кутаясь в плащ, он кривил свои тонкие синие губы и, хрустя длинными сухими пальцами, ронял заранее обдуманные фразы:

– Поход затянулся. Воины устали от беспрерывных переходов. Обувь и одежда износились и эти наскоки ничего не дают, силы неприятеля по-прежнему остаются значительными. Так что беготня по лесам ничего, кроме истощения своих сил, не приносит. Авары в один прекрасный
момент подловят нас, захлопнут в ловушке и уничтожат. Надо, пока не поздно, уходить на Русь. И, там, соединившись с княжеской дружиной и войском племен, нанести поражение врагу.

Сначала Кий думал, что это нытье вызвано плохим здоровьем Колывана. Но потом он вспомнил, что подспудное, но упорное сопротивление его действиям началось у него раньше, с неудачной попытки совершить набег на Каменск. Видно тогда Колыван решил воспользоваться ошибкой Кия и постепенно развенчать его авторитет в глазах подчиненных. Действовал он в этом направлении методично и настойчиво, из совещания в совещание, изо дня в день, повторяя порой одни и те же аргументы своим бесстрастным, скрипучим голосом, но именно в этом монотонном голосе и была сила его воздействия на людей: при первых звуках все непроизвольно затихали и внимательно вслушивались в слова заместителя командира отряда.

Первым нападки Колывана на Кия заметил сотский Веденя. Как-то по окончании одного из совещаний он отвел Кия в сторону и проговорил:

– Бочку катит на тебя твой зам. Боюсь, как бы он людей не замутил. Убрал бы ты его от греха подальше, например, в обоз. Пусть там ворчит сколько хочет, хрыч старый.

Но Кию Колыван был нужен. Онумел уравновешивать его горячий, нетерпеливый характер, как никто другой вовремя указать на опасности во время планирования операций. Сухой, аналитический ум Колывана не раз спасал отряд от неожиданно свалившихся бед: от внезапных нападений противника, подстроенных ловушек, каверзных действий и многого другого чем изобилует каждая война. Если Кий брал смелостью, решительностью и бесстрашием, а также своим огромным авторитетом среди воинов отряда, то оружием Колывана был тонкий анализ ситуации, точный расчет и хитрые задумки. Ив этом он был для Кия незаменим, и поэтому он терпел его, несмотря на откровенные интриги.

Дата добавления: 2015-07-24