Упражнение — саморазвитие

Все это — об искании новых ценностей вовне.

А есть искание и внутри себя.

Человек появляется на свет только с двумя более или менее готовыми (функционирующими) системами: питания и кровообращения. Другие, как например, двигательная и чувствующая, в таком виде, что надо еще научиться ими пользоваться путем упражнения, — для жизни они еще не пригодны.

Младенец лежит на подушке, барахтается ручонками, болтает в воздухе своими ножонками, оглушает всех своим криком, пялит глазенки на окружающее, ничего еще толком не видя... и вновь кричит и смеется уже от радости и удовольствия... Зачем? Что за бессмысленное занятие?

Потребность двигаться, упражнять свое, совсем еще непригодное ни к чему, совсем слабое тельце.

Инстинктивно маленький звереныш проверяет свое будущее вооружение — нащупывает возможности своей «машины». И постепенно, через упражнение и опыт, органы крепнут, развиваются, начинают служить.

Поэт слагает стихи, актер читает их, музыкант заставляет стонать и петь струну... и все они «обливаются слезами над вымыслом» и забывают всё на свете.

Не пустое ли это занятие?

Пусть беспомощно болтаются по воздуху ножонки: сама природа вложила эту потребность к упражнению — придет время, и они будут бегать и прыгать по земле. Руки — проделывать всякую работу от самой грубой до тончайшей и художественной; глаза всё будут видеть, уши слышать.

Пусть скитается мысль среди воображаемого, не мешайте: в конце концов, она победит всё на свете.

Пусть нащупываются новые органы, пусть упражняются и растут. Сколько их новых, психических и физических, вынырнет на поверхность — почем мы знаем? И во что превратится человек при новом вооружении?

Человечеству предстоит не малый путь! Смеем ли мы мешать? И что мы, собственно, во всем этом пока еще понимаем?

Как?!

Только!??!

Вдохновенное искусство, полет философской мысли, дерзкие мечты ученых, это младенческое болтание ножонками?

Это только инстинктивное упражнение маленького кусочка плоти?

Ну, может быть, и не только, но, по правде сказать, если сравнить ножонки месячного ребенка с ногами юноши-спортсмена, так, пожалуй, особенно огорчаться не стоит.

Это ведь в плане космическом, где века, как секунды, планеты — песчинки, а человек — электрон.

А так, в нашем плане, это, конечно, «высший продукт» нашей жизни.

Разве кто спорит?

Размножение (инстинкт продолжения рода)

Еще не так давно физику и химию считали совершенно разными, самостоятельными науками, и между физическими и химическими явлениями не видели ничего общего.

Теперь межа, разделяющая эти две области, сгладилась, и мы знаем, что химические процессы подчинены всецело законам физики.

Давным-давно человеческая мысль подкапывается под таинственные корни трудно объяснимых психических явлений. Много ли тут сделано, говорить не будем, но если допустить на минуту, что в психической области, так же как и в физической, мы имеем дело тоже с некоторого рода силами, то эти силы должны были бы к чему-то прилагаться. Пусть субстанция, к которой они прилагаются, так тонка и неуловима, что считать ее за материю, казалось бы, слишком большая смелость, неосмотрительно, но раз тут дело только в степени тонкости, так достаточная ли это причина останавливать нашу мысль? В самом деле: не подчинены ли явления в обеих областях одним и тем же законам?

Трудно сказать, могут ли психология с физиологией безоговорочно протянуть друг другу руки, но нам этого сейчас и не нужно. Достаточно, если мы сможем думать о некоторой аналогии между физиологическими и психологическими процессами.

Что касается питания и его всевозможных разновидностей — сказано достаточно.

Не так ли обстоит дело и с размножением (инстинктом продолжения рода)?

В живом существе заложена могучая, часто непреодолимая потребность размножения. Посмотрите, как дерутся за самку животные — иногда они на смерть загрызают один другого, куда девается самосохранение! Самый, как будто, сильный инстинкт.

Инстинкт (размножения) продолжения рода тянет к противоположному полу. А инстинкт улучшения рода тянет к более подходящему мне и лучшему экземпляру. И притяжению этому обязана на земле жизнь. А страстности и силе (этого) притяжения обязана жизнь тем, что продолжают род самые сильные и лучшие особи. Худшие и слабые должны уступить или начать род бессильный, обреченный на вымирание.

Не то же ли самое у человека?

Он иначе грызется, иначе убивает, но разве не грызется и разве не убивает?

Теперь передвинемся со всем этим механизмом целиком в область психики.

Если мы возымели дерзость говорить о психическом питании, то почему не заговорить об оплодотворении?

Если действительно отмечаются излучения «мыслящего мозга», и не только отмечаются, а измеряются, словом, если это есть нечто материальное, способное распространяться в пространстве и взаимодействовать со встречающимся на пути, то не похоже ли непреодолимое желание передать свою мысль, свой восторг другому человеку на непреодолимое желание только что описанного инстинкта продолжения рода?

Не в том ли тут дело, что у человека есть потребность передать мысль или чувство, так сказать, заразить, и даже привить другому свое психическое «Я»?

И в другом, «оплодотворенном» таким образом, начинается после этого внутренняя работа, создание нового «существа», новой мысли.

Зачем живописец пишет картину, зачем скульптор долбит свой мрамор, писатель корпит над романом, философ над трактатом, ученый над исследованиями и, наконец, актер над своим упрямым актерским инструментом?

Не проще ли не волноваться, не страдать зря, а ограничиться тем, что помечтал и пофантазировал на свободе? Я говорю, конечно, не о ремесленниках, а о художниках, которые не могут не писать, не изображать, не петь, не играть.

Зачем птица строит себе гнездо, зачем кладет яйца, зачем сидит на них, зачем выкармливает своих птенцов, зачем защищает от страшных хищников, рискуя жизнью?

Есть дети не только физические, а и психические — недаром художник, ученый, мыслитель, изобретатель говорят о родовых муках творчества, недаром такие выражения, как «это — мое детище»!

Разве не страдают в заключении за идею? Разве не умирают, защищая от «диких хищников» свою плоть от плоти, кровь от крови, мысль от мысли?

Держат в тюрьме великого Галилея: как он смел утверждать, что земля вертится! — убеждают, требуют, стращают, склоняют к отречению. И при всем честном народе, прочитав через силу продиктованную ему галиматью, инстинкт

матери, видящей, как гибнет ее ребенок, заставляет его собрать все свои последние силы и крикнуть: «а все-таки она вертится!»

И этот инстинкт у наиболее значительных особей куда сильнее инстинкта самосохранения.

Это инстинкт «размножения» и «продолжения рода» человеческой мысли. И не будь его... что бы было?

Всё, что называлось мною «отдача», «самовыявление», «исповедь», «раскрытие себя», — не семена ли это, брошенные иногда одному человеку, иногда сотням, сидящим в театре или аудитории, иногда просто и прямо: в мир! Как книга, как картина, как статуя, как мысль, как кусок лучшей части моего психического «Я», мое детище. Рожденный мною в муках и радостях сын — останется и после меня и будет продолжать работу оплодотворения других людей, тех, что соприкоснутся с ним.

И вот:

«Я иду и бросаю золотые слова по дороге. И исполняю более того, что обещал»[3].

Дата добавления: 2015-07-26